Чёрная метка. Ведун.

От очередного раската грома задребезжали стекла в окнах кабинета. Резкий звук заставил Павла Емельяновича вздрогнуть и проснуться. Ноги затекли из-за неудобной позы, в которой он уснул, сидя в своём огромном кресле. Погода за окном для него резко изменилась, ведь засыпал он когда солнце клонилось к закату, а небо было абсолютно чистым. Сейчас же за окнами его кабинета сгустились тучи и натужно завывал ветер. Неприятное чувство обжигало его внутренности. Он уже давным-давно не ощущал ничего подобного, да, собственно, потому и уехал из столицы их Империи в такую глушь, что испытывать нечто такое ему было крайне неприятно. Тонкая магическая аура, что в его хуторе всегда была спокойна, словно стоячая вода, сейчас бурлила и вибрировала, распространяя колебания во все стороны.

Павел встал с кресла, слегка покачнувшись от очередной сильной волны, и позабыв про боль в своих конечностях, что уже давно потеряли энергичность, и даже стали постоянным источником боли разного вида, но всё же стремительным шагом добрался до окна. Его небогатое поместье было трёхэтажным, а личный кабинет занимал половину второго этажа, выходя окнами на окраинную часть слободки. Отсюда было видно только несколько домов его крепостных работников, и во всех них горел тусклый, едва заметный свет, а из труб, не смотря на тёплую осень, валил дым. Обычные крестьяне не обладали магическим даром, и почувствовать колебания не могли. Но дрожь магической ауры могла вызывать погодные изменения, зачастую очень резкие, из-за этого они казались ещё более неприятными для всех. Очередная блеснувшая молния высветила большой луг за домом, небольшое озерцо и аккуратный парк, который Павел Емельянович приказал организовать, как только перебрался сюда много лет назад.

А ещё вспышка озарила подступающий лес. Обычно приятный, тёмно-зелёного оттенка хвои, он всегда радовал глаз хозяина местных земель, но теперь, в противоестественной темноте резко наступившей ночи и налетевших плотных грозовых тучах, тот выглядел устрашающе, словно чёрная стена, тянущаяся от края до края, насколько хватало глаз. Верхушки самых высоких елей, сосен и пихт, раскачивались из стороны в сторону, создавая эффект, будто лес живой и крайне недовольный происходящим. Изредка, силуэты деревьев складывались в фигуры огромных ужасных монстров, что скалили зубы или вздымали свои огромные лапы, желая уничтожить и самого владельца, и его особняк заодно.

Плохое предчувствие Павла Емельяновича усилилось, а к горлу подкатил неприятный комок, который не получалось ни сглотнуть, ни вдохнуть, чтобы прогнать наваждение. Вглядываясь во тьму, лишь изредка освещаемую вспышками молний, он каждый раз вздрагивал от мощного грохота, что пролетал над лесом и звучал всё ближе и ближе. Разряды молний участились, а ветвящиеся вспышки усилились, стали мощнее и ярче. Вот-вот должен был начаться проливной дождь, но пока ещё ни одной капли не долетело до земли, а хозяин поместья всё не мог отвести взгляда, слепо пялясь на кромку леса.

Чернота ночи на мгновение отступила, когда из-за стремительно наступающих туч выглянул белёсый диск луны, а Павла Емельяновича вдруг пронзило осознание, что сегодня ночь полнолуния. Он задышал резко и отрывисто, и даже не заметил, как пальцы на руках начали складываться в защитные знаки. Ещё чуть-чуть и с кончиков его пальцев полетели бы искры, так близок он был к созданию заклинания.

Очередная вспышка молнии позволила мужчине увидеть, как из леса появилась фигура с бледной кожей, что явственно выделялась на чёрном фоне. Неизвестный медленно шагал вперёд, неся на руках нечто крупное, бесформенное и будто бы хрупкое. Павел Емельянович, завороженный этим видением в попыхах раскрыл окно. Мощный порыв ветра тут же ударил его в грудь, будто пытаясь опрокинуть, но мужчина не обратил на это никакого внимания. Он лишь со всей силы схватился руками за оконную раму и даже высунулся из окна, вперившись взглядом туда, где секунду назад видел вышедшего из леса. Он ждал очередной вспышки молнии, и та не заставила себя ждать. За этот небольшой промежуток неизвестный, вышедший из леса, продвинулся дальше, а у Павла Емельяновича наконец получилось разглядеть, что тот нёс на руках - безвольно повисшее человеческое тело. Поза и откинутая голова свидетельствовали о том, что он находился без сознания, но воткнутый в низ живота длинный кинжал, который удалось рассмотреть при следующей вспышке, явственно говорил о том, что лежащий на руках человек был мёртв.

