Череп Дедушки Мороза

Череп Дедушки Мороза

Дед Мороз был не то, чтобы стар, но и немолод. Пятьдесят шесть – не лучшее время, чтобы начинать строить карьеру. А Снегурочка была еще довольно молода – двадцать пять лет.

Но хандра у обоих была одинаковая.

Николай Иванович десять лет назад пришел в этот театр на возрастные роли. Его с юности, сразу после театрального училища, носило по необъятным просторам, по провинциальным театрам, потому что получить роль Отелло в столице – задача невыполнимая, а в том же Ключевске, например, было бы вполне реально. Он гонялся за ролями, пока не понял – в Ключевске и ему подобных городках никто и никогда не будет ставить Шекспира, да что Шекспира – Островского не возьмут в репертуар, потому что драматургическая классика – громоздкая, в каждой пьесе чуть ли не три десятка ролей.

Мечты остались мечтами, но череп, купленный для «Гамлета», Николай Иванович упорно возил с собой, и даже когда окончательно осел в Протасове, когда смирился с тем, что ему предстоят, как в старину говорили, только роли «благородных отцов», с черепом он не расставался. И очень он любил проходить главные роли репертуарных спектаклей в присутствии черепа – тот ему беззвучно реплики подавал и безмолвно его одобрял.

Наташа Белозерская попала в протасовский театр, потому что ее пригласил режиссер Кучерук. Он увидел девушку в роли Офелии в студенческом спектакле и понял, что эта худенькая беленькая девочка с огромными грустными глазами очень хорошо впишется в «Маленькие трагедии», она просто создана для роли Доны Анны. Как оказалось, Наташа была режиссеру нужна для одной-единственной этой роли, и что с ней делать дальше – он не знал, хотя из труппы не гнал и скромную зарплату она получала регулярно.

А поскольку артисты – люди уязвимые и чувствительные, обидеть их легко, Наташа стала считать себя безнадежной неудачницей. И в самом деле – звездных ролей нет, своего жилья нет, мужа нет, постоянного сердечного друга – нет, богатого папика – нет… Денег, конечно, тоже нет.

Как известно, у актеров есть не так много способов пополнить кошелек, но самый надежный – «елки». Позовут ли сниматься в сериале – неизвестно, а Новый год наступает регулярно, и в течение полутора недель услуги Деда Мороза и Снегурочки очень востребованы. Конечно, если заранее подсуетиться и набрать заказов.

Николай Иванович для «елок» имел красный тулуп, шапку, посох с лампочками, валенки, бороду и постоянную Снегурочку – артистку Валентину Кирюшкину. Но Валентина наотрез отказалась от этой роли после того, как в детском садике ее опознала внучка и кинулась к ней с криком: «Бабуля!» Когда Николай Иванович уговорил пойти в Снегурочки Наташу, Валентина продала ей полный прикид для этой роли и пожелала удачи. Взяла, кстати, недорого – не тот товар, который вообще легко продать.

С 20 декабря до православного Рождества артисты носились по «елкам». Репертуарных спектаклей никто не отменял, но Наташа была занята только в «Маленьких трагедиях» и в странном спектакле по пьесе никому не известного драматурга Веремейчика, а это – не праздничный репертуар. Николаю Ивановичу было сложнее, но он ухитрился набрать заказов в основном на дневные выступления.

Самый трудный заказ был как раз на новогоднюю ночь. С одной стороны, оплата – по максимуму, а с другой – заказчик требовал две программы, для деток и для взрослых. Была и третья сторона дела – работать предстояло в загородном особняке, примерно в пятнадцати километрах от Протасова. Николай Иванович договорился так: ему с Наташей заказчик оплатит такси до особняка, а обратно повезет шофер заказчика.

Они должны были вернуться в город приблизительно в половине двенадцатого и оба успевали к новогоднему столу: Наташа договорилась с подружками, а Николай Иванович с соседями.

