ЧЕРТОПОЛОХ
Роман в трёх частях
МаксВ. 2021 год
Любой человек, вышедший из стандартных, и присущих ему социальных ролей, будет казаться окружающим – больным, сумасшедшим и опасным.(Зигмунд Фрейд)
ЧЕРТОПОЛОХ - Родовое название Cárduus — чертополох, происходит от античного латинского названия, применяемого к колючим растениям.
Русское ботаническое название рода происходит от народного названия группы сорных колючих растений, относящихся к разным видам, которые ещё иногда в разных местностях продолжают называть чертополохом. Слово чертополох сложное, имеет общеславянские корни: первая часть *čъrt — «чёрт», вторая *polx — глагольная основа, ср. полоха́ть , «пугать», переполоха́ться ‘испугаться’ и др. Значение переводится как «пугающий чертей», что отражает его особую медико-магическую функцию — отгонять нечистую силу (данные «Википедии»).
Чертополох (трава татарник или расторопша) — двухлетнее колючее травянистое растение из семейства сложноцветных.
Стебель прямостоячий, в верхней части ветвистый, высотой до 2-х метров. Листья колючие, зубчатые, цветки в колючих корзинках, имеют ярко фиолетовый цвет. Корзинки большей частью одиночные, или по несколько на верхушках стебля и ветвей. Цветет чертополох в июне — августе. (Общедоступные сведения).
Часть первая
ЖОРЖ
Как постичь истину? Стоит только задуматься об этом, как сразу возникают вопросы:
- А для чего постигать эту самую истину?
- Ну нашёл истину, а дальше что?
- А постигнувшие есть? Кто-нибудь знает хоть одного?
- А где лучше всего искать?
- А путь поисков – он известен?
- И кто даст совет начинающему?
Или каждый сам справляется? Ну как справляется – для начала определяет направление – надо же знать, куда двигаться в этом поиске, ну а затем уже истину саму ищет. Может всё и так, а может и по-другому. Только тогда, когда она найдётся, становится понятно, что придётся дальше искать, начинать всё сначала – истина не бывает однозначной. На душе делается грустно и печально.
И куда веселее, когда ищешь что-то предметное, осязаемое, то, что можно взять в руки, потрогать, посмотреть на это просто глазами, а ещё роскошнее – через четырёхкратную лупу. Подняться рано утром пораньше, вылезти из палатки, умыться, заварить чай, и с кружкой в руке – оглядеть предстоящее «поле битвы», или - развалины «замка с сокровищами»! И потом – поиск. С ЭМДешкой в руках бродить по полю час, два часа, и вот - сердце замрёт на мгновение - в наушниках послышится – «пик-пик, пик-пик», на дисплее появится стрелка направления, и – точка поиска. В дрожащих руках – лопата, копать нужно потихоньку, не рубить почву сплеча, а мягенько, слегка – слой за слоем снять поверхность, ниже и ниже, и вот – «блюк-блюк». Лопату в сторону, щепку в руки, разгрести ещё немного, и ладошками, пальчиками, в сторону через пальцы – просеять из горстей земельку влажную, с червяками и непонятными гнилушками, и – опа! Тускло поблёскивает в руке, ещё грязь не отстала - колечко, монетка, или крестик, или деталька непонятная, а бывает и – створочка с ликами, и очень редко – золотое нечто. Человек по имени Аскер с фамилией Незнамов больше всего любил момент, который копатели, или «копари» называют «запи́кало». «Запи́кать» могло хоть где – в поле, в заброшенном доме, на речном пляже, или на городском пустыре-пятачке, где власти решили строить дом, и распланировали бульдозером площадку. Но Аскер любил услышать заветный «пик» в старенькой, бревенчатой избе, которая стоит на самом краю деревни, к которой давно нет дороги, всё заросло бурьяном выше головы, и в избушке этой есть одно не расколоченное окно. Это и было для него истиной. Копарю сразу становится ясно, что это – ОН, дом, не осмотренный пока его собратьями по промыслу, и значит, тут есть ещё неразгаданные тайны, никем невскрытые половицы, или старый, пыльный сундук на чердаке, и, если повезёт – целая, не разваленная печь. В таких случаях даже свой «Луазик 1302», светло-серого цвета с продольной синей полосой по борту, издалека похожий на авто ДПС-ников, рядом ставить было нельзя – местные забулдыги могли шарахаться в жутком пьяном угаре по пустырям, и, неровен час, заметить машину, а значит, подойти к нему, с претензиями на «незаконное проникновение в дом моего дедушки», затеять драку с неизвестным исходом, в лучшем случае получить сотню и свалить в неизвестном направлении, а в худшем – основательно проломить копателю голову, обыскать карманы с рюкзаком, забрать всё оборудование, и тоже свалить, но потом вернуться, и в самом худшем случае – закопать остывшее уже тело в этих необозримых далях, где никто не сможет отыскать потом косточки неизвестного «копаря». И такое бывало.
А пока Аскер сидел в одиночестве у окна в кафе под немудрёным названием «Чай и Булки», и откровенно зевал. В небольшом зале было пусто, люди в основном были ещё на работе, но часа через полтора тут будет некуда присесть. И ещё «Булки» были любимым местом встречи копарей. В каждом городе есть стихийно сложившиеся «профсоюзы» ремесленников, или тусовки по интересам. Крещёвск не был исключением. Мебельщики уже давно, ещё с «кооперативных» времён собираются в «Фантазии», городские бизнесмены облюбовали пафосную «Берлогу», бильярдисты встречаются в «Тройке» - там, само собой, находится шаровня с тремя столами, ну а копари – делятся своими байками в «Булках». Название кафе представляло из себя необозримое поле для проявления литературных талантов его посещавших, и действительно, допускало массу художественных возможностей. Называли его завсегдатаи кратко и с любовью – «Попа». А в моменты особенного проявления чувств, например, после удачно проведённого дня в поле, выражали свою признательность любимому месту отдыха ласково: «Ну что, братья, двинем в Попу, чайку пошвыркаем?».
Аскер Незнамов был легендой в определённых кругах, хотя возраст у него не превышал критических тридцати лет. Необычное имя дала ему его матушка, по каким соображениям, он не успел выяснить, так как мама умерла, когда ему было шесть лет. Отца будущий копарь никогда не встречал, и рос в ласковых, но твёрдых как камень, руках своей бабушки – Зинаиды Петровны Ложкиной, бывшей учительницы истории. Звал её Аскер всегда одинаково – Бабуля, и любил её больше всего на свете. Бабуля дала ему в жизни самое основное – правильную осанку, в четыре года научила читать, привила уважение к старшим, интерес к истории, и самое главное – зажгла интерес к поискам нового, всячески поощряя естественное детское любопытство. Если Аскер лез в кладовку, она никогда не запрещала, а наоборот – советовала «пошариться» в углу и ещё поискать на второй полке. А перед этим сама прятала там значок «Ударник коммунистического труда советской металлургии», и старинную рекламную открытку ещё дореволюционной эпохи с пафосным словесным кружевом – «Покупайте букет цветов для своей барышни только у купца Крынкина с сыновьями! Мы от всей души поможем вам завоевать её сердце!». А после нахождения этих «кладов» у внучка возникало множество вопросов, на которые Бабуля долго и подробно давала объяснения – и кто такой ударник труда, и зачем он так сильно ударял по «камунисичискому» труду, и кто такая барышня с купцом Крынкиным, и зачем им нужно идти воевать с её сердцем. Уже будучи солдатом-срочником, проходя курс молодого бойца в Чите, Аскер понял, насколько сильно ему в жизни повезло, что его воспитанием и домашним образованием занимался гениальный педагог в лице его любимой Бабули. Мальчика бабушка звала Асик, никогда не поднимала на него руку, в воспитании предпочитала спокойно объяснять, а не безудержно ругаться, и никогда не жаловалась соседкам по подъезду на трудную жизнь в старости с внуком на руках.
Первый опыт «копаря» состоялся у Асика именно с подачи Бабули. Вернувшись однажды с прогулки во дворе, он возбуждённо рассказал ей, что нашёл во дворе закопанный немецкий танк, ну, может быть, и «тридцатьчетвёрку», но это маловероятно, потому что «наши танки не могли быть подбитыми, это точно «Тигр» фашистский, там его наши разведчики закопали». Бабуля поинтересовалась, а где именно «там» Асик нашёл немецкий подбитый танк, на что он подробно ей рассказал, в каком месте за гаражами торчит из земли ржавый ствол, и даже нарисовал подробную схему заднего двора гаражного кооператива, поставив красным карандашом крестик на месте похороненного нашими разведчиками немецкого танка. Внимательно рассмотрев карту этого Острова сокровищ, Бабуля, сняв с переносицы очки, серьёзным голосом заявила: «Положи схему на тумбочку в коридоре, завтра с утра вместе идём делать археологический раскоп, две лопаты я найду, а ты помой полторашку для питьевой воды, и сходи в магазин за хлебом – день будет тяжёлый. И не забудь, достань из шкафа аптечку, приготовь зелёнку, йод и вату с бинтом – на раскопках бывает всякое». Внук, потрясённый такой мощной поддержкой, выполнил все указания безоговорочно и с радостью.
Вечером малолетний археолог кое-как заснул, а утром, поднявшись по будильнику ровно в восемь, пробегая по коридору в ванную, увидел около вешалки две лопаты – одну большую «взрослую», другую поменьше, как он понял - для него. Быстро позавтракав, археологи «вышли в поле». И уже там, на месте, Аскер понял, что всё не так-то и просто – выяснилось, что Бабуля в молодости провела два сезона в студенческом поисковом археологическом отряде, и вполне серьёзно представляла, как ведутся подобные работы. Всё это она спокойно и методично рассказывала Асику по дороге на место, и во время «подготовительных работ» - что необходимо заранее очистить территорию от мусора, наросшей травы и бурьяна, причём площадью примерно с предполагаемый объект, находящийся под землёй, и это называется – «сделать планировку раскопа». Перед работами они вместе нашли в гаражах председателя гаражного кооператива, и «согласовали проведение земельных работ», получив от него подпись на составленной заранее расписке. Председатель ответственно подошёл к своей роли – вместе с «археологами» сходил к месту, оглядел прилегающую территорию, показал рукой, где точно копать не рекомендует – «Тут алкашня сортир устроили», попросил «По окончании археологических раскопок восстановить земную поверхность до ровного», и удалился ремонтировать глушитель – «а то пердит во всю силу, надоел уже». Бабушка внимательно его выслушала, дала слово, что после окончания раскопок они вернутся к нему, и отчитаются как положено. По пути мальчик выслушал небольшую лекцию о необходимости всегда получать разрешение от «властей», перед проведением любых раскопок – «С бумажкой, Асик, никакой милиционер тебя не станет даже пугать». После всех этих обязательных, и необходимых процедур, Бабуля с Асиком приступили к запланированным работам - расчистили вокруг торчащего из земли «ствола» приличный участок, образовавшийся мусор унесли в рядом стоящие баки, и начали выкапывать танк. «Ствол» оказался довольно большим, и загибался куда-то вбок. «Бабуля, погляди – это точно «Тигр», у наших танков дула не гнулись!» На что бабушка ответила: «Не дуло, а ствол, а что раскопаем, ещё видно будет - не стоит быть чересчур самоуверенным, Асик, копай поаккуратнее, смотри, по ноге лопатой не зацепи – травмы в поле никому не нужны». Выкопав вокруг «ствола» канаву примерно в полметра глубиной, «археологи» попробовали его пошатать, и он немного задвигался. Для того, чтобы вытащить танк, всех сил отряда явно не хватало, пришлось приглашать «вольнонаёмных», благо, что они стояли рядом, заворожённо разглядывая работающих – на это действо можно глядеть бесконечно - так же, как на огонь или текущую воду. Зрители были из местных пьяниц-бездельников, которые зашли сюда излечиться от последствий ночных бдений, путём вливания внутрь лекарства под названием «четок», планируя на сегодня дальнейшие поиски возможностей для «продолжения банкета», сокрушаясь при этом, что финансовых перспектив совсем нет, как их тут же, на месте лечения посетила госпожа удача в лице бабушки в очёчках, и её малолетнего внука. Бабуля обратилась к алкающим надежды джентльменам с подобающей моменту вежливостью – «Господа, а не найдётся ли у вас немного свободного времени для возмездной помощи в наших археологических изысканиях?», на что услышала не менее утончённый ответ – «Сударыня, да с превеликим удовольствием, только подскажите, какой подвиг надо совершить, чтобы заслужить вашу прекрасную улыбку!». Бабуля обернулась к внуку, стоящему позади неё, и внимательно слушающему этот малопонятный диалог со словами: «Запомни, Асик, на вежливую просьбу никогда не откажут», продолжив затем свои объяснения завербованным подёнщикам – «Уважаемые, задача заключается в следующем - необходимо расшатать и вытащить из земли вот эту штуку, а по нашим предположениям, это - фашистский танк модели «Тигр». Так вот, если выкапываем его, то в этом случае вы становитесь нашими полноправными компаньонами по находке. Если обнаружится нечто иное, то вы забираете это себе в пожизненное пользование. Договорились?». «Договорились», - ответили джентльмены, и принялись расшатывать «ствол». Много времени эти труды у них не заняли, и минут через пятнадцать из земли была извлечена ржавая трёхметровая труба, которую помощники забрали в «пожизненное пользование», и сразу понесли на плече в ближайший пункт приёма чермета, любезно заровняв перед своим уходом образовавшийся раскоп.
