Чертова реинкарнация

Смерть настигла меня на Земле. В нашем мире. Я не был героем. Я был логистом, который слишком хорошо знал цену чужой жадности. За два дня до этого я подписал бумаги, разоблачающие контракт с дырой в миллионы. Мне «предложили» уйти тихо. Я отказался.

Они сказали — несчастный случай. Так оно и выглядело. Грузовик на мокром шоссе, не справился с управлением, протаранил мою машину на встречке. Последнее, что я почувствовал — не боль, а дикую, бессильную ярость. Из-за такой мелкой, грязной аферы. Из-за бумажек.

Тьма после этого не была пустой. В ней были… голоса. Не человеческие. Металлические, перегруженные данными, как плохая связь.
«…матрица сознания… высокая когерентность… под нагрузкой…»
«…подходящий слот… низкий приоритет… совместимость по остаточному принципу…»
«…внедрение…»

Агония погибающего тела сменилась агонией впитывания чужого. Воспоминания хлынули, как ледяной поток: насмешки в академии, презрение в глазах отца, унизительный провал на демонстрации сил, клеймо «Архитектора», пустота и страх. Память Дмитрия фон Громова, третьего сына, изгоя. Она стала моим новым фундаментом. Хрупким, треснувшим от стыда.

Потребовалось два года. Два года молчаливого наблюдения, изучения мира и его истории. Два года, чтобы слить воедино холодный расчет логиста, горечь преданного человека и ярость униженного юноши. Чтобы понять правила этой новой, жестокой жизни. Я больше не был тем, кем был. Я стал им. Но я стал лучше. Я стал хищником, который научился не показывать зубов.

Широкие, медленные шаги по кабинету. Не те робкие шажочки, которые ждал от меня Герцог. Мои каблуки отмеряли ровный, неспешный такт по полированному черному камню пола. Кабинет был спроектирован для подавления: высоченные потолки, целая стена из прозрачного нейрокристалла с видом на ночную столицу, тонущую в самоцветном блеске трасс и рекламных голограмм. Воздух пах дорогой древесиной, кожей и озоном — запахом власти.

Герцог Артур фон Громов стоял спиной к двери, взирая на свои владения. Его широкая, прямая спина в парадном мундире была красноречивее любых слов. Он был монументом. А я — пылью у его подножия. По крайней мере, так должно было быть.

Я остановился в трех метрах от его спины, приняв стойку «вольно» — не вытянувшись в струнку, как младший сын, а просто стоя. Молча.

Тишина растянулась на десять секунд. На пятнадцать. Он проверял. Ждал, когда я сломаюсь, забормочу, упаду на колени.

— Ты опоздал на минуту, — его голос прозвучал, не оборачиваясь. Низкий, обкатанный гравием презрения. — Даже умереть достойно не можешь. Решил явиться и лично позорить меня? Я слышал, ты купил «Легкий Путь». Жалко, что он не сработал.

Раньше, два года назад, эти слова сломали бы Дмитрия. Сейчас они лишь отскакивали от холодного, отполированного щита внутри.

— Я проводил инвентаризацию своих мыслей, отец, — мой голос прозвучал ровно, без тени надлома. Четко, как доклад. — Время — ресурс. Давайте к делу. Куда вы меня ссылаете?

Тишина зазвенела иначе. Затем он медленно, будто скрипя не только суставами, но и своим предубеждением, обернулся.

Его глаза, холодные и пронзительные, как шипы, встретились с моими. Он искал. Искал следы слез, истерики, страха. Не нашел. Взгляд его на мгновение дрогнул, в нем промелькнуло не понимание, а раздражение. Как от непредвиденной помехи в отлаженном механизме.

Он фыркнул, коротко и резко, затем резким движением кинул на ближайший стол небольшой кристаллический чип. Тот звякнул о черный лабрадорит.

— Грейскал. Город-завод. На границе с Пустошами. Там даже воздух стоит дешевле, чем жизнь. Он убыточен последние пятнадцать лет. Долги, ржавые трубы и отбросы общества. — Он произнес это с отвращением, словно название места было ругательством. — Сделай его прибыльным — и живи. Нет — сдохни там. И не надейся на помощь. Ты для меня больше не сын. Ты — управляющий проблемным активом. Или мусор, который надо вынести подальше, чтобы не вонял при дворе.

