Чудинко

1967 год

Зима. Выросший на пустыре жилой массив огибает засыпанная песком, очерченная высокими сугробами на обочинах дорога. Снег во дворе массива вычищен дворником. Яркий солнечный свет отражается от сугробов, делается нестерпимо-жгучим для глаз. Окна квартир покрыты инеем, обклеены изнутри бумажными снежинками. Морозно. Снег хрустит под ногами, деревья громко трещат от малейшего дуновения ветра.

Во дворе почти никого нет. Только у новенькой панельки на краю массива собрались трое пятиклассников. Один из них в ней жил, двое других пришли из соседнего района. Одеты очень тепло: руки в варежках, на головах теплые меховые шапки, на ногах валенки, а кутались ребята в толстые объемные шубы, из-за которых школьники походили на трёх колобков с ножками. Свои портфели мальчишки сложили рядом с тополем и с интересом рассматривали вход в подвал.

- А ночью по квартирам кто-то бегает. Бабушка говорила, что это домовой, но шум-то не только в квартирах. С лестничной площадки крики доносятся, как будто кого-то режут, - который раз повторял свою историю белобрысый мальчуган с непослушными вихрастыми волосами, выглядывавшими из-под шапки.

- Сень, так может домовой весь дом своим считает? – спросил приятеля хулиганистый Васька, потирая полученный во вчерашней драке синяк под глазом.

- Я у бабушки спрашивал, - отвечает Арсений, - она говорит, домовые по подвалам не лазят. – А этот больше всего в подвале шумит. Соседка с нижнего этажа тетя Люда рассказывала, как видела кого-то в темноте, перепугалась и убежала. Решила, что это кот, но мне что-то не верится.

Третий мальчишка – Колька – тощий и слабенький с опаской поглядывал на двери подвала.

- Так может не надо? – спросил он. – А вдруг там…

- Что? – Васька тут же переменился в лице и посмотрел на своего однокашника. – Испугался темноты?

- Да не боюсь я ничего, - обиженно ответил Колька, который темноты боялся больше всего на свете. – Просто зачем туда спускаться? Если идти, то в большой компании. Я читал про полтергейстов, вот они умеют вещи передвигать на расстоянии. А что, если в подвале такой обитает? Как тогда быть?

От слов про полтергейста не по себе стало и Ваське, и Сене, но первый вида не подал.

- Хватит завираться, просто признай, что темноты боишься и всё! – пошёл в наступление мальчишка.

- Да не боюсь я ничего! Сам ты боишься!

- Я не трус, но я боюсь, - передразнил его Васька. – Если не боишься – докажи! Спустись в подвал и посиди там десять минут. Слабо?!

- Вась, да не надо, - забеспокоился Сеня, который уже жалел, что рассказал друзьям о чудесах, которые творились в новом доме. – А вдруг там правда полтергейст?!

- Не слабо! – между тем вмешательство Сени подзадорило Кольку. – Но сидеть я там буду не один, а с тобой. Слабо?!

- Ну конечно, сам боишься, а со мной уже не так страшно будет, - уверенности в голосе Васьки поубавилось.

- Так это ты боишься, раз не хочешь туда идти, а меня отправляешь, - почувствовав, что инициатива переходит в его руки, Колька решил дожать Ваську.

- Ребят, может не надо? – пытался умиротворить своих друзей более уравновешенный Сеня. – Никто из вас темноты не боится.

- Я боюсь?! Ха-ха! Ну тогда пошли. А ты, Сенька, запрёшь нас там на замок и засечёшь десять минут. Вот увидишь, - он посмотрел на Кольку, - ты и минуты не продержишься.

- Посмотрим! – Колька заднюю не давал.

- Коля, Вася, да не надо, я не дам вам ключ, - Сеня попятился, но Васька, уже стянувший с рук мешающиеся варежки, вмиг настиг его и выхватил из рук мальчишки ключ от подвала, после подошёл к решетчатой двери, отомкнул замок на ней, зашёл внутрь и остановился на ступеньках подвала.

- Ну пошли, Колька, только сделаем так: я замкну дверь изнутри, замок положу на верхнюю ступеньку, кто первым струсит, прибежит и сам отомкнёт. Договорились? – с вызовом посмотрел Васька на своего оппонента.

Тот с показной лёгкостью заскочил внутрь подвала, после чего Васька закрыл дверь, сцепил замок с внутренней стороны, а ключ положил на верхнюю ступеньку. Пятиклассники отправились вниз, игнорируя крики Сеньки, который пытался их образумить. Поняв, что друзья его не послушают, мальчишка бросился в свой подъезд звать взрослых на помощь.

Тем временем Васька с Колькой спустились в подвал, свернули в тёмный длинный коридор, по сторонам которого располагались кладовки с закрытыми дверьми. Колька потянулся к выключателю, но Васька тут же его высмеял:

- Уже страшно?