- Пахóм! - громогласно окликнул своего слугу Павел Емельянович, тут же обернувшись обратно к кабинету. И в тот же миг небо разверзлось тысячей капель, что словно стеной рухнули вниз, мгновенно заставляя промокнуть любого, кто не был в укрытии. Хозяин поместья, с трудом перебарывая порывы ветра, что несли с собой и влагу, закрыл окно и во всю прыть, на какую был способен, бросился на выход из кабинета явственно хромая.

Его верный слуга Пахом обнаружился на самом верху лестницы, уже спешил по зову своего барина, и Павел Емельянович столкнулся с ним нос к носу, стоило ему отворить двери в свой кабинет. Быстро обрисовав ситуацию и поставив задачи, он отправил привратника на улицу, а сам позвал ключницу, во-первых, потребовав подать горячего чаю, а во-вторых, проследить, чтобы вся остальная прислуга, что была в поместье и носа не думала показывать из людской*.

Вернувшись в кабинет Павел Емельянович какое-то время нервно прохаживался по нему из угла в угол, сложив руки за спиной и не обращая внимания на боль в колене, а затем всё же решился вернуться в своё кресло. Он бы и желал успокоиться, но предчувствие надвигающейся беды сильно его тяготило. Пальцы рук, локтями упёртые в кресло, нервно тёрли костяшки то одного, то другого кулака, а правая нога каблуком выбивала нервный ритм по паркету. Наконец двери кабинета отворились и внутрь вошёл Пахом, весь мокрый с головы до ног, роняя целую вереницу из капель на дорогой ковёр, ведя за собой юношу.

Парень шёл, еле волоча ноги, промокший до нитки, как и привратник. Правда в отличии от последнего он был ещё с ног до головы вывалян в грязи, которую хоть частично и смыл мощный ливень, но часть разводов осталась, как на лице, так и на одежде, и гораздо больше комьев земли застряли в волосах. Короткие сапоги все были облеплены грязью и оставляли за собой следы с кусочками глины, остатками травы и еловыми иголками. Длинные волосы свисали сосульками, закрывая лицо, но по мощной широкоплечей фигуре и одежде Павел Емельянович немедленно узнал в вошедшем Провку - своего лесничего. Парень был всего семнадцати лет от роду, но уже несколько лет жил в одиночестве в избушке на другом конце леса, который тоже являлся вотчиной хозяина поместья. Пров был нелюдимым, почти ничего не говорил, а многие в деревне считали его и вовсе недалёким дурачком, и даже блаженным. Он появлялся лишь раз в месяц, доставляя партию заготовленных дров для поместья, а также любимые хозяином дубовые веники. Где парень находил дубы в хвойном лесу, никто не знал, а на вопросы тот лишь пожимал плечами и хитро улыбался, никому не выдавая свой секрет. Некстати накатившие мысли о бане Павлу Емельяновичу пришлось отогнать, потому что ситуация требовала немедленного прояснения.

- Пров, что приключилось? - начал Павел, как только оба его слуги остановились в центре кабинета, повернувшись к столу. Парень в ответ лишь пожал плечами, а слово за него взял привратник:

- Мальчишка мёртв. Пару часов как. От удара кинжалом в живот, - с этими словами Пахом слегка покосился на стоящего поблизости Прова, а свои руки переместил на пояс, где у него были закреплены его любимая дубинка и длинный нож. “Намекает, что юродивый может быть опасен,” - мгновенно догадался барин, а привратник продолжал, - Он молчит, ничего не отвечает. Как обычно.

- Пров, ты же помнишь, кто твой хозяин? Отвечай на вопрос, что приклю... - Павел Емельянович поперхнулся и прервал свою речь, как только Пров поднял свой взгляд, глянув на него исподлобья. Дурачок всегда пугал всех без исключения баб, да и многих мужиков в деревне, своим поведением и особенно острым пристальным взглядом ярко-зелёных глаз. А сломанный нос, когда-то давным-давно свёрнутый вправо, лишь усиливал отталкивающий эффект. Когда в повисшей тишине зазвучал его голос, то он был хриплым и низким, слышать его приходилось не часто:

- Парнишка сам пришёл. Злой. Наглый. Грубил, - Пров откашлялся и продолжил, - Разорялся, кричал. А потом кинулся с ножом. Мы боролись. А потом он убил себя.

