Челюсти жизни

Челюсти жизни

© Киселева О./ko_mon, 2017 — 2018

суперобложка и обложки © MON

1.

Геннадий Наумович Цид с детства был нерешительным и робким. В младших классах дети дразнили его Крокодилом, но невзрачный мальчик в очках ничем не походил на харизматичного героя популярного мультфильма. Гена был стеснительным ребёнком и никогда не лез на передний план. Учителя его не особо замечали, как, впрочем, и родители, всецело поглощённые своим младшим сыном Боренькой — шумным баловнем, умевшим быть в центре внимания. Гена сначала обижался на прозвище, а потом привык.

В старших классах, в новой школе, к нему прилипла кличка Геноцид, но ему уже было всё равно. На фоне развода родителей и их последующих новых браков любое прозвище казалось несущественным пустяком. В отличие от практичного ласкового Бореньки, Гена так и не сумел наладить отношения ни с отчимом, ни с новой женой отца.

Едва поступив в институт (под давлением матери), он максимально дёшево снял комнату в коммуналке на окраине и начал жить отдельно, как сумел. Пытаясь быть самостоятельным, Гена хватался за любую возможность подработать, не гнушаясь и не вполне законными способами. Но денег катастрофически не хватало.

С отцом, занятым новой семьёй, он практически не виделся. В первый год самостоятельной жизни Гена периодически навещал мать, всякий раз выслушивая привычные упрёки в том, что неважно выглядит, плохо питается и уныло отвечал на ритуальные вопросы об учёбе, понимая, что его не слушают. Во время визитов отчим его подчёркнуто терпел, а Боренька держался вызывающе и весело хамил старшему брату, словно давая понять: мы тут одна семья, а ты-то кто? Со временем Гена стал бывать там всё реже, а потом и вовсе перестал, предпочитая звонить матери пару раз в месяц.

Куда чаще он бывал у своего дядюшки Льва Семёновича Быдловайского, где наслаждался семейным уютом, вкусными тётушкиными пирогами и играл с кузеном Артуром, которому искренне симпатизировал. Гене казалось трогательной детская серьёзность вежливого мальчика, а его неожиданные выдумки забавляли, создавая смутное ощущение, что всё скоро изменится к лучшему.

Дядюшка всей душой сочувствовал своему незадачливому племяннику, попавшему в столь тяжёлое положение, и через знакомых своих знакомых пристроил его помощником (а по сути — мальчиком на побегушках) в фирму "Фьючерз-Маркет". Место, вроде бы, прибыльное и (что немаловажно!) со свободным графиком, дающим возможность продолжать учёбу.

2.

Владелец фирмы, Вадим Вадимович Дуйкин, хозяин мини-рынка, нескольких ларьков и почти новой иномарки, показался Гене воплощением настоящего воротилы бизнеса. При первом знакомстве Гена сильно смущался, краснел и мямлил, но, как ни странно, неловкий стеснительный студент своим наивным восторгом и архаичной вежливостью, ставшей уже редкостью тогда, в начале девяностых, вызвал у Дуйкина доверие. Цид был принят.

Должность предполагала выполнение мелких поручений самого главы "Фьючерз-Маркет" и всех в офисе, кому вежливый юноша попадался на глаза. Он работал с обеда и до поздней ночи, без выходных, получая 200$ в месяц, лично выдаваемых ему воротилой мелкой розницы (когда в рублях, когда в валюте, но чаще — рублями).

Гена почувствовал себя сказочно богатым. Он стал позволять себе прежде недоступные лакомства (отдавая предпочтение шоколадным батончикам), покупал подарки Артуру и постепенно пополнял гардероб, опираясь на широкий ассортимент маленьких сомнительных лавчонок, торгующих турецким и китайским контрафактом.

Чутьё Дуйкина не подвело — работником студент оказался хорошим. Он старательно выполнял все поручения, был внимателен к деталям, безропотно задерживался допоздна и с энтузиазмом соглашался работать в праздники. Довольно скоро Вадим Вадимович начал доверять Гене настолько, что сделал его своим личным помощником и, дабы всегда иметь под рукой расторопного подчинённого, вручил ему пейджер.