Мой взгляд скользнул к чипу. Внутри что-то щелкнуло. Не эмоция. Протокол.

Без приказа, по старой привычке двух лет наблюдения и анализа, в уголке зрения всплыли блеклые строки. [Пассивный навык «Взор Архитектора» активен. Анализ предоставленных визуальных данных…]

Чип проецировал над столом мелкую, некачественную голограмму Грейскала. Для отца — это было изображение руин. Ржавые корпуса цехов, покосившиеся трубы, унылые серые кварталы.

Но мое зрение раскладывало картинку на слои.

Структура: План города был хаотичен, но… в его хаосе читалась логика старого военного завода: широкие проезды для тяжелой техники, мощные фундаменты.Энергосеть: Система подсвечивалась тусклым алым. Но не везде. Ядро — главная подстанция — горело желтым предупреждения. [Потенциал сети: 40%. Причина блокировки: саботаж/устаревший контроллер. Возможность разблокировки: высокая.]Ресурсы: Карта показывала пустые, серые шахты. Но геологические снимки в базе данных Дмитрия (те, что он когда-то изучал от скуки) и моя собственная, наметанная на земных отчетах глаз, видели иное. [Аномальные эфирные эхо-сигналы в шахте № 3. Статус: не исследованы. Возможная причина: незарегистрированная жила/техногенная аномалия.]

Над всей голограммой всплыла строчка, видимая только мне: [Статус актива: НЕДООЦЕНЕН. Потенциал: СРЕДНИЙ.]

Я поднял глаза с чипа на Герцога. Его выражение говорило: «Ну? Бери свою подачку и исчезай».

— Я принимаю актив, — сказал я, и мой голос прозвучал уже не просто спокойно, а деловито. Как на том самом роковом совещании на Земле. — Но для работы с высокорисковыми, проблемными активами требуются особые полномочия. Мне нужна полная административная и судебная власть на территории Грейскала и прилегающих земель. Право казнить и миловать без оглядки на столичный суд и без вашего персонального санкционирования на каждую экзекуцию.

Он замер. Его брови медленно поползли вверх. Это была уже не просто наглость. Это была политическая заявка. Требование превратить ссылку в личный феод.

— Зачем тебе это? — спросил он, и в его голосе впервые за много лет прозвучало не презрение, а холодное любопытство хищника, учуявшего новый запах.

— Чтобы очистить территорию от гнили быстро и эффективно, — ответил я, не моргнув глазом. — Один пример, сделанный вовремя и жестоко, стоит года переписки с бюрократами. Вы хотите результата или видимости процесса?

Он смерил меня долгим, тяжелым взглядом. Искал подвох, игру, безумие. В конце концов, он презрительно махнул рукой.

— Делай что хочешь. Для меня ты уже мертв. Твои зверства или твои трупы — мне одинаково безразличны. Чип содержит документы. Теперь исчезни с моих глаз.

Я кивнул ровно один раз, подобно солдату, получившему боевую задачу. Подошел к столу, взял чип. Он был холодным. Как металл грузовика, который меня убил.

Не сказав больше ни слова, я развернулся и тем же ровным, мерным шагом направился к выходу. Спиной я чувствовал его взгляд, впивающийся мне между лопаток. Это уже был не взгляд на мусор. Это был взгляд на неизвестную переменную. И в мире, где все измерялось силой, я только что показал ее первую, крошечную крупицу — непоколебимую волю.

Дверь за мной закрылась беззвучно. В коридоре, в тишине, я разжал ладонь и посмотрел на чип.

[Миссия получена: «Выжить и преуспеть».]

[Локация: Грейскал. Статус: Город.]

На губах сами собой тронулись в почти невидимую, ледяную улыбку. Наконец-то началось что-то настоящее.

Контраст ударил в лоб, как запах гнили после духоты кабинета отца. Капсула-челнок «Молния», изящная и быстрая, с серебристым гербом Громовых на боку, зависла на миг, поднимая клубы едкой пыли с облупившейся плитки площади, и мягко опустилась на амортизаторы.

