— Ворон Тим, по вашему приказу прибыл, Ваше Высочество.
Я остановился в трёх шагах от стола, вытянувшись по струнке. Передо мной за столом, который явно принадлежал коменданту, сидел цесаревич. Он не был похож на парадные портреты. Ни бархата, ни золотых нашивок. На нём был практичный стальной нагрудник поверх тёмно-серой полевой формы без всяких знаков отличия, разве что на пряжке ремня был выгравирован имперский двуглавый орёл. Чёрные волосы были коротко стрижены.
Георгий не ответил на приветствие. Он откинулся на стуле, и дерево тихонько скрипнуло.
— Освободить, — сказал он так, что одно слово прозвучало как удар хлыста.
И только сейчас я заметил коменданта. Он стоял у стены, прислонившись к резному шкафу. Его лицо было покрыто шрамами и морщинами, а провалы глаз говорили о десятилетиях на службе ордена. Он набивал небольшую трубку, и бледно-голубые глаза, выцветшие от времени, наблюдали за всем происходящим со странной отстранённостью.
Комендант даже не стал спорить и, не говоря ни слова, вышел и прикрыл за собой дверь с лёгким щелчком.
И вот теперь в кабинете наступила абсолютная тишина. Слышалось только редкое пение птиц за окном.
— Ворон Тим, — проговорил Георгий. Его голос был спокойным и практически без эмоций. Человек явно привык, что его всегда слушали. — Я читал отчёт по Белоярску.
Он протянул руку перед собой и, не глядя, взял со стола пергамент, исписанный аккуратным почерком с резкими пометками красными чернилами — возможно, его собственными.
Я немного напрягся, но сохранил маску спокойствия.
— «Принято решение об эвакуации и последующем обрушении крепости… использование родовой магии Громовых, чтобы уничтожить авангард противника и создать непреодолимое препятствие…».
Георгий читал отрывки, не выражая никаких эмоций. Потом отложил лист и уставился на меня. Взгляд был тяжёлым.
Я ожидал многого — вопросов о ночной операции, возможно, о моём происхождении, но никак не упоминания Белоярска. Я в бешеной ночной гонке и вовсе позабыл о крепости и прошлом задании.
— Как вы считаете, — спросил меня цесаревич, — одна крепость — это верная цена для империи или нет?
Вопрос о Белоярске после его упоминания уже не застал меня врасплох. В любом случае, я врать не собирался.
— Это была единственно возможная цена, Ваше Высочество, — ответил я, глядя перед собой. — Город был обречён. Мы превратили его гибель из поражения в помеху для врага.
— Помеху, — Георгий слегка склонил голову, рассматривая меня как экземпляр насекомого. — Хорошее слово. Безликое. Точное.
Он несколько раз стукнул ногтем по пергаменту там, где красовалась ярко-красная пометка.
— А вот здесь написано: «героическая жертва». Ну и глупость. Ордену сейчас больше нужны трезвые умы, чем горячие сердца.
Царевич не ждал ответа. Он отодвинул бумаги и придвинул к себе детальную карту Ярмута и окрестностей. Его длинные пальцы легли в район речных причалов.
— Теперь о делах насущных. Ярмут забит под завязку беженцами, ранеными и солдатами. Идеальный приют для гнили. Мародёрство, чёрный рынок, шпионаж… — он сделал небольшую паузу, — и криминальная возня, способная вспыхнуть в любой момент и отвлечь силы гарнизона.
Он оторвал глаза от карты и уставился на меня. Его взгляд стал острее.
— Как полагаете, как работать с подобной угрозой?
Вопрос прозвучал уже немного по-другому, как будто цесаревич спрашивал моё мнение как специалиста. Вот только вопрос был уж больно своевременен.
Я позволил себе несколько мгновений на размышление и взглянул на карту.
— Гниль, Ваше Высочество, — проговорил я спокойно, — не вырезают массой. Её выжигают, точечно. Чтобы не тратить на зачистку трущоб солдат, нужных на стенах.
Георгий замер и внимательно слушал.
— Нужно перекрыть кислород деньгам и покровителям. Без них разбойники и воры разбегутся сами, как тараканы.