В офисе "Фьючерз-Маркет" каждый вечер шла приёмка выручки всех торговых точек. Деньги приносили в мешках и ящиках из-под товара, неопрятные смятые купюры сортировались по номиналу и взвешивались на весах. В тот же вечер или рано утром следующего дня, тюки стремительно обесценивающихся бумажек спешно отвозили менять на стойкие к инфляции доллары. Гену к этому священнодействию розничной торговли не подпускали — доверие острожного бизнесмена не простиралось столь широко. В ежедневном денежном ритуале принимали участие сам хозяин, бухгалтер и мадам Дуйкина, своей злобной мелочной подозрительностью запугавшая весь персонал предприимчивого супруга.

Эта невзрачная женщина какой-то фанатичной искренней жадностью и подавляемой внутренней истерикой, клокотавшей по ту сторону глаз, похожих на стекляшки дешёвой бижутерии, пугала Гену даже больше, чем появлявшиеся примерно раз в месяц представители ООО "Лютик" — так называемой "крыши" бизнесмена Дуйкина.

3.

Они всегда приходили парой: округлый, похожий на пупса-переростка Жора и бравый молодец, отзывавшийся на кличку "Мыша". Жора, несомненно, был мозгом тандема, а Мыша — силовой составляющей.Образ "серьёзных людей" подчёркивался Жориным важничаньем, натужной имитацией раскованности и деланно невозмутимым выражением лица, прилежно скопированным из голливудского кино про мафию. В сочетании с поросячьей розовой щекастостью Жоры, это производило комичный эффект, но почему-то никто не находил его смешным. Унылый конопатый Мыша, казалось, был всецело поглощён некими процессами в своём могучем организме, глядя перед собой глазами, по выразительности уступавшим дырам от пуль в стене.

Гена, наслышанный от персонала о бандитской сущности визитёров, старался на всякий случай не попадаться им на глаза, в чём, благодаря природной подвижности, немало преуспел.

Проработав полтора года, Гена, было, собрался бросить постылый институт, мешавший ему полностью окунуться в волнующий мир рыночных отношений, но, дрогнув под напором дядюшкиных увещеваний о важности высшего образования, с горем пополам сдал сессию. Наступившие каникулы позволили ему работать уже с утра до поздней ночи.

4.

А в карликовой империи "Фьючерз-Маркет" тем временем происходили перемены.

Вадим Вадимович Дуйкин, одержимый амбициозной идеей обретения родового гнезда, присматривал себе что-то основательное. Обласканный рукой рынка солидный бизнесмен не хотел довольствоваться самостроем из бруса в пригороде. Он тяготел к историчности каменных строений, втайне мечтая о дворцовом великолепии, или, на худой конец, о торжественности сталинского ампира.

Ему повезло выгодно приобрести здание 1930-х годов годов постройки с коринфскими колоннами, толстенными стенами, со сводчатым потолком, обильно украшенным лепниной и мозаичными полами. Вся эта архитектурная феерия дополнялась романтичной липовой аллеей, ведущей к главному входу с портиком. Роскошь мраморной лестницы подчёркивалась отполированными до шёлкового блеска благородно потемневшими перилами и обрамлёнными лепниной небольшими нишами в стенах, в которых практично размещались светильники. От высоты потолков захватывало дух, а резные увесистые двери с медными ручками внушали уважение.

Безусловно, определённая изношенность строения предполагала дорогостоящий капитальныйремонт, но счастливый владелец уже грезил надписью на фронтоне "В.В. Дуйкин" и сожалел о невозможности приписки "эсквайр".

То, что здание всегда было общественной баней, нового собственника не смущало, а автономную котельную прежнего народного дворца гигиены домовитый Вадим Вадимович счёл дополнительным бонусом.

В офис зачастили архитекторы из проектной фирмы "Дом&Усадьба" для длительных обсуждений приятных хлопот по обустройству будущего поместья. Гена с любопытством поглядывал на самоуверенных архитекторов и даже немного ревновал к ним хозяина, но, понимая, что наёмники творческого труда — явление временное, не слишком волновался. Тем не менее, он стал проявлять ещё больше усердия, доказывая свою незаменимость.