- Убил себя? - удивлённо переспросил опешивший Павел Емельянович.

- Ну да. Мы боролись. Катались по земле. Когда я оказался сверху он перевернул кинжал в руке, - Пров попытался показать жестами, как это случилось, но вышло неуклюже, а с его рук веером разлетелись капли грязной воды по всему кабинету, - Я не заметил, прижимая его к земле, пытался успокоить. И проткнул парня. А потом рвануло.

- Рвануло? - теперь удивились оба. И Пахом, и Павел Емельянович.

- Ну да. Меня отшвырнуло в сторону, приложило о дерево... - Пров прервался и снова опустил голову.

- Что потом? - Павел Емельянович сам не заметил, как приподнялся из кресла, упираясь кулаками в стол и наклоняясь вперёд. Он не хотел упустить ни единого слова.

- Потом я очнулся, а паренёк уже холодный, - пожал плечами юноша, - Ну и понёс его в слободку.

- Эк... Это ж вёрст двадцать, - хекнул и недоумённо почесал голову Пахом, прикидывая, как молодой Пров прошёл по лесу с мёртвым телом на руках такое расстояние.

- А почему ты его не прикопал прямо там, у себя на полянке? - сузив глаза вкрадчивым голосом поинтересовался Павел Емельянович. Ситуация была крайне неприятная. И самому барину было бы гораздо удобнее, если бы она разрешилась именно так, как звучало в его вопросе.

- Так он вроде барских кровей. Или вельможа. Да и не по-людски как-то. Может у него родственники какие есть, - развёл руками Пров и замолчал.

- А как ты понял, что он барских кровей? - Павел Емельянович спрашивал у Прова, но сам незаметно скосил глаза на Пахома.

- Так у него печатка на руке. Навродь той, что у Вас, - Пров мотнул головой, указывая на руку барина, где действительно крупный круглый перстень был единственным украшением.

- Что-то ещё? - уточнил Павел Емельянович. Пров лишь отрицательно помотал головой. Хозяин указал ему на дверь со словами, - Жди внизу. И постарайся поменьше пачкать тут!

Стоило лесничему выйти из кабинета, как Павел Емельянович с тяжелым вздохом опустился в свое кресло и погрузился в раздумья, подперев подбородок кулаком. Пахом тихо стоял, сложив руки на груди, и покорно ждал.

- Где тело? - спросил барин привратника, после небольшой паузы. Пахом выполнял для него все поручения и никогда не задавал лишних вопросов. От резко поменявшегося тона хозяина Пахом вздрогнул и слегка согнулся в поклоне:

- Убрал в сарайку во дворе и закрыл на замок. Никто его не видел, ни из крестьян, ни из дворовых, - без промедлений ответил Пахом, а затем сам обратился к барину с вопросом, - Что будем делать с парнишкой?

- Никто не должен узнать о случившемся! - повысил голос Павел Емельянович на привратника, а затем снова понизил голос до минимально возможного, - Бастард должен был умереть на нашей земле, но не так... Ой, не так... Пров, хоть и не болтлив, но... Избавимся от парнишки! - речь барина была прервана аккуратным стуком в дверь, - Да?

- Дозволите? - дверь приоткрылась, а в небольшую щель пролезла голова Прова.

“Неужто подслушивал и услышал о своей судьбе? Будет теперь просить смилостивиться?” - пролетели вопросы в голове Павла Емельяновича, но он сделал вальяжный жест, приглашая парня обратно в свой кабинет. Пров вошёл и тут же задрал свою рубаху, демонстрируя живот.

- Вы спрашивали, было ли что-то ещё, да вот я и вспомнил... - он указал пальцем на свой живот, демонстрируя небольшую точку, что выглядела словно родинка, вот только таковой не являлась. Павел Емельянович наклонился вперёд и прищурился, пытаясь разглядеть на что указывал лесничий. Крошечная точка имела неровные края, и под пытливым взглядом было заметно, как её контур постоянно подрагивал, слегка изменяясь. Барин нервно сглотнул, а затем пару раз проморгался, не сразу поверив в увиденное. Ни Пахом, ни уж тем более Пров не поняли, от чего тот побледнел, а посвящать в открывшиеся ему знания Павел Емельянович не спешил. Закончив моргать после использования магического взгляда, он резко отстранился и поёжился от увиденного, потянулся было перекреститься, да так и замер с поднятой рукой. А затем пренебрежительным жестом приказал Пахому выйти. Привратник не задавал лишних вопросов, а спокойно повиновался, и уже через пару мгновений оставил барина наедине с лесничим. Взгляд хозяина изменился, теперь он смотрел на своего лесничего сомневаясь, и даже слегка покусывал нижнюю губу, будто внутренне разрываясь, рассказывать об увиденном или нет, - “Поймёт ли вообще дурачок сказанное?”

