Через все трудности

Параллельный мир, где действовали законы стимпанка, а высокие технологии основывались на загадочных магнитных полях, был наполнен грохотом и паром. Воздух пропитывал запах машинного масла, озона и чего-то животного, дикого — динозавров, которые не вымерли и величественно бродили среди людей и их изобретений. В этом мире, полном контрастов между грубой мощью древних ящеров и изящной сложностью магнитной инженерии, росла девочка по имени Имани Калабра. Её домом был сиротский приют, который, в отличие от благотворительных учреждений, находился под жестким контролем мафии. Здание приюта представляло собой старый, обветшалый особняк, серый камень которого был покрыт пятнами копоти и мха, а окна с тяжелыми ставнями выглядели как пустые глазницы. Оно располагалось на окраине города, где постоянно шумели механизмы стимпанк-фабрик и можно было увидеть огромные, покрытые медными пластинами, дирижабли, парящие в небе благодаря тем самым магнитным полям.

Имани обладала очень тёмным цветом кожи, насыщенным, глубоким, как самая тёмная ночь, с сильным, почти черным меланином. Это выделяло её среди других детей в приюте. Среди её сверстников были дети всех рас: латинские с оливковой кожей и жгучими глазами, азиаты со светлой кожей и прямыми черными волосами, скандинавы со светлыми волосами и голубыми глазами, и даже другие темнокожие дети, но никто из них не имел такого сильного и глубокого оттенка, как Имани. Из-за этой особенности, глубокого, чернильного тона кожи, она постоянно становилась объектом обид и нелюбви. Дети, жестокие в своей простоте, редко называли её по имени. Вместо этого они шипели ей вслед уничижительные прозвища вроде "чернила" или "сажа".

Её единственными лучами света в этой темноте были двое друзей. Юн Тэян был азиатским мальчиком, с тонкими, чуть раскосыми глазами и аккуратной прической, всегда готовый поделиться своей скудной порцией еды или защитить Имани от самых язвительных замечаний. Другой была Сольвейг Линдгрен, скандинавская девочка с длинными, почти белыми волосами, заплетёнными в тугие косы, и пронзительными голубыми глазами, в которых, казалось, отражались северные льды.

Несмотря на постоянное напряжение и вражду, времени на долгие конфликты у детей было мало. Взрослые, члены мафии, заставляли их заниматься изнурительным трудом. Все свободное время дети проводили, работая с листьями. Это была монотонная, изнуряющая работа: перебирать, сушить, сортировать и прессовать странные, широкие, темно-зеленые листья, которые привозили в приют в огромных плетеных корзинах. Взрослые, суровые мужчины в помятых костюмах и кепках, которые постоянно пахли сигарами и машинным маслом, убеждали детей, что эти листья жизненно необходимы для создания лекарств, спасающих людей от болезней. Имани Калабра, наивная и добрая сердцем, верила в это всей душой. Она работала упорно, её тонкие, но сильные пальцы быстро и ловко перебирали листья, вдохновленная мыслью, что каждая минута её труда приносит пользу больным и помогает человечеству. Она не знала, что на самом деле эти листья использовались для производства опасных, вызывающих зависимость веществ, что она, сама того не ведая, несла миру вред, а не лекарство.

Тяжелый, приторный запах сушеных листьев, смешанный с запахом сырости и пыли, постоянно висел в воздухе рабочего цеха, где дети мафии выполняли свою бесконечную, монотонную работу. Однажды вечером, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо над стимпанк-городом в багрово-оранжевые тона, и механические фонари, работающие на магнитных полях, начали мерцать, освещая цех тусклым, желтоватым светом, Имани Калабра услышала нечто, что пронзило её детский мир. Она вместе с Юн Тэяном и Сольвейг Линдгрен перекладывала спрессованные брикеты из листьев, чтобы они лучше просохли. Работали они в углу, скрытом за стопками готовой продукции, что давало им небольшую возможность для тихого общения.

