В то злосчастное лето я проводил студенческие каникулы в горах у "чëртовой долины", в гостях у своего дедушки, бывалого вояки, ветерана Афганистана.
Наведывался в эти глухие места я очень редко — этот визит был третьим в жизни. С угрюмым дедушкой связь родители практически не поддерживали — из него было сложно вытянуть лишнее слово, он всегда был молчалив, угрюм и склочен, насколько я помню. А после того, как бабушка пропала в местных лесах пару лет назад, дед окончательно погрузился в себя. Тогда мы всë списывали на тень войны, а потом и на тяжëлую потерю. Мы пытались поддержать старика, звали жить к себе в город, но тот нас отталкивал.
Потому в деревню отправили меня, чтобы я составил компанию постепенно сходящему с ума деду. Надо сказать, не лучший способ провести свои каникулы… Интернет в деревне не ловил. Молодёжи практически не осталось – по соседству жила только девушка, приехавшая к своей бабуле так же на летние каникулы, но болтать с той оказалось не о чем. Так что я, осознававший, что меня ожидает, планировал не терять времени зря и изучить местные горные леса, отправляясь в походы с ночевой. Для этого я прихватил с собой палатку, спальный мешок, компас, тёплую одежду и прочие туристические принадлежности. Особенно интересным это занятие казалось после изучения топографической карты. Во-первых, мне стоило больших усилий её раздобыть. Во-вторых, карта была скудной на названия, в сравнении с другими обычными картами. Складывалось впечатление, что она была неполной. И даже не совсем настоящей – неестественны были слишком прямые линии высот, ручьёв и рек. А некоторые области оказались небрежно забелены.
В первый же день я поднялся на небольшую сопку, находившуюся недалеко за деревней, и осмотрел местность с высоты, сравнивая её с картой – терзали сомнения, что она настоящая. С фальшивкой отправляться в поход не хотелось. Но карта совпала с открывшимися мне величественными видами. И хоть с сопки не было видно и десятой доли того, что находилось на карте – остальные зоны были сокрыты горами и царившими в лесах туманами – зато появились причины карте доверять.
Пару дней я рассчитывал провести в деревне. Разговор с дедом никак не шёл. За простецким ужином из жареной картошки, салата и кваса, мы обошлись стандартным обсуждением моей учёбы, накопившихся долгов. Я попытался расспросить деда о том, как идут дела в деревне. Тот обмолвился лишь, что у старухи Симоновой недавно развилась некая странная болезнь, одёрнул себя и тут же перевёл разговор в другое русло, расспрашивая меня о планах на будущее после университета. Тогда я не придал этому особого значения и налегать с расспросами не стал.
Ночи на эти горы опускались особенно тёмные. Я целый час глядел в звёздное небо, завороженный. Было в деревне как-то необычно тихо. Я долго не мог понять, чего же не хватает в этих ночных звуках сельской местности. Не хватало отдалённого собачьего лая. И пусть деревня была очень маленькая, но ведь собаки здесь должны быть у каждого. Целый час я смотрел на звёзды и пытался расслышать хотя бы одного пса. Но только лишь тихие завывания ветра доносились до моих ушей…
На утро я спросил у деда, куда же подевался его пёс Чинк. Тот ответил, что Чинк умер от старости.
Я по большей части сидел на лавочке за оградой и читал книжки. Смотрел на далёкие вершины. Чистое небо, кристальный воздух. Всё вокруг было наполнено магическим спокойствием и необычайной лёгкостью.
Ближе к вечеру ко мне подошла Настя – русоволосая девушка, которая приехала к бабушке в гости. Ей было не с кем поговорить, поэтому она решила, что я подхожу для роли слушателя.
Поначалу я вежливо поддерживал разговор, но постепенно мне стала докучать беспредметность беседы. Пока Настя не рассказала, что боится жить у бабушки после того, как на прошлой неделе ночью по пути в нужник она выловила лучом фонарика среди тёмных построек какого-то необычного зверька. Она видела его мельком, зверь ловко шмыгнул вглубь старого коровника, но этого короткого свидания было достаточно, чтобы ощутить холодный ужас и понять – зверь этот хищный и опасный.
Я же отмахнулся, сказав, что в этой глуши полно зверей, на что Настя хотела что-то возразить, но, видимо, не осмелилась озвучить свою мысль, показавшуюся ей слишком безумной.
В тот вечер дед обратил внимание на мои туристические принадлежности и поинтересовался, уж не в леса ли я собираюсь. В глазах его промелькнуло что-то печальное. Он предостерёг меня, наказав не ходить в саму долину, ограничившись походом в окрестностях у деревни.