Куда большую озабоченность архитектурный ажиотаж вызвал у представителей "крыши". Прознав о грандиозных планах своего подопечного, бдительный Жора заподозрил недопустимое утаивание прибыли, определённый процент которой он забирал во время ежемесячных визитов.

И, ведь, не ошибся! Плоды тройной бухгалтерии мятежный крышуемый прятал у себя в офисе, в кладовке с фальшивой стеной из фанерного щита, призывающего хранить деньги в сберегательной кассе. Презрев архаичный совет линялого обломка былых времён, Дуйкин разместил за щитом сейф, где и лежали результаты финансовой эквилибристики, надёжно укрытые от чужих глаз. Этот тайник Вадим Вадимович создал сам. Ни одна живая душа (включая бухгалтера и супругу) не догадывалась об истинном назначении захламлённой коробками из-под бананов, облезлыми швабрами и прочей рухлядью жалкой комнатёнки.

5.

Жилой дом, приютивший в своём подвале офис "Фьючерз-Маркет", был куда старше и самого торгового предприятия, и новых рыночных реалий, да и самого Дуйкина. Время от времени облупившийся реликт преподносил какой-то сюрприз в виде рухнувшего балкона или отвалившейся водосточной трубы.

Очередная бытовая катастрофа случилась ночью — канализационная труба дала течь. Наутро пришедших встретила огромная зловонная лужа в коридоре. К счастью, ни складские помещения, ни кабинет владельца, ни заветная кладовка не пострадали. Общими усилиями последствия протечки были ликвидированы, но запах держался стойко.

Необходимость смены штаб-квартиры торгового предприятия (на которой супруга владельца настаивала уже давно) стала очевидной. Дуйкину было до слёз жаль расставаться с замечательным тайником, но, как верно заметил бухгалтер фирмы, "коммунальная стихия внесла свои коррективы". Договориться об аренде нового офиса в квартире в этом же доме удалось быстро, и с переездом затягивать не стали.

В судьбоносный день Вадим Вадимович приехал в офис раньше всех, заперся в кладовке и старательно упаковал в две коробки из-под бананов накопленные за годы махинаций тайные сбережения. Он перетащил клад в личный кабинет и запер в шкафу. С раздражением ожидая прихода персонала дармоедов, хлопотливый кузнец своего счастья неуклюже сваливал папки с бумагами на стол.

Первым, как обычно, появился Цид, за ним подтянулись и остальные. Переезд начался.

К обеду успели перетащить всё основное, оставались только хозяйский кабинет и кое-что по мелочи. Выгнав всех обедать (с выдачей щедрых кормовых — к немалому удивлению персонала), уставший до изнеможения Вадим Вадимович, кряхтя вытащил из шкафа заветные коробки.

Сокровище оказалось неожиданно тяжёлым для измученного бессонной ночью рыхлого Дуйкина. Отдуваясь и пытаясь втянуть мешающий живот, он балансировал неухватистой коробкой, на которую для конспирации навалил папок с бумагами. Потеющий от усилий хозяин искренне обрадовался вернувшемуся с полдороги Гене (обедать Гена не привык: пустая трата денег, да и вообще как-то по-детски, лучше уж вечером основательно отужинать). С непередаваемым облегчение Вадим Вадимович передал свою нелёгкую ношу, оттянувшему ему все руки (вопреки известной пословице).

Тщательно заперев зловонный подвал, они вместе поднялись в новый офис, где Дуйкин хитро спрятал коробку в одном из стенных шкафов, заботливо укрыв её гениными ветровкой и сумкой. За второй частью ценного груза они тоже отправились вместе,дотошно заперев новый офис под невнятную бормотню Вадима Вадимовича о невероятной документально-административной важности только что принесённого.

Однако перенос второй части тайника пришлось отложить — у дверей старого офиса их поджидал бухгалтер с неприятными новостями об отказе в выдаче очередного кредита для "Фьючерз-Маркет". И пока хозяин сетовал на несправедливость мира, Гена, воспользовавшись передышкой, отлучился по нужде.

6.