Рядом, у покосившегося стола, двое взрослых мафиози в грязных кожаных фартуках, занятых чисткой пресса, вели негромкий, но отчётливо слышимый разговор. Один из них, с глубоким шрамом на щеке, говорил о некой девушке двадцати лет, которая, будучи частью их организации, попыталась сбежать от контроля мафии. Имани замерла, её чернильно-тёмные глаза, обычно сосредоточенные на работе, расширились от ужаса. Голос мафиози был равнодушным, даже немного хвастливым. Он рассказывал, как её поймали. Рассказ завершался жуткой подробностью: девушку заживо сварили в кислоте.

Он пояснил своему собеседнику, что это была старая, освященная временем традиция. В ранние дни становления мафии, когда они были не так могущественны, растворение в кислоте использовали, чтобы тела исчезали без следа, и стража не могла найти доказательств убийств. Хотя теперь, когда мафия контролировала очень много на своей территории и могла безнаказанно устранять почти кого угодно, эта крайняя мера была не столь необходима. Однако, как сказал мафиози, "традиции есть традиции", и это показательное, ужасное исполнение наказания осталось для устрашения. Имани Калабра и другие дети, конечно, не видели этой казни, но они не раз слышали истории о том, как всем взрослым членам мафии демонстрировали этот жуткий ритуал. Рассказ врезался в память Имани острым, ледяным осколком, разрушая её иллюзии о "полезной" работе и окрашивая серые стены приюта в цвет ужаса. Впервые она осознала, что находится не просто в приюте, а в логове хищников.

Её мир, и без того мрачный, стал ещё опаснее. Этот страх, глубокий и липкий, осел в ней, заставляя работать ещё усерднее, ещё тише, чтобы не привлечь внимания.

Спустя несколько недель после этой жуткой истории, атмосфера в приюте стала особенно напряженной. Взрослые ходили злые, с лицами, натянутыми как струны, а их разговоры были полны угроз и тихого, рычащего гнева, упоминались слова "территория" и "другая семья". Однажды, посреди дня, когда Имани, Юн Тэян и Сольвейг Линдгрен занимались обычной сортировкой листьев, раздался грохот, заглушивший даже гул стимпанк-механизмов. Это был первый выстрел. Сразу за ним последовала очередь, звон разбитого стекла и крики. Началась перестрелка с другой мафией.

Взрослые, не теряя времени, начали сгонять детей, как испуганное стадо, в дальнюю часть приюта. "Быстро! На склад! Всем вниз!" — рычал один из мафиози, чьё лицо было искажено яростью и страхом. Детей втолкнули в полутемное помещение — склад оружия. Запах пороха, холодного металла и машинной смазки ударил Имани в ноздри. Комната была заполнена деревянными ящиками, на которых крупно и небрежно были нарисованы изображения гранат и винтовок. Стены были увешаны блестящими, угрожающими силуэтами – длинноствольными ружьями, массивными пистолетами и странными стимпанк-излучателями, работающими на магнетизме. Деревянная дверь за ними захлопнулась с тяжелым, зловещим стуком.

Склад оружия представлял собой длинное, узкое помещение с низким потолком, пропахшее оружейным маслом и порохом. Внутри царил полумрак; единственный, забранный решеткой люк-окно под потолком едва пропускал дневной свет. Дети сбились в кучу, их лица, освещенные редкими лучами света, были бледными от страха. Юн Тэян держал Имани за руку, его обычно спокойное лицо было напряжено, а Сольвейг Линдгрен, обхватившая себя руками, тряслась, её глаза метались от ящика к ящику.

Снаружи грохот перестрелки был оглушителен. Звуки выстрелов — то сухих и резких, то раскатистых и гулких — смешивались с криками и звуками ударов. Каждую минуту дети вздрагивали, когда что-то тяжелое ударялось во внешнюю стену склада, заставляя сыпаться штукатурку. Имани, прижавшись к стене, закрыла глаза, пытаясь отстраниться от происходящего, но запах железа и страха был слишком сильным.

Внезапно в какофонии боя появился новый, ужасающий звук: треск дерева и запах гари. Спустя несколько мгновений, сквозь щели в плохо пригнанной двери склада, пробился тонкий, едкий дымок.

"Пожар!" — прошептал кто-то из детей, и паника, до того сдерживаемая, хлынула наружу.