Но свою первую находку начинающий копарь всё-таки сделал: странной формы свинцовая отливка, которая, по всей видимости была остатком от основной фигурки, которую пытались изготовить в ямке из песка за гаражами местные малолетние естествоиспытатели, расплавив остатки авто аккумулятора на небольшом костерке. Что они хотели отлить, никто уже не узнает, а излишки расплавленного свинца вытекли в сторону, образовав причудливую восьмиконечную фигурку с загнутыми влево концами. Эту «снежинку», размером в половину его ладошки, Аскер и нашёл на дне образовавшейся канавы, как раз перед тем, как её засыпали их компаньоны. Мальчик оттёр от фигурки комья песка, и быстро сунул её в карман брюк.
По окончании эпопеи с раскопками Бабуля сходила к председателю, отвела его на место, и внимательно выслушала его благодарности за расчистку замусоренного участка, и только тогда уже «археологи», усталые от трудов, пошли домой. По дороге Аскер пожаловался бабушке на неудачу, на что она прочитала ему целую лекцию о взаимоотношениях с окружающим миром, и правильном поведении в отдельных ситуациях:
- Асик, ты запомни на всю оставшуюся жизнь – прежде чем браться за какую-нибудь работу, хоть какую, предварительно собери любую, всякую и как можно больше, информацию. Вот перед тем, как нам идти раскапывать твой танк, тебе надо было как минимум, поговорить с кем-нибудь. Ну хотя бы, для начала – со мной, или поспрашивать во дворе у пожилых людей, а они – всегда самые информированные - не было ли когда-то давно, в нашей местности, боёв с фашистами. Если кто-нибудь подтвердил бы такое, то после обязательно нужно было сходить в городской архив, спросить там, есть ли у них документы по танковым сражениям в нашей местности, дальше можно сходить в военкомат, поговорить с военными, они об этих вещах знают подробнее. И ещё, Асик, обязательно нужно было бы найти карту этой местности, и уточнить в ЖКО, не закопан ли электрокабель за этими гаражами, не то можно покалечиться при копке, или получить штраф за работы без соблюдения техники безопасности, и без разрешения от них. И тебе везде подсказали бы, как лучше сделать дальнейшие шаги. Только надо научиться задавать правильные вопросы – тогда точно получишь хорошие ответы.
Запоздало, но внук задал нужный вопрос:
- Бабуля, так у нас во дворе, за гаражами, были бои с фашистами?
- Да нет, внучок, не было тут у нас боёв, да и немцев, слава Богу, тут никто не видел. А во время войны здесь вообще, деревня была, называлась Крещёвка. Если бы не радио-завод, который в войну построили, то может и города бы не появилось. А теперь принеси атлас по географии, вон он, на полке стоит, я тебе на карте покажу, где наш Крещёвск, а где фашистов остановили. Мы тут, за Уралом, почти что в Сибири, их и не видели никогда.
Эти Бабулины советы Аскер запомнил на всю жизнь, а эпизод с «Тигром» за гаражами в жаркий летний день вообще стал с тех пор для него своеобразной инструкцией, которой он свято придерживался во всех своих дальнейших раскопах.
Зайдя домой, и раздеваясь, перед тем как забраться в ванну, мальчик вспомнил о своей находке, и вытащив из кармана, тщательно промыл её под струёй тёплой воды. На кухне он протянул находку Бабуле со словами: «Там нашёл, под трубой. Я её хорошо помыл, можно в руки брать». Бабушка долго всматривалась в «снежинку», прежде чем заявить: «Очень интересно. Асик, знаешь, что это? Это называется оберег-колядник, древний славянский символ удачи. Ты, мальчик, отныне под божьим покровительством. Спрячь его получше, и не выбрасывай никогда. Надо же, как интересно отливка вышла. И ведь случайно».
Всё это Аскер вспоминал, сидя в одиночестве за пустым столом в «Булках». Воспоминания эти пришли неожиданно, хотя пришёл он сюда по делу – нужно было срочно поговорить с Васей-Солдафоном, его давним знакомым. Вася тоже был из «бригады» копарей, кроме прозвища «Солдафон» иногда его ещё называли «Милитаристом», за его необъяснимую любовь с военной экипировке – он всегда одевался только в военное – сапоги, гимнастёрки, галифе, в сезон дождей и холодов носил шинель. Вкупе с его ростом под два метра, широченными плечами и открытым приветливым лицом, это производило сильное впечатление на окружающих – к Василию все без исключения относились с уважением и определённой долей настороженности. Парень он был честный, никогда на раскопе не пытался пристроиться сбоку напарника, чтоб в случае находки залезть лопатой в обнаруженное другим «гнездо», и активно, «на халяву», поучаствовать в делёжке найденного, жил один – с семьёй не сложилось, всё свободное время проводил в полях – искал, копал. Наконец, входная дверь «Булок» громко лязгнула, распахнулась на всю двустворчатую ширину, и в небольшое помещение зашёл Василий. Оглянувшись по сторонам, он заулыбался и громогласно объявил:
- Всем здравия желаю!
Зинаида за прилавком-стойкой сразу расцвела и заверещала:
- Ой, Васенька! Чё долго так не был? Пельмеше́й принести? Будешь пельмеши? Сегодня свеженькие совсем. А тебя Асик уже заждался, час уже сидит ждёт. Ты где так долго пропадал, а, Васенька? А какой френч у тебя сегодня! Ты прям как белый офицер - весь такой маршируешь - прям как по Красной площади! А пивка будешь? У нас сегодня свеженькое, кеги только-только привезли. Проходи, Васенька, проходи.
Не снимая улыбку с лица, Вася сграбастал буфетчицу в свои объятия, громко чмокнул её в красные щёки, приговаривая:
- Ох, вкусная какая! А сама-то свежая сегодня? Неси пельмени, пиво неси, и вообще всё свежее неси, будем сегодня пировать! Аскер, дружище! Здравия желаю!
Он схватил своей лапищей руку Аскера, и начал её так трясти, что тот сразу стал вырываться, и успокаивать посетителя:
- Ну всё, Вась, всё, хватит уже, садись давай, чего такой весёлый сегодня?
- Да я денег заработал нормально за копку сегодня, только что получил.
- Кому сдал?
- Ну кому-кому? Кому же ещё, кроме как Жоржу?
- И что, нормально дал?
- Да я даже не ожидал, что вообще сразу рассчитается, а он рассчитался полностью, да ещё и очень хорошо.
- А чего копнул?
- Да «сибирок» шесть штук попало, а затем я метраж вокруг сделал, так мне ещё «Николашек» выпало с горсть, пятаков Катиных немного, ну и «чешуи» мелкой попалось достаточно.
- Нормально взял. Место приметил? Отдохнёшь, ещё туда сходи, там явно лавка была, обязательно ещё найдёшь. Проверено.
- Конечно пометил, а самое главное, я там сто раз раньше проходил, ничего не пикало, никогда, я вообще считал, что там го́вны полные, а тут поди ж ты – кладок открылся, место то – вкусное оказалось.
- И что, Антиквар так сразу и рассчитался?
- Ты не поверишь, тут же, хоть и ничего особого я ему не принёс. А ты с какой темой ждёшь-то меня?
Тут Зинаида принесла заказ для Васи: пельмени дымящейся горкой, горчицу, салат из томатов с огурцами, сверху присыпанных колечками нарезанного лука, и запотевшую кружку «Жигулёвского» - другого Вася не признавал.
- Кушай Васенька, чего если надо ещё, зови.
И – нарочито виляя задницей, пошла обратно за стойку.
Аскер подождал, пока голодный копарь прожевал-проглотил половину порции пельменей, заел хорошо салатом, залпом выпил почти всю кружку пива, удовлетворённо акнув в заключении первого подхода, и только тогда уже задал свой вопрос:
- Ты Профессора давно встречал?
- Профессора? Да не помню толком, может с месяц уже прошло. А ты чего его ищешь, мысли умные кончились, подзарядиться захотел?
- Дурак ты Вася, простой как солдатский штык, ты «Вечёрку» просматриваешь хоть иногда?
- Да на фига я буду газеты читать? Болтунов этих - депутатов, да рекламу тупую изучать, что ли? Я последнее время ни газет не читаю, ни телик не смотрю. Надоели эти рожи. Да чё случилось-то?
- Исчез он.
- А это что значит, Аскер Феоктистович?
- Ты Вася, точно дурак. Это значит, что человека уже длительное время дома нету, и что в ментовке он объявлен в розыск. Человек этот – пропал! Или умер, где-то в поле, или утонул в Тагиле, или убили его какие-то аборигены! Вот что это значит, дебил ты грёбаный.
На Солдафона в этот момент страшно было смотреть – глаза смотрели куда-то в пространство, рот открылся, цветом лиц стало напоминать обёрточную бумагу:
- Как утонул, как это – убили? Ты чего это говоришь, Незнамов?
- Да я тебе дебилу уже полчаса об этом толкую, ты только никак в толк не возьмёшь. Утром сегодня я Ларису Петровну встретил, его жену. Давно её знаю, мелкий ещё был, она всю жизнь в библиотеке городской проработала, у нас на квартале её филиал есть, я за книжками туда всё бегал. Так вот, иду, а она меня догоняет и кричит: «Асик, Асик!». Ну и рассказала, что Владимир Альфредович пропал. Я ничего понять не могу, сходу спрашиваю – «Как пропал, куда пропал?». А она мне толкует, что ещё месяц назад, в воскресенье, собрался он в поле, «покопать». Ну и всё – домой не вернулся. Стала у меня спрашивать - она знает, что я тоже «копарь» - может, встречал его в последнее время, может, разговаривал с ним, короче, хотела понять, что могло случиться с Альфредовичем. Ну а я его видел, как и ты, тоже с месяц назад. Но ничего особенного не припоминается. Встреча, как встреча: «Как дела, что интересного нашёл, куда недавно копать ходил, чего там видел?». Ну и всё – две-три фразы, и - разбежались по своим делам. А ты о чём-нибудь с ним разговаривал?
Вася немного задумался, наморщил лоб:
- Да нет, ничего такого не припоминается. Тоже, как ты сказал – «Привет-привет» - и всё.
- Слушай, Василий, если что помнишь, то собери это в голове в одно место, и не забывай.
- Ты о чём?
- Да нас ведь сейчас «нечисть», как Антиквар их называет, начнут по одному вылавливать, и беседы вести. Ты, если грешки какие есть, про них старайся ничего не говорить, а то знаешь, у ментов одно в голове - как «клиента» посильнее прижать, и если получится – на новую тропу отношений с ним выйти, а если грех какой знают, то благосостояние своё улучшить за чужой счёт.
- Да уж, нечисть она такая, благородных донов там нет, я по крайней мере, таковых не встречал. Тут ты прав. И что же с Профессором могло случиться? Он вроде бы никуда и не лез, ни с кем не ссорился.
С этими словами Вася задумался. Затем помахал Зине ладошкой, и «покивал» большим пальцем правой руки в кружку, сигнал кивком был принят. Через минуту Зинаида подбежала с полным графином «Жигулей» и ещё одной кружкой:
- Ребята, вы чего грустные сидите? Случилось что?
Василий спросил:
- Зиночка, ты Профессора ведь знаешь? Ну, седой почти совсем, и вид у него, как у учителя, или учёного какого-нибудь? Помнишь такого?
- Ты про Владимира Альфредовича что ли, спрашиваешь? Я его знаю, давно ещё. Он у нас в техникуме почасовиком был, математику преподавал. Хороший дядька такой, никогда никого не заваливал на зачётах. А ты чего, Васенька, о нём спрашиваешь?
- Пропал он, месяц уже. Никто не знает, куда делся.
- Как это – пропал? Ты чего такое говоришь то?
Зинаида округлила глаза, и сразу зашмыгала носом:
- Что же это такое-то? Такой хороший человек, и – пропал. Да он и не пил, вроде бы…
- А что, только пьяницы пропадают, по-твоему?
- Ну часто, Васенька, так и бывает. Или пьяный, или старушка какая-нибудь с Альцгеймером. Они в основном и пропадают. Теряются. Памяти-то нету.
- Ну ладно, спасибо, Зинуля, позову, если что.
- Зови, Васенька, зови, я – мигом.
Аскер посмотрел ей вслед:
- А что ты на ней не женишься, а, Вася? Вон какая щекастая вся, да румяная. Дома, наверное, чистота и порядок. Борщ в кастрюле. Пельмени в холодильнике. У неё однокомнатная?
- Да вроде бы.
- Ну вот, и выменяли бы с твоей однушкой без проблем трёхнорную, и все дела.