В Долине слишком опасно. Там пропадают люди.
Это же касалось и моей бабушки, ушедшей в лес по ягоды. Она должна была идти по знакомому и много раз проверенному маршруту. Но, похоже, сбилась с тропы и потерялась в огромных лесах.
Поисковые группы её так и не нашли. Горные районы полны крутых склонов, ущелий и даже пещер, в одну их которых могла провалиться бабушка.
Дед сказал, что искал бабушку сам. Он ушёл в леса на несколько ночей, прихватив с собой верного пса. Они безуспешно пытались найти след. И ни за что бы он больше не сунулся в эти леса вновь.
На мой вопрос «почему же?» он ничего не ответил.
Второй ночью я так же задержался на улице, созерцая звёздное небо. В засвеченном городе такой красоты не увидеть, поэтому я впитывал эти моменты, наполненные магией бесконечности. Тишина убаюкивала. Я вспомнил рассказ Насти. Жила она по соседству. Силуэт тёмной постройки коровника виделся в тусклом лунном свете. Зверь вполне мог поселиться там. Коров, свиней и кур её бабушка уже давно не держала – не хватало сил на старости. Поэтому постройки пустовали, никем не посещаемые месяцами, а то и годами. Трусливая девушка ни за что бы не сунулась туда на разведку даже днём. А вот мне стало любопытно, и я уж было собрался перейти через поле и прислушаться, что происходит в этих постройках ночью, но во двор вышел дед. Не сказав ни слова, лишь бросив потуплённый взгляд в мою сторону, он вышел за ворота и растворился в ночи. Всякая охота идти к коровнику пропала, как бы лишних вопросов не вызвать, поэтому я пошёл спать.
На утро я застал деда в своей комнате, за стопкой старых книг. Он устроил у себя в спальне настоящий кабинет. Стол был засыпан бумагами и чертежами. Кажется, дед нашёл себе какое-то интересное занятие…
Заниматься в этой мизерной, почти заброшенной деревушке было совершенно нечем, а читать дедовские книги по минированию и возведению полевых фортификаций быстро наскучило.
Тогда я в первый раз собрался в лесной поход. Быть может, даже в долину – уж больно меня заинтересовали рассказы деда о ней. Я нагрузил рюкзак провизией на пару дней, прихватил необходимые вещи и выдвинулся в путь. На моё предупреждение, что я пошёл в леса на пару дней, дед равнодушно кивнул, не отрываясь от работы.
Я вышел на единственную в деревне улочку и двинулся по пыльной дороге вперёд. Но едва я подошёл к окраине, как ко мне навстречу выбежал худощавый старичок со впавшими щеками и острым угловатым лицом, испещрённым морщинами. В глазах старика отражалось что-то безумное. Некий испуг. Он шёл ко мне, озираясь по сторонам, и заманивая меня ладонью.
«Пошли, сынок. Пошли, пошли. Иди за мной. Мне нужно тебе сказать…»
И, не увидев никакого отклика с моей стороны, схватил своей иссохшей ладонью меня за локоть и потянул за собой, невзирая на все мои попытки отпираться.
Странный старичок затянул меня к себе на неухоженный, поросший высокой травой участок. Огород старика затянуло сорняками, а во дворе хранились кучи металлолома и гнилых досок. На ступенях крыльца отпечатались следы длинных когтей. А покосившаяся дверца избы с трудом закрывалась.
В доме у безумного старика дурно пахло старостью и помоями. Старик убедил меня сесть за стол и хорошо выслушать. Ибо разговор касался моего деда. Он подошёл ещё к окну, будто бы удостоверяясь, что нас никто не преследует, а затем сел напротив меня, нервно постукивая пальцами по грязному столу.
Старик обратил внимание на походный рюкзак и спросил, уж не в Чёртову Долину я собираюсь? Покачал головой. А потом сказал, что в деревне вот уже два года творятся странные вещи. Он спросил меня, не обратил ли я внимание на местные странности. Не заметил ли, что в деревне нет ни собак. Ни домашних животных. Не заметил ли, что птицы не украшают своим пеньем округу. Или что по огородам, словно вьюн, тянется странная колючая трава чёрного цвета, от которой нет спасенья, и которая отравляет урожаи, превращая овощи, зелень и ягоды в тошнотворную гадость.
Я задумался. И осторожно кивнул. Действительно, всё это я заметил, но не придал особого значения.