Внешняя стена приюта горела. Пламя, подгоняемое сквозняком, быстро пожирало старые деревянные конструкции. Жар стремительно проникал внутрь, и склад, где хранилось так много взрывоопасного материала, становился смертельной ловушкой. Дым начал сгущаться, заставляя детей кашлять и задыхаться. Он был едким, чёрным, с запахом тлеющей краски и старого дерева.

Один из детей, не выдержав, начал бить кулаками в дверь, но она была заперта снаружи тяжелым засовом. Взрослые, очевидно, забыли о них или не смогли до них добраться в хаосе боя и огня.

Тогда Имани Калабра, ведомая инстинктом самосохранения и защищая своих друзей, нашла решение. Она увидела в углу старую, ржавую лом-балку. С силой, рожденной отчаянием, она подхватила её. Юн Тэян и Сольвейг Линдгрен подбежали к ней. Втроем, приложив все свои скудные силы, они стали бить лом-балкой по задвижке. Металл скрипнул. Едкий дым щипал глаза, заставляя их слезиться, но они не останавливались.

Склад уже начал гореть. Огонь подбирался по потолку, языки пламени лизали деревянные ящики с оружием. Наконец, после нескольких мощных ударов, засов соскочил с петли с громким, обнадеживающим скрежетом.

"Бежим!" — крикнула Имани, и они втроем бросились наружу, присоединившись к толпе детей, выбегающих из других, горящих частей приюта.

Они бежали сквозь клубы дыма и огонь, мимо грохочущих перестрелкой силуэтов взрослых. Вокруг стоял хаос: разрушенные стены, поваленные столы, и повсюду валялись отработанные гильзы и осколки.

Когда они оказались на относительно открытом участке двора, приготовившись бежать прочь от горящего здания, произошло непоправимое. Юн Тэян и Сольвейг Линдгрен замешкались — Юн Тэян, споткнувшись о край разбитого ящика, упал, а Сольвейг Линдгрен инстинктивно нагнулась, чтобы помочь ему. Они находились слишком близко к тому самому оружейному складу, из которого только что выбрались.

В этот момент, из-за невыносимого жара, пламя добралось до одного из ящиков, который, очевидно, был плохо изолирован от других. Взрыв был не таким мощным, чтобы разрушить весь приют, но достаточным для локальной трагедии. Взорвалась одна граната.

Яркая вспышка, оглушительный грохот, и волна горячего воздуха ударила Имани в спину, отбросив её на несколько шагов. Она быстро поднялась и обернулась. Там, где мгновение назад стояли её единственные друзья, теперь был лишь густой дым и обломки. Взрыв гранаты убил их.

Оглушённая и покрытая пеплом, Имани Калабра стояла посреди горящего двора. Звуки выстрелов и криков стали далёкими, приглушёнными, как будто доносились сквозь толщу воды. Единственное, что было реально — это вид дымящихся обломков там, где только что были её друзья, Юн Тэян и Сольвейг Линдгрен. Ее сердце сжалось от невыносимой боли, которая была острее, чем любой физический ожог.

Потеря друзей, смерть которых была такой внезапной и жестокой, вызванной оружием, которое хранилось на складе, потрясла Имани до глубины души. В тот момент, стоя над пепелищем, она произнесла про себя клятву. Её голос был едва слышен сквозь грохот пожара и боя, но эта клятва была тверда, как гранит: она начала ненавидеть всё оружие. Каждый блестящий ствол, каждая граната, каждый стимпанк-излучатель — всё это стало для неё символом абсолютного зла и разрушения. "Я никогда не буду им пользоваться," — прошептала она, и это решение стало частью её самой.

После этой трагедии жизнь в приюте, который чудом уцелел в наиболее важных его частях, но был пропитан запахом гари и крови, стала невыносимой. Имани осталась совсем одна, без друзей. Другие дети, ранее сдерживаемые присутствием Юн Тэяна и Сольвейг Линдгрен, почувствовали свободу и стали ещё сильнее обижать Имани. Ее необычайно темный цвет кожи, ее молчаливость и постоянная, теперь еще более глубокая скорбь, делали ее легкой мишенью. Ей перестали подкидывать еду, которую делили украдкой, ее вещи прятали, а прозвища "чернила" и "сажа" стали звучать еще чаще и громче. Она научилась сжиматься, становиться невидимой, чтобы избежать их жестокости.