- Аскер, отвяжись от меня, я свободу люблю. Был уже женатый, не хочу больше. Это знаешь, поначалу они все щекастые да румяные. Потом только в клыкастых змей превращаются. Любой женщине дома власть нужна. Причём – абсолютная, и - совершенно диктаторская. В них по природе так заложено, чтобы домашнее государство прочное да сильное было. Это у всех так. Исключений нету. Если в доме будет мужик главным царём, то женщина чахнуть начинает, и стареть. И плохо кончается такое домашнее устройство. А я унижать никого не люблю. И сам подчиняться тоже не хочу. Я люблю в поле бродить. Люблю дышать свободно. А то, как представлю, что буду с лопатой на копке ходить, а думать, как бы успеть в Пятёрочку, да не опоздать, а то молока велели взять, да хлеба с сосисками, или что-нибудь подобное, а времени остаётся, чтоб не опоздать туда, часа полтора ещё, а тут ништяки начинают подходить, копай да копай. Нет, нет, не хочу я назад. Не хочу никому жизнь портить. Слушай, Асик, а я ведь Профессора месяц назад недалеко от ангара встретил. Он в обратную сторону шёл.
- У ангара? Чего ему там делать-то? Он же всё, что находил, в музей отдавал, да знакомым на праздники раздаривал. Мне «колядник» старинный, бронзовый, на день рожденья, помню, вручил. Я ему в своё время про первую находку рассказывал, и он, видать запомнил.
Василий хлопнул себя ладонью по лбу:
- Сумки у него с собой не было – вспомнил. Одет был, как обычно – в плаще и шляпе своей любимой. В руке папка какая-то, что ли. Если он у Жоржика был, то либо в кармане что приносил, либо поговорить приходил. Знаешь, Аскер, он ведь больше разными старинными книжками и документами интересовался. Много, помню, рассказывал здесь, в Попе. Я от него услышал, что у нас тут в своё время пересылка на этапе у декабристов до Тобольска была. И ещё много раньше остановка в Шёлковом пути. Да много чего. Он всё поляну ярмарочную искал. Представляешь? Если веке в восемнадцатом у нас тут где-то ярмарочная площадь была, то это же Клондайк настоящий! Чисто Поле Чудес должно ведь быть. Вон, в княжестве Московском, слышал про деревню Рогачёво? Находят и находят без конца на одном и том же месте. И уже сколь лет не иссякает. А ведь просто-напросто ярмарка там была, и всё!
- Вася, ну если он ничего не приносил Жоржу, то о чём он с ним мог разговаривать? Ну что общего у Профессора с этим стервятником может быть?
- Асик, у Жоржа много чего есть, в том числе и книги старинные. Помнишь, лет пять назад Чехов Синерукий талмуд какой-то сыскал в посёлке на краю города?
- Ну.
- Хрен загну! Антиквар тогда ещё самолично в Попу припёрся, всё бросил, его искал. Нужен ему этот талмуд был край головы! Он покой весь, помню, потерял.
- Подожди, подожди, вспоминаю, - перебил его Аскер, - это не Талмуд вроде был, а Псалтырь времён Елизаветы, значит, восемнадцатый век. А Жоржик, когда внимательно его осмотрел, психанул сильно, сказал, что-то вроде: «Слишком поздно, и надписей нет». Он вон там, в углу с ним сидел, а я подошёл поздороваться и присел к ним. А Чехов ему ещё заявил, что «За базар отвечать надо, раз меня шмонил, и я из-за тебя дела свои бросил. Весть передали, что искал ты книгу эту. Искал – забирай. Чё мне, порожняка гонять?» А он, Жоржик, знаешь, на такой же фене ответил: «Не кипишуй, бродяга, не фраера нашёл. И на понт меня не бери. Я ознакомиться хотел. Ознакомился, изучил. Понял - мне это не надо. И рот свой закрой – не та поляна для тебя». Синерукий сразу стих. Мутный он тип, этот Жоржик, я его давно знаю, ещё с детства, но он всегда был вежливый и скромный такой. А тут, судя по его речи – он, получается – в авторитете у блатных. Синерукий вообще то – совсем не подарок, но с Антикваром сразу притух.
Интерес городских копарей к «добыче полезных ископаемых» в окрестностях Крещёвска всегда поддерживал местный антиквар Георгий Пантелеевич Скрипов, которого копщики звали Жорж, иногда – Антиквар, и в редких случаях - Страдивари. Георгий Пантелеевич скупал то, что находили городские «старатели» и местные жители. Скупал всё, что приносили, кроме, конечно, ржавого металлолома. Копари знали об этом, и не ломали голову, куда им идти со своими находками после раскопок. Особенно много Жорж не платил, оттого многие копщики жаловались на него, но продолжали исправно нести добытое. Старик хорошо разбирался в людях, «считывал» их моментально, и, соответственно, к каждому у него был свой подход. Антиквариат был его страстью с самого детства, он сам прошёл все стадии и специфику собирательства старинных вещей, и прекрасно понимал чаяния молодых людей, но в вопросах цен при скупке никогда не шёл навстречу. Копарям иной раз просто некуда было больше деваться со своим «добром», да и деньги были нужны всегда, и срочно, поэтому приходилось сразу «с поля» бежать к Жоржу, и отдавать практически всё ему на его условиях. Аскер с презрением относился к методам Жоржа, но с интересом слушал его бесчисленные байки о старых временах и многочисленные сентенции старика о бестолковости молодых старателей и их полном нежелании учиться на опыте старшего поколения. В этих разговорах он находил много мелких нюансов о деятельности копателей прошлого, и о их взаимоотношениях с «нечистью» - так называл правоохранителей Жорж.
Антиквар жил в Крещёвске в обычной трёхкомнатной квартире, и каждое утро ходил на «работу» - здоровенный промышленный ангар-склад из кирпича, который он купил за бесценок в годы государственного лихолетья у обанкротившегося местного металлозавода, который в своё время в соответствии с госпланом производил жестяные умывальники, цинковые тазы и лейки для огородников, которые в «новую» эпоху оказались никому не нужными, а ничего больше там делать не умели, да и не хотели. А приобрёл этот ангар старый антиквар следующим образом:
Назначенный раздавать долги завода московский арбитражник оказался страстным коллекционером китайской бронзы, обозначив свой интерес через неделю после приезда в город, зайдя в антикварную лавку Жоржа. Он искал бронзовые вазы четырнадцатого века эпохи династии Мин, и довольно неплохо разбирался в этой теме. За прилавком в тот день был сам Георгий Пантелеевич, который уже через полчаса понял, что именно нужно новому покупателю, и что он из себя как личность представляет. У пришедшего в его личной коллекции была одна ваза, а по известной легенде, распространённой среди коллекционеров, в той самой китайской мастерской, в четырнадцатом веке, были изготовлены четыре в комплекте. Ещё одна из оставшихся находилась у зарубежных ценителей в частном владении, и одна – в лондонском музее Фонда китайского искусства Дэвида Персиваля, который ведёт бесконечные переговоры в переписке с этими частными коллекционерами о продаже комплектной вазы для Фонда. И московский гость больше всего в жизни желал найти четвёртую, чтобы получить преимущество перед английскими антикварами у лондонского Фонда. Легенда гласила, что весь комплект полностью, ещё в незапамятные времена оказался в России в восемнадцатом веке, а после революции вазы «разлетелись» по миру в разные стороны. Одна из них и оказалась в руках у посетителя антикварной лавки. И давно уже мечтал он собрать полный комплект. Если бы нашлась ещё одна ваза, то у него бы их стало уже две, и тогда появился бы смысл выкупить вазу у одного из английских владельцев. А когда в руках оказались бы уже три – то четвёртую ему продали бы обязательно. В этом он был абсолютно уверен. Во время разговора Жорж попросил посетителя сделать фотографию донышка его вазы, но не снаружи, а через горловину внутри, уточнив при этом - «Александр Геннадьевич, только попросите, пусть хорошо свет выставят, и фотографий штук пять сделают. Посмотрим. И было бы неплохо, уважаемый, если бы вы также фото лондонских вазонов нашли. Это возможно?» Арбитражный управляющий был немного обескуражен такой просьбой, но обещал всё выполнить, заинтригованный недоговорённостью монолога Георгия Пантелеевича. Это антиквар умел. Где-то через пару недель коллекционер вновь появился в антикварной лавке у Жоржа, и выложил на прилавок стопку фотографий. Жорж долго рассматривал фото внутренних сторон донышек китайских ваз, вздохнул, и обескуражил душеприказчика мёртвых заводов фразой: «Уважаемый, вы в течении ряда лет гонялись за мечтой. Но – мечтой красивой. И вообще, в коллекционировании самое главное – искать. А когда найдёшь, недолго длится то очарованье - всё начинается опять». После этого последовала подробнейшая узкоспециализированная лекция об особенностях и специфике бронзового литья в окрестностях города Пекина в четырнадцатом веке. Особый упор был сделан антикваром на охрану авторского права древними мастерами-китайцами, и попросил обратить внимание посетителя на небольшой штампик, находящийся на донышке вазы внутри: «Видите, просматривается латинский Y с поперечной чертой пониже устья? Только правильно смотреть на него надо в перевёрнутом виде. Это я объяснил так, чтобы вам понятнее было. Это иероглиф «Ваза». Такой иероглиф ставили практически на всех бронзовых вазах во времена династии Мин. Исключение было сделано только для мастерской при императорском дворце. Там ставили более подробную надпись путём выбивания нескольких иероглифов – для чего эта ваза предназначена – цветы, вода, благовония, ну и так далее. Так вот, эта мастерская, как и все остальные в Пекине, ставила один иероглиф. Но все старались делать штамп-отбойник по-своему, чтобы можно было выявить при необходимости изготовителя. У клейма для этих ваз есть своя особенность – поперечинка на иероглифе вглубь – косая, то есть одна сторона вдавлена много глубже, чем другая. Это можно спичкой, зажатой пальцами, определить. И ваз этих, действительно было изготовлено четыре штуки. По одной для каждого угла комнаты. Это видно по одинаковому внешнему «экстерьеру». Он неотличим. Но ваша ваза и та, что находится в частной коллекции в Великобритании, это – подделки. Вы сами можете это определить по штампику. Просто возьмите в пальцы спичку, и замеряйте глубину клейма, спичка покажет сразу. У вашей и той - глубина клейма везде одинаковая. А вот ваза из лондонского музея – это подлинник. Вот справочник по китайскому антиквариату, это издание девятнадцатого века. Вы по-английски умеете читать? Посмотрите сами». Арбитражный управляющий при всём его столичном пафосе, и самолюбии собирателя редкостей узкой направленности, был униженно сражён, причём наповал, глубиной профессионализма провинциального продавца значков советской эпохи и серебряных полтинников предреволюционного времени. После этого между ними состоялся недолгий диалог:
- Георгий Пантелеевич, и что же мне теперь делать?
- Александр, продолжайте поиски дальше. Ну что ещё можно придумать?
- Такой позор, такой позор. Половина столичных антикваров здороваться перестанет. Я хотел их себе выкупить, и у Фонда, и у частного хозяина. А теперь никто и обсуждать не будет – не о чем говорить. Хорошо ещё, я продать никому не успел, а то бы скандал дикий был, вы ведь знаете, как коллекционеры к подделкам относятся.
- Вы пока подождите, успокойтесь, и никому ничего не нужно сообщать, а я пока поспрашиваю по своим связям, может что-нибудь другое редкостное найдём. Раритетов ведь много. Может какие ещё вазы поискать?
- Не знаю пока. Какое же разочарование, Георгий Пантелеевич, просто глубочайшее. Это же самая настоящая трагедия! Вот уж чего-чего, а такого исхода я никогда не предполагал. Даже и не думал. Ладно, пойду водочки выпью. А вы звоните мне, я ещё с месяц тут побуду. Процедура скоро закончится, пара объектов осталась, на неделе публикация о торгах выйдет, проведу аукцион, и домой поеду, в вазу слёзы лить.
- Не отчаивайтесь вы так, поищем, если что найдётся - позвоню обязательно.
А ровно через две недели в кабинете арбитражного управляющего раздался звонок:
- Александр Геннадьевич?
- Да, слушаю вас.
- Александр Геннадьевич, это Георгий Пантелеевич вас беспокоит, антиквар, не забыли меня?
- Что вы, что вы, Георгий Пантелеевич, как можно? Чем обязан?
- Вечером, как рабочий день завершите, будет у вас свободное время?
- Для вас, Георгий Пантелеевич – всегда. Если в семь подойду, не поздно?
- Нормально. Подходите, жду.
Ровно в семь часов в дверь уже закрытого магазина «Антиквар» постучали. Хозяин открыл, жестом пригласил войти, поздоровался, и не откладывая на долгое, жестом руки привлёк внимание гостя:
- Вот, смотрите. Это для вас.
На деревянной консоли, предназначенной для размещения настольных часов, стояли в рядок три бронзовые вазы.
- Что это, Георгий Пантелеевич?
- Вазы, дорогой, вазы. Те самые вазы, которых до комплекта с лондонской из Фонда Персиваля не хватает. Берите мерник, спички, лупу – изучайте.
Около получаса распорядитель имущества металлозавода тщательно вымерял клейма, оглядывал литые узоры боковин, звонил помощнику в Москву, сверял полученные размеры с имеющимися у него, выписанными на лист бумаги, весь покрылся потом, и его пальцы стали заметно подрагивать.