Однако новогодняя ночь отличается капризами и причудами…

*

Николай Иванович и Наташа ехали работать в самом скверном настроении. С одной стороны, оба устали. На 1 января, к счастью, заказов не было, и они могли хотя бы выспаться, но потом – опять гонка, по три-четыре выступления в день, да еще в разных концах города. Для Наташи это были первые «елки», и у нее голова пошла кругом…

А с другой стороны – оба, Дед Мороз и Снегурочка, разом задумались и своем беспросветном будущем. Дорога к особняку этому способствовала – она, безукоризненно прямая, пролегала через бескрайнюю белую равнину. И уж до того унылой была эта равнина – ну хоть волком вой…

Потом начался лес. Вообще-то зимний лес хорош, но – днем, особенно солнечным днем. А ночью, скверно освещенный автомобильными фарами, просто не позволял себя разглядеть.

Километров через пять снова было пустое пространство.

- А вон, видите, вон там – ваш особнячок, - сказал таксист. – Я тут однажды уже бывал, знаю, где ворота. И все окна светятся…

Деда Мороза и Снегурочку встретил крепкий парень, видимо – охранник. Он расплатился за доставку ценного груза и спросил:

- Столько хватит?

- Нормально, - ответил шофер. – Ну, с наступающим.

Дед-Мороз и Снегурочка по широким, тщательно выметенным ступеням вошли в холл. Свою сумку Николай Иванович нес сам, сумку Наташи забрал галантный охранник. Артисты были уже в полном сказочном прикиде, оставалось только надеть головные уборы. У Наташи это была маленькая голубая шапочка, отороченная белым фальшивым мехом, у Николая Ивановича – здоровенный красный колпак с отворотами, который нахлобучивался поверх белоснежного парика. Парик был особый – с вырезанной посередке дыркой, побольше чайного блюдца, чтобы голова не потела и волосы не портились.

В комнате, куда их привели, уже были приготовлены коробки с призами для детей и для взрослых, на столе стояли бутылки с минералкой, там же – кофеварка и чашки. Все в соответствии с договором – правда, устным, но хозяин дома был человек порядочный.

Дед Мороз и Снегурочка откатали детскую программу, отдохнули, откатали взрослую программу. В их комнату принесли два подноса – этого ужина хватило бы на шестерых. Еще на подносах были пустые пластиковые контейнеры – на случай, если артисты пожелают взять с собой тигровых креветок и корзиночек с черной икрой. Артисты сперва напустили на себя гордый вид. Потом подумали – и пожелали…

Наташа ела и вздыхала о том, что после дешевого шампанского с подружками вернется в съемную однокомнатную квартиру, которая сжирает все ее доходы, и ляжет в постель, и начнет распределять сегодняшний гонорар, остальные «елочные» деньги она уже распределила, и как же это скучно, как уныло… и даже нельзя принести котенка – квартирная хозяйка запретила… вот был бы котенок – улегся бы у изголовья и намурлыкивал песенки…

А Николай Иванович думал, что вот вернется от соседей малость выпивши, в прекрасном настроении, и устроит себе праздник – сам с собой вслух сыграет сцену, где Гамлет держит на ладони череп бедного Йорика. И другие любимые сцены, которые знает наизусть… и будет новогодний праздник, хотя и без зрителей…

Где-то вдали череп Йорика безмолвно согласился и сообщил, что ждет.

Пришел хозяин дома, вручил два конверта. Сказал, что там бонус – потому что детишки очень довольны. Потом заглянул веселый налысо обритый парень.

- Привет, я Гоша, собирайтесь, отвезу, поедем с ветерком, чтобы мне к курантам и к президенту успеть, - сказал он. – И вам тоже.

Новогодняя речь президента и бой курантов были абсолютно обязательны; казалось, без них Новый год не наступит.

- Красиво живут миллионеры, - заметил Николай Иванович.

- А то!