В небольшом камине с треском лопнул уголёк. Георгий медленно кивнул, явно ставя в голове напротив меня отметку, известную лишь ему.
— Вас выделяют среди Воронов, — спокойно произнёс он. — Звено Волков в третьем разведывательном отряде потеряло командира. Место свободно. Не хотите повести их в рейд за линию фронта — на охоту за языками и диверсии? Или предпочтёте остаться здесь, в Ярмуте, и заниматься точечным… выжиганием гнили?
Это была развилка. Неожиданная. Командование развед отрядом означало повышение, статус и прямую дорогу наверх. Командовать Волками вряд ли мог Ворон. Вот только здесь была и прямая зависимость от приказов, постоянный контроль и никакой свободы манёвра. А штаб и подавно звучал для меня совсем не привлекательно.
— Благодарю за доверие, Ваше Высочество, — ответил я, приняв решение. — Звание придёт с делами. Сейчас для максимальной эффективности — как в разведке, так и во внутренней зачистке — моему отряду нужны не новые нашивки, а ресурсы.
Цесаревич слегка приподнял брови, и в его глазах впервые появилась эмоция. И это было удивление.
— Продолжайте, — произнёс он.
— Качественные алхимические средства. Усиленные зелья и настойки, яды да и многое другое. А так же… — я без всяких угрызений совести, помня обещание Агате, произнёс последнюю часть, — свобода манёвра в распоряжении деньгами для точечных операций.
Мои слова повисли в кабинете, а затем цесаревич издал короткий, сухой звук — что-то среднее между хмыканьем и выдохом. Он качнул головой.
— Борислав, — произнёс Георгий чуть громче обычного.
Дверь открылась через несколько мгновений. Знакомый мне Медведь и командир стоял на пороге. Он явно ждал недалеко за дверью.
— Ваше Высочество?
— Выдайте Ворону расписку в казначейство гарнизона… — отрезал цесаревич, — в имперских серебряных. С отчётом на каждый потраченный рубль. И грамоту на получение со складов особого алхимического снаряжения по категории «Б».
Борислав, не моргнув глазом, лишь чётко кивнул.
— Будет исполнено.
Он резко развернулся и вышел, чеканя шаг.
— Этого достаточно для начала? — спросил Георгий, возвращаясь ко мне.
Это было больше, чем я рассчитывал. Но дураком я не был. Только что произошла не награда, а инвестиция. Я понимал, что инвестор будет ждать дохода.
— Более чем, Ваше Высочество. Благодарю.
Георгий поднялся с кресла. Я вдруг понял, что он был высоким — под два метра ростом. Стальная аура, до этого сдерживаемая, на мгновение проявилась лёгким холодным свечением, от которого воздух в комнате стал чуть гуще.
Он подошёл к окну и взглянул на плац, где строились ратники.
— Из какого вы рода? — произнёс цесаревич.
— Из того, ваше высочество, — сказал я сдержанно, — что верно служил империи.
Георгий медленно повернул голову. Его стальные глаза встретились с моими. Не знаю, что он там искал — ложь, гордыню, страх. Но в итоге, видимо, не нашёл ничего подозрительного.
— Допустим, — проговорил он без всякой интонации. Потом резко кивнул. — Можете идти.
— Ваше Высочество.
Я развернулся и вышел, оставив цесаревича одного в кабинете. Дверь за мной закрылась с тем же самым щелчком, что и за комендантом.
Я вдруг понял, что снаружи было намного громче. Звуки, голоса, разговоры, скрип перьев — всё это нахлынуло на меня в один миг. Похоже, что внутри глушились почти все звуки. Интересно, почему пение птиц было исключением? Но это было не особенно важно.
Я отметился в бумагах, и меня проводили вниз. Я оказался на плацу. После этого я отправился к интенданту, но выяснил, что алхимические припасы выделить могут только позже, к вечеру, а то и вовсе лучше на следующий день, даже несмотря на прямой приказ Борислава, обусловленный словом цесаревича.
Оно и было понятно — учитывая последние стычки и приготовления, выделить что-то с ходу просто так не могли. Я только кивнул. В конце концов, мне было не к спеху. Зато я запряг интенданта выдать мне типовой документ на будущее.