Жорж участливо забеспокоился:
- Александр Геннадьевич, никак давление скакануло? Ты присядь, передохни, я сейчас корвалольчику принесу.
- Нет, Георгий Пантелеевич, если возможно, лучше коньячку плесни грамм пятьдесят. Есть?
- Конечно есть, сейчас сделаем.
- О-о, спасибо. Очень поможет.
Сглотнув, надтреснутым голосом спросил:
- Откуда это? Как нашли?
Сидевший напротив него, в стареньком кресле, Жорж спокойно ответил:
- Ну я же тебе сказал, Геннадьевич, что я – человек в возрасте, связей у меня за жизнь набралось много, я позвонил туда, сюда, очень хорошо попросил, люди побеспокоились немножко, подключили своих знакомых, ну и повезло, конечно, нашлись вазы. Вот сегодня утром и привезли. А подробности тут ни к чему, сам понимаешь. Так нужны они тебе?
- А сколько вы за них хотите?
- Значит, нужны. А теперь давай поговорим по-деловому.
И озвучил Жорж арбитражнику свои желания. Хотелось ему приобрести кое-что из имущества бывшего металлозавода. А именно – цех-ангар. Давно уже он мечтал убрать из дома накопившийся за годы антикварный хлам – всё было им заставлено – дальше некуда. Да и жить рядом с некоторыми ценностями становилось опасно – мало ли чего могло случиться. Ангар этот был старой постройки, сложен из хорошего кирпича, а за время, прошедшее со времён его строительства, Крещёвск разросся, и здание это оказалось окружённым плотной застройкой жилых домов. Ангар давно уже был вписан в черту города, имел все необходимые коммуникации – отопление, электроэнергия, вода и канализация. Оставалось только крышу заменить, и внутри оборудоваться. Нынешнему распорядителю хозяйством бывшего завода Жорж сделал предложение – обменять право собственности ангара на три вазы, регистрацию права на объект делает продавец. Управляющий согласился. В течении текущей недели оформил проведение торгов, подписал у антиквара договор купли-продажи, и отнёс документы в Регистрационную палату. Ещё через неделю с зарегистрированным договором Александр Геннадьевич явился к Жоржу, получил свои вазы, сердечно попрощался, и уехал домой. В Крещёвске ему делать было больше нечего.
А вазы эти пылились на балконе у Жоржа в течении примерно пятнадцати последних лет. Он и думать забыл про них, пока ему в случайном разговоре не сообщил об увлечениях назначенного на банкротный завод управляющего, его старый друг – в школе ещё вместе учились - Геннадий Иванович Поспелов, полковник, начальник Крещёвского ОБЭП. Информация была служебная, но не секретная, да и собеседники частенько делились различными сведениями неформальным способом – Жорж не был штатным осведомителем, а начальник городского отдела по борьбе с экономическими преступлениями не зря имел репутацию человека умного и опытного, и прекрасно понимал, что такой порядок вещей даст ему больше преимуществ, время от времени помогая старому школьному приятелю то малозначимыми услугами, то интересующими того сведениями. Жорж, в свою очередь, отвечал ему взаимностью, прекрасно понимая пропорциональность масштабов своей личности в сравнении с частью гигантского механизма государства в лице отдельных представителей городских властей. Про вазы он сразу, тут же во время разговора и вспомнил, а дома уже отыскал, отмыл, и внимательно осмотрел, не упуская ни одной мелочи. Ничего особенного не заметил. Вазы эти притащили к нему какие-то чернобровые парни ещё во времена смуты, и просили в обмен за них старинный арабский кинжал ручной работы, но как они узнали, что он у него есть, и почему не пытались применять грубую силу для изъятия священного оружия, так и осталось для антиквара тайной. В итоге поменялись.
Не придумав ничего путного, Жорж решил позвонить в Москву своему старинному приятелю Стасу, у которого интересы, вообще-то были в другой сфере, но он мог что-то узнать – княжество Московия, хоть и огромное государство, но все про всех всё знают, так или иначе - как в деревне. И конечно же, связи старого друга помогли - удалось выяснить об интересе арбитражника к вазам в Лондоне, и что они из себя представляют как антикварная ценность. Стас утверждал, что именно эти предметы, которыми интересуется Александр Геннадьевич, имеют очень небольшой коллекционный интерес, а весь ажиотаж вокруг них устроил лондонский Фонд Персиваля в целях повышения собственной коньюктурности, так как никому в мире он особо и не был известен. В денежном выражении стоимость одной вазы весьма низкая, что-то в районе тысячи долларов, но наш управляющий, что называется – «поймал сам себя на свой же крючок» - очень уж сильно ему захотелось это получить, такое бывает – «охота – хуже неволи». И ещё Стас отыскал для него старый английский справочник по китайскому антиквариату: «Ты перевод сделай и почитай, Жоржик, может, полезное что и найдёшь, я сегодня приятелю его отдал, он завтра к вам в Крещёвск по делам прилетает, ты в аэропорту его встреть, он тебе и передаст». Так антиквар и сделал.
После, уже дома, откопировав нужный раздел, отнёс его переводчику и через пару дней забыл про это дело за текущей круговертью, так, что, когда переводчик с английского позвонил ему с сообщением о готовности, до сознания Жоржа не сразу и дошло, о чём идёт разговор. В этом переводе и нашёл Жорж сведения об идентификации внутреннего клейма, сразу же и проверил это на своих вазах. Увы, глубина клейм во всех его трёх «Минах» была одинаковой по всем очертаниям иероглифа. С досады Жорж чуть было не выкинул справочник в форточку, но сумел заставить себя успокоиться, и лёг спать.
Как всё гениальное, решение проблемы пришло рано утром при пробуждении, и также, как и всё гениальное, оказалось простым. «А чего это я сразу-то не подумал – надо пробить косым отбойником край поглубже, а потом запатинировать – это я умею, делал уже». Операция на самом деле оказалась несложной – выточив из кончика обычного стального зубила нужный размер с косым краем, алхимик замесил раствор из воды и сернистого аммония - все необходимые ингредиенты у Жоржа были ещё с давних пор, когда ему приходилось «старить» медные монеты-новоделы. После этого, аккуратно и неспеша, ударяя сверху вниз по отбойнику гирькой от часов, добился нужного результата, обработал свежий скол «колдовским раствором», и стопроцентно подтвердил изготовление своих ваз мастерами Древнего Китая в той же самой мастерской, из которой вышла ваза, находящаяся в Фонде китайского искусства Дэвида Персиваля. Оставалось дождаться появления коллекционера у себя в лавке - он не мог не появиться.
Всё так и вышло, и в итоге Георгий Пантелеевич стал обладателем большого промышленного ангара площадью почти в две тысячи квадратных метров. Оставалось обустроиться. В этой ситуации Жорж тоже нашёл выход – вышел с предложением к городской администрации – разместить в бывшем цехе часть городского архива, который уже давно испытывал крайнюю нужду в дополнительной площади для хранения документов, что - по текущему их поступлению, что - по истории города, и близлежащего Крещёвского сельского района. Условий у хозяина здания было немного – ремонт крыши, установка сигнализации на окнах и входах-выходах, и в дальнейшем – оплата коммунальных услуг по всему зданию. «А арендная плата не нужна, только разрешите мне допуск к архиву без спец разрешения». Городские власти такое решение вполне устроило, а что – сигнализацию так и так положено устанавливать, пост охраны тоже. По оплате коммунальных услуг за остаток площади – не страшно. Ну а траты на ремонт крыши не так и велики, куда дешевле, чем новое здание купить, или построить, уже сколько лет этот вопрос в области висит, а воз и ныне там. И самое главное – голова перестаёт болеть у чиновников - что делать с архивом, который уже лет семь валяется по разным углам в разных концах города, когда что нужно – ни за что не найдёшь!
В своём пользовании Жорж оставил ровно четверть всей площади – пятьсот квадратов – этого ему хватало за глаза. Установив необходимые стеллажи, он наконец с огромным облегчением освободил квартиру от завалов, переместив весь, как он выражался, «хлам» в ангар, оборудовал там две небольшие комнаты – одну для переговоров, другую для проживания Витеньки, и обнаружил, что ещё и место свободное осталось. В этом самом ангаре отныне антиквар и находился большую часть дня – устраивал встречи, разговаривал с клиентами, вёл торговлю, принимал найденное копарями, и время от времени копался в архиве. Возле этого самого ангара и встретился Васе-Солдафону Владимир Альфредович Гакк – по прозвищу Профессор.
Так и сидели в «Булках» Аскер с Васей – делясь мнениями о делишках Жоржа, гадая, куда же всё-таки девался Профессор, как их спокойный разговор прервал подошедший к ним ещё один посетитель-копарь - «Вова-Пиздун», иногда «Провокатор», а иногда просто «Пиздун», в миру́ – Владимир Александрович Рассказов. Невысокого роста, глазки-щёлки. Похож на пухловатого увальня. При разговоре никогда не смотрит в глаза собеседнику, только в сторону. Нахальный. Постоянно врёт. Похоже, сексот у ментов. Проживает гражданским браком с Людкой-продавщицей из «Пятёрочки». Всё это мелькнуло в голове у Аскера, когда он заметил приближающегося к ним коллегу-копаря.
- Чё-каво, дела какие, братья-могильщики?
Вася чуть не подавился пельменем, когда услышал за спиной знакомый писклявый голос, выдавив из себя первые пришедшие в голову слова:
- Кто могильщик, так это ты и есть. Чего припёрся, Пиздун?
- Слушай, милитарист проклятый, я тебе сколько раз уже говорил, что мне очень не нравится твоя манера приветствовать меня такими безответственными словами, ты что опять о себе возомнил, похоже, кружку солдатскую без дырочки нашёл, и праздник у тебя поэтому?
- Ладно, заткнись, рассказывай, что новенького сыскал в полях? Не психуй, я это любя. Мы же знаем, что ты у нас лучший гробокопатель Крещёвска.
- Васенька, опять ты за своё – я всего один только раз за свою жизнь выкопал древний, подчёркиваю – древний гроб с останками усопшего, и сразу сообщил полицейским, отчего страдал после почти что год, посещая для допросов это богомерзкое заведение, будто я этого бедолагу умертвил сто с лишним лет назад. Я же ведь не знал, что эти древние дебилы похоронили человека у себя во дворе, а не на кладбище, как положено по-христианскому обычаю. Хватит уже прикалываться, я с тобой по-хорошему.
- Ну ладно, ладно, Вова, я же, шутя, больше не буду, не обижайся. Отныне ты будешь у нас зваться – Сказочник Замогильный.
- Что?
Увидев, что, продолжая в таком ключе препираться, они скоро перейдут к действиям, Аскер жестом руки разрубил пространство по горизонтали:
- Ну всё, мужики, хватит, всё уже. Всё. Вова, присаживайся вот ко мне, рядом, и расскажи, правда, чего нового видел, где был?
А у Владимира Александровича уже всё лицо покрылось мелким потом и красными пятнами. Услышав голос Аскера, он начал успокаиваться, прерывисто выдыхая воздух из лёгких:
- Ууу, достал Василий. Да я чего хотел вам рассказать-то, вы не поверите, я сегодня на улице прямо нашёл. С этими словами Вова выудил из наплечной сумки слегка помятый большой конверт из плотной непромокаемой бумаги грязно-жёлтого цвета.
Аскер с непониманием глядел на конверт:
- И что это, Вова?
В этот момент Василий протянул указательный палец, указывая на конверт:
- Очень похоже на ту папку, что у Профессора была, очень. Что там внутри, заглядывал?
- Да какие-то вырезки, листики с записями, да схемки от руки рисованные. Я ничего толком не понял, ты Асик сам погляди, я и сюда шёл, чтобы тебе показать. А причём тут Профессор?
Вова уже вытащил из конверта стопку стандартных листов, на которых были копии каких-то газетных вырезок, также сверху было несколько вырванных из блокнота листиков в клетку, на которых просматривались линии, направленные в разные стороны, некоторые из них были прямые, некоторые – в виде полуколец и волн, были ещё какие-то значки и буквы. Никакой системы в изображениях и надписях не было.
Аскер проглядел все листики, отложил в сторону:
- Каракули какие-то, ничего не понятно. Что там, Вася?
Вася в это время просматривал копии:
- Тут вырезки из старых, ещё дореволюционных газет, шрифт ещё тот, и твёрдые знаки эти везде в окончаниях, чего они им нравились так?
- Это Вася, был такой алфавит и грамматические правила письма. Для тех людей было привычно, и они не замечали.
- Странно всё это - та эпоха, и наше время – как разные миры воспринимаются. Будто разрыв в пространстве произошёл. А ведь одно и то же государство, и мы, вообще-то - их потомки, а связи между нами нет. Вот всё, что после переворота – это понятное и своё вроде как, а что было до этого – как иной мир.
В разговор вступил Вова:
- Василий, всё это – последствия чудовищного, нечеловеческого эксперимента, проведённого красными упырями над сознанием миллионов людей. По их осуществлённому плану – всё, что было в жизни до переворота – плохо и неправильно во всех смыслах, и люди были тогда все до одного глупые и бестолковые, а всё, что стало происходить после, при новой, «красной» власти, это - торжество пролетарского разума, победившего угнетение и деспотизм правящего класса!
