В школьном спортзале пахло резиной, мелом и старым лаком. Свет из длинных люминесцентных ламп полосами ложился на пол, и в каждом шве паркета застревала пыль. За перегородкой глухо дребезжала бас-гитара — соседний класс репетировал что-то из старых хитов. Над воротами аварийного выхода лениво вращался вентилятор, разрезая спертый воздух, и от этого запах становился ещё более сухим, как от нагретого металла.
Пули из мягкого пластика щёлкали о щиты и шлемы с глухим туп, оставляя белые точки краски на тёмной ткани. Гул, шёпот, отдельные выкрики — всё складывалось в знакомую акустику: пустой зал дышал эхо и быстро проглатывал лишние звуки.
Четверо двигались, как будто связаны невидимой резинкой.
Рекс шёл первым. Куртка без нашивок, маска поднята на лоб, взгляд ровный. Он не махал руками — жест был короткий и точный: ладонь вниз — стоп, два пальца — обход слева, лёгкий наклон головы — «смотри угол». Он всегда выбирал маршрут так, чтобы свет падал ему на спину, а не в глаза; чтобы полосы ламп не превращали противника в силуэт. Шаг — половина стопы, перекат — тело ближе к колонне. Щель между щитами — метр двадцать, он проходит по касательной, срезая расстояние. Когда маркер противника мелькнул из-за барьера, Рекс уже был вне линии.
Вега держала дальнюю диагональ. Её «выстрелы» слышались редко и резали воздух чисто, без суеты. Она не искала идеальный момент — она создавала его: сдвигала корпус на три сантиметра, чтобы в тонкой полосе света между щитами появился ровный контур плеча. Когда шарик попадал в броню чужого, звук был такой, будто монета ударилась о стекло — сухой, уверенный. Вега не меняла ритм дыхания даже после серии из трёх попаданий; будто стояла на стрельбище, а не в школьном зале с облупленными номерами дорожек.
Суро была ветром. Кеды не скрипели по лаку — она ставила ногу на внешнюю кромку подошвы, скользила, не давя. Капюшон затянут, волосы убраны; лицо спокойное, взгляд мягкий и внимательный. Она «протекала» между щитами, цепляясь кончиками пальцев за кромки ДСП, чтобы ускорить поворот. Один раз она пересекла полосу света так быстро, что даже камера тренера не взяла резкость — на записи осталась размытая дуга.
Кейс стоял там, где сходились линии. Он привык смотреть на зал как на схему: ширина коридора, слепые зоны, привычки соперников. Запомнил — тот высокий всегда высовывается чуть сильнее, чем нужно; тот, что в белых кроссовках, нервно трясёт ногой, когда ждёт. «Два слева, один у перегородки — переигрывает угол. Подставится через три… два…» — и подставился. Щелчок. Кейс коротко усмехнулся, но в голос ничего не сказал.
Финальный «бой» прошёл, как отлаженная тренировка: корректировка, рывок, перекрёстный прикрывающий огонь — тишина. Судья поднял руку, объявил счёт, кто-то из младших крутанул палец у виска — «опять сухо, ну конечно». На общей фотографии команда стояла не как победители, а как люди, для которых это — рабочий день: без широких улыбок, без поз. В зеркале на стене отражались люминесцентные полосы и их четырёхугольная тень.
Вечером компьютерный клуб был почти пуст. За стеклянной дверью висела потёртая табличка «Wi-Fi — есть, чай — тёплый». Внутри — два ряда старых системников с акриловыми боковыми панелями, через которые было видно запылённые кулеры и красные провода. Воздух дрожал от вентиляторов и слабого гула блоков питания. Где-то тикали батарейки беспроводных мышей — едва слышно.
Рекс сел на своё место: третий стол у окна, стул с покоцанной спинкой, коврик с затёртым логотипом турнира трехлетней давности. В хедсете — приглушённый голос клана, привычный фон сообщений: кто-то обсуждал новый патч, кто-то ссорился о балансе оружия. На столе — бумажный стаканчик с остатками энергетика; на пластиковом крае — засохшая сахарная крошка. Флешка, которую он носил как талисман, упиралась в ладонь холодным ребром.
На почту упало письмо.