Неожиданное появление Жоры и Мыши стало громом с ясного неба для раздражённого Дуйкина и вяло оправдывающегося бухгалтера.

Уверенный в неопровержимости утаивания полагающейся мзды, Жора явился получить своё по праву. Всю последнюю неделю он накручивал себя, делясь с напарником подозрениями, в процессе обсуждения превращавшимися в неопровержимые доказательства вины. Мыша, выходец из семьи потомственных преступников (и даже рецидивистов), крайне болезненно воспринял услышанное. Столь наглое попрание понятий, бывших для него воплощением единственно верной системы отношений и вселенского закона вообще (и кем?! лохом! ларёчником!), вызывало у Мыши необоримое желание стать мечом, карающим зарвавшегося беспредельщика. Изо всех сил пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость, он уже дошёл до точки кипения, и для детонации мегатонного гнева достаточно было любого пустяка. Психопат Жора тоже был настроен решительно.

Потеющий сильнее обычного, побелевший Дуйкин метнулся загородить сокровище, но Жора оттеснил его за стол, визгливо душа базаром рамсы попутавшего любителя крысятничать. Под градом резонных обвинений перепуганный до истерики Дуйкин неожиданно нагло отмёл все обвинения, утверждая, что ни Дед, ни Кабан (непосредственные хозяева "сладкой парочки быков", как напомнил Вадим Вадимович) не имеют претензий к надёжному партнёру, своим многолетним сотрудничеством (зачастую себе в убыток!) доказавшему верность всем договорённостям.

Упоминание высших инстанций мира теневых услуг, да ещё и в столь уничижительном ключе, окончательно взбесило амбициозного Жору. Он, копируя любимого киногероя, выхватил пистолет натренированным перед зеркалом движением и заорал:

— Ты чё быковать тут будешь?! Хлебало завали, петух полуопущенный!

При виде оружия, враз обезумевший от ужаса бизнесмен зачем-то дёрнул на себя стол (словно одеяло, спасающее от всех кошмаров), обрушив на пол всё — и папки, и заветную коробку, лопнувшую при падении и явившую взорам доказательства некоего вероятного утаивания.

Бухгалтер, всё это время дрожавший в углу, охнул, а Жора заорал:

— А-а-а! Накрысятил!

Снова услышав ненавистное слово, столь неприятно коррелирующее с его погонялом, апологет понятий лишился последних остатков самоконтроля и расстрелял всю обойму, чуть не задев напарника. В наступившей тишине Мыша доблестным Ланселотом взирал на поверженную низость крысятничества, истово веря, что сделал мир лучше.

Жора, вытаращил глаза на показавшего себя с новой стороны соратника и резюмировал: "Вот и поговорили". Ситуация нравилась ему всё больше и рисовала весьма интересные перспективы.

Пока Мыша, споро собирал разлетевшиеся тугие зелёные пачки в надорванную коробку, мозг новорождённого союза серьёзных людей позвонил Деду, дабы договориться о встрече, обещаясь подъехать "с подарочком".

Убирая телефон в карман, он спросил своего героического друга:

— У тебя калаш с собой?

— В багажнике. И гранаты ещё, с прошлой стрелки остались — безмятежно ответил тот, легко подхватив их общий неожиданный гостинец удачи.

— Ну чё, пошли к успеху, — бодро заявил Жора.

И они пошли, по пути заглянув в пустые помещения разорённого переездом офиса фирмы "Фьючерз-Маркет", разом лишившейся высшего руководства.

7.

А как же Гена? Выйдя из туалета, он чуть было не сунулся в кабинет хозяина, но услышав голос Жоры, рефлекторно юркнул в первую попавшуюся дверь, по иронии судьбы — дверь хитрой кладовки, хлам из которой решили вынести на помойку в самом конце. Укрывшись за свалкой коробок и ящиков, вплотную к назидательному щиту, он слышал всё происходящее в соседнем помещении.

Изначально пугающий скандал, затеянный страшными людьми, по мере нарастания вверг Цида в состояние животного ужаса, а последовавшая стрельба и вовсе лишила его способности думать. Он присел, сжался в комок и окаменел.