- В интернете начитался, умник? Рот закрой, рассказывай лучше, где записки эти нашёл? Асик, что там в статьях этих, ты хоть понял?
Вася глядел на Аскера, нахмурившего лоб над копиями вырезок из газет позапрошлого века. Тот помахал легонько рукой: «Не мешай».
Вася посмотрел на сидящего против него пухлого раздражителя:
- Ладно, подождём немного, расскажи Вова лучше, чего интересного нашёл-накопал в последнее время? Расскажи, не стесняйся.
- Да ну тебя, Василий, подальше – настроение всё испортишь сперва, а потом подлизываешься, как собачонка. А рассказать есть чего – я всегда интересное нахожу. Вот конверт этот хотя бы – сейчас Асик высмотрит там эксклюзивное зерно, обязательно.
- Ну ты умён, бродяга. А начитан как! Где такие слова-то берёшь?
За высокими – от пола и почти до потолка окнами кафе заструился вечерний тон – зажглись фонари, пролетающие мелкие капли дождя вспыхивали вокруг них как искорки от пламени костра. В помещении было тепло и уютно, немного посетителей приглушённо разговаривали о своём, негромко пела Глюкоза, на столе ловко расставленные Зинаидой чашки с крепким горячим чаем тихонечко парили язычками аромата. Аскер наконец оторвался от изучения бумаг:
- Вова, а ты где это нашёл?
- Асик, ну где-где – на улице.
- Вова, сейчас точно в ухо получишь, давай говори, где именно ты нашёл этот конверт, а самое главное – когда. И не юли, Василий меня останавливать не станет, а я тебе точно зубы прорежу, ты меня знаешь, никакие менты не помогут потом вставить. Давай, выкладывай.
Вася оживился:
- Да я даже помогу тебе, если что, Аскер Феоктистович. Этому Провокатору давно надо верный путь указать, а что там интересного в этих документах, Асик?
- Это – совершенно точно бумаги Профессора, даже сомнений никаких. Он занимался поиском Потерянной Деревни, слышали эту легенду? Тут статьи из старинных газет на эту тему, и его пометки. Только вот каракули эти на листках блокнотных не понятно для чего. Вова, последний раз спрашиваю, когда ты конверт нашёл? И где?
Сидевший рядом с ним копарь затравленно огляделся по сторонам, но заговорил:
- Вот же чёрт меня дёрнул вам показать, надо было сразу в ментовку сдать, да и пусть разбираются, я думал, вы поможете понять о чём тут записи эти, а вы только пугать мастера. И не надо орать тут, ты мне не папа, раскомандовался! Секрета нет – на Горошникова, возле заборчика вдоль парка, я там переходил, темно уже было, ну через заборчик и перешагивал, под тополем он и лежал. Там как раз фонаря нету, и конверт этот заметно не было. А я на него почти что наступил, когда шагнул. Давно это уже всё было, я его дома на шкаф сверху кинул, и забыл. Месяц почти уже прошёл. Ну а тут полез на шкаф коробку достать, фуражку искал, этот конверт и увидел. Глянул, что в нём лежит, и решил вам показать. Вот и всё. А ты, Аскер, про какую деревню говоришь?
- Ну вот видите, я сразу правильно определил, чьё это – Владимир Альфредович от улицы Горошникова через парк и живёт. Или жил. А про Потерянную деревню вы что, ничего не слышали? Давайте чаю ещё закажем, покрепче только. Зина! Сделай чаю ещё, только крепче, листа в два раза насыпь, хорошо?
Зинаида тут же ответила кивком головы, хоть и обслуживала в соседнем полукабинете компанию молодых студентов, праздновавших, похоже, начало нового учебного года – молодые, весёлые и полные идей парни и девушки без конца заказывали то – вина грузинского, то – закуски, и никак не умолкали, наскучившись без общения в течении всего лета в компании родителей и родственников.
Василий отреагировал первым:
- Я что-то давно слышал, вроде как была затопленная деревня, что погибших там много было, ну и что это происходило давным-давно, кто-то даже про привидения толковал. Ну, обычная ересь в духе журнала «НЛО», помните, в девяностых был такой для ёкнутых на мистике?
Вова-Провокатор перебил его:
- Да нет, совсем не затопленная деревня была, а жителей всех какие-то лиходеи повесили на шести деревьях, как виноградные гроздья, и не похоронили, и после слетелось вороньё, огромная стая, облепили повешенных, и начали клевать. А потом, когда стая снялась, на деревьях никого не было. После этого появились привидения-вороны, прозрачные такие все, и где они пролетят, там люди умирают совсем.
Василий восхищённо смотрел на распалившегося Вову:
- Вова, ну ты просто настоящий Пиздун, и совсем не самодельный, а такой прям высококвалифицированный, самый лучший Пиздун на всём белом свете. Я найду коровье ботало, и вручу тебе его как орден. Молодец! Ты вот сейчас сам то хоть понял, чё сказал?
Вова надул щёки, и забубнил куда-то вниз:
- Я чего слышал, то и рассказал, ты слышал другое, в чём проблема? Это же сказки и мифы, толком никто уже не знает…
Аскер оборвал его монолог, замотав головой из стороны в сторону:
- Ну всё, перестаньте спорить, давайте я вам историческую справку подам – в общем, по историческим хроникам подтверждаются следующие факты – во второй половине шестнадцатого века, а точнее – в 1564-1565 годах, во времена царствования Ивана Грозного сложилась такая ситуация, что оппозиция царской власти взялась организовывать действия, которые современным языком можно было бы назвать «саботаж». Многим боярам не нравилась тенденция в организации централизации России, не нравилось, что царь продвигает идею единовластия, ограничивая волостных бояр в их полномочиях на местах. Грубо говоря, для осуществления той самой централизации требовалось бабло, и бабло в больших количествах, на укрепление армии и организации аппарата управления на местах. Иван повысил налоги. Бояре организовали тихое сопротивление этим инициативам «сверху», всячески мешая царю осуществлять задуманное. В связи с этим царь Иван провёл блеф со своим «отречением», после чего получил дополнительные полномочия от Боярской Думы из-за измены «пятой колонны», и – организовал «опричнину», которая занималась «зачисткой» в среде элиты того времени. Заодно Иван «выбивал из под ног» загордившихся бояр их поддержку от «земли», откуда они были родом, управляли там всю жизнь, и где у них были преданные люди – он их выселял с одних угодий, давая на «кормление» другие города и земли. Опричники же ездили отрядами по деревням и городам, выявляли факты измены разного рода, ну и «примерно наказывали» особо зарвавшихся. Так и была выявлена одна деревня, а это и есть наша «потерянная», где властитель уезда, боярин Курбский, провёл крещение по «латинскому образцу», то есть обратил жителей одной деревни в католичество, и насаждал это в течении двадцати с лишним лет. К моменту появления там опричников, все жители деревни уже были истовые католики, то есть «веровали в бога как латиняне», построили самый настоящий костел, даже установили там орган, где исполнял гимны завезённый из Литвы музыкант, на улицах деревни стояли скульптуры разных святых, и по воскресеньям все прихожане ходили на мессу. Увидев это безобразие, опричники не смогли оставить такое богопротивное действо без соответствующей реакции, и - «примерно для остальных, наказали вероотступников» – загнали всех в дома, заколотили окна и двери, и подожгли. Если кому удавалось выбраться из горящих домов, убивали на месте. После пожарища согнали людей с окрестных деревень и повелели сровнять деревню с землёй – раскатать горелые остатки домов, мёртвых вытащить из завалов, но не хоронить, а оставить брошенными на поверхности, «вероотступников этих земле по-христиански не предавать», приказали засыпать всю территорию села грунтом, после чего засеять один только чертополох. Так и сделали. Об этом событии донесли сведения кому нужно – изменникам и врагам царя, особого оповещения по Руси не делали, но народная молва сохранила память о трагедии. Место, где была деревня, вымарали со всех карт, упоминаний в летописях не делали. Даже названия её никто не знает. Сохранились только доклады командира отряда опричников, который занимался проведением этой акции «сохранения государственной безопасности». По этой причине и появилось много разноречивых легенд об этой жуткой трагедии. По примерным описаниям можно догадаться, что место это было где-то возле Листвянки, знаете такую брошенную деревню? Там в двух или трёх домах кто-то живёт ещё. Но это всё равно не точно.
Василий-Солдафон и Вова-Провокатор сидели притихшие, и явно ошеломлённые услышанным. Лица у них распрямились, было ясно, что в мозгах идёт процесс «переваривания» неожиданной информации. Первым молчание нарушил Вася:
- Ну, знаю я Листвянку. Ходил там, не один раз. Я даже со стариками из одного дома разговаривал, попить попросил у них, своя вода кончилась, тогда жара была сильная. Помню, болтали с ними минут тридцать-сорок. Но они мне ничего не рассказывали такого, вообще ничего. Молчали. Видать сильно бояться до сих пор, бедолаги.
- Вася, ты чего, охренел совсем? Это же четыреста с лишним лет назад было! Чего буровишь то? Ну дебил, а! Ты что, Даун Крылатый?
- Да, что-то я, Асик, устал видать сегодня, глупость сморозил. Просто мыслей в голове образовалось сразу всяких много. Это ведь какая же трагедия была, правда? Жуть ведь самая настоящая. А с другой стороны, на этом месте покопать бы. Там столько «вкуснотищи» должно быть – с ума сойдёшь! А ты, лектор, откуда всё это знаешь?
Аскер помешал ложечкой в чашке, хлебнул горячего чая:
- Да когда я ещё мелкий совсем был, легенду эту бабуля рассказывала. Но это тогда звучало просто как страшная сказка. Я потом забыл совсем эту историю, и надолго. Уже после армии, в поле как-то однажды с Профессором столкнулся, ну мы с ним вместе весь день и провели. Очень интересный человек, столько нового я от него узнал. Лариса Матвеевна, наверное, переживает сильно – целый месяц уже прошёл, а вестей никаких. Вот он, Владимир Альфредович, мне про эту деревню и напомнил. Был уверен абсолютно, что это всё было на самом деле. Постоянно копался в архивах, выуживал по крупинкам разные сведения. В итоге у него и собралась картинка тех событий, что я вам рассказал. Вот только точное место ему никак не удавалось определить. Он, вообще-то копарём по своей натуре не был, а по полям с «Асей» ходил, надеясь сыскать что-нибудь наводящее. У меня постоянно спрашивал, не попадалось ли мне на раскопах чего-нибудь из католической церковной атрибутики, потому что вся та деревня – католики были. Опричники, как богомерзкое, ничего там явно не брали, чтобы не «опоганиться». Значит, должно всё целое быть. Представляете, довольно большая деревня, а там, по догадкам было не меньше сотни дворов, и – нераскопанная. Вася верно заметил – сплошная вкуснотища! Так что, Профессор вполне мог с Антикваром встречаться. У того ведь городской архив через стенку. И самый интересный период там храниться – от основания Крещёвска и до тридцатых годов. Немного, конечно, там сохранилось, - в ту эпоху не очень любили с документами возиться, больше шашкой махали, да из маузеров палили, но всё равно кое-что там имеется, искать-то можно по-разному.
Василий не удержался от замечания:
- Вот, любишь ты, Горец, с бумажками возиться. Днями бы сидел, и листики эти перекладывал. Я вот никак не могу с этими документами общаться. Раздражает.
- Вася, ну кому как, мне – нормально. Я вообще практически на копку без предварительной работы с этими «бумажками», как ты говоришь, не выхожу. Предпочитаю знать точно, где нужно искать. А архивы в этом очень помогают. Я однажды «закладуху» добрую так и нашёл, да вы знаете, даже в «Вечорке» статья была. Попалось мне описание двора сельского старосты в дореволюционное время. Название деревни было – Томилино, она и сейчас есть. Дом у старосты был большой, семья немаленькая - пятнадцать человек. И мужик он был, конечно, работящий – всех кормить надо. Поехал я в это Томилино, поговорил с местными, они мне и рассказали, что семью ту в тридцатые годы раскулачили, а хозяина убили при всех домочадцах прямо во дворе, из маузера, в лоб. Жена его тут же умом подвинулась, а детей всех – в телегу, и этапом – в Нарым. Неизвестно, что с ними дальше было. Двух сыновей старших рядом с отцом закололи штыками – они кинулись на стрелка после выстрела в отца. Ну а дом чекисты эти доблестные реквизировали под сельский клуб. Потом достраивали, увеличивали, но сам сруб дома не ломали, видать крепкий был. К тому времени, как я там появился, деревня, конечно же, уже захирела, и на месте бывшего клуба нового ничего не построили. Клуб уже и завалился совсем – никому не нужно. Я поехал туда, поговорил с соседями, надарил им подарков – продукты, вещи кое-какие, ну они меня и пускали там поискать спокойно. Без такого разрешения в деревнях никак. Просто не дадут ходить. Как приехал, так и уезжай. И – не балуй тут. Соседи мне сразу сказали, что ничего я там не найду – уже давно всё обыскали, всё, что можно унести – унесли. Даже брёвна от сруба, какие на дрова годились, тоже лошадью уволокли. А хочешь, копайся, у вас, городских не поймёшь, что на уме. Ну я тогда подогнал «Луазика» своего к тем развалинам, вычислил, где углы дома были, и стал «МД-шкой» по сектору звонить. Ничего! Полдня по бурьяну лазил – ничего! Потом присел покурить, сижу – горюю, что время, день целый, убил без толку, смотрю – напротив меня возвышение из сгнивших брёвен просматривается. Огляделся – ещё два метрах в десяти просматриваются, и на четвертом – я сам сижу. Тут до меня и дошло, что это – углы, связки сруба. А как известно, при начале стройки под первым углом прятали «закладуху» на счастье, и чтоб дом стоял целый, и всегда был «богатый». Когда монету закладывали, когда – несколько, а иной раз и вообще – большой заклад делали, он поэтому так и называется – «клад». Попробовал руками расшатать остатки, но ничего не вышло – углы почти в камень превратились. Тогда протянул трос от вездехода своего, топором выемки сделал, петлю зацепил, и – потянул. В общем, развалил углы. В первом – ничего. Во втором – МД-шка сразу запикала, как сумасшедшая. Тут я уже осторожненько продолжил счищать, и – вот она, в глиняном кувшинчике – закладная! А в ней – «сибирки» целая горсть, «кольцевиков» Александра I - пять штук, ну и «рыжиков» Екатерининых три монеты. От у меня, помню, и праздник души был в тот момент. Вспомнить приятно.