- Я не знаю, как это произошло, Пров. И знать не хочу, если честно, - взгляд Павла Емельяновича был пуст и блуждал по кабинету, он явно был ошарашен увиденным. Пров стоял не шевелясь, всё ещё с задранной рубахой и внимательно слушал. Барин говорил вслух, обращаясь к нему, но смотря на потолок, - Сегодня ночью тебе то ли невероятно повезло, то ли наоборот, удача отвернулась от тебя окончательно. Со смертью этого юноши на тебя перекинулся его магический дар. Я о подобном и не слыхивал никогда, да это и не так значимо, по сравнению с другим. Важно то, что тебе вместе с даром досталась его чёрная метка. Вот об этом я знаю немного, крупицу, но хоть что-то. Дар будет быстро в тебе расти, он изменит и тебя, и твоё тело, даже твой разум. Сделает ещё сильнее, умнее, проворнее, изворотливее. Все твои положительные качества тысячекратно возрастут, но и отрицательные тоже. А ещё чёрная метка будет тебя медленно убивать. Высасывать жизненные силы, пока ты не превратишься в живой ходячий труп. А потом будет... - тут голос Павла Емельяновича затух будто сам по себе, хотя на самом деле в его голове быстро сложился план, как отвести себя и свои земли из-под удара. Так что рассказывать о исходе, который ждал парня, он передумал.

- И что же делать? - подал голос Пров, неправильно поняв причину, по которой его барин замолчал. Юноша стоял так же недвижимо, а его голос звучал на удивление спокойно. “Так и не понял, что произошло и что его ждёт!” - внутренне махнул рукой на парня Павел Емельянович. Недалёкость юноши он мог использовать себе на пользу.

- Отыскать то, чего она хочет. Только если ты будешь кормить её, то сможешь оттянуть свою преждевременную кончину. Но её желания могут быть невероятно сложными. Или мерзкими. Да какими угодно... - произнося эти слова вслух, Павел Емельянович не замечал, что волосы на всём его теле встали дыбом, а кожа покрылась мурашками.

- Лучше лишите меня тогда живота, барин! - Пров рухнул на колени, но даже так из-за своего богатырского роста и телосложения, всё ещё был виден из-за стола. До парня наконец дошло, что его участь незавидна.

- Нет! Нет! Ни в коем случае! - вскричал Павел Емельянович, отодвигаясь вместе с креслом, как от прокажённого, каким, собственно, и был теперь для него его лесничий Пров, - Пахом!

Привратник ворвался в кабинет словно ураган, что всё ещё бушевал за стенами. С оголённым ножом он бешено вращал глазами, готовый к смертельному поединку, лишь бы защитить своего хозяина. Но сделав пару широких шагов недоумённо замер, переводя взгляд от вжавшегося в кресло барина на лесничего, что стоял перед столом на коленях.

- Убери, убери! - замахал руками Павел Емельянович указывая на оружие в его руках. И чуть успокоившись тут же продолжил, - Скажи Авдотье пусть соберёт туесок** с провизией на пару-тройку дней, а конюх чтоб запрягал мою личную повозку. Отвезёшь Прова к губернатору и посадишь его на поезд до столицы!

Пахом был мужиком тёртым, разумным и хладнокровным, за что, собственно, и был так одарён милостью барина и являлся одним из его самых приближённых людей. Но даже он не выдержал резкой перемены в планах, какую обрисовал Павел Емельянович, от чего стоял всё так же застыв, лишь бешено вращая глазами. Только гневный окрик хозяина вернул его в реальность и заставил отправиться исполнять новое приказание.

- Я напишу тебе рекомендательное письмо, Пров. По указу Его Императорского Величества, любой ведун или ведунья, обнаружив в себе дар, должны незамедлительно явиться в губернию на проверку, а затем и вовсе отправиться в Академию для одарённых, что расположена близ Санкт-Петербурга, - он снова подвинулся к столу, а его взгляд обрёл чёткость. Поспешно подтянув к себе чистый лист и чернильницу с пером, он споро заскрипел им, выводя каллиграфические завитушки, в коих Пров ни зги не понимал, всё так же продолжая стоять на коленях.