Наташа и Николай Иванович, набив сумки деликатесами, сели в машину – опрятный, без выпендрежа джип. Гоша вывел его в ворота, погнал к лесу, а вот посреди леса резко затормозил.

- Слышали? Нет, вы слышали?.. – спросил он. – Ой, мамочки… Это что же?..

Поперек дороги лежало рухнувшее дерево.

- Хорошо, я услышал, как оно затрещало… Придется возвращаться! Сами ведь с места не сдвинем.

Освещенное фарами дерево не показалось Николаю Ивановичу слишком большим и толстым.

- А давай попробуем, - предложил он и вылез из джипа.

- Я тоже помогу, - сказала Наташа.

- Очень странно, - пробормотал Гоша, разглядывая комель. – Как-то больно ровно он обломался… Попробуем втроем взяться за ветки и отвести ствол в сторону – как стрелку на часах… Взялись? Тянем на себя. Ну, разом – и-эх!

Тут раздался свист.

Это был сильный, долгий, переливчатый свист, гуляющий по лесу и задевающий лапы елей так, что с них слетает снег Наташа даже присела, зажав руками уши.

- У-ху-ху-ху-хууу! – прогремел голос.

- Ау-ау-ау! – ответил другой.

Совсем близко заскрипел снег, и на дороге вдруг оказался вставший на задние лапы медведь.

- Ты, парень, вот что – ты домой ворочайся, - сказал медведь и помахал лапой перед Гошиным лицом. Гоша бросил толстую ветку, за которую держался, и молча полез в джип. Николай Иванович попытался его удержать, но он стряхнул с плеча руку артиста.

Медведь подошел, принюхался и выдернул из джипа обе сумки – Николая Ивановича и Наташину.

- Вот теперь езжай, - велел медведь. – Мы тебя знаем, от нас тебе вреда не будет. А гостей ты до ихних домишек довез.

- Это же гипноз! – воскликнула Наташа.

- Какой еще гипноз, я ему глаза отвел, - объяснил медведь. – Он на вас смотрит – и не видит, очень просто, невелика наука. Идем, краса-девица. И ты, дедушка, - с нами.

- Никуда я не пойду! – закричала перепуганная Наташа.

- Добром не пойдешь – я тебе глаза отведу. Ну-ка, садись в санки…

Оказалось – низкие санки стоят у самой обочины, сиденьем – к дороге. Пришлось сесть – как бы хуже не вышло. Медведь устроился спереди и крикнул:

- Сивка-бурка, пошел!

И под пронзительный свист сани сорвались с места, понеслись по тропе со скоростью непостижимой. Вдруг сивка-бурка замедлил бег.

- Чуете, дымком потянуло? – спросил медведь. – Вот и жилье. Вот и крылечко. Поднимайтесь, будьте гостями в моем дому! Федотко, чадушко, освети дорожку! Любимко, прими скотину, распряги да отпусти в лес. У лосей тоже сегодня праздник… Матушка, принимай гостей!

На крыльцо вышла медведица – поскольку за ее спиной была распахнутая дверь, и в дверном проеме – свет, артисты видели только темный силуэт, прочее было смутно и невнятно.

Голос у медведицы оказался ласковый и веселый.

- А ну, ко мне, застольем моим не побрезгуйте! – сказала она. – Пирогов кушать, умных речей слушать! Сесть рядком, запивать чайком! Ерофеюшко, да тащи ты их из саней, они, вишь, так ездить непривычные.

Медведь сильными лапами поставил на ноги сперва Николая Ивановича, потом Наташу.

- Заходите, гости дорогие! – приказал он. – Да не бойтесь, не обидим…

Тут в медвежью морду прилетел снежок. И раздался звонкий хохот.

- Емелька, Игнашка, Афонька, вылезайте! Я вам Деда Мороза со Снегурочкой привез, как просили! Я к вам – с добром, а вы – снежками кидаться…

- Ой, дядька Ерофей, прости дураков! Ой, прости, вперед не будем! – загомонили детские голоса; раскаяния в них артисты, впрочем, не расслышали.

