Посвящается слушателям Радио России и той рекламе, что транслируется там.
У всякого человека есть свои слабости, у одних простительные, у других такие, что их слабостями не назвать, а только грубыми извращениями. Зато у себя самого слабостей нет, а одни лишь милые привычки.
Дормидонта звали Сергеем, а имя Дормидонт он придумал себе сам, потому что очень любил спать. Ещё он любил плотно поесть перед сном, всем кушаньям предпочитая жареную картошку с салом. Сказать такое профессиональному диетологу, окопавшемуся на радио или в ином официальном месте, так он взбесится и заорёт страшный колдовской термин: «Холестерин!»
– Холестерин, это такие бляшки. Они внутри, и их не видно, – сказал Петров.
Петров был народный артист и мог соваться со своим мнением, где угодно, даже там, где его вовсе не было.
– Сам ты бляшка, – возразил Иванов. – Вот я народный артист и знаю, что говорю.
Дормидонт не был народным и потому говорил тихо, чтобы не мешать уважаемым собеседникам.
– Ужасно хочется спать и картошечки со шкварками.
Поскольку спать хотелось ужасно, то сомнолог была из себя ужасной и требовала не пойми чего. Но её облекал медицинский халат, а значит, и требования её считались научными.
– Спать надо по правилам, иначе случится искривление позвоночника, что чревато инсультом.
– Червато!.. – застонал Дормидонт, напрасно пытаясь уклониться от червя, которого наворожила сомнолог.
– Инсульт от картошки с салом! – постановила диетолог.
– Инсульт от неправильной подушки! – возразила сомнолог.
– Инсульт от газированной воды с сиропом! – утверждала дипломированный специалист по здоровому образу жизни. Впрочем, она забыла надеть белый халат, так что её утверждение можно было послать лесом. Но в любом случае, инсульт Дормидонту был гарантирован.
В результате боль в голове, случилась такая, ажно жуть. Дормидонт упал на спину и заскрёб пальцами парализованной руки по паркету.
– Так оно и бывает, – сказал народный артист Петров. – Минуту назад был здоровый человек, и ничего плохого не ожидал, а теперь ему не о картошке мечтать, а чтобы кто-нибудь ему стакан воды подал.
– Я бы подал, – возразил Иванов. – Но я – народный артист, а с этим пострадавшим неясно, он уже народ или покуда нет.
– Сейчас я ему налью сладкого лимонада, – объявил Петров.
Иванов забрал стакан и выпил лимонад сам.
– Осторожнее, – произнёс кто-то из народных. – Сейчас явится виртуальный персонаж.
– Подумаешь…. Я народный артист республики и умею красиво декламировать, а он антинародный артист.
– Зато фамилия у него – Сидороу.
Виртуальный персонаж был полупрозрачен и оставлял за собой инверсионный след, отчего становился похож на змея. Впрочем, искусителем он не был, ибо, не имея зубов, никого не мог искусать.
Хлопнула дверца холодильника, чей-то голос, явно педагогический, гневно произнёс:
– У него здесь нет ни единого йогурта! Немедленно лишить родительских прав!
– Там сало, картошку жарить, – неразборчиво промычал парализованный Дормидонт. – А детей у меня нет, ни в холодильнике, ни в духовке.
– Так он, оказывается, детишков ест!.. Тем более – лишить родительских прав!
Неизвестно, чем бы всё закончилось, но антинародный артист, так и не произнёсший ни единого слова, схватил холодильник, вздел его под потолок и обрушил на голову представителя педагогической общественности.
Громко хлюпнуло.
– Ты смотри, – произнёс Иванов, а быть может, Петров, поскольку голоса у них были неразличимы, а самих артистов стало не видно, – крови-то нет, одна лимфа, и какая чистая…
– Сам ты лимфа, – возразил неразличимый Петров или Иванов. – Это моча. У женщин недержание бывает в три раза чаще, чем у мужчин. Иной достаточно трахнуть по голове холодильником, и готово – подтекание.
– Картошечки… – простонал Дормидонт, – с салом…
Народный артист Иванов и народный артист Петров схватились за руки и пустились в пляс, напевая:
– Ах, картошка объяденье-денье-денье-денье!..
– А это что? – ясное дело, без диетолога не обошлось.
– Пироженка, – откуда только силы на ответ взялись. – Сам не знаю, зачем купил. Теперь придётся съесть.