- А это не опасно, барин? - лесничий не успевал думать с такой же скоростью, что и Павел Емельянович. Вы же сказал, что эта штука...

- Точку эту, что на животе у тебя, - с этими словами хозяин кабинета, поместья и всех близлежащих земель передёрнул плечами, словно вспомнил о чём-то крайне неприятном, - Никому и никогда не показывай, и ничего не говори! Об обретённых силах, запоминай, молви следующее: “не знаю, барин что-то такое увидел во мне, вот и послал”. Авось и пронесёт тебя, - он было порывался перекрестить юношу, но сам же себя одёрнул. Никакое крёстное знамение его уже не спасло бы.

На сборы ушло не так много времени, и уже через десять минут барин лично выпроводил своего, уже бывшего, лесника на улицу под проливной дождь, отправляя его к конюшням, где должен был дожидаться Пахом на повозке. Вот только вместо повозки там обнаружилась обычная снаряжённая телега, с запряжённой в неё одной хилой лошадкой. Лишь когда под внимательным взглядом владельца поместья Пахом с Провом выехали со двора, тот слегка успокоенный вернулся в свой кабинет. На маленьком столике его уже дожидался небольшой поднос со стеклянным графином, наполовину заполненным жидкостью насыщенного тёмно-янтарного цвета с лёгкой маслянистостью. Рядом стоял так же широкий бокал, а ещё небольшая вазочка, заполненная мармеладными вкусностями, посыпанными сахарной пудрой. Павел Емельянович был сладкоежкой, потому без промедления налил себе бокал, тут же опустошил его, а следом отправил в рот несколько мармеладных конфет, тщательно их пережёвывая.

Он был погружён в раздумья. “Стоило ли рассказывать Прову, что его судьба уже решена и избежать другого конца, кроме как скоропостижной смерти, у него не выйдет? Во всяком случае, хорошо, что это случится как можно дальше от него самого. Второй раз столкнуться в своей жизни с “чёрной меткой” ... Ну уж нет, чур меня. После первого раза он запомнил и накрепко, а потому был готов и не медлил. Может стоило Пахому намекнуть, что избавляться от Прова уже не стоит, или тот всё же сообразил о причинах смены тактики действий? Эх, жаль, что его верный привратник был необразован, и даже слова “тактика” не знал. Но стоит надеяться, что по дороге до губернии ничего не случится...”

Тем временем тихонько поскрипывая колёсами повозка с запряжённой лошадью продвигалась по неширокой дороге, которая вилась меж деревьев в редком лесу. Пров уснул почти сразу, как они выехали со двора, даже не обращая внимания на дождь. То ли от усталости, то ли от количества случившегося за день. Гроза ушла в сторону, оставив после себя лишь слабый моросящий дождь и затянутое тучами небо, сквозь которые полная луна была не видна. Но противный дождик шёл без остановки почти всю ночь. К самому утру Пахом растолкал Прова и приказал поменяться, чтобы лесничий пересел на ко́злы***, беря на себя управление повозкой, а привратник тем временем должен был перебраться назад, чтобы отдохнуть.

Где-то на востоке уже начинало алеть небо. В скором времени должно было взойти солнце, разгоняя последние тучи. Дождь почти прекратился, осталась лишь небольшая морось, падавшая с неба так медленно, что создавалось ощущение, будто мелкая взвесь воды просто висит в воздухе.

Разглядывая искрящиеся в первых лучах восходящего солнца мелкие капли, убаюканный мерными звуками перестука копыт и вращающихся колёс, хлюпающих в грязи дороги, Пров слишком поздно заметил движение у себя за спиной. Пахом подобрался почти вплотную и бесшумно вынул свой нож, крепко удерживая его в правой руке. Быстрым движением левой рукой он обхватил лесничего за шею и резко дёрнул на себя. Резкий взмах рукой с ножом должен был мгновенно прервать жизнь юноши, но тот в последний момент успел подставить предплечье, а затем и перехватил руку привратника, не давая заточенной стали добраться до его груди. Началась борьба, оба пыхтели и напрягали свои мускулы. Пров попытался вырваться из захвата, а Пахом наоборот всё пытался добраться своим ножом до плоти лесничего. Но тот был слишком силён, схватив привратника за запястье и удерживая кисть с зажатым ножом. Пахом дернул рукой, вырываясь из захвата и вместо планируемого удара в грудь, которым он обычно прерывал жизни своих жертв, нанёс удар в бок, от которого Пров не мог защититься, так как попросту не видел его.