И тогда старик спросил, а не заметил ли я, что дед мой полностью изменился и ведёт себя странно?
Спросил у меня, что он рассказал мне о пропавшей бабушке? А потом, понимающе вздохнув, начал свой рассказ.
Долина слыла местом проклятым. Никто из обитавших в её окрестностях, туда не совался. Но все местные воспринимали её существование, как нечто обыденное. Они к ней совершенно привыкли, как к дырке в зубе. А живущие от долины немного подальше, порой и вовсе не знали ничего о ней. Как и я. Только иногда в новостных сводках упоминались события прошлого века или пропажа очередного грибника или охотника.
Краем уха я слышал что-то подобное. Не зря же в народе долину прозвали Чёртовой. Но никто и никогда не рассказывал подробностей. Что необычного в том, что люди пропадали в лесах? Опасные горные области, неподготовленные люди и их безалаберность…
В этих горных местах отказывались селиться с незапамятных времён, ещё сибирские племена, пока сюда не сунулись наши. И сразу попытались освоить долину, богатую пушниной. Вот только почему-то ни одно поселение колонистов так и не прижилось. Люди пропадали, умирали от странных и непонятных болезней. И в прошлом веке, полном научного прогресса и освоения дальних земель, тоже пытались заселить места. Как итог, геологическая экспедиция забрела в самые дебри долины, там продержалась несколько дней и сгинула. Кто-то погиб, кто-то пропал. Поисковые отряды, сформированные из жителей окрестностей, искали пропавших недолго, как бы нехотя. Они-то знали, что в их лесах происходит невесть что. Только одному участнику экспедиции удалось выбрести из лесов долины.
Худощавый старик показал на себя.
Он и был в своё время главным источником баек, пока всё снова не улеглось, не утихло. Верить ему никто не стал. Он вернулся из лесов другим, изменившимся. А сейчас он был типичным старичком, которого любили дразнить подростки. Кто такого будет слушать?
-- Так с чем же столкнулась ваша экспедиция? – спросил я.
Старик сразу съёжился. Глаза его остекленели. Перед ними рисовались чудовищные картины давно ушедших дней. Страх охватил старика. Он не хотел вспоминать всё это вновь. Вместо ответа на вопрос, он встал и принялся ходить по комнате, никак не находя себе места.
«Это кончилось. Это кончилось. Это кончилось», -- всё приговаривал старик.
А потом забился в угол, тяжело дыша. И сказал мне уходить прочь, остерегаться своего деда, не ходить в лес и убираться подальше от этих прокажённых мест…
Я вышел на дорогу в смутных чувствах. Старик определённо свихнулся. Его психика утратила стабильность на старость лет. Об этом так же говорило и отвратительное состояние его хижины. Запах затхлой безнадёги ещё долго сопровождал меня, до тех пор, пока я не сошёл на лесную тропу, петляющую среди ароматных лиственниц.
Его рассказ вселил в меня неуверенность по поводу моего лесного похода. Но так же мне стало ещё больше любопытно, что же скрывали эти леса. Я решил, что определённо буду предельно бдителен. Ориентироваться на местности я умел отлично – благодаря военной подготовке в школе. А если что – бегаю я быстро и далеко. Припасов должно было хватить на два дня. За один день можно было добраться лишь до окраины долины. Второй день можно было бы оставить на возвращение.
Благо, было самое утро и до заката оставалось ещё много времени.
Я твёрдо решил расположиться на одной из сопок, с которой бы открылся вид на Чёртову Долину. Чтобы если и не пройтись по тем местам, не погрузиться в чащу, то хотя бы взглянуть на неё с почтительного расстояния. Дурацкая смелость и опасное любопытство всегда были моими верными спутниками. Я не хотел идти в Долину, но старик, пытаясь оградить меня от опасностей, лишь наоборот подстегнул мой интерес, распалил азарт, бросил мне вызов.
На одной из стоянок я соорудил себе подобие копья, на случай нападения диких зверей, хотя и складывалось ощущение, что леса эти уже покинуты всякой живностью. Птиц действительно не было. В городе я к отсутствию птиц привык, и поэтому не заметил, что в этих местах тоже нет щебета.
На поляне мне повстречались чёрные колючие сорняки, похожие на длинные верёвки. К растению я прикасаться не стал – может, в нём и таилась вся опасность здешних мест. И люди попросту травились, поцарапавшись о ядовитые колючки.
Я двигался по лесу и иногда шумел – чтобы предупредить медведей и спугнуть их со своего пути. На случай стычки, у меня имелось две петарды и газовый баллончик. Не самая лучшая, но всё же гарантия безопасности.
