Чердачник

— А бабку мою чердачник сожрал, — весомо сказал Карька.

Мы сидели на чердаке и смотрели, как кружатся пылинки в солнечных лучиках.

— Брешешь! — дав петуха от волнения, вякнул Пыжик.

— Чтоб мне повлазило! — Карька степенно потер нос.

Он не горячился, не частил, как обычно, что убеждало нас в его словах получше божбы. Мы боязливо оглянулись на темный зев чердачного люка и, словно невзначай, теснее прижались друг к другу.

— Подобрался со спины, когда она отдохнуть на чердаке присела, когти выпустил и ка-а-ак прыгнет ей на спину.

— Тише! — Пыжик затрясся от ужаса, но мы уже и сами услышали.

Скрипнула лестница, мазнула по стене легкая тень, заслоняя солнечный свет.

Пыжик тоненько заскулил от ужаса.

— В окно надо! — Карька, неизвестно как оказавшийся рядом, жарко зашептал мне в ухо. — Сожрет ведь!

— Ты что, дурак?! Разобьемся! — я тоскливо оглянулся на битое чердачное окошко в надежде разглядеть мать сквозь мельтешение березовых листьев.

Умирать, едва узнав, что такое жизнь, было не страшно, но как-то очень обидно. Первая весна все-таки!

Доски весомо скрипнули, прогнувшись под тяжелым телом, и мы заверещали все разом.

Карька не соврал. Чердачник был раз в десять больше нас всех. Черный, с непропорционально большими глазами. От него веяло такой потусторонней жутью, что я разом ослеп и оглох.

Взметнулась пыль и соломенное крошево, заслоняя от меня часть картинки. Рядом кто-то надрывно голосил на одной ноте, а я, как завороженный, смотрел в огромные желтые глаза, не в силах двинуться.

— Бежим, придурок! — заорал Карька и двинул меня по уху, приводя в чувство. Мыльный пузырь потустороннего ужаса лопнул.

— Разобье… — Пыжик замолчал на полуслове, видимо, тоже прилетело от Карьки.

«Выживу, дам сдачи», — жарко пообещал я себе.

Мы столкнулись плечами у окошка. Высота под нами дышала ужасом, но скрип когтей за спиной решил дело. И я прыгнул.

Воздушный поток скомкал и швырнул меня в сторону, помогая разминуться с веткой дерева. Земля вдруг оказалась совсем рядом. Я растопырился, заверещав от ужаса, и полетел.

Узкие черные крылья, еще куцые и слабые, уже держали, перебирая воздушные потоки. Заорав от радости, я рванулся вверх, в синюю бездонную высь, где едва заметными черными галочками уже парил Карька и матерящийся Пыжик.

Чердачник сидел на окошке, обвив ноги пушистым хвостом, и щурил на солнце желтые глаза. Мне почему-то казалось, что он улыбается.