Острая сталь разрезала рубаху и кожу, но вопреки ожиданиям и Пахома, и Прова, вошла слишком неглубоко, угодив в одну из костей рёбер. Но острой боли хватило, чтобы юный лесник пришёл в бешенство высвобождая свою новую силу. Дальше Пров действовал неосознанно, будто марионетка, но чётко и быстро. Резко наклонившись вперёд, он дёрнул Пахома на себя, а затем распрямился, отводя голову по максимуму назад. Удар затылком вышел добротным, придясь привратнику ровнёхонько в нос, на короткое время ослепляя его. Тот по инерции потянулся руками к лицу, но Пров не дал ему это сделать, удерживая его руку он тут же снова согнулся и швырнул мужчину через себя. Пахом перелетел через голову, умудрился не задеть ничего из упряжи и ни одну из оглоблей****, рухнув прямо на дорогу. От удара резко хекнул - выбило дыхание, от чего даже не успел дёрнуться, прежде чем исчезнуть под телегой, что продолжала тянуть за собой лошадка. Пров почувствовал, как сперва подскочила первая ось, а затем и вторая. Телега мерно катилась вперёд, а тело Пахома осталось лежать недвижимо позади, распростёртое прямо по центру дороги. В руке Прова всё ещё был зажат окровавленный нож. Лёгкая волна пробежала по телу парня, вызвав короткий спазм в нижней части живота, от чего кожа покрылась мурашками. Ощущение было одновременно и приятным, и пугающим. Ноги на мгновение ослабли, а ему пришлось схватиться рукой за край повозки, чтобы не упасть. Старые доски заскрипели под пальцами и внезапно хрустнув сломались. Пров и раньше, бывало, на спор гнул гвозди и подковы, но одними пальцами толстую доску ни разу не ломал. Хотя он сейчас этого даже и не заметил, ведь бывшему лесничему некогда было не до того.

Он было хотел тормознуть телегу, спрыгнуть и броситься на помощь, но внезапное осознание, что привратник планировал убить его, причем, скорее всего по приказу самого Павла Емельяновича, на мгновение отрезвило парня. Мысль была такая ясная и чистая, что в голове даже что-то защипало. Пров поразился, как смог быстро и без посторонней помощи до такого додуматься. А мысли и дальше складывались ровными слоями друг на друга, вырисовывая дальнейший план действий.

“Нет уж! Еду в губернию. Когда тело обнаружат - я уже буду далеко отсюда. А бывший барин сам трижды подумает обвинять меня в чём бы то ни было. Слишком он торопился от меня избавиться, сам при этом боясь до ус...” - телега вдруг остановилась, а Пров качнулся на ко́злах, и тут же обернулся вперёд. Лошадка сделала остановку, и обернулась назад, глядя одним глазом на своего возничего. Она будто что-то сообразила и теперь бессловно уточняла у единственного оставшегося в телеге: “Едем дальше или как?”

Пришлось хвататься одной рукой за упряжь и подгонять лошадь, второй зажимая неглубокий порез на боку. Ещё одна удивительная вещь: Пров мог поклясться, что нож Пахома должен был войти в его бок по самую рукоять. Не раз он лично видел, как привратник ухаживал и натачивал свой нож каждый раз, когда они встречались. Такой острый клинок легко бы разрезал и кожу, и мышцы, но почему-то не смог. Затыкая рану, кривясь от боли, он продолжил поездку пытаясь представить, что его ждёт впереди теперь, когда он был вынужден покинуть свой привычный лес, полянку и маленький домик, а со смертью привратника и вовсе отрезав себе пути для возвращения.

__________
*Людская (устар.) - помещение, предназначенное для дворни, слуг при барском, помещичьем доме.

**Туесок (региональное) - небольшой круглый короб с тугой крышкой для хранения и переноса пищи. Обычно изготавливался из части коры деревьев, берестяной или лубяной.

***Ко́злы - сиденье в передней части повозки, для кучера/возницы, кто правит запряжёнными лошадьми.

****Оглобля - одна из двух жердей, укреплённых концами на передней оси повозки, соединяющихся с дугой и служащих для запряжки лошадей.