Я давно покинул тропу и двигался вдоль шумного ручейка вверх по его течению. И, достигнув к вечеру определённой точки, набрал воды в бутылки и направился вверх по склону, взбираясь на сопку, за которой и начиналась Чёртова Долина. Покорение вершины было непростым, я то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание и отдохнуть. Тем более что день ходьбы сказался на организме. Последний рывок я делал уже второпях, ибо рисковал не успеть разбить лагерь и сготовить ужин до наступления кромешной темноты.
От невыносимой тишины мне делалось крайне беспокойно – уши привыкли к журчанью ручья и теперь в них звенело. Я уже начинал жалеть, что пришёл сюда, однако, поворачивать назад было бы безрассудно. Здесь мне предстояло провести всю ночь.
Я отыскал свободный от лиственниц каменистый склон, с которого открывался великолепный вид на долину, на синеющие вдали снежные шапки гор, и разбил там лагерь. Наслаждаться видом не оставалось никакого времени – я был занят добычей хвороста и тащил к лагерю брёвна, чтобы сделать горящую долго нодью и провести грядущую горную ночь в тепле и уюте. А когда шатровой костёр для готовки и кипячения прогорел, запекая уложенную на пылающие уголья картошку с луком и салом в фольге – уже слишком стемнело.
Оранжевый закат стремительно сменился на звёздное небо. Тени деревьев вытянулись и разбухли, поглотив долину своим мраком.
Я расправился с сытным ужином и уселся неподалёку от костра. Теперь стало ещё тревожнее – отовсюду то и дело доносились разнообразнейшие ночные звуки.
Что же скрывает в себе эта долина? Неужели, в этих местах действительно происходило нечто опасное?
Места эти не были труднодоступными. Сюда вполне можно было протянуть дороги, здесь вполне можно было построить деревни на берегу крупной реки, петляющей по центру низины. Здесь было полно хорошего, нетронутого леса. Но, однако, совсем не было зверей. Никакой пушнины, за которой сюда стремились колонисты прошлых веков.
Я смотрел на карту и сравнивал её с тем, что видел внизу при свете дня. Всю долину не обойти и за трое суток.
И когда я уж было собрался уходить – взгляд мой зацепило странное мерцание, где-то вдалеке. Сверкающие огни отбрасывали на леса лучи света. А я слышал, как у меня в голове одновременно с этим что-то гудело. Испытанное едва ли не вызвало у меня приступ паники. Я затушил костёр и затаился рядом с палаткой. Что за огни? Кто там бродит? Что за странное гудение?
Вскоре огни потухли. А я забрался в палатку и принялся дальше изучать карту. В том месте, где я видел загадочные огни, на карте белело пятно. Позднее я рассматривал эту территорию на спутниковой карте. Однако и там это место оказалось затенённым…
Мне вдруг стало ещё любопытнее. И я даже подумывал выдвинуться с наступлением рассвета в ту сторону, чтобы рассмотреть то место получше. Но решил, что разумнее будет сначала вернуться в деревню и взять с собой больше припасов на второй, более глубокий заход.
Под самое утро я услышал странный, будто птичий, щебет, разносящийся откуда-то из черноты между деревьями. Может быть, я слишком накрутил себя, однако, было в этом клокоте что-то искажённое и неестественное, что заставило меня вжаться в спальник, притаив дыхание и вытянув нож.
За всю ночь я спал всего пару часов. И с наступлением рассвета, незамедлительно выдвинулся обратно, уставший и разбитый. По пути я встретил трёхметровые муравейники, которых не увидел в суете вчерашнего подъёма на сопку. Но муравьёв в них не оказалось… Чёрный сорняк опутывал склон в тех местах, где был наибольший доступ к солнцу, словно хищная змея.
Уже когда я подходил в ручью, клокот повторился вновь. На протяжении всего моего пути домой этот клокот то становился ближе, то вновь отходил глубже в лес. Я тщетно пытался разглядеть меж стволов деревьев преследующую меня тварь, которая издавала этот отвратительный звук.
Оно следовало за мной от склона до самой деревни.
Я вернулся под вечер, едва наступало время ужина… Уставший, я тут же сбросил одежду, искупался в холодной бане и лёг на кровать, уснув глубоким непробудным сном.