А вот с распиской вышло намного лучше. Я получил одну бумагу, заверенную аж несколькими магическими печатями, на руки и чуть не присвистнул от суммы. А затем отправился в город. Если Ярославы и Ивана не было в казарме и в цитадели, то они точно должны были быть на нашем новом месте встречи.
«Усталый кот» после ночной авантюры не изменился. Лучи солнца пробивались сквозь запылённые стекла и падали на столы, выхватывая следы вчерашней попойки. Разводы от пролитого пива, крошки хлеба и одинокая опрокинутая кружка. В зале скрипели половицы под ногами Мирона. Он методично протирал столы тряпкой. Он кивнул мне, когда я вошёл, и махнул головой в сторону дальнего угла.
— Твои там. Чайник на столе, — буркнул он и снова окунулся в протирание дерева.
Ему нужно было движение. Главное дело было сделано: Мирон был жив, а бандиты, ответственные за смерть его родственника, мертвы. В том числе и Барс.
Я прошёл мимо трактирщика, и меня встретила картина, красноречивее любого отчёта. Иван сидел спиной к стене и медленно, с наслаждением жевал кусок чёрного хлеба с салом, запивая крепким дымным чаем.
Его лицо было спокойным. Только вот из-под закатанных рукавов виднелись ссадины, синяки и царапины — явно следы не только боя, но и ночной пробежки. Увидев меня, он вытер рот тыльной стороной ладони и кивнул.
Напротив него на скамье развалилась Ярослава. Её волосы выглядели сырыми и немного тёмными от недавнего мытья. Она скручивала на столе кусок воска, разминая его пальцами. Изумрудные глаза то и дело метались от окон на стол.
Её взгляд замер на мне.
— Выбрался, — выдохнула она, не переставая мять воск.
— И даже без кандалов, — ответил я. — Чай есть?
Иван молча пододвинул чайник и чистую кружку. Я налил себе горячей жидкости и сделал большой глоток, тут же почувствовав лёгкую горечь. Горло обожгло, зато по уставшему телу прошла волна тепла.
— Громова видели? — спросил я, чувствуя, как жар собирается в груди.
— Наверху спит, — ответил Иван, отломив ещё кусок хлеба. — После Белоярска ему туго пришлось.
Иван был прав. Родной город и родовая земля Громовых пала. Теперь Матвею, да и Велесу, и прочим Громовым предстояло сражаться с мятежниками уже не за родные стены. Их потом придётся отстраивать.
Дверь в трактир приоткрылась, в зал нырнул Артём. В его здоровенной фигуре не было ни намёка на усталость, только собранность. Он сел на свободное место и поставил локти на стол.
— Мои все восстановились, — отбарабанил он без предисловий. — Подняли шум, как и договаривались, оттянули на себя пару патрулей стражи, когда чёрные рыскать пошли. Но мы ещё до первых петухов разбежались.
Я кивнул. Артём был солдатом до мозга костей. Его вороны, между прочим, пострадавшие в сражении за Белоярск больше всего, выполнили свою часть плана безупречно и без лишних вопросов.
— Чисто сработали, — озвучил мысли я. — Спасибо
— Не за что, — ответил Артём. — Я бандитскую шваль на дух не переношу.
Артём не знал, зачем на самом деле мы устраивали небольшую операцию. Для него избавление от нескольких банд воров, вымогателей и разбойников было достаточной причиной.
Артём взглянул на Ярославу, на её плотно сжатые губы, нахмуренные брови и острый взгляд, и тут же кашлянул и поднялся с места.
— Ладно, пойду я. Если что — зови.
Последние слова были обращены ко мне. Артём растворился в Ярмуте так же быстро, как и появился.
— Что это были за бойцы в чёрном? — спросила Ярослава, перестав мять воск. — Кто они такие? Они прямо с потолка посыпались и резали всех подряд, без разбора.
— Гвардия цесаревича, — сказал я так тихо, что услышали только Иван с Ярославой. — Он уже в Ярмуте.
Иван перестал жевать. Ярослава замерла, её пальцы сжали восковой шарик так, что он расплющился.
— По наши души? — коротко спросил Иван, поставив кружку.
— Пока нет, — ответил я. — Судя по всему, наш план сработал. Один из двух.
