День 32. Поход
Никто не умер, так бывает?
Клеф выследил некроманта за пару вопросов в трактире. Потрясающе!
Никогда не перестану им восхищаться. Жаль, он решил, что слишком стар и серьёзен… Да не важно.
Снова домой — снова в реальность.
P. S. Не забыть поздравить со свадьбой.
Песок захватил все пространство. Он был везде — в воздухе, в лёгких, в мыслях. Воздух словно взорвался от красноты. Было совершенно невозможно увидеть ни ближайшие горы, ни даже сторожевой домик, одиноко затерянный в дороге через пустыню.
Кита.
Саше никогда не нравилось это гиблое, странно мистическое место. Самая окраина мира нисколько не отставала от своей репутации. И, конечно, была притяжением для всех негодяев мира — что всегда становилось золотой жилой для наёмников. Или местом сокрытия страшных секретов.
— Не верю, что этот поход закончился так… просто, — Саша отпила противно вяжущий травяной чай из фляжки и снова укуталась в просторный чёрный шарф от пыли. Рыжие волосы почти слились с красноватым песком — он был повсюду, куда ни глянь. — Никаких желтоглазых фанатиков, ни даже нормальной драки.
Клеф усмехнулся и сглотнул — горло резало при каждой попытке заговорить. За окном бушевала песчаная буря, пытаясь пробиться сквозь окно и проникая в щели двери. Потная чёрная рубашка прилипла к спине, кожу на руках хотелось содрать вместе с налипшим песком. На лице — незваная трёхдневная щетина. А на походной печи монотонно пыхтела кастрюля с водой.
— Если хоть один поход заканчивается без поисков места, где можно отмыть кровь — уже неплохо, не находишь?
Саша засмеялась.
— И без нелепых поцелуев у костра с ученицами, да?
Кастрюлька звякнула крышкой — и повисло неловкое молчание.
Клеф чувствовал, как песочная вата заполняет его голову. Но этот вопрос — как нож по недрам памяти.
— Прекрасный, кстати, был… момент. — Он кашлянул. — И никаких учениц не припомню.
Саша почувствовала, как странное тепло пролилось от ушей до сердца. Но какая уже разница.
— Ты уже… выбрал наряд на свадебную церемонию?
Он пытался сосредоточить взгляд на Саше, но тщетно.
Свадьба… какая глупость.
Горячий воздух висел стеной, вытесняя разум. Он кашлянул, пытаясь вернуть голос, и провёл рукой по чёрным растрёпанным волосам — будто проверяя, тут он или уже расплывается. Комната плавилась то ли от тепла печи, то ли от жара из пустыни, то ли… дело было совсем не в этом.
— Эй, ты в порядке?
Саша поймала сердце за хвост, отложила фляжку, вскочила и подошла к оседающему по стенке мужчине. Он пытался держаться, но с каждой минутой пространство раскачивалось всё сильнее — как если бы домик подхватил шторм и унёс в бесконечность.
— Да-а, порядок, — он тяжело втянул воздух. — Наверное, перегрелся.
— У тебя лихорадка, Клеф!
Саша потрогала его липкий лоб — он горел. За все десять лет их походов — даже тех, что были в школе, когда он был просто её ментором, а не напарником — она не видела его в хандре.
— Ну-ка, тебе надо прилечь.
Она сказала это испуганно — и сразу увидела отражение страха в его глазах. Саша подхватила его под плечо и помогла добраться до кровати. Тело жарило через рубашку. Клеф тяжело сел, прилёг и почувствовал, как его затягивает в мир безумных снов и полного тумана.
— Саша… я нормально… Я не бегу… Я от тебя не убегу…
Он моргнул, будто хотел сказать что-то ещё. Но слова не сложились. И вдруг — впервые за всё время, что она его знала — Клеф отдал ей тяжесть своего тела. Без боя. Без контроля. Полностью.