На следующий день я осознал, что всю ночь проспал в доме совершенно один. Дед куда-то исчез. Я пытался позвонить ему по телефону, но ответом были гудки. Связавшись с родителями, я выяснил, что и они не были в курсе. То есть, дед вряд ли отправился на поиски меня, подумав, что я заблудился в лесах. Иначе он бы точно объявил большую тревогу.
Тем не менее, дед забрал с собой вещи, пригодившиеся бы ему в лесном походе. Кажется, он решил прогуляться по лесам.
Дед до сих пор не вернулся, поэтому я решил из любопытства осмотреть его комнату. Чертежи, которые он расчерчивал на бумагах, никак не укладывались у меня в голове. Не было понятно, что же такое он проектировал. Чертежи не были похожи ни на дома, ни на механизмы. Но самым странным были символы, которыми он при этом пользовался в своих формулах вместо общепризнанных греческих.
Среди горы математических книг в одном из шкафов я отыскал толстую пыльную тетрадь, на обложке которой крупными буквами было написано «ДНЕВНИК». Что-то подсказывало мне, что на его страницах было нечто важное. Такое, что объяснило бы то, что царило на уме у нелюдимого деда.
Первые страницы дневника говорили о том событиях ещё трёхлетней давности. А последняя запись датировалась декабрём этой зимы, она была написана судорожным почерком.
И в ней дед молил Господа о помощи.
В самом начале он описывал быт, каждый день он записывал в тетрадь, рассказывая, что делал, и какие мысли к нему приходили. Дед часто думал о войне. Но не потому, что боялся её. А потому, что безумно скучал по ней. По стрельбе, по засадам. По зачисткам аулов. По минированию полей. И только бабушка держала его здесь в деревне. Бабушку он любил даже спустя многие годы совместной жизни.
И вот наступил день, когда она ушла по ягоды в лес. В тот день дед не находил себе места. Он не смог уснуть ночью, поэтому устроил все необходимые сборы и приготовления, а на утро выдвинулся в лес вместе с псом Чинком, которого он натаскал на поиск по запаху. Они нашли след и долгое время двигались по нему. Поначалу след шёл к поляне с ягодами, но затем почему-то отклонился чуть в сторону. Потом след стал спутанный. Так она петляла, осознав, что заблудилась. Постепенно она углубилась в сторону Долины.
Здесь же дед обнаружил брошенную корзину. А на кустарнике, через который она продиралась – небольшую ткань, зацепившуюся за сучок. Всё было похоже на то, что она от кого-то убегала.
Дед в лес никогда не ходил без своего ружья, поэтому зверя не испугался. Находка насторожила. Они двинулись дальше, скоро проникли в долину.
Дед кричал, звал её. Пришлось делать привал на ночлег. Отдохнув, он двинулся дальше.
В долине он начал подмечать странные вещи. Тогда он услышал клокот. Что-то шагало за ним так же, как нечто шагало за мной от склона до деревни…
На второй день они потеряли след. А потом Чинк свирепо загавкал и бросился кого-то преследовать. Обратно пёс вернулся с небольшой раной. В Долине действительно творилось нечто необъяснимое. И так как бабушка куда-то исчезла, вероятно, погибла, дед был намерен найти и уничтожить причастных к этому тварей. Успокоился бы он только когда разорвал брюхо зверю и увидел останки своей возлюбленной. Снова вскипела кровь.
Дед начал готовить ловушки.
Ночью Чинк снова загавкал. Но на этот раз трусливо, не желая бросаться в атаку. Дед вскинул ружьё и двинулся навстречу странному клокоту.
Ночь выдалась необычно тяжёлой. К такому не был готов даже ветеран боевых действий. Дед подстрелил неведомую доселе тварь. А потом наткнулся в лесу на загадочное мерцание, последовав к которому… Страницы здесь были будто нарочно замазаны чернилами. Некоторых листов не доставало. Потом события описывались уже спустя некоторое время. Деда мучили кошмары и ужасы. Манера написания резко поменялась, стала спутанной и сумбурной. Он писал, что повстречал в лесу нечто такое, что едва ли не повредило ему рассудок. Нечто такое, что сломало его представления о мироустройстве. Оно звало его обратно.
И часто у деда случались приступы потери памяти, после которых он творил что-то странное, очухиваясь через несколько часов или даже дней.
Например, однажды он очнулся с окровавленными руками, а чуть позднее узнал, что всех соседских псов, что не затыкаясь гавкали последнюю ночь, кто-то прирезал. Чинк куда-то пропал. Дед видел его в последний раз посреди одной из ночей, когда нечто, похожее на него, скрылось в темноте огорода.