From: noreply@…dev
Subject: Invitation: Closed Beta 0.0.7x-BLACK
Text: Поздравляем. Вы — в числе избранных. Доступ активен 24 часа. Не делитесь ссылкой.
Шрифт был слишком стандартным, чтобы быть рекламой, и слишком аккуратным, чтобы быть фишингом. Ни привязки к нику, ни логотипов, ни футера с юридическим мусором — пустота, выверенная до пикселя. Внутри — одна ссылка. Адрес выглядел чисто, но странно укорачивался на уровне поддомена — как будто кто-то спрятал настоящую точку входа за зеркалом.
Рекс перечитал. В груди ощутимо толкнулось сердце — не от азарта, от ощущения «перекрёстка». Он выделил ссылку, скопировал, замер на пару секунд. Потом открыл общий чат.
— Закину. Смотрим вместе, — сказал он вслух самому себе и нажал «отправить».
«Глянем», — быстро ответила Вега.
«Минуту, проверю домен», — написал Кейс. Через шестьдесят две секунды скинул ок. «Короткий TTL. Странно чисто. Но ладно».
Суро поставила в ответ смайлик-змею.
Файл скачался слишком быстро для своего размера. Название — Диалог установки не появился. На рабочем столе возникла иконка — чёрный отпечаток ладони без названия, без тени. Рекс щёлкнул мышью. Двойной клик — как привычный вдох перед прыжком в матч.
Экран погас и тут же вспыхнул чёрным. Никаких заставок, никакого логотипа студии, только мерцание, будто монитор пытается поймать частоту, которой не существует. В наушниках пискнуло, как если бы кто-то вынул и тут же вставил джек. В правом углу монитора на долю секунды показалась белая строка — символы бегущей загрузки — и исчезла, будто её вырезали ластиком.
Пахнуло озоном. Запах свежего пластика сменился железным, сухим — как бывает после короткого замыкания где-то в стене.
Вентилятор системника оборвал обороты и стал жужжать неровно. Тени на стенах сдвинулись — тонко, на сантиметр, как от колебания напряжения. В чат Рекса упала недописанная фраза Кейса: «что за…» — и окно сообщений застыло.
Он не успел снять хедсет.
Тьма захлопнулась, как дверца серверного шкафа.
Очнулся он не от боли, а от тишины. Такой тишины, где слышно только своё дыхание и потрескивание пластика, остывающего после перегрева. Чёрный экран не отражал даже силуэт. Рекс провёл ладонью по столу — палец скользнул по липкому следу от стаканчика. В горле — металлический привкус. На губах — соль.
Кнопка питания не отвечала ни на краткое нажатие, ни на долгую задержку. На соседних столах — то же: мониторы чёрные, с едва заметной синей точкой дежурного режима. Администратор клуба подошёл, включил верхний свет — лампы на секунду мигнули. «Нельзя так железо мучить», — проворчал он привычно, но когда посмотрел на лицо Рекса, замолчал и только кивнул: «Понял».
Через сутки они собрались в голосе. У всех — одинаковые истории. Сгоревшие блоки питания, убитые диски, кошмарный отчёт служб восстановления: «данные отсутствуют». Кейс, как всегда, полез глубже остальных: снял крышку, откинул плату, замкнул перемычки, подключил внешний контроллер. «Чисто. Как будто кто-то не просто снёс раздел, а откатил его на предыдущую стабильную сборку.» У Веги — то же: игра стоит, но это именно старая версия, без даты, без метаданных. Следов 0.0.7x-BLACK нет. Как будто её и не было.
— Значит, не было, — просто сказал Рекс.
— Или кто-то не хочет, чтобы мы думали, что было, — ответил Кейс и перестал шутить.
Они решили жить дальше. Учёба, спортзал, вечерние сессии в клубе, турнир по выходным. Город продолжал свои привычные дела: трамваи скрежетали на поворотах, киоски жарили влажные сосиски, на остановках студенты спорили, у кого вчера «не засчитало килл».
Но ритм внутри четвёрки сместился — на полтона, на полшага.