Я распахнул люк, и меня ударил в лицо воздух Грейскала. Тяжелый, густой, с привкусом серы, машинного масла и чего-то горького, что я идентифицировал как дешевый синтетический белок — еду для бедных. За щитом капсулы было тихо; здесь стоял гул — низкий, навязчивый гудящий звук то ли работающих где-то вдали механизмов, то ли самой тоски.

Город открывался во всей своей «красе». Не небоскребы из нейрила, а серые, заплесневелые бетонные коробки с паутиной трещин. Трубы, десятки труб, коптили, выпуская в и без того свинцовое небо желтоватый, маслянистый дым. Свет пробивался сквозь смог тусклыми, больными пятнами. Преисподняя в промышленном масштабе.

У трапа уже ждали. Трое. Центральная фигура — мужчина в дорогом, но до безобразия грязном и мятом шелковом камзоле, поверх которого висели толстые золотые цепи. Жирный кот, застрявший в помойке. За ним двое — типичные громилы с тупыми лицами и видимыми выпуклостями под мышками. Бластеры. Кустарные, но смертоносные.

— Ваша Светлость! Какая неожиданная честь! — кот расплылся в маслянистой улыбке, протягивая пухлую, влажную руку. Его голос был слишком громким, слишком сладким. — Рыков, к вашим услугам, мэр сия города Грейскал. Мы уж думали, нас совсем забыли! Мы тут, знаете ли, бедствуем… Денег нет, рабочие бунтуют, эфира в реакторе кот наплакал… Нам бы дотаций маленьких, самую малость…

Я проигнорировал его руку. Вместо этого мой взгляд сфокусировался на нем. Внутри что-то щелкнуло.

[Пассивный анализ: Объект «Мэр Рыков».]

[Визуальная оценка: Состояние здоровья — ожирение, начальная стадия токсического поражения печени (вероятно, алкоголь).]

[Сканирование личных вещей…]

Мой имплант, настроенный за два года на подсознательный поиск несоответствий, выделил два объекта. Левая рука: наручные хронометры тонкой работы. [Модель: «Хронос-Элита». Рыночная стоимость: ~47,000 имперских марок. Примечание: годовой бюджет заводской столовой — 15,000 марок.]

Правый внутренний карман камзола: прямоугольный контур. [Объект: Билет. Назначение: Дирижабль класса «Люкс». Маршрут: Грейскал — курортный архипелаг «Семь Солнц». Дата: Завтра, 08:00. Тип: В один конец.]

Интересно. Крыса не только обжирается на тонущем корабле, но и готова первой спрыгнуть с него, прихватив золотые ложки.

— Согласно последнему ежеквартальному отчету, который ты же и подписывал, — начал я ровным, безэмоциональным тоном, — город голодает шесть месяцев. Паек сокращен до базового минимума. — Я указал подбородком на его руку. — А на твоей руке часы стоимостью в три годовых бюджета столовой для тех самых голодающих. И билет на дирижабль в кармане. В один конец. Увольняешься, господин мэр?

Лицо Рыкова стало, как грязный снег. Маслянистая улыбка сползла, обнажив желтые, стиснутые зубы. Он отшатнулся на шаг, к своим бугаям.

— Т-ты чего несешь, щенок? — зашипел он, уже без тени подобострастия. Глаза метнулись по сторонам, оценивая пустую площадь. — Я тут закон! Я тут все решаю! Ты думаешь, твоя фамилия тут что-то значит? — Он кивнул головой охранникам. — Взять его. Тише. И в старую шахту.

Охранники двинулись синхронно, руки потянулись к кобурам. Их движения были грубыми, предсказуемыми. У них был уровень силы, но не скорость принятия решений. Я же два года изучал не только книги, но и инстинкты выживальщика.

Я не стал ждать. Моя правая рука уже лежала на рукояти пистолета, который я снял со стойки в капсуле — компактный «Шершень» с блоком подавления звука. Не парадное оружие, а инструмент.

Первое движение: шаг влево, за спину Рыкова, используя его как живую ширму.
Второе движение: выстрел.