Пришлось убрать руку и двигаться дальше в полутьме в самый конец коридора. Колька затаил дыхание, не шёл, а крался, вздрагивая от малейшего шороха. Он старался храбриться, но по лбу стекал пот и отнюдь не от того, что в подвале было жарко. Васька чувствовал себя поувереннее. Темноты он не боялся, быстро обвыкся с обстановкой, понял, что это обычный подвал, а Сенька напридумывал всякой ерунды, чтобы их запугать. Заметив, что Колька весь напряжён, зажат, жмётся к стенке и неуверенно идёт, Васька решил добавить жути: резко вскрикнул, заставив напуганного одноклассника вскрикнуть в ответ, стал завывать, стукать ногами по дверям кладовок, забавляясь тем, как Колька припадал к стене и мотал головой из стороны в сторону.

- Эй! Хулиганьё! – донёсся голос взрослого. – Ну-ка выходите оттуда! А не то я вам устрою!

- Слышал! – с облегчением выкрикнул Колька. – Нужно уходить, а то влетит.

- Иди, - расслабленно заявил Васька. – Я сразу говорил, что ты струсишь!

- Но это другое, - чуть не плача начал оправдываться Колька, - мне от родителей влетит! Давай вместе уйдём, чтобы по-чест… Вася! Вася! Там кто-то есть! – завопил Колька и, продолжая кричать, понёсся прочь к выходу.

Васька расхохотался ему вслед, прикрикнул:

- Трус!

После краем глаза глянул в конец коридора и переменился в лице – прямо на него надвигалась чёрная приземистая фигура с длинными, волочившимися по земле руками, на пальцах которых были отчетливо различимы длинные острые когти. Ноги в мгновение сделалась ватными, Васька начал движение, но споткнулся, упал, услышал, как хрустят кости чудовища, приближающегося к нему, почувствовал зловонное дыхание, исходившее из его рта, ощутил нежное, почти воздушное прикосновение его рук, попытался отползти, но тут в глазах потемнело от страшной боли – когти вонзились в его плоть, разорвали бедро, через мгновение снова ударили, но только в лицо, превратив фингал в кровавые ошметки. Перед своей смертью Васька не издал ни звука, потому что язык его уже не слушался.

…

Над накрытым простынкой телом склонились два милиционера – младший лейтенант Витя Соломин и его пожилой коллега Егор Михайлович Евдокимов. В подвале горел свет. В желтоватых лучах лампочки Ильича бледное, искаженное гримасами ужаса и отвращения лицо Вити походило на посмертную маску. Пугаться было чего: кожа на левой ноге мальчишки была изорвана, сквозь глубокие раны проглядывала кость. Но это не самое худшее. Нижнюю челюсть мальчика вырвали, а из черноты глотки тянулся казавшийся невероятно длинным язык, напоминавший жирного, отвратительного, червеобразного моллюска.

- Если найдём того, кто это сделал, убью! - раз за разом повторял Витя. – Никогда не видел ничего подобного!

Мрачный Егор Михайлович со скепсисом посмотрел на Витю.

- Я на войне видал ранения и похуже. Иногда даже живой оставался. Тут в другом странность. Раны-то не оружием оставлены.

- А чем?

Егор Михайлович накрыл изуродованное тельце ребёнка простыней, встал, отошёл в сторонку, достал узнаваемую красную упаковку сигарет «Друг», покрутил её в руках, вытащил оттуда две беленьких набитых табаком палочки с фильтром, одну протянул Вите, другую взял сам, достал спички, зажег свою сигарету, дал прикурить напарнику, затянулся, вздохнул. Витя терпеливо ждал, за время знакомства с Егором Михайловичем успев привыкнуть к его манере делать длинные паузы и начинать разговор издалека.

- Я по молодости охотиться любил, - начал свою историю старший милиционер, - а водилося тогда зверья, у-у-у, - протянул Егор Михайлович. – Охотник из меня вышел хоть куда, всегда с добычей возвращался, у нас в деревне не каждый этим похвастаться мог. По округе обо мне пошла слава и стали, значится, меня приглашать охотиться на волков да медведей. Обычно они, скотины эти, на людей не бросаются, нет. Волки нас вообще боятся. Слыхал я, младенцев из колыбели воровали, потом только окровавленные простынки находили. Но чтобы на взрослого человека напасть – не, то редкость большая. Если только не заводился среди зверья людоед. Тогда дело другое, тому как он намерено человека караулил и цапал в удобный момент, - Егор Михайлович снова затянулся сигаретой, помолчал, что-то обмозговывая, потом, делая большие паузы между словами, продолжил. - Волки-людоеды просто убивали. Они есть хотели. Но вот если заводился медведь-шатун, дело другое. Один был такой, которому над телами убитых издеваться нравилось. Кости на ногах обглыдывает, а лицо и туловище когтями издирает, да так, что родные потом загрызенного не узнают. Вот на что похожи раны мальчишки этого. Да только откуда медведь-шатун в подвале квартиры возьмётся, расскажи мне, Витя?