Саша погрузилась в бесконечный день страха.
***
День 33. Ад
Только не умирай, дурак.
Саша потеряла счёт времени. Пески не собирались сдаваться, но она не замечала нарастающие слои пыли на полу и в щелях дома.
— Ты не можешь просто смеяться, когда отнимаешь право на жизнь…
Мягкий, сбитый, хриплый баритон доносил разговоры с призраками откуда-то из глубин вечности.
Сознание Клефа ушло в полный отрыв от реальности: то кидало его в школьные страхи, то во взрослую политическую жизнь в Совете, то возвращало в самые страшные уголки разума — то покидало полностью.
Саша сменила влажный компресс на его лбу. Она чувствовала себя одной сплошной натянутой струной из страха и отчаяния, сердце стучало в горле, и даже надежда растворялась в пыли.
— Не вздумай умирать.
Клеф открыл глаза, но его здесь не было. Пот стекал по лицу, а от тела несло жаром, словно он обогревал всю пустыню.
— Диана… — Саша вздрогнула от неожиданно прозвучавшего имени. Он смотрел ей в глаза. Она физически почувствовала присутствие матери. — Ты — прекрасное ничего. И ничего никогда не сможет полюбить.
Замечательно. Всегда мечтала побывать на её месте в его пятнадцать.
— Рамки должны быть всегда, — Клеф обращался уже к кому-то другому, голос стал строже. — Ведь если правил в мире нет, не останется ничего человеческого.
Саша выдохнула и взяла его за слабую, но всё ещё сильную руку.
— А я-то ждала признания в секретных романах. Даже в бреду ты — советник до глубины костей.
Саша осторожно поцеловала его в лоб. Клеф тут же расслабился и провалился в беспокойный сон.
Она прижалась к его груди, будто сама проваливалась в бред. Боялась, что грудь однажды просто не поднимется.
— Саша?..
Она вздрогнула. Он здесь?..
— Нет. Это мне снится, как всегда.
Прости. Я всегда тебя любил — я трус. Не уходи… только не уходи…
Если ты умрёшь — я найду тебя в аду. И сожгу собственноручно.
Саша уснула, держа его за руку.
***
День 34. Снова Кита
Говорит, спит.
Не говорю, не сплю.
Все шумы и запахи напали разом. Клеф очнулся, не понимая где он. Голова весила как добрая гора песка — но уже позволяла ему вспомнить свое имя. Он ощущал предательски мягкую влажную от пота подушку.
Пески… Помню, началась буря… ох.
Клеф попытался открыть глаза — свет от костра тут же резанул, и реальность отпрянула прочь. Чья-то рука положила на лоб влажную, тёплую ткань. Приятную.
Кровать не собиралась его отпускать.
И призраки прошлого снова были с ним.
***
День 35. <Без записи>
Буря, наконец, прекратилась. Рассвет только потягивался после сна и медленно растекался по бесконечным пескам, доставая до гор и падая сквозь пыльное оконце на веки.
Клеф открыл глаза. На него смотрел грубо сколоченный, старый деревянный потолок.
— Во…ды…
Голос определённо не принадлежал ему. Скорее, это был скрип наждачки по стеклу. Но приходилось мириться: только он сейчас и был с ним.
Саша рывком села. Она спала, сидя на полу, облокотившись головой на кровать. Шея болезненно отозвалась — поза последних дней оставляла за собой счёты.
— Ты вернулся?..
Она на секунду застыла. Затем вскочила, качнулась, ухватилась за край кровати, протянулась — и схватила фляжку со стола. Руки подрагивали, пальцы соскальзывали с крышки.
Клеф тем временем уже подтянул себя и сел на кровати, потирая голову и растерянно осматриваясь. Сделал глоток.
— Я вернулся.
Саша вдруг рывком бросилась к нему в объятия — и сама не заметила, как струна напряжения лопнула и полилась градом слёз.