Ярослава хмыкнула.
— Ничего забавного, — раздался новый голос из кладовой, там, где находился погреб и чёрный ход наружу.
Олаф вошёл в круг света и занял место за столом, там, где ещё недавно сидел Артём.
— Фух, — шумно выдохнул он, схватил первую попавшуюся кружку, плеснул себе чая, отхлебнул и только потом немного расслабился.
— Посылка ушла, — сказал он негромко.
Все приняли информацию к сведению. Луну удалось переместить из лазарета в безопасное место в городе.
— Но это не всё, — продолжил Олаф, и его взгляд скользнул по лицам собравшихся. — Мне пришлось прирезать пару магов в ходе дела. Спрашивали про печати и родовые алтари.
Иван с Ярославой непонимающе переглянулись.
— Какие печати и алтари? — нахмурилась рыжая. — Как они вообще связаны со складом и Луной?
— Раз ковен этим заинтересовался, — пожал плечами Олаф, — значит, не просто так.
Печать и родовой алтарь — два слова, которые были связаны с Кошмарами и с родом Темниковых. Не знаю, что задумали маги и почему они искали Луну, но ни к чему хорошему это явно не приведёт. Так что теперь у меня и следовательного отряда было два уровня угрозы: цесаревич и ковен.
— Что там с его высочеством? — спросил Олаф.
Я отпил чай.
— С ним мы… договорились.
— Осторожнее, — предупредил меня однорукий. — Цена за такие договоры может быть слишком высокой.
Я кивнул и поднял кружку.
— Большой риск — большой выигрыш. Без этого никак.
Иван с Ярославой поняли мои слова по-своему и подняли кружки. Олаф кивнул, но пить не стал.
В итоге мы выпили горького чая, пусть уже и немного подостывшего. Я попрощался со своими, оставив их отдыхать, и направился к Мясницкой улице и дальше — в торговый квартал сдерживать своё обещание.
Лавка скупщика встретила меня всё там же. Я спустился по скользким, местами проваливающимся ступеням, отодвинул тяжёлую, окованную железом дверь и вошёл внутрь. В нос сразу ударил привычный запах дешёвой смолы и сырости.
Меня, казалось, заметили уже на подходе. И громила-охранник в одном из приёмов даже не посмотрел на меня.
— Добро пожаловать, — протянул Скупщик из-за стола. Его голос был более сиплым, чем обычно, словно простуженным. — Не ожидал так скоро. Неужто нож не по вкусу пришёлся?
— Всё в порядке, — сухо ответил я и остановился перед столом. — Я по другому вопросу.
— Ну что ж, ну что ж, — закивал скупщик, подтирая сухие пальцы. — Рад слышать.
— Хочу выкупить долг.
— Долг? — скупщик потёр переносицу. — Значит… Это можно. Всё, что имеет спрос, имеет предложение, — он усмехнулся жёлтыми зубами. — Небось девчонку алхимика выкупить хочешь?
Я молча кивнул.
— Ты с ней поосторожнее, не знаешь, куда лезешь…
— Я тебе деньги не за советы плачу, — холодно произнёс я.
— Ха, — скупщик растянулся в хищном оскале. — Верно. Двести пятьдесят имперских серебряных. Прямо сейчас.
Он заломил цену. Уж не знаю, что там натворила Агата, но просил скупщик много.
— Двести, — ответил я без колебаний.
— Я бы поторговался, но война, дорогой, — развёл он руками, изображая сожаление. — Поэтому двести пятьдесят. Мне тоже надо как-то жить.
Я не стал больше спорить. Вместо этого достал из-за пазухи сложенный вдвое лист плотной бумаги с магическими печатями, развернул и положил на стол перед ним. Скупщик перестал улыбаться. Его глаза сузились, пытаясь разобрать строки и официальные штампы. Его бледное лицо стало ещё бледнее.
— Это ещё что такое? — спросил он, но в голосе не было прежней уверенности.
— Расписка, — сказал я спокойно. — С заверением одного очень интересного человека.
Я указал пальцем на строчку с суммой. Печать заблестела в тусклом свете.
— Здесь должно хватить.