Потери контроля над собой привели его на МРТ. Где в нём обнаружили нечто странное. Весь организм чудовищно перестроился...
Далее записи делались всё реже. Вести дневник дед перестал в декабре. В той записи он молил Господа о помощи, и больше не рассуждал ни о каких высоких материях. Он верил, что никто ему не поможет, кроме Господа. Поэтому мы с родителями об этом ничего не знали. Он пытался выбраться из кошмаров и забытья сам…
Когда я вышел за ворота, чтобы сесть на лавочку и всё обдумать, меня тут же окликнули.
Худощавый старик посвистывал издалека, словно не осмеливаясь приблизиться к дедовскому дому, и жестом звал поговорить.
Кажется, он снова пришёл в себя.
Я последовал за ним. Обеспокоенный старик завёл меня в свою хижину и снова пригласил сесть за стол. Он тщательно осмотрел меня, пригляделся, будто я был некой диковинной зверушкой.
-- Пронесло, -- только и сказал он, закончив осмотр. Старик извинился за свой предыдущий приступ. Он сказал, что уже долго страдает от панических атак, вызванных расстройством психики из-за травмирующих воспоминаний. Образы прошлого преследуют его всюду хладной тенью. В тот раз он не смог совладать с собой и рассказать всё, что случилось с ним и его экспедицией в Чёртовой Долине. И он очень пожалел, что не смог уберечь меня этим от безрассудного похода к сопке.
Старик сказал, что слышал клокот Хвори. Что я привёл её из долины к деревне. Теперь, сказал он, остаётся только молиться, выбираясь на улицу, особенно по ночам, когда у этой твари обостряется голод и хищнический инстинкт.
Старик не объяснил мне, кто такая эта Хворь – сказал, что я всё равно не пойму. Когда то эта тварь была обычным лесным животным, сложно сказать, каким именно. Но что-то в сердце Долины изменило это животное до неузнаваемости. Некий вирус, который теперь тянется метастазами по окрестным полям и уже запустил свои корни в местную почву. Старик показал на кухонную плиту. Кажется, он соорудил штуку, позволяющую очищать здешнюю воду методом конденсации.
-- Не пей воду. Я дам тебе пару бутылок чистой воды… Местная еда губит людей. Много стариков померло за этот год от проказы, заразившей леса.
Я вспомнил случай с бабкой Симоновой, о котором поведал дед в первый день и спросил у старика, уж не этим ли она заразилась. На что старик ответил, что Симонова заболела точно тем же, от чего умер два месяца назад Захаров, от чего загнулись супруги Макаровы полгода назад и от чего сгинуло всё семейство Петровых, с участка которых год назад и начала тянуться губительные чёрные сорняки. Петров ходил в лес на зверя и, преследуя подранок, забрёл на территорию долины. Вероятно, он притащил оттуда на своих сапогах хворающие семена, которые дали здесь потомство.
Сначала сгинул урожай. А потом начался падёж скота и птицы. Умерли даже собаки, но их, кажется, кто-то утащил.
Деревенские даже скинулись деньгами на ветеринара, чтобы тот приехал и сказал, чего бы предпринять. Но специалист ничего толкового не выяснил. Только лишь вынес вердикт, что лучше бы заколоть животину и ни в коем случае не употреблять её в пищу. Петровы, конечно, слушать того не стали. Не пропадать же зазря скотине. И денег на закупку мяса не было.
А потом Петровы начали болеть. Кожа местами покрылась сыпью и сочилась слизью. Они умерли через неделю. Следующий черёд был за Макаровыми. Старик сказал, что все они болели и умирали, хотя не должны были. Ведь все их симптомы походили на недуг, который охватывал животных и делал из них чудовищ, называемых Хворью… По его безумной логике, в которой я уже начинал сомневаться, некто умерщвлял заражённых бедняг. Некто, кому было не выгодно, чтобы по земле разошлись Хвори… Ведь тогда к лесам бы начали проявлять пристальное внимание.
И тогда старик начал рассказ, как его геологическая экспедиция, вопреки предупреждениям местных, отправилась на изучение долины. Горы хранили в себе уйму полезных ресурсов, а Чёртова река была достаточно широкой, чтобы обеспечить судоходство и дешёвую транспортировку.
В первую же ночь у их руководителя началась странная лихорадка. Он съел ягоды с захворавшего куста.
Несколько дней они двигались по долине, от одной пробной скважины к другой и подмечали множество странностей, вроде отсутствия всякой живности и произрастания необычных растений, встречающихся всюду.