Ежедневная, изнурительная работа с листьями продолжалась. Мафиози, пережившие перестрелку, были злее и требовательнее, чем когда-либо. Теперь Имани не только перебирала листья, но и работала у пресса. Это был громоздкий, медный механизм, работающий на паровой тяге, который издавал громкий, шипящий звук и с силой опускал огромную квадратную плиту, спрессовывая листья в твердые брикеты.

Их задача состояла в том, чтобы раскладывать свежие листья на пресс и, после первого легкого сжатия, перекладывать их на другую сторону перед тем, как пресс опустится окончательно для финальной прессовки. Это требовало точности и скорости.

Однажды, когда Имани склонилась над столом пресса, сосредоточенно и быстро перекладывая партию листьев, чтобы успеть до опускания плиты, она почувствовала сильный, резкий толчок в спину. Кто-то из детей толкнул её. Она не успела увидеть, кто именно это был — толпа детей работала вокруг нее, и все произошло слишком быстро.

Толчок был достаточно сильным, чтобы она потеряла равновесие. Пресс опускался. Плита со скрипом и шипением скользила вниз. Имани отчаянно попыталась отпрянуть, но ее реакция была слишком медленной. Она успела отдернуть корпус, но не успела убрать ногу. Громадная, тяжелая плита пресса опустилась. Раздался глухой, отвратительный хруст, заглушивший шипение пара. Боль была мгновенной, жгучей и всепоглощающей.

Когда мафиози подняли пресс, и Имани, потерявшую сознание от шока, оттащили в сторону, стало ясно: она осталась без ноги.

Пробуждение после травмы было медленным и мучительным. Имани Калабра лежала в небольшой, сырой комнате приюта, которая служила чем-то вроде лазарета. Воздух здесь был тяжелым, пах спиртом, плесенью и запекшейся кровью. Она была накрыта старым, жестким шерстяным одеялом, которое, казалось, лишь усиливало дрожь, пронизывающую её тело.

Её взор был прикован к месту, где должна была быть её левая нога, но теперь там была только грубо перебинтованная культя. Потеря ноги была не только физической травмой, но и ударом по ее самооценке и страхом за будущее. В её голове непрерывно звучала жуткая история о девушке, которую сварили в кислоте. Главным правилом выживания в приюте мафии было быть полезным, быть работоспособным. А теперь она, Имани, сирота с самой темной кожей, без друзей и без ноги, чувствовала себя абсолютно бесполезной. Мысль о том, что мафия избавится от нее как от испорченного инструмента, была невыносимой. Она очень боялась, что теперь ее заживо сварят в кислоте. Этот страх был осязаем, он душил ее.

Однако, вопреки ее ужасающим ожиданиям, случилось нечто совершенно неожиданное. Мафия, видимо, имела свои причины. Возможно, из-за ее упорного труда на благо их "бизнеса", возможно, из-за нежелания привлекать лишнее внимание убийством калеки-сироты, но они решили ей помочь.

Через несколько дней в приют приехали странные люди. Они не были похожи на мафиози — они были опрятными, в чистых, белых, хотя и немного помятых халатах, и привезли с собой много металлических инструментов и чертежей. Это были специалисты, нанятые мафией.

Они начали работать над ней. Имани видела, как они достали нечто удивительное — протез, который выглядел как произведение искусства и инженерии одновременно. Он был изготовлен из блестящего, отполированного до зеркального блеска, темного металла, с тонкими медными вставками и видимыми шестернями, характерными для стимпанк-технологий. Но самым поразительным было его сердце: протез работал на основе магнитных полей.

Специалисты объясняли, что внутрь культи были имплантированы маленькие магнитные катушки. При ходьбе, изменяя полярность и силу полей, протез мог имитировать движения настоящей ноги, обеспечивая устойчивость и даже некоторую легкость. Операция и установка заняли несколько дней. Когда протез был, наконец, надежно закреплен и настроен, Имани сделала свой первый шаг. Это было странное, немного дрожащее ощущение, но она шла.