Когда всё стихло, он на четвереньках выбрался из спасительной кладовки. В полу-приседе, согнувшись, прокрался в кабинет, при виде тел тихо заскулил, попятился, споткнулся и упал на пол рядом с лужей крови. От запаха бойни животный ужас отступил, сдавшись отупению без боя. Без единой мысли, как автомат, стараясь не наступить в страшную лужу, Гена на всех четырёх конечностях пробрался к связке ключей от нового офиса, отлетевшей в угол. Завладев ключами, он опрометью бросился наверх за ветровкой и сумкой.

Автоматически прихватив коробку, важность которой впечаталась в подсознание, он, как робот, промаршировал до остановки и ввалился в удачно подошедший трамвай. Словно раненое животное, бегущее спасаться в родной норе, он ехал домой, глядя невидящими глазами в мутное окно и крепко прижимая к себе коробку, укрытую ветровкой, не понимая, что он делает и зачем.

Добравшись до комнаты, заперев все замки и подперев дверь стулом, Гена шмыгнул под кровать и только тут перевёл дух и заплакал. Наревевшись, он свернулся калачиком и незаметно для себя уснул.

Он проснулся через час от чудовищного кошмара, в котором монструозный Жора выламывал хлипкую дверь его ненадёжного убежища и оглушительно палил из огромного сверкающего револьвера. Ещё не проснувшись, Цид выскочил из-под кровати, гальванизированный ужасом. Он дрожал и вслушивался в мирную тишину пустого дома, разглядываякоробку с надписью "Эквадор", почему-то стоящую посреди комнаты. Память, блокированная шоком пережитого, выдала смутное ощущение поездки в трамвае в обнимку с загадочным грузом.

И только разорвав скотч и увидев пачки знакомых купюр, он вспомнил. Все события чудовищного дня взорвались там, за глазами, с пугающей чёткостью каждой мелочи, вплоть до запахов и тактильных ощущений. Это потрясло его столь сильно, что будь Гена героем голливудского фильма, его бы вырвало. Но он был обычным жителем России эпохи больших потрясений и обошёлся без излишней физиологичности.

— Накрысятил, — сказал он неожиданно тонким детским голосом и неуклюже выматерился.

Непотребное богатство всё кардинально меняло, неоспоримо доказывая: теперь его будут искать и, безусловно, найдут. Понимание неизбежности такого финала снова отключило разум, оставив рефлекторную команду "Бежать!".

Он заметался по комнате, заталкивая в большой старый рюкзак, с которым переехал от матери, всё, что подвернётся под руку. Простые движения и вид привычных вещей вызвали внезапный прорыв сознания: его же там не было! И ничего этого не было!

Но коробка с глумливой жестокостью подтверждала — было. Гена вытряхнул содержимое рюкзака и, уничтожая свидетельство своей причастности к трагедии бойни в подвале, спрятал пачки на дне, завалив их вещами. Туда же он затолкал и куски коробки, разорванной с нечеловеческой яростью. И, едва не забыв свои документы, бросился в бега.

* * *

На случайных трамваях и автобусах, с пересадками (исподтишка поглядывая в окно, ожидая погони), он добрался до окраины города, долго шёл по трассе, пряча лицо под козырьком бейсболки, и уже затемно поймал попутку, тронув сердце дальнобойщика своим жалким видом. Он не знал куда бежит, главное — оказаться как можно дальше от зловещей яркой лужи, миазмов пыли и невыносимой мясной свежести, от треска выстрелов и от страшных людей, чьё появление неизбежно, как ни беги.

В экстазе ужаса ему так и не пришла в голову самая простая мысль о том, что ни Жора, ни Мыша даже не догадывались о его существовании.

На попутках, электричках и автобусах он уезжал всё дальше от зловонного подвала, не решаясь купить билет на самолёт или поезд. Да и денег было в обрез. Про плотные пачки в рюкзаке он из всех сил забыл, но подсознательно не касался их, роясь в вещах.

Через несколько дней из какого-то городка, название которого он так и не узнал, Гена позвонил квартирной хозяйке, наврал ей о срочном отъезде к несуществующим родственникам и осторожно выведал, что о нём никто не спрашивал, и никто к нему не приходил.