Тогда-то они услышали впервые звук Хвори. Тварь следовала за их группой, а однажды пришлось даже применить против неё ружья. Удалось отстреляться, пара добровольцев отправилась следом за ней, предположив, что существо должно было истечь кровью. Но они не вернулись.
В ту же ночь они увидели вдалеке мерцание. Вряд ли это была шутка местных, а больше в эту глушь не мог сунуться никто.
Странная лихорадка настигала всё больше участников. Пропавших решили искать. Почти сутки длились поиски, но безуспешно. Не удалось найти ни крови, ни трупов.
С Большой Землёй связи не было. В радиоэфире шумели мощные помехи, будто происходил сильнейший электромагнитный шторм. И даже компасы отказались работать здесь, что внезапно затруднило поиски и ориентирование на местности.
Тогда приняли решение – уходить из долины, пока не стало слишком поздно. Тут-то захворавшие участники и стали терять человеческий облик…
Рассказ старика всё больше походил на бред сумасшедшего. Особенно в той части, где он сказал, что видел то, откуда и доносилось мощное мерцание. Во время своего панического бегства он наткнулся на огромных размеров смрадный цилиндр из плоти. Сооружение вызывало животный безотчётный ужас и жгло в голову невыносимым гулом. Старик не помнил, как убежал оттуда. Огромной воли стоило то бегство, кошмары снятся ему до сих пор, во снах практически каждую ночь Сооружение зовёт его к себе, чтобы влиться в вечный телесный ад, став его частью.
Когда старик сказал, что во всех бедах, пришедших в деревню, виноват мой дед – я встал и направился к выходу, больше не желая выслушивать бредни сумасшедшего. Старик не остановил меня. Он понимающе кивнул и сказал, что и сам бы убрался отсюда. Но уже стал частью этого проклятого места.
Стоя в дверях, я спросил, откуда на крыльце взялись такие царапины. И старик сказал, что это к нему в дом пытался попасть Захаров.
Тот совершенно обезумел от лихорадки и бился в дверь и в ставни на окнах. Пока его кто-то не убил. Скорее всего – мой дед…
Я выбрался из дома сумасшедшего старика и направился к себе. Тогда я внимательно осмотрел спутниковые карты. Изложенная стариком картина совершенно не укладывалась в голове. Но ведь и сам я видел своими глазами нечто сияющее посреди леса…
Я принялся собирать свои вещи. Из деревни следовало убираться как можно скорее. После прочтения дневника и рассказов старика я всё-таки уверился, что в этих местах действительно творится невесть что. С чем бороться было невозможно даже группой вооружённых людей. Идти во второй лесной поход я уж точно бы не осмелился…
Моё сердце едва ли не выпрыгнуло, когда в спальню зашёл дед. Он, кажется вернулся. Только сейчас я обратил внимание на этот стеклянный отстранённый взгляд, полный вселенского безразличия. Это был точно не мой дед.
-- Ты всё прочитал и теперь всё знаешь, -- сухо констатировало оно. Я кивнул, сжав руку в кулак, готовясь пробиваться к двери.
-- Не нужно, -- сказало оно, обратив внимание на мою напряжённость. – Может, мои методы показались тебе жестокими. Но мне просто нужна помощь. И мы навеки оставим ваш тихий звёздный уголок.
***
Я шагал по дороге через некогда живописные августовские пшеничные поля. И не верил своим глазам. Все растения, каждое деревце, каждый кустик – всё здесь изменилось. Ужас и отвращение охватывали меня. Всё превратилось в сочащуюся гноем искажённую плоть. Позабыть сотворившиеся в этих горных местах кошмары мне никогда не удастся. Ни за что.
В тот день я впервые закурил. Потому что слышал, что это помогало от стресса. Брехня, мне не помогло. Но я всё равно курил и шёл по пыльной дороге.
Все, кто жил в деревне, погибли, так же отдавшись на растерзание гнусной заразной падали, спустившейся на горы из настолько далёких других миров, что даже сам свет не мог пробиться оттуда до нашего скромного уголка.
И, что хуже всего, я был виновен в этой погибели ничуть не меньше, чем эта заразная падаль. Мне пришлось прикоснуться к непостижимому, чтобы позволить Им уйти отсюда навсегда. И я не знал, каким богам следовало молиться, чтобы Они больше никогда сюда не вернулись.
Только когда Он взмыл ввысь, испоганив природу на десятки километров вокруг, я осознал, что даже наши Боги не столь могущественны…
Быть может, это и были Боги. Истинные, настоящие, а не выдуманные поделки сказочников.