– А диету кто будет соблюдать? – вмешалась в разговор эндокринолог. – Вы знаете, что девяносто процентов ампутаций ног происходит из-за диабетической стопы? Кроме того, от сладкого у диабетиков случается инфаркт и ретинопатия.
– Ох… – на последнем издыхании выдохнул Дормидонт.
Боль огненным шурупом ввинтилась под левую лопатку. Тут уже не надо быть специалистом в белом халате, чтобы понять: случился инфаркт. Теперь осталось дождаться ретинопатии и гангрены обеих стоп.
– А вот и гангрена, – объявила эндокринолог. – Надо было вовремя лечить варикоз. Но делать нечего, упустили заболевание, значит, срочно зовите хирурга делать ампутацию!
Хирургу на радио слова не давали, поэтому она подошла молча и в минуту отрезала обе ноги.
Дормидонт уже ничего не чувствовал и ни о чём не заботился. Даже картошечка с салом уплыла в неведомую даль. Свет в глазах мигнул и погас, словно кто-то вырубил электричество.
– Никак, помер… – произнёс Иванов.
– Не дождётесь, – возразил Петров, на секунду забыв о своей народности. – Это у него ретинопатия. А умереть он не может, потому что не знает от чего помирать, от инфаркта или инсульта.
Сидороу схватил венский стул и саданул им по голове Петрову.
– У кого хороший стол, у того хороший стул, – заметил Иванов, которому стула не досталось.
– Если вы ходите по большому хотя бы раз в день, то ваш кишечник работает на пять! – произнёс радиоголос. – Главное, не есть жирного и жареного, и тогда запор вам не будет грозить.
– Картошечки с салом… – Дормидонт сам не знал, кто это произнёс. Должно быть, Сергей.
– Регулярный жидкий стул есть свидетельство твёрдости духа! – хором заявили народные артисты.
В глазах было темно, руки и обрезки ног не слушались. Оставалось спать, пусть и на голодный желудок.
Дормидонт заснул и ему приснился сон. Снилось, будто бы он в своей квартире, и радио выключено, и никого рядом нет, а ноги и руки есть, послушные, словно в молодости. Ещё есть большая кастрюля, тяжёлая чугунная сковорода, и много-много нечищеной картошки. В холодильник Доррмидонт не заглядывал, но знал, сало никуда не делось и ждет своей очереди.
Дормидонт присел на несломанный стул и споро принялся чистить картошку. Из груди сама рвалась радостная песня: «Чисти картошку, ешь понемножку! К тебе девочки придут, поцелуют и уйдут». Никогда, во сне не приходили к Дормидонту девочки с поцелуями. А в реальности приходили только тётки в белых халатах.
Нет в жизни счастья. Картошка уже была начищена, полная кастрюля, но сковороду Дормидонт поставить на огонь не успел. Сон кончился, пришлось просыпаться.
Он по-прежнему валялся на полу, руки-ноги отказали, глаза, вроде бы, видели, но что? Иванов с Петровым выплясывали кан-кан и пели на разные голоса: «Серёжка, Серёжка, идём копать картошку!» Почему Серёжка? – в песне совсем другое имя. Медицинская свора сгрудилась вокруг парализованного Дормидонта и наперебой твердила:
– Пить молоко нельзя! Это вредно!
– Нельзя газировку!
– Нельзя сладкое!
– Нельзя не только сахар, но и фруктозу!
– Нельзя красное мясо!
– Нельзя белый хлеб!
– Нельзя зелёную редьку!
– Нельзя то, нельзя сё. Нельзя всё!
– Но всего сильнее, – рявкнули они хором, – нельзя курить!
Откуда силы взялись, и Дормидонт сумел громко проорать:
– Да не курю я, не курю!
– Сию минуту начинай курить! – приказали специалистки.
– Зачем?
– Чтобы мы могли отучить тебя от этой пагубной привычки!
Тягостное недоумение навалилось на Дормидонта. Он закрыл слепые глаза и уснул, чтобы не видеть самозваных врачей.
Снилось, что он у себя дома, и никого рядом, только нечищеная картошка и сало в холодильнике. Жаль, что в прошлом сне всю картошку перечистил, а она снова нечищеная.
Взял нож, придвинул кастрюлю, принялся картошку чистить. Главное, не проснуться прежде времени. Почистить картошку, нарезать тонкими полосками сало и жарить на чугунной сковороде пока не появится корочка, которую так боятся специалисты. А потом успеть съесть преступно пожаренную картошку с солёным огурцом. А там уже можно и вовсе не просыпаться.