Чёрное пламя

Трамвай медленно покачивался на рельсах, оставляя позади последние жилые дома. Освежающий ветерок лениво проникал в салон через открытые окна и люки, принося с собой аромат природы.

— Красота! – сказал Олег, смотря на розовое пламя заката.

Он не ждал ответа. — Да и нужен ли он? Летний вечер говорил: «Нет».

Все пассажиры сошли несколько станций назад, в черте города. Уставшие и серые, они торопились домой после рабочего дня, вросшие в экраны телефонов, равнодушные к лиловому свету, разливавшемуся за окнами.

Я оторвал взгляд от стекла и посмотрел на единственное занятое место. Черноволосая незнакомка сидела с другой стороны и разглядывала синеватую тьму, занявшую свою половину неба.

— Зелёный луг. Конечная. Просьба пассажиров не оставлять свои вещи в салоне. Всего вам доброго! – прозвучал монотонный голос автоинформатора.

Мы сошли на перрон втроём, оставив пустой трамвай позади. Олег достал пачку сигарет и протянул одну мне. Девушка направилась дальше, даже не взглянув на нас.

— Видел её? – спросил я, хлопая себя по карманам в поисках зажигалки.

— Красивая девочка – ответил он, протягивая огонёк к моим губам.

Табачный дым окутывал воздух серой пеленой, растворяя в себе последние лучи заходящего солнца. Не проронив ни слова, мы пошли по её следам.

Говорят, парк построили не так давно – около сотни лет назад, на месте большой цветочной поляны. По мере развития города правление решило создать местечко для активного отдыха: рабочие проложили каменную брусчатку, установили вдоль неё лавочки и фонари, электрики провели питание, садовники посадили деревья и кустарники. Тропу протянули от трамвайных путей до небольшого холмика, где она плавно перетекала в ступеньки. Прогресс увековечил и без того прекрасное место, сделав его спасительным оазисом. И действительно, когда-то парк пользовался популярностью, здесь люди могли отдохнуть от городской суеты. Влюблённые держались за руки, дети резвились среди деревьев…

– Твою ж… - Прошипел Олег, стараясь сохранить равновесие. Он споткнулся о разросшийся древесный корень.

– Под ноги смотри.

Но даже если бы он смотрел, то вряд ли бы ему это помогло – лампа фонаря была разбита. Парк утратил былое величие. Аккуратно выложенная тропа разбита водой и сорняками, поизносившиеся лавочки кренились под весом прогнивших досок.

Такой же угрюмый вид имела и бойлерная, к которой мы направлялись. Все здание было покрыто пошлыми надписями, разделёнными мелкими трещинами, в воздухе стоял истошный запах пыли.

Это было наше место силы. Сюда мы с Олегом пришли в первый раз после унылых посиделок в честь знакомства с университетской группой. Напились мы тогда сильно, но уже отдельно от остальных. Он был местным, в отличие от меня, поэтому я, не задавая лишних вопросов, шёл за ним заплетающимся шагом. Теперь, зачастую, все наши посиделки оканчивались на крыше этой бетонной развалины.

– И вот опять мы здесь – сказал я, подтягиваясь на краю фасада.

– И не последний, я думаю, раз. – прокряхтел Олег, подавший мне руку.

Усевшись на прорезиненную крышу, мы снова закурили. Отсюда открывался хороший вид на заброшенную детскую площадку.

– Раньше здесь было много народу. Мы с родителями сюда каждые выходные ездили – протянул он и вздохнул. - Вон моя любимая качеля.

Олег указал на одну из двух качелей, стоявших по центру площадки. Её левая цепь гремела на ветру от ударов по железной ножке. Сиденье одним краем утонуло в большой луже, оставшейся после дождя.

– А до нашей встречи ты давно тут был?

– В последний раз после выпускного.

– Зачем?

– Не знаю, тянет меня сюда.