— Ты, дурак, напугал меня. Больше никогда так не делай.
Клеф, ещё не до конца понимая, сон это или уже нет, крепко, насколько позволяли силы, обнял её. Запустил руки в её спутанные волосы и сделал глубокий вдох. Рассветное солнце красиво разжигало огненные локоны. Он чувствовал, как жарко бьётся её сердце.
— Прости… Саша, ты…
Слова потерялись в потоке эмоций — она вдруг поцеловала его. Так просто. Он видел каждую огненную ресницу, песчинки у неё на щеке, покрасневшие от слёз припухшие веки.
Клеф закрыл глаза. Эмоции гуляли в нём от самого щекочущего пятки счастья до ледяной глыбы ответственности.
Саша. Больше ничего не имеет значения.
— Я люблю тебя.
Он шепнул ей в губы. Тихо и только для неё. Мягко убрал песчинки с её щеки.
— Я думала, ты никогда не скажешь, — Саша улыбнулась.
Он ничего не ответил.
Просто дышал.
Они сидели на кровати, всё больше утопая в поцелуях, а солнце за окном уже вовсю открылось миру и бесстыдно подглядывало за недолгим перерывом в этой непростой, полной надуманных законов жизни.
Когда ему надоело подглядывать, оно лениво покатилось к уютным горам.
***
Клеф сидел на шатком стуле и крутил деревянный стакан с недопитым травяным чаем между пальцев. Причудливые рисунки дерева напоминали о жизни вне песков. Свежая рубашка приятно обнимала тело, но не избавляла от липкости прошедших дней. На губах и в сердце ещё горели её поцелуи, под кожей — её дыхание, внутри — тихий гул после близости.
— Скоро начнёт темнеть — как раз самое время идти не по самой сковороде Киты, — Саша не спеша собирала вещи в рюкзак. В теле была видна необычная лёгкость. Он чувствовал, как дрожит электрическая ниточка связи между ними. Как три года назад.
— Через два дня будем в цивилизации, неделя — и дома, — Клеф мягко улыбнулся и чуть скрипнул стулом, откинувшись на спинку. — Объяснять Совету причины пожара. Огорчать милых дам и всяких важных персон, что они зря готовили платья на церемонию.
— Переживут.
Железная чашка полетела в рюкзак, бряцнула — звук повис в воздухе.
— Отмахиваться от шуток про «дважды в одну реку».
Саша вдруг напряглась и замерла, наклонившись у рюкзака. Клеф услышал, как невидимая искрящая связь лопнула и растворилась в небытие.
— Ты опять жалеешь?
Ветер за окном стукнул в стекло. Клеф вдруг ощутил, что его накрывает холодная река реальности.
— Нет. Никогда не жалел… Но…
— Но ты видишь во мне мою мать?
Зелёные глаза пылали разочарованием. А сладкие минуты спокойствия убегали, подгоняемые выстрелами осознания. Он выпрямился и ослабил верхнюю душащую пуговицу на рубашке.
— Я никогда в тебе её не видел, Саша. Я советник — я буду вынужден вовлекать тебя в хаос. Я боюсь, что не справлюсь. И я не хочу, чтобы ты из-за меня страдала.
Клеф бесконечно долго смотрел в её глаза. И видел, как теряет себя в них. Возможно, навсегда.
— Иди к чёрту, учитель.
Морщинка между бровей выдала напряжение и ярость — но она не плакала. Саша схватила рюкзак, кое-как убрала туда последнюю фляжку. Нервно закрыла, накинула плащ.
У двери она на секунду задержалась. Будто хотела что-то сказать, обернуться. Но, как бы ни хотели этого стены домика, она всего лишь толкнула дверь и исчезла.
Клеф сжал стакан до побелевших костяшек — и услышал хруст дерева.
Трус.
А солнце разочарованно коснулось гор и начало готовиться ко сну — не в бреду, но уже и не в той реальности, где хотело.