Суро шла по пустому коридору ранним утром. Окна ещё темнели, от батарей тянуло сухим пылеватым теплом. Она остановилась — не потому что услышала шаги, а потому что перестала слышать шум вентиляции в конце коридора: кто-то перекрыл поток. Через долю секунды дежурная вышла из подсобки и, заметив Суро, вздрогнула — «Ты как из воздуха». Суро смутилась, улыбнулась и, уходя, уловила: где-то далеко капает вода, и ритм капель совпал с ударами её сердца. Она сделала шаг — и подстроила дыхание под этот ритм, как будто всю жизнь так ходила.
Вега сидела у окна кабинета физики, где на подоконнике всегда пахло металлом и пылью от старых лабораторных весов. Класс шумел, кто-то спорил о домашке. За стеклом дрожало зимнее солнце. Муха, откуда-то взявшаяся в холодном помещении, билась об стекло. Девочка с задней парты машинально метнула карандаш — не в муху, просто в стену, «чтоб прикольно». Вега подняла руку и поймала его, даже не повернув голову — пальцы сомкнулись в точке, где траектория должна была пройти. Карандаш лег на ладонь, тёплый, как живой. «Повезло», — сказала Суро тихо. Вега не ответила: она смотрела на углы комнаты, и каждая линия вдруг стала не просто линией — направлением.
Кейс чинил «кирпич» однокласснику на кухне при тёплой лампе с жёлтым абажуром. Детали лежали на газете с рекламой скидок. Он держал паяльник, не глядя, и кончик лёг ровно туда, где дорожка волоском ушла под микросхему. «Откуда ты знаешь, куда?» — спросил парнишка, жуя яблоко. «Вижу», — сказал Кейс и сам удивился, насколько честно это прозвучало. Позже вечером он стоял у дверей своей квартиры, слушал изнутри глухой голос отца и высокий, натянутый мамин. Руки сжались в карманы так сильно, что костяшки побелели. Он не вошёл. Переступил с пятки на носок, сосчитал вдохи. Понял: если войдёт — сорвётся. Остался в тени на лестничной площадке, пока за дверью не стихло.
Рекс ждал зелёный на перекрёстке у супермаркета. Мороз оставил тонкую корку на ступеньках, люди двигались быстро, по привычным траекториям. Он поймал себя на том, что точно знает, кто ускорится, кто остановится, кто оглянется на витрину. Не «угадывает», а читает. Светофор мигнул, и он не сделал шаг — просто не сделал. Через секунду из-за угла, не сбрасывая скорость, вылетела старая «восьмёрка» с хрипящим мотором, водитель ругнулся, скользнул, поймал машину и исчез. Рекс усмехнулся одной половиной губ. Вечером дома он поднял катану, подаренную дедом «для красоты», постоял, взвешивая рукоять, и неожиданно точно понял, как ей проводить линию, чтобы «пуля» (пусть пока только резиновая) ушла в сторону. Поставил на место. Закрыл.
Они не говорили друг другу «это из-за беты». Слишком киношно. Слишком просто. Но когда в следующий раз собрались в спортзале, лаг исчез. Команды стали не короче — меньше нужными. Рекс едва повёл плечом — Вега уже сместила прицел. Суро пропала — и появилась там, где её ждали. Кейс перестал комментировать ходы вслух — лишние слова мешали темпу.
Тренер, пожимая руки после очередной победы, сказал:
— Видели, как вы сегодня? Ни одного лишнего шага. Как часы.
— Не часы, — ответил Рекс. — Мы просто вместе.
Ночью Рекс снова открыл почту. В «входящих» письма не было. В «удалённых» тоже. Логи входа — чистые. Как будто кто-то зашёл, стер и ушёл, не оставив отпечатков. Он провёл ладонью по холодной крышке ноутбука. За окном свистел ветер — тонкий, как струнный флажолет. Город дышал всегда одинаково: поздние автобусы, далёкие собаки, редкие шаги.
Рекс прикрыл глаза. Перед ним лёг план зала: колонна, свет, угол обзора, две фигуры слева, одна справа. Вдох. Выдох. Ясность — как ровная линия на кардиограмме.
Название они ещё не придумали.
Знак — не рисовали.
Но внутри, в пустой строке где-то в конце «файла», уже светилось: 0.0.7x-BLACK.
Строка без голоса, без времени — как приглашение, которого «никогда не было», и след, который видно только тем, кто идёт одним ритмом.