Затянувшись, он продолжил:

– Здесь все забыто всеми - и людьми, и властями. А я прихожу, смотрю, вспоминаю... пока я тут, это место живет. Я уйду, и...

– Ну теперь и я могу прийти.

– Можешь. А можешь и не прийти, и что тогда? Тогда - я убью это место. А мне это... – он сделал последнюю затяжку и бросил бычок вниз. – не нужно.

Мы достали из рюкзака по банке пива и постарались докинуть крышки до песочницы со сломанным левым бортиком. Она стояла позади и чуть левее качель на самом краю площадки. Из песка торчало бесчисленное количество жестяных банок и пластиковых бутылок, битое стекло искрилось тусклым светом фонаря.

Оба промазали. Если честно, никто из нас даже не понял куда упали наши снаряды.

- Здесь живёт только это дерево – сказал я, сделав глоток.

Олег молча обвёл взглядом густую крону старого тополя, висевшую над нами.

- Помнишь, шёл дождь? Владик тогда изрядно выпил. – наконец сказал он.

- Помню. Тут было сухо.

Подул ветер и раздался приглушённый вой. Справа от песочницы стояла горка-труба, в которую залетел поток воздуха.

- Горка плачет – сжато пробормотал Олег. В его глазах стояли слёзы.

«Перепил» – подумал я. С ним такое бывает после значительных доз спиртного.

- Может, не плачет… – сказал я, поджигая ещё одну сигарету. – ...а зовёт. Необязательно же, что она отчаялась. Может, в ней ещё теплится надежда.

Олег усмехнулся, протирая глаза:

- Пошли откликнемся – и спрыгнул с крыши.

Он побежал, еле переставляя ноги, до горки. Я рванул за ним. Правда, спускаясь вниз, рухнул навзничь. Пока я вставал, Олег уже залез по лестнице на горку и скатился с неё:

- Теперь и ей не так одиноко.

Помимо площадки с бойлерной было хорошо видно колесо обозрения, находившееся на другом конце парка.

– Ты там катался? - спросил я Олега.

– Нет, её не так давно построили.

– А почему закрыли?

– Её и открыть не успели. То ли с грунтом проблемы нашли, то ли у компании денег не хватило.

Аттракцион выглядел грустно. Новенькие сидения одиноко болтались в абсолютной темноте. Ни огоньков, ни удивлённых глаз пассажиров...

– Его ты тоже охраняешь?

– Колесо? Нет. В нём и не было никогда жизни, чтоб вдыхать её. – ответил Олег, стряхивая пепел с очередной сигареты. – С ним ни у кого еще не было воспоминаний... и уже не появится.

– А разве мы не вспомним этот разговор? У нас уже есть связь с ним.

Он пожал плечами:

– Может и так.

Время тянулось долго. Я смотрел на звезды, подёргиваемые потоками воздуха. Было хорошо видно Юпитер и Сатурн - две самые яркие точки на небе в это время года. Скрытые от прямого взгляда огоньки подмигивали мне, но стоило только повернуть голову, и вот их нет... А они продолжали вглядываться тебе в душу.

– Пошли на холм - сказал я Олегу, отряхивая штаны.

– Пошли.

Высокая трава неприятно колола руки. Фонари на холме не работали, кроме одного, стоявшего рядом с лавкой на самом верху. Мы сели на неё и стали смотреть в сторону города. Так он даже казался красивым: огоньки, неоновые вывески, здания, подпирающие небо. Ни пыльных скучных улиц, ни толп людей, ни гула машин.

– Устал я от города, от людей.

– А я люблю людей. Может, и не всех, может, и не всегда... – ответил Олег. – но всё-таки люблю. Было бы тут так хорошо, если бы мы были всё время одни?

Он собирался сказать что-то ещё, но вдруг на колесе обозрения зажёгся свет. Разноцветные огоньки заиграли по периметру огромного обруча.

Я затушил сигарету о край лавки:

– Накопили денег?

– Пошли посмотрим

– Пойдём.