- Живо отряхайтесь, да и в избу! Пока вам от бабки Манефы не досталось…

Медведь Ерофей подтолкнул Николая Ивановича в спину, и тот пташкой взлетел на крыльцо, прямо в объятия медведицы Манефы. Наташа взбежала сама – лишь бы мохнатая лапа к ней не прикоснулась.

- Любимко, отпустил лося? Сани в сарай, да и к нам, ты с черным ящиком лучше моего управляешься! – крикнул Ерофей и вслед за артистами вошел в избу.

Она была довольна велика и полна смеющегося народу. Манефа повернулись к гостям, скинула тулуп и оказалась красивой и статной румяной женщиной лет сорока, вот только густые волосы, заплетенные в толстые косы и уложенные венцом, были совершенно медвежьего цвета.

- Вы кто такие?! – сыграв разъяренного Ивана Грозного, спросил Николай Иванович.

- Да лешие мы! Только при нужде мишками перекидываемся, - ответила Манефа. – Чтобы нам не докучали. Сейчас хозяин мой придет, он елку ладит. Говорила же ему, а он – успею да успею! Но вот и дождались – сейчас куранты бить начнут, а он все возится…

- Так, матушка, не он виноват – дядька Пахом слишком большую кадушку под елку дал, - загадочно объяснил Ерофей и повернулся к артистам лицом.

Медвежьей морды не было – а было вполне человечье, молодое, ясноглазое лицо, сверху кудлатая шевелюра, снизу не менее кудлатая борода, соответственно – тоже медвежьего цвета.

- Вы уж простите, что я вас так по-разбойничьи умыкнул, - сказал Ерофей. – Добром вы бы не согласились. А я нашим ребятишкам обещал, что в новогоднюю ночь будут у них Дед Мороз и Снегурочка. Они у племяша черный ящик утащили, туда залезли и картинок насмотрелись. А там как раз дед в красном тулупе прибаутками сыплет. Ну, им тоже подавай! Вы не беспокойтесь – уплатим, как полагается, ваших денег не держим, а из прикопанного клада золотых монет возьмем, вы ведь не откажетесь? Вот и Любимко с ящиком… Федотко! Куда запропал?!

Вошел леший-подросток, такой же кудлатый, только еще безбородый, и поставил на стол, между мисками и горшками, обычный черный ноутбук.

- Да вы не бойтесь, наши молодцы его не украли! С ними этим ящиком за работу расплатились. Один дуралей на своей самоходной телеге в речку въехал, Ерофеюшко с племяшами его вытаскивал. Он большие деньги сулил, а на что нам его деньги? Сколько надо – на грибах да на ягоде заработаем, – сказала Манефа. – Вот, ящиком расплатился.

- Было нам потом мороки трансформатор добывать и интернет налаживать, - добавил вошедший Федотко. – Хорошо, батя с Григорьичем сговорился, тот пособил…

- Григорьич тому хозяину служит, на кого вы сегодня потрудились, - сказал Ерофей. – Мы с ним дружим. Он никогда из лесу с пустыми корзинами не уходит.

Николай Иванович так помотал головой, что слетел красный колпак. Всего этого просто быть не могло! А Наташа стояла, словно окаменев.

- Ты не бойся, - шепнул ей Ерофей. – Сейчас сестрицам тебя с рук на руки сдам, они кого хошь развеселят. Если замерзла – к печке усадят… У нас, вишь, хорошо натоплено, дрова не купленные. После осенних бурь столько бурелома – успевай только тропы расчищать. Даренка, где ты там? Обиходь гостью.

Юные лешачихи выбежали к двери, подхватили Наташу под руки, и вот она уже сидела на скамье, спиной к печке, а в руках у нее были толстые серые носки крупной вязки.