Оторвался! От облегчения он чуть не разрыдался. Впервые он снял номер в маленькой полупустой гостинице, долго медитировал под еле тёплым душем, смывая с себя страх и усталость, и спал на кровати. Проснувшись почти через сутки, он впервые нормально поел, испытывая несказанное наслаждение от вкуса и запаха еды.

8.

То, что Цида не искали, объяснялось довольно просто — в суматохе о нём никто не вспомнил. За всё время работы он так ни с кем и не сдружился, сосредоточившись на выполнении хозяйских поручений, как правило, вне офиса.

Вернувшиеся с обеда (и чудом разминувшиеся с уехавшим на трамвае Геной), работники осиротевшего "Фьючерз-Маркет" вызвали милицию и дозвонились до мадам Дуйкиной. Оформленные официально остались, остальные разбежались, как мыши. Прибывшая раньше милиции вдова и перепуганный персонал, движимые любопытством ажиотажа общей беды, изрядно затоптали место преступления, уничтожив следы и убийц, и невольного свидетеля.

Версию ограбления следственная группа отмела сразу: и вдова, и персонал подтвердили, что ничего не пропало — вон, даже дорогие часы на руке покойного остались нетронуты. Предположение о семейно-бытовом характере убийства завяли на корню после недолгой беседы со вдовицей, искренне скорбящей о крахе идеи семейного гнезда. Общую мысль первым озвучил Слава Продай, самый молодой из следователей: спор хозяйствующих субъектов. Эта версия и стала рабочей.

Давлением эмоциональных манипуляций следователи смогли выжать у вдовы информацию о "крыше" убитого бизнесмена, но раскрыть дело так и не удалось.

Случившееся в тот же день наглое убийство преступного авторитета Деда (наделавшее немало шума и давшее начало войне мафиозных кланов) и загадочное убийство главы страхового общества "КАПро-лит" Кабанюка А.П. (чьё тело преступники бросили свиньям в свинарнике на соседней ферме) оттеснили на задний план банальный рыночный конфликт.

Со временем дело перекочевало в архив.

9.

Оставаясь в счастливом неведении, Цид наслаждался первым днём вновь обретённой свободы. Он почти успокоился и даже подумывал вернуться. Но вечером того же дня тревожные новости настигли беглеца. Из газет, купленных для маскировки обременительной тайны рюкзака, Гена узнал об убийствах Деда и (как он верно угадал) Кабана.

Обсасывая волнующую тему криминального бизнеса, журналисты выжимали из неё по максимуму, не скупясь на красочные эпитеты и отпустив вожжи тощего мерина фантазии. Версий было много — одна смелее другой.

Некий борзописец невнятно намекал на причастность тайного общества отставных прокуроров, взявших правосудие в свои руки. Другой с презрением отметал теорию о пенсионерах-линчевателях, педалируя тему передела собственности. Третий настаивал на сексуальной подоплёке, живописуя вымышленные детали с пылом, вызывающим сомнения в его психическом здоровье. Была и версия о ритуальном характере убийств, и неумело перевранная классическая конспирологическая теория о золоте мафии. Кого только ни обвиняли в скандальных убийствах… Лишь Снежный Человек и инопланетяне пока оставались вне подозрений.

В отличие от мастеров печатного словоблудия, Гена догадывался об истинных виновниках произошедшего. Понимание наполнило ужасом и тошнотой. Он вдруг увидел мир таким, какой он есть. И в этом мире ему места не было.

Едва дождавшись утра, он вновь пустился в бега. С автовокзала он позвонил матери, сказал ей, что уехал в другой город в поисках лучшей доли, выслушал взрыв праведного материнского гнева, вызванного тем, что с ней не посоветовались заранее, а лишь поставили перед фактом, рассеянно признал свою неблагодарность, вяло согласился с тем, что чужие дети несравнимо лучше его, пообещал нормально питаться, не предаваться разрушительным порокам и звонить.

Куда труднее оказался разговор с дядюшкой, искренне огорчённым отъездом племянника. В конце мучительного разговора Гена и дядюшке пообещал звонить и отправился на автобус.