- Асик, ты всё это, вроде бы в музей отдал, верно?
- Да, поехал сразу в Катин-град, и в областной музей по акту и отдал. В деревне тогда слова никому не сказал, молча собрался и укатил, по-другому бы мне выехать не дали. У нас в Крещёвске не стал сдавать – растащили бы по себе, веры им нет, а вот в областном уже не спрячешь, я сразу заведующей музея напрямую и передал всё по акту, а также фотографии места, и описание хода поисковых работ. И – очень подробно.
- Тебе долю то какую-нибудь давали?
- Нет, до сих пор – ничего.
- От суки! Наш Антиквар хоть и сквалыга, но платит, и сразу. А эти – креста на них нету, сволочи. А не отдашь государству – статья. Падаль, одним словом, не́люди.
Василий не на шутку разошёлся, даже голос зазвенел. Аскер засобирался:
- Ладно, мужики, пошёл я, однако. Завтра на работу.
Из «Булок» выходили вместе с Васей Солдатом. У Васи завтра был выходной, и он, расслабленный после хорошего ужина, намеревался ещё поболтать с Аскером, пока тот не ушёл, до дома тому было идти всего пару кварталов. По дороге Вася разговорился:
- Интересно, если Профессор у Жоржа был, о чём они там толковали, и вообще, что у них общего могло быть?
Аскер шёл молча. Думал о своём. Потом вспомнил:
- Я Жоржа с детства знаю. Мы тогда в местный ДК по выходным бегали, таскали туда значки разные, монетки если какие старинные были, ну и помню, бумажные деньги, ещё царские, ходили тогда по рукам у нас. И откуда это всё бралось? Сейчас уже ничего подобного нет. Наверное, коллекционеры дома в кляссерах держат. А мы приносили это в ДК, там ещё на втором этаже был зал, собирались то - шахматисты, то - нумизматы, даже были люди, которые этикетки со спичечных коробков собирали. А, вспомнил – они называются филуменисты. Во как! Так у Жоржа было всё – и монеты, и банкноты, также значки по всем тематикам, марки, этикетки, какие-то модельки машинок, как-то раз даже канделябр приносил. Около него всегда толпа народу стояла. И он когда покупал у кого-нибудь, то давал буквально копейки, а продавал по диким ценам. Мы его детьми боялись. Старались не подходить к его столу. Подходили, если уж совсем сильно деньги были нужны на сеанс мультиков, их тоже по выходным показывали.
Вася поддержал разговор:
- Жаль, я тогда в Крещёвске не жил. Не имел удовольствия видеть молодого Жоржа. Только тут вот и познакомился. Слушай, а куда он сам всё скупленное пристраивает?
- Да ты что, Вась, не в курсе? Он каждый день сортирует, да описывает, что на полках у него лежит, а время от времени подъезжает Газелька, и тогда отгружает всё. Я думаю, в Москву всё отвозят, там совсем другой мир - и коллекционеров много, и иностранцы покупают всё подряд, в общем там антиквариат улетает что называется «с колёс». А несут Жоржу каждый день – и наши люди, и мамки бедные, и алкашня. Он ведь всё скупает, даже картины порванные и велосипеды гнутые. За всю жизнь занятиями таким бизнесом уже знает, куда что пристроить можно.
Предложение Аскер завершил совсем неожиданно:
- Придётся идти к нему всё равно. Не хочется, но пойду.
Василий округлил глаза:
- Зачем? Чего ты у него забыл?
- Владимир Альфредович не мог просто так исчезнуть, он явно с Жоржем общался, и – неоднократно. У Жоржика очень много информации, он тут всю жизнь прожил, а ему уже за семьдесят, этой темой занимается постоянно, может что-то и про деревню знать, ну или, хотя бы – догадываться. А у краеведов любая мелочь имеет значение. А если Профессора Жорж направил по какому-то следу? Хотя, Лариса Матвеевна бы знала, если куда он ехать собирался… Надо обязательно идти.
- Хочешь, вместе пойдём?
- Нет Вась, с двумя собеседниками он «закроется», не станет разговаривать, я один к нему пойду. Ладно, пока, побежал я домой. Наверно, завтра и пойду к нему.
- Давай, Асик, удачи.
Добравшись домой, Аскер устало развалился на диване, безучастно глядя в экран телевизора. Звук он выключал, не мог терпеть этих безумных выкриков рекламных зазывал и тупоумных поучений телезвёзд разного калибра. Задумавшись, глядел на журнальный столик, на котором давно уже выкладывал картинку пазлов с каким-то весенним пейзажем. Попытался пристроить пару кусочков, но никак не мог сосредоточиться. Поднялся, принёс из коридора брошенный на тумбочку конверт, который притащил в «Булки» Вова, вытащил содержимое, и стал пересматривать содержимое. Копии вырезок из старинных газет не содержали ничего нового, эти статьи он уже видел, когда ворошил старые подшивки в городском архиве. Там были в разделе развлечений - изложение одного из вариантов легенды про утерянную деревеньку, затем коротенькое интервью с крестьянином из соседнего села, который у себя на огороде при распашке земли нашёл несколько персидских монет семнадцатого века, но решил, что это как раз и есть следы пропавшей деревеньки. Были ещё сообщения полиции о пропавших людях, и все из них занимались любительской археологией в близлежащих деревнях. «Неужели Профессор всё это связывал с поисками той самой деревни? Может что-то и узнал?», - думал Аскер, перебирая разрозненные листики с каракулями и непонятными буквами. Глянув искоса на незаконченный пейзаж из пазлов, копарь подскочил, как ужаленный – пазлы! А если это – большой, разрезанный на части лист? Сразу, не убирая пейзаж со столика, Аскер быстро разложил прямоугольники бумаги надписями кверху, и попытался собрать внятную картинку. Но ничего не получалось – это были раздельные частички, линии не везде отсекались в одном месте, чтобы можно было найти продолжение на другом листе. Похоже, неверная идея, а жаль, их ведь целая пачка. Рассматривая листочки, он заметил на оборотной стороне пометки, находившиеся в правом верхнем углу, и приглядевшись, увидел «римские цифры». Решил собрать один ряд. С единицы по десятку. Перевернув после сборки один ряд, увидел, что ничего толком не понятно, продолжил. После выкладки пяти рядов, стало понятно, что это – карта, и взгляд, привыкший к изучению карт местности, прилегающих к Крещёвску, заметил знакомые очертания. Провозился Аскер до самого утра. На сон оставалось не больше часа. «Ну хотя бы так», - подумал он, прикладывая голову к подушке и в полусне уже прокладывал маршрут к обнаруженному месту на карте. А место это находилось в сорока километрах по трассе на Тюмень, к западу от Крещёвска, как раз между деревнями Верхняя и Нижняя Калга.
На следующий день, а это была пятница, Аскер запланировал сразу после работы заехать в гараж, собрать экипировку для многодневного похода - взял дополнительные аккумуляторы, заправил бензином пяток канистр, и не задерживаясь, выдвинулся в путь.
Дорога до двойной Калги заняла ровно полтора часа. Нужно было успеть до темноты поставить палатку, и разжечь небольшой костёр. После этих манипуляций копарь, не теряя времени, отогнал машину в близлежащую лощину, нашёл молодую рощицу ив, и тщательно замаскировал «Луазика» ветками. Ночевать в палатке он не собирался. Имея опыт в подобных вылазках, Аскер знал, что идти в поле одному, да ещё с ночёвкой, было довольно рискованно. Во-первых – аборигены представляли довольно весомую опасность. Во-вторых, не меньшую опасность представляла, как выражался Антиквар - «нечисть», то есть вечно голодные «товарищи полицейские». Первые в худшем случае могли по пьяной дурости лишить жизни, вторые обладали возможностью заставить страдать копаря несколько лет, по причине особой своей ретивости, и по этой же самой причине частенько отнимали у копателей добытое в тяжких трудах с лёгкостью дебилов-второгодников на школьной перемене, отбирающих мелочь у сопливых первоклассников. Поэтому важно было подобрать на раскоп нормального напарника, который не начнёт жлобиться при удаче, и не нарушит условия первичного договора. Да и спокойнее вдвоём.
Но Аскер не любил ходить в поиске с кем-то кроме своих мыслей. А тут, появившееся нетерпение, и понимание того, что не следовало посвящать посторонних в это предприятие, полностью исключало участие компаньона. Он хотел для начала проверить свои догадки, а проснувшееся чутьё охотника подсказывало ему сделать это в одиночку. Оставалось проверить боеспособность пневматического «Люгера». Пистолет всегда хранился под задним сиденьем машины в деревянной коробке вместе с кобурой, которую он приспособил для ношения сзади. Когда одевал просторный пыльник, оружие было совсем не заметно. И брать его с собой на раскоп следовало обязательно. Печальный опыт одиночных походов на копку с каждым разом только убеждал Аскера в этой подтверждавшейся истине. Казалось бы – приехал, вышел, вокруг ни одной живой души, ходи, ищи да радуйся. Но нет – не проходило и пары часов как появлялись местные «зомби» с испитыми, серыми лицами. И откуда они только брались в этих забытых богом местах? Этого никто никогда не мог объяснить. Возникали, как из параллельного пространства. Тут же начинались тупые выяснения под лозунгом «А чё ты делаешь на нашей земле? А ты сам кто по жизни?». Когда удавалось объяснить, что цель визита – поиски «чего-нибудь», то тут же возникало обоснованное требование «Заплатить во имя памяти наших пращуров, возделывавших эти благословенные земли своим мученическим трудом на благо коммунистам-сволочам». Однажды пришлось отстреливаться – не хотелось погибать в чистом поле от рук обезумевших из-за отказа «латифундистов». Хватило ума стрелять по нижней части тел – ноги, пах, задница. Пневматика-пневматикой, но глаза выбивать желания не было, благо двадцать зарядов позволяли и промахнуться несколько раз. Дикие визги и размазанные по щекам сопли доказывали правильность избранной тактики по сохранению собственной жизни, но поход тогда пришлось прекратить, и уезжать восвояси.
Проверять работоспособность оружия надо было, не привлекая лишнего внимания – вставив ствол в горлышко полторашки, Аскер плавно нажал на курок. Глухой щелчок и пробитое донышко несколько успокоили его, и копарь стал устраиваться спать на разложенном сиденье «Луазика». Завтра предстоял тяжёлый день.
А наутро, поднявшись на гребень холма с правой стороны, он просто восхитился открывшимся пейзажем – лощина протянулась на несколько километров, образованная, очевидно, потоками дождя и весенним таянием. Но ручья осенью уже не было, наверное, уже и с середины лета потоки иссякали, холмы густо заросли разнотравьем, только в самом низу протянулась роща ив. Деревья росли вдоль всей низины, оставляя свободное пространство по течению весенних вод, где можно было сейчас спокойно походить и заняться поиском. Рассудив, что если тут и было поселение, то рассечённые лощиной холмы ранее образовывали одну возвышенность, и если верить легенде, то деревня и была засыпана в этом месте. «Почти целую гору сформировали, пока следы закапывали, не поленились, окаянные». По течению весеннего ручья как раз и могли находиться вымытые на поверхность предметы быта убитых селян.
Аскер позавтракал сухариками с сыром, напился воды, и решил посмотреть поставленную вечером палатку. Ещё не дойдя до места, понял, что гости всё-таки были – на траве валялись конфетные обёртки. Конфеты он вчера специально оставлял внутри – как жертвоприношение богам аборигенов. Как он и ожидал, палатки на месте не было. «Тоже ушла в подношение богам», усмехнувшись, подумал копарь. Сожаления по поводу пропажи не было совершенно – палаткой это сооружение можно было назвать с большой натяжкой, большой плат дырявой ткани, растянутый на трёх шестах только снаружи напоминал временное жилище, на самом деле это была успокоительная пилюля для пьяных бездельников, которым совершённая кража давала ощущение вселенского могущества над «городскими дураками», и возвышала их эго до вершин гималайских гор. - «Это и к лучшему, значит, сегодня уже не появятся, можно спокойно заняться для чего приехал».