- Шерсть у нас своя, мы волков по весне вычесываем и сами прядем, - объяснила Даренка. – Ты, если что, в одних носочках, без валенок своих Снегурочку изображай, валенки у тебя – одно название…

Николай Иванович стоял – столб столбом, на него налетели лешенята, хватали за кушак и рукава, дергали за бороду, пока Манефа их не отогнала.

Дверь избы отворилась, первой появилась кадушка, а в ней – елочка. Кадушку нес в охапке матерый леший.

- Скамейку давайте! – приказал он. – Посередке становите! Вот так! Девки, ну?

Юные лешачихи тут же принялись развешивать на ветках свои пестрые мониста.

- Ай, ладно! – радовалась Манефа. – Любо, любо!

Федотко меж тем притащил трансформатор, включил ноутбук и так его поставил, чтобы вся семья и гости видели экран. Сесть и встать пришлось очень тесно. Сделал он это вовремя – еще несколько мгновений, и раздался бой курантов.

- Ура! – завопили лешенята. – Уа-ха-ха! Ау-ау-ау! У-ху-ху!

Кто-то даже засвистел – не так знатно, как взрослый леший, но тоже внушительно.

- Ну, с новым годом! – провозгласил хозяин избы, Гаврила. – Чтоб лес нас кормил, а мы в долгу не оставались! Что сперва – развлечение или угощение?

- Угощение! – почти единогласно решили гости.

Николая Ивановича и Наташу заставили снять тулуп с шубейкой, усадили, принялись накладывать им в мисочки лесных лакомств, а Манефа налила в кружки из кувшина горячий чай.

- А варенье к чаю у нас свое, лесное, на меду – понюхайте-ка! – велела она. – Из шишек варим. Да не из тех, что с сосен падают! Мы еловые собираем, пока они зелененькие и мяконькие. А малинового не держим – вот сушеной малины мы много запасли, могу поделиться.

Наташа твердо решила молчать, как полагается гордой пленнице, но не удержалась, сказала:

- Как же тут у вас хорошо…

- Хорошо, - согласилась Манефа. – Дочки мои и братанки ни за что бы в городе жить не стали. Старшую мы в прошлом году замуж отдали – за сорок верст, за реку, от нее прибегали лешенята с весточкой – уж так довольна! Наши молодцы работы не боятся, все могут – и бурелом разгрести, и у лосихи роды принять, и печку сложить, и избу поставить, и кабанчиков пасут, и сов приручают, а с медведями бороться – за сотню верст бегают, но это игры опасные, мишка и заломать может. Зато силища у них в руках… Ерофейко! Ну-ка, обними красавицу! А ты, голубка, попробуй вырвись!

Ерофей, усмехаясь, подошел и заключил Наташу в железное горячее кольцо. Глаза у девушки сами собой закрылись. И она даже покачнулась.

-Что это ты? – спросил Ерофей и усадил Наташу на лавку.

- Это от жары… - соврала Наташа

На колено ей легла изящная черная лапка. Она посмотрела – это была молодая любознательная лисичка.

- Наша Олисава Патрикеевна, - сказала Манефа. – Ты ей приглянулась. Это добрый знак.

- Она что, в избе живет?

- А как сама пожелает. В холода у нас отсыпается. Любит у меня на коленях сидеть. Как потеплеет – по лесу бегает, белок пугает. Может бельчонка принести. Белочка малышу – лучшая игрушка. Он в колыбельке лежит, белочка вокруг скачет, в ручки не дается, и спят они вместе.

Наташа вздохнула – ей уже пора было рожать маленького, душа сама просила, а вот все не попадался подходящий отец для младенца, да и откуда бы ему взяться? В театре и в околотеатральном народе встретить свою судьбу Наташа пыталась, да не сумела, а проводить ночи на сайтах знакомств ей гордость не позволяла.

- Пойдем, покажу своего младшенького, я его в клети, подальше от шума, уложила, - позвала Манефа. И точно – спал в колыбельке закутанный крохотный лешачонок, а головку ему грела, обвившись, как шапочка, пушистая белка.

