Четыре оргазма

Первый раз она кончила, когда он был еще на сцене. Его хмельной язык и пропитая память поочередно отказывались подчиняться ему, и он никак не мог дочитать свой стих.

Чтобы не закричать, ей пришлось крепко стиснуть зубы и впиться ногтями в подлокотники кресла.

Второй раз это случилось с ней уже после чтений. Когда раскачиваясь под музыку, звучавшую лишь в его голове, у стола с выпивкой и закуской, он поймал ее своим, ищущим похабной ласки, взглядом.

Она вполне отдавала себе отчет в том, что безропотно выдерживать этот его сальный взгляд, на который обратила внимание уже вся компания, так же неприлично, как сплевывать сперму после минета, но противиться ему у нее не было сил. Начавшая бродить кровь, стучала в ее голове и действовала на добровольную пленницу пьяного поэта, как живительное небытие, беременное счастливой новостью. Зажав ладонями свой рот, она отвернулась, чтобы никто не увидел брызнувших из ее глаз слез, каждая капля которых закипала оргазмом.

На солнце ее имя было Алла, а в тени – Rocksana.

Третий раз она вознеслась к вершине плотского наслаждения, когда пошла провожать не вяжущего никакого лыка Фому в то место, где был его ночной одр. Пытаясь облапить ее груди, поэт то и дело терпел фиаско. Обижая девушку своей неловкостью, он поминутно отвлекался, то на трепещущие во тьме золотые крылья ревнующих муз, то на демонов, норовивших прильнуть к ее стройным ножкам.

Когда, не добравшись до ложа, воздвигнутого на облаке пятого неба, он сел на ступеньку и захрапел, она, объятая пламенем причастности к чуду, трепеща отрастающими перьями, испытала ни с чем несравненный восторг, и, наполнив собою все пространство вокруг Фомы, словно сочащаяся весна Боттичелли, закусила рукав своей куртки, чтобы стоном не разбудить соседей.

Он усердно трудился своим поэтическим языком, добывая оргазм из самых труднодоступных ее недр. Во время передышки и смены инструмента, Rocksana прошептала:

- У тебя такой сильный язык.

- Да, – согласился Фома, – многие дивятся его гибкости и богатству словарного запаса.

Как ни силился Фома отыскать, настроить и включить оргазм Rocksanы на полную громкость, ему, знакомому со множеством капризных конструкций и приемов их настройки, так и не удалось достичь того звучания девушки, которое было необходимо ему для гармоничного восхода солнца в окне его мастерской. Столь непривычная ей плотская близость беспощадно смущала Аллу.

Выпив бутылку белого вермута, белым же ямбом, Фома написал прогноз погоды на грядущий день. С утра, пока Алла еще оставалась в его постели, должен был идти слабый дождик, который полностью впитался бы в толстый слой летней пыли, а к вечеру, когда Фома пойдет гулять с той, кого летом звали Софьей, а зимой – Sapfo, необходимо было умеренное солнце.

Фома прочел Алле еще не остывшую «Оду погоде», и, на последней рифме стиха, рожденного от впервые пролитого ею вдохновения, она, изодрав простыни в клочья, неистово изверглась, со звуком, пробудившим лютую зависть соседок.

Дождик кончился. Прощаясь, Алла призналась:

- Я мечтаю дать тебе так, как ты не брал еще никогда!

Отпуская едва оперившуюся музу, Фома был спокоен и, почти, трезв. Алла плакала, опасаясь встреч с неласковыми и трезвыми поэтами.

Солнечные часы остановились у винного ларька. Ставшая невольной свидетельницей горького расставания, ларечница, продала поэту бутылку белого вермута, в час, когда умеренное солнце вновь запустило время.

Константин Фомин 04. 2025 г.

Ред. Павел Чекчеев 04. 2025 г.

Обложка К.Фомин