Уже сейчас в рамках известной человечеству науки возможно создание технологий, последствия применения которых носили бы межгалактический характер. Любая цивилизация в космосе должна была дойти до этого. Но мы этого не видим. Что же это могло значить?
Любую цивилизацию настигали катастрофы, вроде падения астероидов, взрывов сверхновых, гамма-всплесков... Но Вселенная всё равно слишком огромна. Кто-то да выжил бы…
И чем больше я слушал рассказ существа, чем больше оно говорило и рассказывало о себе, тем больше меня одолевал бескрайний ужас.
Вот уже минули сотни тысячелетий, как они застряли в долине, вынужденные совершить экстренную посадку. То, что можно было назвать «домом» -- находилось чертовски далеко. Их забросило в эти края после небывалых масштабов космологической катастрофы, связанной с дестабилизацией пространства-времени. Катастрофы, которая однажды, через бесконечность лет, доберётся и до нашего уголка… Их вид был уничтожен, а они уцелели только по огромной случайности, по совокупности факторов, объяснения которых не существовало на человеческом языке. Многих вещей не существовало на человеческом языке, как сказало мне Оно.
Они потерпели крушение и все эти годы были узниками создавшейся ловушки. И только отчаянный в своей смелости и непоколебимости дед осмелился ворваться к ним настолько, чтобы освободить их из тысячелетнего плена. Из мести он соорудил из удобрений взрывчатку, протащил её к Сооружению и подорвал…
Но вместо благодарности – вот это. Оно, обладавшее самосознанием, захватило его форму. Тогда оно ещё совсем не оперировало местной логикой. Но пришлось изучать способы мышления, чтобы влиться в человеческое общество и использовать местные возможности на полную. Благо, способность к обучаемости за многие века не утратилась… Благодарность… Что же это такое?
Много времени прошло, прежде чем самосознание сопротивляющейся жертвы угасло. И тогда оно стало вести подготовку к уходу. Этот мир со временем становился всё опаснее для них. Оставаться здесь уже было нельзя. Оно чувствовало, как открыли технологии, способные нанести им вред и способные увидеть их убогое пристанище из космоса…
И для того, чтобы выбраться они уничтожали лес, зверей, впитывали все жизненные соки. Эта биосфера была очень слаба перед Хворью, поэтому она распространилась далеко за пределы долины. Оно предпринимало шаги, чтобы как-то остановить этот процесс, как-то обуздать его – расправляясь с зародившимися неразумными особями, которые могли бы привлечь ненужное внимание и сорвать попытку уйти в космические дали…
Но пришло к выводу, что больше не в силах всё контролировать.
И поэтому решило попросить помощи. Метод, который позволил бы им убраться, требовал, чтобы один из участников остался на земле. А Оно не хотело остаться здесь навечно без Хозяина…
-- Я не стал убивать Чинка потому, что увидел в нём себя. Такого же слугу своего Хозяина, -- сказало оно, будто бы даже с грустью. – Поэтому пёс до сих пор жив. И прячется в соседском коровнике.
-- Он – Хворь?
-- Все мы – Хворь, -- сказало оно.
-- А я тоже умру и буду заражён?
-- Да, как и вся местная живность, которой осталось совсем недолго.... Но если ты поможешь нам, то тебя очистит Хозяин и ты будешь существовать дальше. Доживая свой скромный миг...
Оно было чертовски разумным, опасным и хитрым. Но в сравнении со своим Хозяином – оно было лишь ничтожным тараканом…
В определённый момент, я даже уверился, что в смрадный мясной ад превратилось всё на планете. Но вскоре я увидел вдалеке зеленеющую траву. По дороге ко мне навстречу мчались синие фургончики. Я был рад видеть живых людей после стольких часов странствия по гнилым гнойным пустошам. Даже когда они выскочили из машин в костюмах биологической защиты, нацелили на меня ружья и сказали лечь на землю. Я послушно лёг в дорожную пыль.
-- Похоже, он человек! И угрозы не представляет!
-- Проведи тест с огнём.
-- Секунду.
Меня больно ужалили в лопатку и посмотрели на реакцию организма. Хворь бы уже вся извилась. Значит, я всё-таки человек. Значит, не заразился…
-- Как зовут? Как зовут, отвечай? Кто такой? – спросили у меня тогда.
-- Вова… -- ответил я. – Владимир. Нойманн.
-- Хорошо, Володя, жить будешь. А теперь расскажи нам, что же здесь произошло, чёрт возьми…