Весь день Аскер с МД-шкой на плече бродил вдоль лощины, изредка поднимаясь на склоны холмов, нашагал полтора десятка километров, судя по данным шагомера, но – никакого результата, просто ничего. «Давненько такого не было, даже ржавого гвоздя не попалось. Получается, здесь просто никто не жил за последнюю тысячу лет, как минимум. И чего тогда Профессор схему эту рисовал, да ещё и шифровал потом на кусочки. Какой смысл?» - устало рассуждал неудачливый сегодня копарь, приближаясь к самому низу лощины – почти высохшему маленькому озерцу, заросшему уже кустами дикого шиповника. В этот самый момент в груди больно сжалось сердце, дыхание на короткий миг остановилось, пот моментально залил всё лицо – от увиденного у Аскера непроизвольно повысилось давление – у самой воды, зацепившись полями за сухую ветку, лежала шляпа Владимира Альфредовича.
******
- Не всё в жизни так просто, как кажется, Асик. Вот как-то раз мне в руки попала самая настоящая скрипка рук Страдивари. Да, да – именно Страдивари, и не улыбайся так игриво, это ты Зинаиде из Булок улыбайся, а мне не надо, я тебе врать не стану. Притащил её мне Витенька мой, ну ты его знаешь – ваша братия его Приматом называют. Парень хоть и выглядит грозно, но душа у него добрейшая, мухи не обидит. Только обижать его не надо. Да и меня тоже. Уж если он обидится, то тогда – да, начинает людьми кидаться как мячиком. Ну так вот, приносит он однажды ко мне домой в магазинном пакете кучку можно сказать деревянного барахла, которое только на растопку печи и годится. Я стал на него строжиться - зачем грязь в дом тащишь? Что, тараканов развести решил, не нужны мне тут щепки твои. Опять поди в строительном мусоре копался, вечно всякую дрянь найдёшь, и думаешь, что Шлиманом стал? Как-то раз Витя где-то на развале выменял поржавевший клинок от немецкого военного кинжала, без ручки. Притащил его ко мне, и кричит – я копьё Лонгина нашёл! Хотел ему в ухо зарядить, да передумал вовремя – чего себе жизнь укорачивать? Что-то я отвлёкся, прости, Асик. Продолжу: Витя, конечно, особо и не настаивал на какой-то эксклюзивности своей находки, пробуркал только – «Вы, Георгий Пантелеевич, посмотрите сперва, вот тут внутри наклейка с надписью виднеется, и если хлам, то я на мусорку сейчас же и отнесу». Ну я тогда и стал рассматривать находку его, на стол газетку подстелил, взял лупу тройку и пригляделся. Это была старая скрипка, изгвазданная до невозможности. Можно сказать, что просто в говнище вся. Задняя сторона, то есть нижняя дека – хорошо треснутая внутрь, даже защепилась немного. Гриф на шейке шатается, но не отломан, колок только один остался, трёх остальных нет. Головка вроде целая, только похоже, помёт голубиный на ней налип и окаменел. Конечно же весь корпус и гриф сильно ободраны, и есть много царапин. В эфах сколы небольшие. Хорошо, обечайка вроде целая вся, царапин только на краях очень много. Струнной подставки, конечно же нету. Эта деталь на корпусе под струны выставляется, на сухую, без клея, душки внутри тоже нет. Я откуда разбираюсь немного – еврей-антиквар знакомый был. И у него внучок скрипкой занимался. Ну а раз дед антиквар, то он внуку, конечно, инструмент подыскал, и много мне про это рассказывал, ну и показывал, конечно же, где и что расположено. – Смотри, говорит, Жорик, смотри сюда внимательно, и запоминай, тебе это пригодиться в жизни. Никто тебя этому учить не будет. Я ещё молодой был, дуралей совсем, помню, ещё подумал – «да и на хрена оно мне нужно будет?» А видишь, прав был ребе то, прав, пригодилось. Ещё раз Витину находку по эфам просматриваю, а она внутри ещё грязнее, чем снаружи, почти совсем грязью забита, гляжу – уголочек гладкой тряпочки виднеется. Ну я палец в эфу сунул, и потёр слегка, а когда штампик заметил, палец как от огня и отдёрнул – просматривался там двойной кружок, внутри него сверху крестик мальтийский, а снизу инициалы – AS. Аж давление подскочило! А ведь чем чёрт не шутит! Кричу – Виктор, ты из каких далей хлам этот притащил, где взял то? Оказывается, всё просто произошло – притопал в ангар к нему абориген из соседней деревни, и притащил эти дрова – на бутылку денег надо было. А нашёл он предметец этот в соседнем брошенном давно уже доме на чердаке. Видать давненько там валялась скрипочка, повидала виды, но в общем уцелела. И самое смешное, что смычок к ней в комплекте тоже был! Наверное, в углу чердака лежал, никому не мешал. Такой же старенький, как и скрипка, без волоса, естественно, но – целёхонький совсем! Тут уже я занялся очисткой по серьёзному – на стол старенькую скатерть постелил, притащил кисточки разные, тряпочку чистую и воды в тазу. А сперва пылесосом продул внутри грязь аккуратно, несколько раз вытряхивал, потом кистью слегка пошуршал, и вот оно, видно полностью – на узкой, продолговатой этикетке из плотной, гладкой бумаги, оттиснута надпись: Antonius Stradivarius Cremonenfis Faciebat Anno, затем «1» отбито штемпелем, и от руки дописано – «717», в правом верхнем уголке двойной кружок, а внутри тот самый мальтийский крест, и под ним инициалы AS, и S немного на боку лежит. На всех его скрипках есть штамп внутри. Только год изготовления вписывался от руки. Свои творения итальянец помечал одинаковым образом. Он использовал клеймо, состоящее из его инициалов и мальтийского креста, заключенных в двойной круг. Наличие этого самого штампика – и есть один из признаков, что скрипочка эта - оригинал, а не подделка. Тут уже я крикнул Витеньке, чтоб он корвалолу принёс, и вдогонку - чтобы и глицерин тоже. Витя вернулся быстро, с круглыми глазами – Георгий Пантелеевич, что случилось, вам плохо? А мне оставалось только пальцем показывать на инструмент да мычать.
Аскер не удержался, и поддел Жоржа:
- Так вот вы откуда богатый такой, Георгий Пантелеевич?
На что старый антиквар бурно отреагировал:
- Богатый я, потому что – жадный! А ты, Горец кучерявый, если так подумал на самом деле, то ты и глупый, и дурак, значит! И всё это в одном стакане! На скрипочке этой я почти ни фига не заработал, но уроков много получил, хотя и без них не тупой был. Сейчас, вот сегодня, например, я бы с ней просто возиться не стал – даром что время терять? Я за это время на значках пионерских больше заработаю.
- А как вы время-то потеряли, ребе? – снова поддел его собеседник.
- Был бы на твоём месте Серёга Крылов, которого вы Дауном зовёте, или Витька Жирный, я бы уже давно Витеньку своего позвал, чтоб он тебя с балкона выкинул, но ты Асик, хоть и борзый парень, но – умный, слушай внимательно, из тебя хоть толк будет, ты парень не глупый, ты поймёшь, что к чему в этой жизни, я давно на тебя смотрю. Так вот, дальше я голову включил на форсаж – что делать-то мне теперь с этим сокровищем? Куда с ней податься? Обращаться за помощью, конечно же, надо было в Москву. А куда ж ещё? Москва – центр всего, и самые большие радости, и самые горькие слёзы – всё там. А самое главное – узлы! Узлы, Асик. Все связи между людьми завязаны в этом великом городе-государстве. Поехал я туда на встречу со своим давним знакомым, которому очень хорошо и по-честному помог во времена безумной нашей молодости, но эта история совсем другая, а я тебе сегодня про скрипочку хочу рассказать. Человек этот московский, хороший и давний мой знакомый, занимался всю жизнь только инструментами. Стасом зовут. Стас знал о них всё. И знал всех, кто их делает. И его, конечно, тоже все знали, кому хороший, настоящий и самый лучший из возможных инструмент нужен. Занятой он – чрезвычайно. Но для меня время нашёл. Беседовали мы с ним у него на даче. Встретил он меня очень тепло, хорошо – давно не виделись, не общались. После ужина и спросил: «Таки с чем Жорик, пожаловал? Неужели к старости решил на гармошке играть научиться? Или внуки завелись, и ты «Стенвей» добрый найти хочешь?» Тут я ему из сумки спортивной и достал свою находочку. И вот что значит специалист большого калибра – он искоса, не беря в руки, поглядел секунд тридцать на этот хлам, который я на стол положил, и сразу сказал: «О, Антон Страдов, и до сорокового года, а века восемнадцатого. Интересно. Где добыл?» Ну, я ему всю историю последней недели и поведал. И состоялся у нас с ним тогда такой диалог:
- И что ты хочешь с этим делать, Жорик?
- Да как обычно, денежек немного выручить.
- А немного-то много не будет?
- Дак я же только, по справедливости, больше не надо.
- Ну не тяни уже, справедливый ты мой, говори, сколько за неё ты мечтаешь получить?
- Да всего-то один.
Хозяин замолчал. Выдержал паузу, и тихо спросил:
- Георгий Пантелеевич, друг мой любезный, у тебя время свободное есть?
- Стасик, ты же знаешь, что я не москвич, конечно же есть. Слушаю тебя, и очень внимательно.
- Ну ладно, слушай. Для начала у меня несколько вопросов к тебе появилось. Ответишь?
- Да, конечно, спрашивай что хочешь.
- Так, где ты эту скрипочку-то, говоришь, взял?
- Помощник принёс, а он – у пьяницы обменял. На бутылочку горькой. У меня от тебя секретов нету. Смысл то какой? Что есть, то есть.
- А возможно, что ты старушку в глухой деревне топором зарубил, а скрипочку её себе забрал?
- Да ну тебя Стас подальше, чего такое говоришь то?
- Ну предположить же можно? Можно ведь?
- Да предположить хоть что можно.
- А если тебе менты такой вопрос зададут, ты докажешь, что ты скрипочку у алкаша выменял?
- Этого пьяницу я не знаю, но найду другого, им какая разница?
- А ты врубаешься, Жора, что раз менты такой вопрос задают, то им разница уже есть? И что они этого свидетеля-алкаша другого за пару минут расколют, а скрипочку эту квалифицируют, как украденную?
- Стасик, ты посмотри на неё – кому эта рухлядь нужна?
- Словом рухлядь, Асик, её может назвать чекист в отставке, чекист образца семидесятых годов, только чтобы понтануться вселенским всезнанием, да чтобы посмотреть, кто с его мнением спорить будет, но это для действительно понимающего человека не рухлядь, дружок, это - инструмент работы Антонио Страдивари, только немного повреждённый жизнью. И они, менты эти, изымут у тебя твою рухлядь, а на тебя уголовку заведут, и не столько для того, чтобы посадить тебя ни за что, а только чтобы ты язык свой засунул себе куда подальше, и молчал. А они этим хламом обязательно заинтересуются, как только ты начнёшь по нашей родине многострадальной носиться, и скрипку эту везде светить. Это даже к бабке ходить не надо уточнять, это нам известно ещё со школьной скамьи. Ты же меня понял, о чём я?
- Да понял, понял, конечно, Стасик. Согласен. И что ты хочешь мне втолковать?
- А то, друг ты мой старинный, что если бы я тебя не знал, именно так как я тебя знаю, и не уважал бы тебя, то я именно так и поступил бы. Сдал бы тебя. А через полгодика у ментов конфискат этот выкупил. Так вот, чтоб такого не вышло, Страдика этого для начала легализовать необходимо. Ты возьмёшься за решение этой проблемы?
- Да даже и не знаю, подумать надо. Я как-то об этом не заморачивался, думал мы решим это всё в виде простой сделки – я продал, ты – купил.
- Ну ещё и добавь, Жора – «а потом в магазин за пузырём сгонял, обмыли, и я домой поехал!»
- Грубо, конечно, но как-то так, ты прав.