- Ну, гости дорогие, а теперь нас Дедушка Мороз со Снегурочкой будут поздравлять, как обещано! – объявил Гаврила.

- Ступай, ступай… - позвала Манефа. – Да не пугайся – лешенята больно звонко в ладоши бьют. Это у нас, у леших, искусство такое…

- А призы?

- Пряники, что ли? Так я всяких напекла, сейчас тебе мешочек дам.

Николай Иванович был актер опытный и без предрассудков; надо выступить хоть перед лешими – да без проблем. И он, встав посреди избы, зычно загудел:

- Кто к нам раз в году приходит, хоровод у елки водит, бородища, красный нос? Это, детки?..

- Дед Мороз! – завопила лешачья малышня.

И программа понеслась. Было все – куплеты, загадки, прибаутки, конкурсы, мешок с пряниками скоро опустел.

Наташа работала с удовольствием – перед ней были дети, не избалованные компьютером и телевизором, им что ни скажи – вопли восторга. Насилу старшие угомонили лешенят.

Потом была программа для взрослых – и ее приняли не так хорошо. Николай Иванович набрал в нее шуток и куплетов со всякими двусмысленностями, приятные подвыпившему роду человеческому. Иных лешие не поняли, а иные поняли слишком хорошо. Так что Наташе даже стало стыдно…

Николай Иванович понял – публика не та, и постарался поскорее свернуть программу – от греха подальше. Потом ему помогли снять тулуп, усадили за стол и порадовали удивительной лесной наливкой. И все бы ладно, только где-то далеко заждался череп Йорика… прямо-таки звал и умолял: ну, возьми на ладонь, ну, возьми!..

А Наташу Ерофей повел в сени.

- Ты не такая, как он, ты не городская, - сказал молодой леший. – В тебе скромность девичью город еще не истребил. Я прямо скажу – мне как раз такая жена нужна. А чего скрывать? Ты мне приглянулась. Молчишь? Это правильно. Матушка рада будет, если за меня пойдешь. Батя тоже тебя одобряет, по глазам вижу. И Олисава Патрикеевна – она не ошибается.

Наташа хотела сказать, что это невозможно, что она – артистка, что жизнь в лесу – не для нее, много чего хотела она сказать, да слова вдруг вылетели из головы, и она, даже неожиданно для себя, тихо спросила:

- Так это что же – я лешачихой стану?

- А чем плохо? У нас все просто – лешие девок за нос не водят и по три года жениться не обещают, а такого, чтобы леший за счет лешачихи жил, а сам бездельничал, никогда не бывало… ты что?..

Поскольку Ерофей случайно ударил по больному месту, Наташа разревелась. Леший очень точно описал ее попытку выйти замуж за осветителя Васю. Только насчет трех лет ошибся – это длилось года полтора, не больше.

В сени вошла Манефа – и, кажется, все поняла.

- Ты поплачь, поплачь, - ласково сказала она. – Это правильно. Пусть со слезами все прошлые обиды уйдут. Так надо. Ну-ка, выйдем на крылечко…

Луна светила удивительно ярко, и Наташа увидела, что избу окружило лесное зверье – лоси, кабаны, волки, лисы, зайцы, и никто никого не грыз, все молча смотрели на крыльцо.

- Они все понимают. Ждут они, голубушка, вот пришли сказать, что ждут… - объяснила Манефа. – Вытри слезки! А мне им что сказать-то?

- А что надо? – сквозь слезы спросила Наташа.

- А по лесному закону: принимайте новую хозяйку!

В это время Николай Иванович, очень сердитый, хотел поскорее попасть домой, к своему черепу. Он сидел в углу, у края стола, и машинально таскал в рот пирожки с грибами. Гости, отпраздновав новогодие, уже собирались разъезжаться, и то: близилось утро. Лешенята спали у печки, укрытые родительскими тулупами. Юные лешачихи и молодые лешие носились по лесу, звонко хохотали и били в ладоши.

