Воскресенье.
Прощёное воскресенье, если быть точным.
Бабушка Зина, что замужем за самим Хранителем Врат, или Зинаида Петровна, заканчивала вязать очередной носок. Не то чтобы чёрту или его отцу были нужны шерстяные носки, но привычка, выработанная за триста лет брака, — страшная сила.
Из печки, сложенной из обожжённого адского кирпича, доносилось ровное потрескивание углей и сладкий аромат брикетов грешных душ. Нет, не тех, больших. Это были так, мелочёвка, малосольные, для растопки. Бабушка Зина предпочитала их обычным берёзовым поленьям — и жарче, и духовитее.
Раздался навязчивый, вибрирующий звон. Не адский гонг, возвещающий о прибытии важной персоны, а противный, современный, с подсветкой. На огромном криптомицене, что заменял ей прикроватную тумбочку, завибрировала старая, потрёпанная «Нокия».
Бабушка вздохнула, отложила спицы. На дисплее мигало: «ВНУК ЧЁРТ».
— Ну? — буркнула она, поднося трубку к уху.
— Бабуль, приветик! — пропел весёлый голос, на фоне которого явственно слышались завывания гитар и довольные вопли. — Я тут немного задержусь!
— Опять на том своём «Вудстоке» завис? — строго спросила Зинаида Петровна. — Я тебе говорила, что тебе нельзя на мероприятия, где люди курят траву, которая не адская конопля! У тебя же аллергия!
— Да нет, баб, всё ок! Просто… э-э-э… деловые переговоры. С одним рок-музыкантом, семидесятых годов. Перспективный пацан, грешить мастак. Так вот, к тебе, скорее всего, одного направят. Не послан он, так сказать, а именно направлен. Ты уж его… встреть, ладно?
— А мать твоя, чёртова мать, дочь моя где? — уже с подозрением спросила бабушка.
— Мамка? Да она в командировку улетела. В Ватикан. Говорит, там какой-то скандал с финансами намечается, нужно на месте быть, грехи собирать. Короче, я побежал! Целую!
Щёлк. Бабушка Зина бросила телефон на мицен и смерила взглядом печь. «Деловые переговоры». Знает она эти переговоры. Прошлый раз после них он месяц чешую от... перхоть выводил, в общем.
Только она собралась вернуться к носку, как в печи что-то громко шлёпнулось. Раздался сдавленный стон. Бабушка нахмурилась. Поставка дров была только завтра.
Из открытой дверцы печи выполз, отряхиваясь от символической сажи, молодой человек лет тридцати в помятом офисном свитере. Он дико озирался, тыча пальцем в очки.
— Где я? Что это? Квест какой-то? — забормотал он. — Я же только… Марье из бухгалтерии сказал…
Бабушка Зина подняла бровь.
— Серёжа? — спросила она тем тоном, каким триста лет выпытывала имена соблазнившихся у наивных грешниц.
— Да… а вы откуда знаете?
— На тебя бирка с именем висит. И ты только что из моей печи вылез, милок. Садись, рассказывай. Марье из бухгалтерии что сказал?
Серёжа, всё ещё не веря своим глазам, повалился на предложенную табуретку.
— Да она у меня третий день отчёт переделывает! А сегодня, в воскресенье, пишет: «Серёж, зайдите пораньше, обсудим». А у меня ребёнок утром температурил, жена... Я ей и написал: «Марья, идите к чёрту с вашими отчётами!». А она мне: «Идите сами к чёртовой матери!»
Он произнёс это и замер, медленно осознавая буквальность произошедшего.
Бабушка Зина согласно кивнула, достала из шкафа заветренный пряник в виде чертика и стакан чая с плавающим в нём угольком.
— Пей, согреешься. Стандартная история. Напряглись, сорвался, послал. Адский маршрутизатор срабатывает безотказно. Только внук мой, чёрт, шляется где-то, дочь - мать его - в Ватикане грехи считает. Вот и принимаю гостей я, чёртова бабушка.
Серёжа молча отхлебнул чаю. Уголёк хрустнул на зубах, как сахар.
— И… что теперь? Меня будут… мучить?
— Ой, брось, — махнула рукой бабушка. — Какие там муки. У нас план по самым отпетым, у кого по злодеяниям зашкаливает. Ты-то что? Мелкий бытовой раздрай. Я тебя так, по-семейному, на путь истинный наставлю.
Она прищурилась, достала из-под подушки большую потрёпанную книгу, больше похожую на бухгалтерский гроссбух.
— Смотри сюда, Серёжа. Это твой «Показатель Коэффициента Производственной Идиотии». Высокий, аж искры сыплются. Из-за этого ты и срываешься. А знаешь, почему он высокий?
— Почему?
— Потому что ты, милок, перфекционист. И себя загоняешь, и других. Марья-то из бухгалтерии, может, и дура, но ты ей с самого начала нечётко задачу поставил. А теперь злишься. Так?
Серёжа опустил голову.
— Ну… возможно.
— Не «возможно», а точно! — ткнула она пальцем в книгу, где какие-то цифры мигали алым светом. — Вот видишь? А ещё ты жене не помогаешь, ребёнком не занимаешься, потому что «работаешь». А работа-то вся в попытках достичь недостижимого идеала. Бесишься. Правильно я говорю?
— Похоже на то, — прошептал он.
— Вот и добесился, дочертовался. В прямом смысле. Так что слушай моё наставление. Во-первых, завтра придешь на работу, извинишься перед Марьей. Вежливо. Без сарказма. Скажешь, что у тебя ребёнок болел, ты нервный был. Во-вторых, купишь ей конфет. Не дорогих, самых обычных. «Мишек на севере». Она их любит.
— Откуда вы знаете?!
— У меня тут про всех всё написано, — стукнула ладонью по гроссбуху бабушка. — В-третьих, с сегодняшнего дня уходишь с работы ровно в шесть. И играешь с ребёнком. Час минимум. Понял?
Серёжа кивал, как заведённый.
— Понял.
— И последнее. Фраза «идите к чёртовой бабушке», равно к моим родным, отныне под запретом. Я и так без выходных. В случае чего, говори «идите в отпуск» или «отдохните». Цивилизованно. Всё ясно?
— Да! Спасибо! — Серёжа даже подпрыгнул на табуретке.
— Ну вот и славно. А теперь иди отсюда. И в печку обратно не лезь — дверь слева, с табличкой «Выход на Землю».
Когда Серёжа, непрестанно кланяясь, открыл дверь задом и исчез за нею, бабушка Зина вздохнула и сделала пометку в гроссбухе: «Сергей Петров. Исправлен. Рекомендовано: повышение через полгода, семейная идиллия, аллергия на офисную суету».
Она допила чай, посмотрела на носок и снова вздохнула.
«И куда это его, чёрта, внука понесло?» — подумала она и потянулась за телефоном, чтобы отправить сообщение: «Возвращайся. Носки готовы».