С этого момента её жизнь изменилась. Мафия, возможно, рассчитывала на ее вечную благодарность и удвоенную усердность в работе с листьями, но они невольно открыли в ней нечто иное. Вид сложных механизмов, точность магнитных настроек, изящество инженерной мысли, спасшей ее от участи "бесполезной", произвели на Имани Калабру неизгладимое впечатление.

Она начала очень сильно любить и уважать науку. Этот протез, сияющий металлом и скрытыми полями, стал для нее символом спасения, могущества и порядка. Она все время интересовалась всеми механизмами вокруг: как работают паровые прессы, как магнитные дирижабли удерживаются в воздухе, как настроен ее собственный протез. Она стала задавать вопросы специалистам, пока те не уехали, и жадно слушала их ответы, впитывая каждое слово о физике, инженерии и принципах действия магнитных полей.

Увлечение Имани Калабры наукой и механизмами стало очевидным. Она больше не была просто молчаливой сиротой, которую унижали. Теперь она была сиротой, у которой была сложная, удивительная механическая нога, и которая постоянно что-то изучала. Своей магнитной походкой, которая поначалу была немного неуклюжей, но быстро стала уверенной, она передвигалась по цеху, не просто выполняя работу с листьями, но и внимательно рассматривая каждый винт, каждую шестерню и каждый паровой клапан пресса.

Мафиози, которые управляли приютом, не были глупы. Они заметили эту необычную трансформацию. Они видели, как девочка с невероятно тёмной кожей, которую все презирали, проявляет неутомимый интерес к сложным техническим вопросам. Для них это был не просто интерес — это был потенциальный ресурс. В мире, где господствовали стимпанк-технологии на магнитных полях, талантливые инженеры ценились на вес золота, а лояльный инженер, который обязан им своей жизнью и ногой, был бесценен.

После некоторого обсуждения на "верхушке" мафии было принято решение: Имани Калабра — единственный ребенок в приюте, который получил такое исключительное внимание — будет отправлена в школу. Это была не акт милосердия, а дальновидное вложение.

Так, однажды утром, Имани, одетая в новую, хоть и самую простую, одежду, с гордо подсоединенным протезом, покинула ворота приюта. Школа, в которую ее отправили, находилась в более благополучном районе города, где дома были построены из светло-серого камня, а улицы были чище. Здание школы было солидным, с высокими окнами и остроконечной крышей, увенчанной миниатюрной метеорологической станцией, также работающей на магнитных полях.

В школе она столкнулась с новым миром. Одноклассники были из разных слоев общества, и хотя ее внешность все еще привлекала внимание, здесь царила другая атмосфера. Новое унижение быстро сошло на нет, потому что Имани не давала им повода отвлечься от ее успехов.

Она буквально бросилась в учебу, видя в каждом уроке ступеньку к пониманию того мира, который ее спас. Она была как губка, жадно впитывающая знания. Она достигла огромных успехов в точных науках.

Физика была ее страстью: она с легкостью осваивала законы механики, термодинамики и, что самое главное, электромагнетизма, который лежал в основе ее протеза и всего их мира.

В Химии она преуспела, понимая, что именно химические реакции стоят за получением того самого вещества из листьев, хотя продолжала верить, что это лекарство, но теперь ее интерес был чисто научным.

Биология давала ей понимание того, как устроено живое, и почему её собственная нога не могла сравниться с механическим шедевром.

Алгебра и Геометрия стали для неё инструментами для решения любых, даже самых сложных задач, позволяя точно рассчитать траектории, силы и углы.

Она училась с невероятной самоотдачей. Учителя были поражены ее интеллектом и сосредоточенностью.

Однако свободное время вне школы для Имани не означало игр или отдыха. Как только заканчивались уроки, за ней приезжала простая, но надежная машина, работающая на магнитном рельсе, и отвозила ее обратно в приют. Там она, снова облачаясь в рабочую одежду, все равно занималась работой с листьями. Она тщательно и быстро выполняла свои обязанности, теперь еще лучше понимая, как увеличить эффективность прессовки и сушки, используя знания о влажности и давлении. Работа была тяжелой, но мысль о знаниях, которые ждут ее завтра, давала ей силы.

