Чёрная вода

Над огнём, на медном крюке, котелок висел, кипел – оленина варилась.

У очага Птица табак курил, а Иней и Олений Мох чай пили. Сперва с ними и Былинка сидела, чай пила, но потом обиделась. Былинка хотела, чтобы Иней к ней под полог пришёл, в тепло. Хотела, чтобы сын у неё родился от Инея – Птица обрадовался бы, и Былинке Иней нравился. А Иней не пришёл, заслушался.

Ну и пусть слушает, если праздные слова ему нужнее, чем жаркое женское тело. Будет у Былинки сын от другого. Жаль, что у Птицы всё девочки выходят, все тундры знают...

Обиделась Былинка, залезла в спальный мешок рядом со спящей дочкой и полог задвинула. Но прислушивалась.

Птица весь окутался дымом, сидел, как утёс в тумане. Говорил, не торопясь:

– Сильно холодно, вьюга разыгралась... В метели рога своих оленей с нарты не увидать; все семь тундр под снегом лежат, море встало. Вся земля под снегом лежит, кроме одного места.

– Это какого? – спросил Олений Мох.

Птица дым выдохнул, в огонь глянул. Танцевали языки пламени на тальниковых ветках. Иней ещё тальника в очаг подбросил.

– Если вдоль моря идти до самых Клыков земли, увидишь особое место, - сказал Птица. - Голые скалы, чёрные из белого торчат. Чёрная вода льётся из чёрного камня. В самый лютый мороз не замерзает.

– Как это может быть? – удивился Иней.

– Горяча, – сказал Птица. – Всегда над ней пар висит. Не простая вода. Милосердие Великого Духа в Срединный мир льётся. Как чёрная кровь из каменной раны. Священное место.

– Да уж, – сказал Олений Мох и руку к трубке протянул. Затянулся дымом, продолжил. – Не много на свете мест, где Великий Дух милосерден. Что ему – могучему, вечному – люди? Снежинки в тундре. Покружатся – и лягут, полежат – и растают. Людских голосов в Верхнем мире не слышно.

– В иных местах – не слышно, – кивнул Птица. – Но там слышно. Отдай мне трубку, Олений Мох. Шаманы это место знают, и не только шаманы. Простой человек, у которого сгорает сердце в груди, может прийти и попросить. Милости попросить. Великий Дух услышит.

– Ты просил? – спросил Иней. – Ты же там был?

Птица чуть усмехнулся.

– О чём мне просить? Я счастливый. Олени есть у меня...

– Десять оленей – разве стадо? – перебил Олений Мох.

– Мне хватает, однако, – Птица усмехнулся заметнее. – С голоду не пухнем. Белый песец в ловушки идёт. Порох, чай, табак – всё есть. Молодая жена. Не понравилась тебе Былинка, Иней?

– Нравится, – сказал Иней, улыбаясь. – Сердитая. Куда торопиться?

– Сына ещё родит, – Птица улыбнулся в ответ. – Шустрая. А не родит, так дочка у меня, красивая, как оленёнок. О чём же мне просить?

– О богатстве? – предположил Олений Мох.

– Не даст Великий Дух, – сказал Иней. – Справедлив. Разве о богатстве сердце сгорает в груди? Вот жизнь матери, жене или другу – я бы просил. О них сердце горит...

– Я бы о себе попросил, – сказал Олений Мох, поглаживая колено. – Чтобы Великий Дух ломоту из ноги забрал. Нога – не сердце, но охотнику важна. Моим старикам моя нога важнее моего сердца – чтобы голодом не сидели...

– От чего только не горят сердца у людей... – задумчиво проговорил Птица. – Со мной тогда был Клинок, вы вряд ли помните... Ненавидел всем сердцем Лиса, шамана с побережья. Говорить больше ни о чём не мог, любые слова на Лиса съезжали, как нарта под уклон.

– Что Лис ему сделал? – спросил Иней. – Белый шаман же! Не слыхать, чтобы испортил или обманул кого-то.

– Лис его едва знал, – сказал Птица. – Не в том дело. Погодки. И всё время Клинок говорил о Лисе, всё время думал: почему Лису шаманская сила досталась, а Клинку – нет? Почему за Лисом девушки бегают, хоть он жену взять не может, а Клинок один, хоть нужна ему жена? Почему Лису люди мех приносят, а Клинок за тот мех в тундре коченеет? За какие заслуги Лису – всё, а Клинку – ничего?

Олений Мох и Иней переглянулись. Иней спросил с недобрым смешком:

– А испортить шамана Клинок не пытался?

– Он бы не только испортил, – сказал Птица. – Он бы ночью в сопках ножом его пырнул, да мёртвый шаман опаснее живого. Медведей его Клинок побоялся, посмертной мести побоялся. Не будь Лис шаманом – убил бы его Клинок и кровь его на снег бы выпустил.

– Просто так? – Олений Мох только головой качнул.

– Не просто так, – возразил Птица. – Сердце в груди горело у него. Солнце по весне Лис ему застил. Каждый шаг Лиса по снегу в костях у Клинка отдавался. Каждое слово Лиса жилы ему резало. Он пошёл со мной просить Великого Духа о великой милости – избавить его от Лиса. От боли избавить. Совсем. И у чёрной воды это просил. Истово просил, однако, искренне. Сжалился над ним Великий Дух.

– Лис ведь жив? – удивился Иней.

– Лис жив, – кивнул Птица. – Клинок помер. Прямо там, у родника. Упал на снег, улыбаясь. Великая милость... Однако, сварилось мясо.

Выбил из трубки серый пепел и потянулся за рукавицей – снять котелок с огня.