Пффт!

Звук был похож на хлопок, а не на выстрел. Пуля с усовершенствованным сердечником вошла в колено левого охранника, того, что был на полшага впереди. Кость хрустнула с влажным звуком. Он рухнул с воплем, хватаясь за ногу.

Рыков взвизгнул и попытался отпрыгнуть, но я уже отпустил пистолет на нейлоновой стропе у пояса. Левая рука двинулась к спине, где за пряжкой плаща висел не эфес церемониальной шпаги, а короткий, тяжелый клинок — тесак для выживания, отточенный до бритвенной остроты. Трофей с одной из «прогулок» по окраинам столицы.

Правый охранник, оглушенный падением напарника и неестественной тишиной выстрела, на секунду замер. Этой секунды хватило.

Я не стал фехтовать. Фехтование — для дуэлей. Это была зачистка. Короткий, резкий выпад от бедра, как удар отверткой. Клинок вошел под ребра охранника, нашел почку и аорту. Я почувствовал, как сталь скользнула между ребер, встретив слабое сопротивление мускулатуры. Он ахнул, глаза выкатились от шока и боли. Я резко выдернул клинок, отскочив назад, чтобы кровь не забрызгала мундир.

Второй охранник на земле все еще кричал, пытаясь навести на меня бластер. Я прицелился и выстрелил ему в предплечье. Бластер со звоном отлетел в сторону.

Тишина наступила быстро, нарушаемая только хрипами умирающего и сдавленными всхлипами раненого. Весь бой занял менее пяти секунд.

Я повернулся к Рыкову. Он стоял, прижавшись спиной к корпусу капсулы, его жирное лицо было цвета грязного парафина. Глаза бегали от меня к двум телам, не в силах осознать скорость и беспощадность произошедшего. Пятно мочи расползалось по его дорогим штанам.

— Ты… ты монстр… — прохрипел он.

— Нет, — спокойно поправил я, вытирая клинок о его шелковый камзол. — Я — аудитор. И я только что закончил проверку твоей эффективности.

Я поднял пистолет, который все еще висел на стропе. Он издал тихий, высокий звук — смена обоймы. Полная.

— Ты уволен, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Выходное пособие — свинец.

Он что-то попытался выговорить — оправдание, мольбу, угрозу. Но я уже нажал на спуск.

Пффт.

Пуля вошла точно в центр лба. Его тело медленно сползло по обшивке капсулы на грязную плитку, оставив кровавый след.

Я взвел курок, проверил патрон в патроннике и вернул «Шершня» в кобуру. Затем наклонился, поднял тесак, осмотрел его. Сталь была чиста. Хороший инструмент.

Только теперь я обернулся, чтобы встретить взгляд своего нового «зама». С площади доносился запах крови, пороха и страха. Идеальный фон для нового управления.

Тишина повисла густая, как смог. Из-за угла ближайшего здания, из кучки оборванных зевак, которые наблюдали за разборкой, выступила фигура. Тощий, как жердь, молодой человек в вылинявшем сером камзоле, с большой папкой, прижатой к груди, как щит. Очки с толстыми линзами сползли у него на кончик носа.

Он подошел, осторожно переступая через лужу крови, и замер в трех шагах, не решаясь поднять глаза.

— Ты кто? — спросил я, сбрасывая предохранитель на пистолете.

Он вздрогнул, чуть не выронив папку.

— С-счетовод… Вернее, младший помощник старшего бухгалтера… Алексей, ваша Светлость. Я… я вел журналы при Рыкове. Формально.
Он рискнул бросить быстрый взгляд на тело.

— Вы… вы только что убили мэра.

— Я устранил неэффективного менеджера, присваивавшего ресурсы и планировавшего сбежать, — поправил я его, сухо.

— Ты знаешь, где лежат реальные отчеты? Не те, что для столицы?

Алексей кивнул, загремев папкой.

— Д-да. Я… я пытался вести параллельные. Он их не проверял. Говорил, цифры только портят аппетит.

Хорошо. Честность, граничащая с глупостью. Или отчаянием. Идеально.