Годы, проведенные в школе, пролетели для Имани Калабры в интенсивном чередовании учебы и работы. Дни сливались в один нескончаемый цикл: утренние уроки, где она с головой погружалась в чертежи и формулы; и вечера в приюте, где она сортировала и прессовала листья, пока её магнитный протез издавал тихие, ритмичные щелчки.

Внешне Имани повзрослела, превратившись из запуганного ребенка в уверенную молодую девушку. Её очень тёмный цвет кожи, который раньше служил поводом для насмешек, теперь придавал ей необычайную, почти королевскую строгость на фоне светлых стен и бронзовых стимпанк-механизмов. Она стала выше, её движения были точными и обдуманными. Свои черные, густые волосы она всегда заплетала в аккуратные, тугие косы, чтобы они не мешали работе. Самой заметной частью её облика оставался протез – идеальный образец инженерного искусства, который она содержала в безупречной чистоте, регулярно полируя его до блеска. Он был для нее не просто ногой, а трофеем науки над невежеством и слабостью.

Её успехи в точных науках были ошеломляющими. Она стала лучшей ученицей в школе. На уроках физики она могла сходу решить сложнейшие задачи, связанные с индукцией и магнитным резонансом. На химии она с закрытыми глазами воспроизводила многоступенчатые уравнения, а её лабораторные работы всегда отличались чистотой и аккуратностью. Учителя приходили в восторг от её аналитического ума. Они в один голос утверждали, что в ней кроется огромный инженерный талант.

При этом Имани оставалась молчаливой и сдержанной. Трагедия, случившаяся с Юн Тэяном и Сольвейг Линдгрен, и постоянное осознание того, где она живет и что за работа лежит на ней, сделали ее замкнутой. Она избегала любых близких отношений, полагая, что привязанность приносит только боль и смерть. Единственным её доверенным собеседником была наука. В математических формулах и законах физики она находила утешение и неизменную справедливость, которой ей так не хватало в реальном мире, управляемом мафией.

По окончании школы ее ждал триумф. Она закончила школу с отличием. Ее аттестат был заполнен высшими баллами по всем ключевым предметам. На выпускном вечере, который она провела в углу, рассматривая конструкцию зала, украшенного мерцающими лампами на магнитном подвесе, директор произнес речь о её блестящих способностях и предрёк ей великое будущее.

Для мафии, контролирующей приют, её успех был подтверждением правильности их инвестиций. Глава "семьи", мрачный мужчина с холодными глазами и массивными золотыми часами на цепи, лично вызвал Имани после получения ею документов.

"Ты полезная, Калабра," — сказал он, его голос был сухим и безэмоциональным. — "Мы дали тебе инструмент, а ты превратила его в нечто большее. Нам нужны головы, которые могут создавать, а не только руки, которые мнут листья."

Он постучал пальцем по толстой папке с логотипом престижного учебного заведения. Мафия решила отправить её в инженерный институт. Это было не предложение, а приказ и в то же время награда. Институт, который специализировался на магнитном инжиниринге и паровой механике, был ключом к будущему, полному могущественных стимпанк-технологий. Для Имани, которая мечтала понять и управлять теми самыми силами, которые подарили ей новую ногу, это было высшее благо.

Она кивнула, её лицо было абсолютно непроницаемо. Она знала, что институт — это не свобода, а просто новая, более ценная клетка, но это была клетка, полная знаний.

Подготовка к поступлению в инженерный институт заняла всего несколько дней. Мафия позаботилась о формальностях быстро и эффективно. Для Имани это означало лишь краткую передышку от работы с листьями, которую она использовала для перечитывания учебников по высшей математике и электродинамике, которые ей дали в школе.

Утро отъезда было прохладным. Над городом висела низкая пелена пара от многочисленных паровых машин. Имани Калабра стояла у ворот приюта, ее небольшой чемодан, сделанный из жесткой, потертой кожи и скрепленный медными заклепками, стоял рядом. Она была одета в строгий, тёмно-синий костюм, специально купленный мафией для представительских целей. Протезная нога блестела в тусклом свете, идеально сочетаясь с медными элементами её одежды.