Манефа уже занялась хозяйством.

- Ты, Гаврилушко, елку в клеть поставь, да смотри – не забудь, что она ждет! – говорила Манефа. – Весной ее в лес вернешь, а кадушку дядьке Пахому. Не забудь! Ох, что ж это я?..

Она указала мужу на Николая Ивановича.

- И точно.

Леший подошел к артисту и положил на край стола три золотых червонца.

Тут явился Ерофей – весь в снегу, но очень довольный.

- Сладилось? – спросил Гаврила.

- Сладилось! А девки, как водится, меня в сугробе изваляли.

- Так что осталось Дедушку Мороза в город отправить. Сам этим займись.

- Ладно.

Ерофей подошел к Николаю Ивановичу. Тот как раз взвешивал червонцы на ладони.

- Ну, собирайся, лицедей, чтобы до света тебя привезти. А то так оставайся, - сказал Ерофей. – У нас хорошо! Батя наших созовет, за день тебе избу поставим, наши лешачихи невесту приведут, ну?

Николай Иванович испугался.

- Да я человек городской, - пробормотал он, - я уж как-нибудь в городе…

Говорить про театр и череп он, понятное дело, не стал.

- Да ты подумай хорошенько! Работа у нас приятная, кабанчиков пасти, за лосями смотреть, за рыбой в речке присматривать, водяному помогать – водяной у нас тут уже старенький, браконьеров гонять, мы тебя свистеть выучим, ну?

Николай Иванович замотал головой.

- Летом у нас хорошо, малинники, земляничники – ложись наземь, рот отвори, ягода сама в рот лезет, ну?

Николай Иванович продолжал мотать головой.

- Ты, может, боишься, что какую-нибудь мохнатую и клыкастую тебе наши лешачихи приведут? Да ты подумай, дурья твоя голова, была ли в избе хоть одна страхолюдина? К нам из-за реки, за сорок верст, даже прибегают бабы – кому с пьяным мужем жить уже невмоготу. И с младенчиком в охапке прибегают. Мы их принимаем! Была она подневольная замужняя страдалица – а стала вольная лешачиха.

Где-то в неприбранной съемной квартире ждал в коробке череп…

Череп был сильно недоволен отсутствием хозяина. Он очень хотел оказаться на сцене. Пятьдесят шесть лет хозяину – ну и что? Где сказано, что Гамлет обязательно должен быть мальчишкой?

- Пошли, - сказал Ерофей. – Было бы предложено… все по закону…

И вздохнул с облегчением.

Лось бежал быстро, слушался поводьев безупречно. Небо меж тем стало светлеть. На окраине санки остановились.

- До дома, извиняй, не довезу, - сказал Ерофей. – Мне еще возвращаться, не хочу, чтобы люди увидели. Вот тут, вижу, домишко с большими окнами. Люди входят и выходят.

- Это автозаправка, - буркнул Николай Иванович.

- Понял. Ну так к ней ступай, там, я чай, тепло, там сам смекнешь, как до дому доехать.

Николай Иванович сошел с низких санок в снег и подобрал полы красного тулупа Ерофей с лосем лихо развернули санки, раздался знаменитый лешачий посвист, санки унеслись.

- С Новым годом, - пробормотал Николай Иванович. – С новым счастьем… Домой, домой… Я еще успею… Хотя бы сцену на кладбище прогнать…

Правая рука взывала о невеликой тяжести черепа, просто сама сложилась нужным образом. А череп требовал знакомой и родной руки.

- Стоп! А где Наташка? Со мной же была Наташка! Где она?

Постояв по колено в снегу, он потряс головой и сам себя спросил:

- Так, а кто такая Наташка? Кто она вообще такая? Вот ведь набрался я у этих миллионеров, Наташки какие-то мерещатся…

И побрел к теплому светлому домику автозаправки.

Рига

2024