— Алексей, — сказал я, и он вытянулся, как по команде. — Теперь ты мой заместитель по административным и хозяйственным вопросам. Испытательный срок — до первой серьезной ошибки. Показывай завод. Начнем с главного цеха.

Внутри цеха № 1 царил храм запустения. Гигантские тени прессов, штамповочных машин и конвейерных линий уходили в темноту под высоченным, закопченным потолком. Воздух пах старым маслом, ржавчиной и пылью. Тишина была гнетущей, мертвой.

— Всё плохо, милорд, — голос Алексея звучал эхом в пустоте. — Последний крупный заказ был два года назад — детали для пограничных редутов. С тех пор — мелочь. Сырья нет. Эфира дают по остаточному принципу, его едва хватает на подогрев воды в бараках. — Он махнул рукой в сторону дальнего конца цеха, где громоздились какие-то темные насыпи. — А на складах… тонны бракованного продукта. Эфирный шлак. Последняя партия, которую Рыков пытался свалить с помощью поддельных сертификатов как «удобрение премиум-класса». Даже местные фермеры, которым нечего терять, не взяли. Говорят, от него картошка синеет и шевелится.

Я подошел к горе этого «шлака». Это была черная, мелкодисперсная субстанция, в которой то тут, то там мерцали тусклые искорки, как умирающие звезды. Я зачерпнул горсть. Материал был теплым на ощупь, вибрировал едва заметно, с неприятным резонансом.

Сфокусировал взгляд.
[Активный анализ: Материал «Эфирный шлак».]
[Состав: Концентрированные эфирные отходы с примесями тяжелых металлов и силикатов.]
[Статус: Нестабилен. Причина брака: Нарушена полярность кристаллической решетки на этапе закалки. Эфирные связи замкнуты внутрь, создавая саморазрушающий контур.]
[Потенциал: Высокий. Энергоемкость сырья — 87% от эталонного эфирного кристалла.]
[Возможные решения… Сканирование…]

В уме замелькали формулы, схемы переполировки, энергозатраты. И нашлось.
[Решение № 3 (Наиболее эффективное): Инверсия структуры. Применение контрчастотного импульса для «разворота» эфирных связей. Требует точного расчета и малой энергии на старте, после чего процесс становится самоподдерживающимся.]

Инвертировать полярность. Превратить внутренний разрушительный резонанс — в стабильный источник излучения.

В моей ладони, под пристальным взглядом разума, черный песок вдруг вздохнул. Искры погасли, а потом из глубины горсти полился ровный, холодный голубой свет. Чистый свет стабилизированного эфира. Он освещал мое лицо снизу, отражался в стеклах очков Алексея, который смотрел, разинув рот, как на чудо.

Я поднял голову и посмотрел на его перекошенное от изумления лицо. На моих губах тронулась та самая, ледяная, улыбка стратега, нашедшего козырь в колоде противника.

— Алексей, — сказал я, и мой голос прозвучал громко в мертвой тишине цеха. — Забудь про удобрения. Пиши приказ номер один. Мы сворачиваем все старые, убыточные линии. Мы консервируем цех № 2. Мы запускаем новое производство.

Я сжал руку в кулак, и свет между пальцев стал ярче, почти ослепительным.

— Мы будем производить дешевые, одноразовые маго-батареи для бытовой техники бедняков, для дешёвого оружия, для фонарей в трущобах. Товар, на который спрос есть всегда. — Я раскрыл ладонь, показывая ему это сияющее чудо из мусора. — И этот «брак», эта гора бесполезного шлака, станет нашим основным сырьем. Бесплатным сырьем.

Я посмотрел на темные очертания мертвых станков, уже видя среди них линии очистки, реакторы инверсии, конвейеры сборки.

— Этот мусор, Алексей, сделает нас богаче. И нам для начала не понадобится ни одна его монета.
[Обнаружен ключевой актив: «Эфирный шлак».]
[Открыт проект: «Завод по производству батарей „Факел“.]
[Для реализации требуется: Инженер, рабочие, первоначальный капитал (минимальный).]
[Расчетная рентабельность: 300% и выше.]

Игра начиналась по-настоящему.