Она не испытывала ни радости, ни сентиментальности. Приют был местом боли и потери. Проходя мимо рабочего цеха, она остановилась лишь на мгновение, вдыхая знакомый, приторный запах сушеных листьев. В этом запахе теперь была не только горечь обмана, но и горькое осознание собственной хитрости: она позволила мафии думать, что её усердие — это лояльность, в то время как это было стремление к знаниям, которые станут ее единственным спасением.

За ней прислали не обычную магнитную машину, а большой, тяжелый, черный стимпанк-автомобиль, с множеством латунных и медных трубок, из которых громко шипел пар, и огромными, толстыми колесами с металлическими спицами. Водитель, молчаливый мафиози в кожаном плаще, открыл перед ней тяжелую дверь.

Когда автомобиль начал свое движение, Имани наблюдала за сменой пейзажа. Приют, грязные стимпанк-фабрики, где из труб валил черный дым, остались позади. Автомобиль поехал по широким проспектам, где над дорогами на высоких мачтах висели магнитные рельсы, по которым бесшумно скользили общественные транспортные платформы. В небе плыли огромные, богато украшенные дирижабли, их корпуса были обшиты полированными металлическими пластинами, а движение регулировалось мощными магнитными полями, которые, казалось, держали их на невидимых нитях.

И, конечно, были динозавры. В этом мире они были не редкостью. Имани увидела массивного, похожего на трицератопса ящера, который тащил за собой огромную платформу с грузом, его кожа была толстой, как броня, а три рога блестели на солнце. Неподалеку, на специальной огороженной территории парка, возвышался силуэт длинношеего, травоядного животного, похожего на брахиозавра, которое спокойно щипало верхушки деревьев. Этот контраст между древней мощью и высокотехнологичным стимпанком всегда завораживал Имани. Она смотрела на динозавров с чисто научным интересом, отмечая их механику движения и биологические адаптации.

Её пункт назначения — Инженерный Институт — находился в самом центре города. Здание института было монументальным: огромные, изящные башни из белого камня и латуни, увенчанные сложными антеннами и магнитными передатчиками. Оно было обнесено красивым кованым забором. Весь комплекс казался символом прогресса, порядка и неограниченных возможностей, тех качеств, которые Имани ценила превыше всего.

Когда автомобиль остановился у главного входа, Имани глубоко вдохнула. Она знала, что мафия не отпустит ее, но она чувствовала, что, наконец, достигла места, где её знания будут не просто инструментом для создания веществ вызывающих зависимость, а ключом к постижению истинной науки.

Черный стимпанк-автомобиль, громко выпуская пар из медных клапанов, остановился прямо перед величественным зданием Инженерного Института. Это был настоящий храм науки. Фасад был украшен замысловатой резьбой, изображающей шестерни, манометры и спирали магнитных полей. Огромные дубовые двери, инкрустированные латунью, ожидали ее.

Водитель, мрачный человек мафии, не стал выходить из машины. Он лишь протянул Имани толстый конверт с документами и сухим тоном приказал: "Зайди, зарегистрируйся. Мы будем ждать. Ты помнишь, кому ты обязана всем, Калабра. И помни про работу по вечерам."

Имани Калабра молча взяла конверт. В этот момент она выглядела старше своих лет. Её очень тёмная кожа контрастировала с белым камнем здания, подчеркивая её решительность. В её глазах не было ни страха, ни радости, только концентрированная целеустремленность. Она знала, что институт – это не полная свобода, а просто расширенная тюрьма, в которой ее ценность определяется ее инженерным талантом. Но это была тюрьма, где она могла получить знания, силу, которую не сможет отнять даже мафия.

Она вышла из машины. Магнитный протез издал тихий, но уверенный щелчок, когда она сделала первый шаг по широким, мраморным ступеням. Она поднялась к дверям, которые открылись перед ней с тихим, механическим вздохом.

