Он прошел к бару, положил на стойку пакет, поправил очки.
— Три «Гиннесса».
Бармен наполнил три стакана, добросовестно выжидая пока в каждом сядет первая пена. Очкарик открыл пакет, взял стакан, начал вливать «Гиннесс».
— Вообще-то, — бармен насторожился, — у нас лицензия.
— Он будет пить здесь.
В пакете стали смачно глотать. Очкарик начал вливать второй стакан.
— Всё ему? — спросил сосед.
— Всё.
Очкарик начал вливать третий стакан.
— А не хватит ему? — спросили из угла.
— Нет, — очкарик вздохнул.
Когда стакан опустел, пакет дернулся, булькнул, рыгнул.
— Хорошо пошло, — сказал гнусавым голосом.
— Тяжело тебе с ним, — покачал головой другой сосед.
— Сейчас всем тяжело, — отозвались из противоположного угла.
— Ну? — пакет булькнул.
— Еще три, — очкарик обернулся к бармену.
— Только не выноси.
Бармен повторил операцию со стаканами. Очкарик опустошил их в пакет.
— Куда в него лезет? — поинтересовались из первого угла.
— Главное чтобы не полез драться, — очкарик вздохнул.
— Хорошо! — пакет рыгнул, задергался так, что чуть не рухнул со стойки.
— Уже? — первый сосед попятился. — Драться?
— Нет. Пока только петь будет.
— Бы-вы-ва-а-ли дни весе-е-лые... — пакет подпрыгнул, булькнул.
— Это мы слышали, — сообщили из противоположного угла. — Что бы новенького.
— Он на латыни знает.
— Супер. Ну?
— Mentula tam magna est quantus tibi, Papyle, nasus, — пакет гигикнул, — ut possis quotiens arrigis olfacere*.
— Неэстетично, — второй сосед поморщился.
— Вполне жизненно, — успокоили из первого угла.
— Я жду! — пакет рыгнул, подпрыгнул.
— Еще три, — сказал очкарик кротко.
— Только не выноси.
Стаканы наполнились. После каждого стакана пакет дергался, блаженно отрыгивал.
— А еще что-нибудь? — потребовали из противоположного угла.
— Dicam simpliciter tibi roganti — pedicant, Philomuse, curiosos**.
— Это вообще нецензурное, — первый сосед поморщился.
— Напился — пусть ведет себя прилично, — отозвались из первого угла.
— Кто там еще вспух? — пакет задергался, забулькал. — Тебе тоже пора на помойку? Сейчас сделаем.
— Еще три, — сказал очкарик грустно.
— Тяжело тебе с ним, — второй сосед покачал головой.
— Только не выноси...
Очкарик залил в пакет очередную партию.
— Двенадцать «Гиннессов» за вечер даже мой тесть не осилит, — сказали в противоположном углу с уважением. — Пусть он еще что-нибудь почитает?
— Пошел ты, — пакет рыгнул.
— Куда?
— Сказать?
— Ну, продолжай уже.
— Значит сказать? При женщинах, детях? Ты хорошо подумал?
— Начинается...
Очкарик схватил пакет, который заколотился как бешеный, бросился к выходу. Дверь хлопнула.
— Я же сказал! — бармен вылетел из-за стойки, распахнул дверь, выглянул вслед. — Не выносить! У нас лицензия! Блин, что за люди!
—
* Хрен твой огромный такой как, Папил, и нос твой огромный — // так, что когда он встает можешь понюхать его. (Марциал, VI XXXVI)
** Филомуз, от души тебе признаюсь — // любопытных в очко они пердолят. (Марциал, XI LXIII)