На лужайке возле тропинки сидела та самая черноволосая незнакомка и молча смотрела куда-то сквозь колесо. Нас она даже не заметила.

– Это ты сделала? - немного погодя спросил я.

– Я – ответила она, не отрывая взгляда от черного неба в светящейся рамке.

– А как?

Она показала пальцем на будку оператора.

Мы уселись рядом и достали три бутылки. Одну протянули нашей новой знакомой.

Я хотел спросить: "зачем?". Но после третьего глотка раздумал. Зачем это "зачем?". Разве нужна причина? Да и была ли она? Некоторые вещи устроены так, что их суть проявляется в отсутствии смысла. Зажгись бы эти огоньки с тайным замыслом, оказались бы мы здесь? Смысл ведёт в конечную точку, а мы продолжали плыть.

Мои глаза устали вглядываться в бездну, и я перевел взгляд на неё. На её эбеновых волосах лоснился холодный лунный свет.

– Красиво – тихо сказала она.

"Да" – раздалось в моей голове.

Её черные стеклянные глаза казались матовыми. В них тоже не было смысла. Свет вокруг обходил их стороной, будто делясь на две части, огибая ее красивое бледное лицо.

Так мы и сидели. Час, три... год? Отсутствие цели и причин наполняло наши сердца. Когда нет конца, мир приобретает краски, развеивая туман будущего. Каждый шорох отдаётся тебе, каждое касание ветра. Возможно, это и есть свобода?... Повседневная рутина даёт людям сценарий для черно-белого фильма, и мы принимаем его ради красивой надписи "The end". И, может, еще титров.

Мы с Олегом не исключение. Лишь изредка, вырываясь из цепких лап режиссёра, мы уходим на цветастую рекламу. Но в незнакомке читалось полное отсутствие не только конца, но и начала. Всю дорогу от неё веяло холодом, раздававшимся мурашками по телу.

– Сигареты не найдётся? – железным звоном раздался голос нашей спутницы.

Олег похлопал себя по карманам, заглянул в рюкзак и с досадой замотал головой. Тогда она в первый раз посмотрела на нас и медленно встала, отряхнув свою серую клетчатую юбку.

– Вставайте – раздался всё тот же стальной лязг.

И мы пошли за ней. Куда? Оказалось, что недалеко. Пройдя пару метров по тропинке, мы вышли к ларьку, непонятно почему ещё работавшему.

– Парк же заброшен. - прошептал я Олегу

– Да, но тут по выходным частенько собираются люди. Так сказать, "культурно отдохнуть". – ответил он.

– Пачку чапмана, пожалуйста – постучала в окно незнакомка.

За прилавком сидела тучная кассирша лет 60ти и читала какой-то бульварный роман в мягком переплёте. На обложке красовался карикатурный убийца-дворецкий с окровавленным ножом.

– Закрыто! – противно скрипя голосом, крикнула она.

– Но вы же еще тут! Продайте, пожалуйста. - вмешался Олег.

Судя по вывеске, до закрытия оставался еще добрый час.

– Я сказала, закрыто. Я уже кассу рассчитала. Нате, бесплатно, я завтра сама в кассу доложу.

Она небрежно бросила в нас красный "Максим" – на редкость дрянные сигареты – и захлопнула железный щиток. Пачка пролетела прилавок и оказалась в траве.

На здании ларька висела яркая зеленая мишура, скорее всего, неубранная еще с нового года. В руках девушки чиркнул огонёк.

Закат разгорелся вновь, лиловый отблеск сменился алым пламенем пожара. Но в этот раз исходящий свет не развеялся... нет. Он заполнил глаза девушки огнём – чёрным огнём. И тут...

Я увидел начало, то самое, которого ей не доставало. Она улыбалась.

Мы прикурили от горящей мишуры и упали на траву, судорожно смеясь. Теперь есть начало, а конец... Будет ли он? Сейчас это было абсолютно неважно.