Интерьер Института был еще более впечатляющим, чем его фасад. Высокие потолки были переплетены сложными системами медных труб и стеклянных кабелей, по которым, судя по всему, циркулировал энергетический газ и магнитный поток. В центре огромного холла возвышался массивный маятник Фуко, работающий на магнитном подвесе, его равномерное, величественное движение символизировало неизменность законов физики.

Стены были увешаны огромными, детально прорисованными чертежами: схемы паровых двигателей, конструкции магнитных лифтов и анатомические разрезы динозавров. Запах в Институте был совершенно иным, чем в приюте: здесь пахло бумагой, чернилами, свежей смазкой и озоном от электрических разрядов, а не гниющими листьями и пылью.

Она подошла к приемной комиссии. Молодой клерк, одетый в строгий серый сюртук, изучил ее документы. Его глаза скользнули по ее необычно тёмной коже, остановились на её протезе, но потом, увидев безупречные оценки и личную рекомендацию от "влиятельных покровителей", он быстро закончил оформление.

Имани получила свой студенческий пропуск и расписание. Нагрузка была колоссальной: "Продвинутая Теория Магнитного Резонанса", "Динамика Паровых Систем", "Инженерная Химия и Материаловедение". Для Имани Калабры это звучало как самая прекрасная музыка.

Выйдя из здания, она увидела, что черный автомобиль мафии уже уехал. Это был их способ показать, что отныне она должна сама добираться, но и что они доверяют ей. Или, по крайней мере, контролируют достаточно, чтобы не беспокоиться о ее побеге.

Имани сжала в руке пропуск, чувствуя его прохладную, латунную поверхность. Она стояла на широкой площади перед Институтом, наблюдая, как над головой, поддерживаемый невидимой магнитной силой, проплывает огромный грузовой дирижабль, перевозящий массивные стальные балки.

Сжимая в руке свежий, пахнущий типографской краской, студенческий пропуск, Имани Калабра сделала шаг с последней ступени Инженерного Института. Солнце, пробивающееся сквозь облака пара, отражалось от полированного металла её протеза и латунных украшений здания.

Она не стала сразу искать дорогу обратно в приют, хотя знала, что её ждёт вечерняя смена работы с листьями. Имани почувствовала потребность в минуты тишины, чтобы закрепить в сознании этот поворотный момент в своей жизни. Она отошла от главного входа и остановилась у широкой клумбы, где пышные, экзотические стимпанк-цветы с металлическими лепестками медленно вращались, улавливая солнечный свет.

Её взгляд скользнул по окружающему миру. Слева, над парком, гигантский, мощный брахиозавр медленно перемещал свою массивную шею, а его движения были столь же медленными и неизменными, как законы гравитации. Справа, по магнитному рельсу, со свистом промчался общественный транспорт, исчезая в лабиринте зданий. В этом мире, полном древней, органической жизни и стремительных, магнитных технологий, Имани чувствовала своё место.

Своим очень тёмным цветом кожи, она всегда была чужой, мишенью. Но теперь, с её протезом, шедевром науки, и знанием, которое было запечатано в её расписании, она чувствовала себя защищённой. Ненависть к оружию, которая зародилась после смерти Юн Тэяна и Сольвейг Линдгрен, не исчезла, но трансформировалась. Она поняла, что настоящая сила не в разрушении, а в созидании и понимании. Она не будет использовать науку для создания бомб, но она использует её, чтобы понять, как работает этот мир, и как сделать себя незаменимой — настолько, чтобы даже мафия не смогла от неё избавиться.

Она провела пальцем по расписанию: первый урок — "Продвинутая Теория Магнитного Резонанса". В этой науке лежало объяснение её протеза, движения дирижаблей и всего, что она ценила. Это было её будущее, её единственная дорога прочь от запаха гниющей сажи и жуткого страха перед кислотой.

Имани Калабра выпрямилась. На её лице, обычно таком сдержанном, мелькнуло едва заметное выражение решимости, граничащей с холодной яростью. Студенческий пропуск был надежно спрятан в кармане.

Её магнитный протез издал уверенный, четкий щелчок, когда она развернулась, чтобы покинуть площадь. Она направилась в сторону ближайшей станции магнитных рельсов, зная, что впереди её ждет ночь работы, а за ней — первый, самый важный день в её жизни.