Скупщик замер и пялился на бумагу, явно лихорадочно работая мозгами. Расписка и не просто деньги, а огромные деньги. За которые с него могли и спросить. Одно дело — играть с безымянным ратником. Другое дело — тягаться с бумагой ордена и цесаревича.
— Я… я, конечно, рад за тебя, — начал говорить скупщик, заикаясь. — Но это… это же казённые деньги. На нужды ордена. А долг девки это частное дело. Негоже казённое на частное тратить.
Он пытался найти лазейку и вернуть себе контроль.
— Ты прав, — согласился я.
Скупщик шмыгнул носом и тяжело сглотнул.
— Это была бы растрата, если бы я просто отдал тебе деньги.
Надежда, появившаяся в моём «деловом партнёре», погасла.
— Я выкупаю у тебя контракт на долговые обязательства алхимика Агаты, — продолжил говорить я медленно и чётко. — Официально и со всеми необходимыми бумагами. Казённые средства тратятся на приобретение ценного актива — квалифицированного специалиста для нужд орденского отряда. Всё чисто и по закону.
Я вытащил заранее заготовленный пергамент — простой, но юридически грамотный договор купли-продажи долгового обязательства.
— Подписываешь здесь, — я бросил бумагу на стол. — Получаешь деньги по расписке. И мы с тобой квиты. Ты — с прибылью, я — с алхимиком.
Скупщик смотрел то на расписку, то на договор. Жадность боролась со страхом. И жадность, судя по всему, выигрывала.
— А если я не подпишу? — выдавил он, немного наглее. — Если скажу, что это давление на честного торговца?
— Говори, — ответил я спокойно и заставил ауру мягко засветиться вокруг себя.
Скупщик облизнул губы и вытер пот со лба.
— Барс тоже думал, что умнее меня. А в итоге кормит червей.
Скупщик взглянул на своих головорезов-охранников, но те особенно не горели желанием столкнуться с ратником в замкнутом пространстве. Они были готовы бить слабых, а не стать мишенью для орденской мясорубки.
Скупщик вздохнул, оценивающе осмотрел меня с ног до головы, обмакнул перо в чернильницу и вывел своё корявое имя, а затем приложил личную печать-штамп. Я проверил подпись и указал ему, где поставить отметку о получении средств. Он сделал это механическими движениями.
Я влил немного своей ауры, и оба документа вспыхнули.
— Договор, — сказал я, протягивая руку.
Скупщик пожал мою ладонь сухими, тонкими пальцами. Затем порылся в сейфе под столом и вытащил потрёпанный листок — ту самую долговую грамоту Агаты, с её подписями и условиями труда. Я взял бумагу, аккуратно сложил её и вместе с новым договором убрал за пазуху.
— Сделка закрыта. Больше Агату ты не знаешь. Ясно?
Скупщик лишь кивнул. Он схватил расписку и принялся рассматривать её во всех деталях.
Я развернулся и вышел, не оглядываясь. И тут же направился в лавку Агаты.
Вот только людей на улицах было подозрительно много. И чем дальше я уходил от скупщика и приближался к алхимическому магазинчику, тем больше их становилось. Они шептались, шумели и смеялись. Но направлялись они все в одно и то же место — к воротам.
Я стал частью толпы, меня увлёк водоворот, и выбрался я только у восточных ворот, когда взобрался на небольшой помост. У ратников были свои привилегии, так что я забрался на массивное, сбитое из грубых брёвен сооружение и использовал его как смотровую площадку.
Отсюда открывался вид на дорогу, уходящую дальше в поля и в предгорья, и на пространство перед самыми воротами. Внизу, у распахнутых створок, стоял караул. Вот только непривычный. Не смена орденских Воронов в потёртых плащах, а имперцы в серых доспехах. Они стояли по обе стороны проёма, как статуи.
Гомон и гул толпы вокруг неожиданно стих. Им на смену пришел другой шум.
Воздух задрожал от топота копыт, звона доспехов и ржания коней. Рядом со мной на парапете стояли и другие ратники. Внизу толкался простой люд от мала до велика. И все не отрываясь смотрели на широко распахнутые ворота Ярмута.
От автора
Я приказал возродить меня, когда наступит кризис Рода, а не когда все навернется... И что за Система у меня в голове?