- Ну а вот теперь послушай, как это делается, чтобы всё правильно было, и все довольные в конце остались. Самое главное, что в России-матушке этого сделать будет невозможно, по причине особых свойств имеющегося у народонаселения менталитета. Например, трактор было бы реальнее в легализацию завести – это просто и это понятно, и хоть с кем можно вести диалог на общем диалекте. А вот со сломанной скрипкой работы Страдивари так не получится – когда объяснишь им суть вопроса, то её - либо власти отберут, либо ханыги убьют, и тоже отнимут себе, хотя ни те, ни другие, не знают, что с ней делать. Придумают, конечно, что делать, но всё испортят. И с этим сделать ничего нельзя – поздно уже, выкосили большевики образованных и культурных людей, давно причём. А, значит, легализацией этой скрипки нужно заниматься в европах. Я эту тему давно знаю, с раннего детства, когда с мамкой со своей на складе областной филармонии добро охраняли, и она там сторожихой работала, тогда я и инструменты изучать начал, их там много было, а меня девать было некуда, вот там среди роялей да арф с гитарами и обитал сутками. Но я отвлёкся, итак – увозить надо нашу старушку для начала в Голландию, есть у меня там знакомый нотариус, тоже коллекционер, и он мне не откажет – сто лет уже дружим, и он мне доверяет, а я – ему. И это – самое главное в намечаемом мероприятии. И придётся ему искать ещё одного стряпчего, у которого будут живые «мёртвые души». И он выправит мне «постулат о находке», датированный ещё примерно двадцать восьмым годом, ещё до прихода нацистов к власти. И справка эта будет подтверждать, что данная скрипочка нашлась в одной еврейской семье после смерти их любимой бабушки, и была найдена при осмотре личных вещей усопшей после её похорон, и была она тогда целенькая и без царапин. А справку подпишет канцелярский чиновник местного бургомистра, и будет она составлена по всем правилам, будет иметь порядковый номер, гербовую печать, и написана будет на бумаге того исторического периода. И все лица, её составлявшие, будут лицами, действительно проживавшими тогда в том городе, и занимавшими соответствующие должности. И всё это можно будет проверить в муниципальных архивах. Нельзя будет только сверить порядковый номер справки – эти амбарные книги погибнут в пожаре после немецкой бомбёжки во время войны. И это тоже можно будет подтвердить в архивах. Видишь вот, Жорж, насколько далеко простирается еврейская мудрость. А ведь после той самой бомбёжки на разборе руин работал совсем молодой паренёк, который внимательно смотрел себе под ноги, и не хватал ценных вещей, которые были там разбросаны в достатке, а прихватил только документы, уцелевшие печати, и даже чистые листы бумаги. И – всё это сохранил в последующем безумии войны и разрухи, в течении многих лет хранил, а теперь заработает немного денег. А дальше уже мой знакомый нотариус сам подготовит документы на две-три продажи этой скрипки с описанием её внешнего вида с действительно жившими тогда людьми, и отпечатает тексты на настоящей пишущей машинке того времени, и на листах бумаги тоже того тяжёлого периода в истории Европы. Но перед этим Страда этого надо будет переправить в древнюю страну Голландию. Ты вот как сюда, в Москву, привёз её?
- На поезде ехал. Двое суток почти.
- А отчего самолётом не полетел?
- Ну так Стас, там проверяют тщательнее, просвечивают, да и в сумках роются. Я, честно говоря, побоялся немного. Мало ли чего?
- Ну вот видишь, Георгий, ты – наш человек, российский, и всё понимаешь верно. Значит ты и меня поймёшь, почему я эту скрипочку в Голландию буду переправлять анонимно, не сам, а передам её одному знакомому капитану дальнего плавания, который отчалит из Мурманска, а в Голландии пришвартуется. Выйдет на берег, а уже там мы с ним в ресторане и встретимся, и уже только там я и получу в руки этот ценный груз, и пойду к своему давнему приятелю оформлять бумаги. А пока он спрячет её у себя дома, в тайном месте, в потайном сейфе, а я поеду домой, и буду ждать звоночка от него с приглашением приехать погостить немного. И это только первый этап операции.
- Стас, неужели так сложно?
- А сложности, дружище, на этом только начнутся. И самое главное, ты же понимаешь сам, что всем этим участвующим лицам нужно будет заплатить? И не рублями, а еврами? Кому этих евро надо будет несколько сотен, кому несколько тысяч, а некоторым и несколько десятков тысяч?
- Ну да, само собой, - вздохнув, подтвердил эту вечную истину гость.
- И ждать мне придётся, в лучшем случае годик-полтора. Но зато в результате у меня будет на руках полностью легализованная в глазах любой полиции сломанная скрипка работы Антонио Страдивари. Портфель со всеми этими справками, купчими, подтверждающими экспертными документами, и нотариальными копиями всех этих бумажек будет весить заметно тяжелее самой скрипки. Но я зато смогу спокойно возить её с собой по всему миру, если это потребуется, и ни одна голодная собака не сможет откусить от меня мою вполне официальную собственность. И я тебе нисколько не лукавлю – всё именно так и есть.
- Ты сказал, Стас, что это – только первый этап?
- Ну да. И результат этого этапа – вот точно такого же состояния инструмент, что лежит сейчас перед нами, но – легальный. Но задача же в другом? Кому нужно это ломьё? Зачем легализовать щепу для растопки печи? Верно?
- Ну конечно. Это же естественно. Нужно дальше её ремонтировать.
- Не ремонтировать, дорогой ты мой, а – реставрировать! И реставрировать только у самых лучших мастеров этого дела. А такие есть только в Италии, в городе Кремона, именно там, где жил и творил в восемнадцатом веке тот самый Страдивари. И именно там и была сделана эта скрипочка, что неведомыми путями оказалась сейчас на нашем столе. Во судьба, а? Потому что придётся её туда и отвозить, как ты выразился «на ремонт». Жаль только, что гарантии у неё нет, как у Зиппо, бессрочной.
- Да уж. Это - точно. А там у тебя связи есть?
- Жорж, ну я же всю свою грешную жизнь музыкальными инструментами занимаюсь. Мне приходилось и в Кремоне заказы делать – скрипки, арфы, гитары, укулеле. Всякое бывало. У меня там не просто знакомые, у меня там друзья есть. Дел то очень много. И всяких дел. Ты что, забыл, где мы с тобой познакомились?
- Да уж, забудешь такое. Конечно, нет.
- Я и говорю тебе, что дел всяких было много. Самое главное в нашем деле – репутация! Что бы не случилось, как бы не складывались обстоятельства, всегда надо оставаться человеком, держать слово, и не подводить людей вокруг. И тебе всегда помогут, где – словом, а где и делом. В Кремоне у меня много хороших друзей. А ты представляешь, Жоржик, там ведь и та самая мастерская Страдивари сохранилась. Вполне себе целенькая стоит!
- Что, в самом деле?
- Да. Там, конечно же, скрипки сейчас не делают – теперь это музей для туристов, музыкантов. Идут валом! И хорошие деньги на этом хозяин получает. Есть даже платный церемониал – в помещении мастерской освящают инструменты. Любые. Музыканты привозят. Приходит священник, читает молитвы. Потом музыкант, что инструмент привёз, должен поиграть там на нём, затем в своих руках местный мастер подержит. Все дела. Всё как положено. Ну и после этого гитара там, или скрипка должна лучше начать звучать, и не украдут никогда, ну и так далее. Говорят, так и происходит.
- Интересные дела. Во люди с ума сходят.
- Жорж, это мы тут с ума сходим, а там люди так живут.
- А как эту скрипку, тоже освящать туда понесут?
- Обязательно, но только за неё денег не возьмут. Она же там родилась, а теперь – вернулась в отчий дом. Её там как хорошую гостью встретят, как свою родную. Но за саму реставрацию денег возьмут – мама не горюй! Я так понимаю, её придётся на детали разбирать, вот тут на нижней деке треснутую половину полностью менять надо будет. У них для старых инструментов древесина есть того же времени. Не сомневаюсь, что и ель восемнадцатого века имеется. Европа – это Европа. Сделают всё тщательно. Торопиться не будут. С такой скрипкой спешить нельзя. Ну все процессы, естественно, будут в подробностях протоколировать и видеосъёмку вести. Всё запишут, и при свидетелях. Всё – и где древесину взяли, и как из неё заготовки выпилили, где их сушили, и кто поимённо этим занимался. Сварят клей как положено – из суставов горного козла. Только рецептуры не скажут. Секреты есть секреты. Самые большие из них – это клей, лак и пропитки. Кстати, знаешь, долгое время считалось, что секрет звука скрипок Страдивари заключается в особом лаке. Очень долгое время все так думали. Сколько научных статей было написано. Но потом один умник доказал, что это - совсем не так, и доказал точно, с применением специального звукового анализатора – сейчас чего только нет. И пришлось искать разгадки снова. Всем миром искали, но нашли! А всё оказалось просто, как обычно. После сборки корпуса скрипки, и остальных деталей, Страдивари пропитывал всю древесину специальным составом, отгоняющим жука-древоточца, и из-за этого древесина приобретала особые свойства – очень сильно уплотнялась, и уменьшала в весе. Ну и, соответственно, кардинально менялся звук. Всё тщательно исследовали, ну и вроде бы, состав пропитки определили. Тоже, конечно, секрет. Так что дел с этой старушкой по реставрации будет много. Очень много. Ну и стоить в итоге это всё будет в районе пары сотен точно. И хорошо, если не больше. Так что Жора, такие вот дела с инструментами происходят.
- Сколько же канители. Если возьмёшься.
- Да даже и не знаю, если честно – браться за это, или ну его на фиг. Возраст то уже не тот. Моложе не становимся. Но – интересно. Ну, а у тебя энтузиазма не прибавилось?
- Стас, да у меня на такой энтузиазм денег столько не наберётся.
- Ладно ты, не прибедняйся. Денег-то может и наберёшь, но вот мотаться по Европам – это ж целая эпопея с приключениями. Но и это ещё не всё, дорогой.
- Что, после реставрации, нельзя ещё продавать?
- Да продавать-то можно, но ведь охота инструмент в статусные артефакты завести. Если очень постараться, то можно. Скрипка Страдивари стоит того.
- А что ещё? Расскажи. Люблю сидеть с тобой, и разговаривать вот так, просто, по-человечески, Стас.
- Что можно в жизни найти лучше, чем хороший собеседник, верно, Георгий? Только найти ещё лучше, чем этот!
- Это точно ты сказал, совершенно точно.
- Ну а дальше, для совершенствования имиджа редкого инструмента, её, скрипочку эту необходимо будет на аукционе продать, но только под строгим контролем, чтобы не «ушла» далеко. Тут тоже люди нужны свои, знакомые и проверенные. А то знаешь – бизнес есть бизнес, ничего личного. Тут надо человека найти, который своей репутацией очень сильно дорожит, ну, и соответственно – денег ему дать хороших. Выставить Страда на аукцион, обеспечить своего покупателя деньгами. Тут надо заранее решить - не меньше какой суммы по итогу продажу делать. Если во время торгов стоимость до желаемого результата подниматься не будет, то через присутствующих в зале своих людей во время аукциона цену и поднять до нужного. Всё должно быть официально – так и цена будет хорошая, и у инструмента образ достойный. Да ещё нужно с журналистом «своим» договориться, чтобы статейку в газете хорошую опубликовал по торгам. Нужно будет, кстати, после реставрации имя скрипке придумать, и освятить всё это дело. В Кремоне всё это надо совершить. Вот тогда уже, после первой продажи, и можно будет тоже через аукцион скрипочку себе официально и приобрести. Тут уже она будет чистенькая перед законом, известна общественности через прессу, будет у неё имя, и достойная репутация. И документов, подтверждающих это, будет целый книжный шкаф. А ты Жоржик, по-простому, по колхозному – хочу за неё миллион! Так не бывает, это тебе не квартира в Мытищах. Ну и закончу свою лекцию – вот после закрепления имиджа скрипке такой будет просто необходимо присвоить общественный статус, что-то вроде «Знаменитая, известная всему миру скрипка Страдивари по имени», ну скажем, - «Мона», например.
- А это как можно устроить?
- А это, дорогой Жоржик, вопрос вопросов. Это самая сложная, и самая дорогая задача во всём плане. Тут будет нужен музыкант с мировым именем, который согласится сыграть на этой скрипке в каком-нибудь известном на весь мир концерном зале, и в присутствии особ королевской крови, ну или чуть рангом пониже – президента крупной державы. Наш тоже подойдёт. И этому знаменитому музыканту за его согласие надо будет денег дать не меньше, чем в Кремоне реставраторам, а может, и побольше.
Вот уже после такого шоу инструмент этот будет с настоящим мировым именем. Ему это имя уже присвоят сами музыканты и критики. Его будут знать все музыканты-исполнители, и скрипочку можно будет продавать уже и без аукциона. Лучше, конечно, на аукционе, но хлопоты эти надоедят хуже горькой редьки. Пусть скрипка после этого уже живёт своей жизнью. А продавать можно будет за реальные три, может пять миллионов. И никто кривиться не станет. Тут уже и всякие понтярщики вроде саудовских принцев, или банкиры с Уолл-стрит могут её выкупить, только чтобы гостям показывать – Вот мол, гляньте, какой я крутой – самим Страдивари владею.
- Да, интересные дела. Тебя заслушаться можно, Стас.
- Да, можно, Жоржик. Ну и к нашим баранам – я могу предложить тебе за этот деревянный конструктор, что лежит на моём столе, самую хорошую цену – десять тысяч настоящих американских долларов. И это только из-за нашей многолетней, проверенной временем дружбы.
- Стас, я, честное слово, буду очень тебе признателен и благодарен за такой итог беседы. Давай так всё и решим. Я согласен. Спасибо тебе большое, дружище, за развёрнутую лекцию.
Заночевал я у него на даче, утром Стас вручил мне конверт, и я почалил назад, в Крещёвск.
На этом для меня и закончилась «Операция Страдивари». Что там дальше с ней было, завершил ли Стас свой план – я уже этого не знаю. А у него и не спрашивал – меня это не касается. Про такие дела вообще лучше помалкивать – здоровье крепче будет.