Тот пожал плечами, потушил недокуренную сигарету, выбросил бычок на пол, за что тут же получил подзатыльник от старшего товарища.

- Подбери! – строго сказал Егор Михайлович. – Чтоб я такого больше не видел!

Витя потёр вмиг зачесавшийся затылок – рука у старого милиционера была тяжёлая – наклонился и поднял бычок.

- Другая странность, - между тем продолжил Егор Михайлович, - куда преступник девался-то? Взрослый свидетель что говорит? Другой мальчишка выскочил, отомкнул дверь и принялся орать. Спустился наш свидетель, а там он, - милиционер указал пальцем на накрытое простынёй тело, - мальчишка же про какое-то чудовище рассказывает. С когтями, что важно!

Докурив, Егор Михайлович затушил сигарету о стену, плюнул на дымящийся конец и засунул бычок себе в карман.

- Ну не мальчишка же его убил, в самом деле? Тот тощий, доходяга, а этот, - он снова показал на труп, - крепкий, наверняка драчун.

После слов Егора Михайловича, Витя призадумался, но убедительных ответов, на поставленные напарников вопросы найти не смог. Никакого другого выхода из подвала не было, коридор упирался в глухую стену. Правда, в некоторых кладовках были окошки, но взрослый человек через них никогда не пролезет.

- Ладно, пойдём отсюда, пускай врачи его забирают, - сказал Егор Михайлович.

Милиционеры покинули подвал, перед выходом на улицу надели каракулевые шапки – под вечер температура опустила почти до минус тридцати. Несмотря на мороз во дворе толпилось много народу. Люди галдели, что-то оживлённо обсуждали. Егор Михайлович окинул толпу, наметанный глаз выделил одного человека – высокого молодого мужчину с проницательными карими глазами, пристально рассматривавшего место преступления.

- Это что за хрукт? – спросил он Витю, ткнув пальцем в заинтересовавшего его человека.

Витя присмотрелся и узнал учителя литературы, который работал в школе его сына.

- Фамилии не помню, зовут, кажется, Станиславом Николаевичем. Он учителем работает в местной школе, - Витя нахмурился, внезапно вспомнив. – Точнее работал! Он же летом в аспирантуру поступил, сказал из школы уходит. Хотите его допросить?

- Пока не надо. Просто присмотрись. Сейчас с жильцами дома нужно побеседовать, - распорядился Егор Михайлович. – Кстати, далеко отсюда этот твой Станислав Николаевич живёт?

- Да далековато будет, два квартала вниз по Мичурина.

- У-у-у, - задумчиво протянул Егор Михайлович. – А убитого мальчишку он знал?

- Так сразу я вам не скажу, - ответил Витя. – Надо в школе спросить. Но скорее всего знал - мальчишка из той же школы, что и мои сыновья.

Егор Михайлович кивнул, после чего он уже не возвращался к разговору об учителе литературы и, зайдя в ближайший подъезд вместе с Витей стал допрашивать местных жителей.

Ничего ценного выяснить не удалось. В основном рассказывали о всяких бытовых подробностях, да поведали трагичную историю строительства дома: молодой парень якобы погиб прямо в подвале всего за несколько дней до заселения жильцов. А родственники его были то ли староверами, то ли вообще какими-то зороастрийцами, приходили и кричали проклятья директорам, прорабам, другим рабочим. Грозились, что житья в этом доме никому не будет. На это внимания тогда не обратили, а вот сейчас некоторые про угрозы вспомнили.

Витя историю всерьез не воспринял, а вот Егор Михайлович крепко призадумался. И когда допросы закончились, обратился к своему молодому напарнику:

- Знаешь что, Виктор Кондратьич, давай-ка ты выяснишь, что за строитель здесь умер, при каких обстоятельствах, а главное – кто угрозами сыпал. Чуется мне, здесь собака зарыта.

- Как скажете, Егор Михайлович. Но вся эта история больше на какие-то деревенские суеверия походит.

- Оно может и так, но проверить стоит. И про учителя литературы не забывай!

На этом свою работу на месте преступления милиционеры закончили. Егор Михайлович поехал на троллейбусе домой, а Витя отправился в отделение, где ещё какое-то время поработал, собирая информацию и выясняя подробности, которыми интересовался его старший коллега. Из отделения он ушёл около одиннадцати часов, до своей коммунальной квартиры пришлось добираться пешком. Когда шёл по аллее, засаженной невысокими пушистыми ёлочками, замер, огляделся по сторонам, хоть никого не было, невольно встал на цыпочки и, словно бы крался к зазевавшемуся зверьку, подошёл к деревцу и отломил пушистую лапку. В предновогодние дни и милиционеру можно немножко нарушить закон.

После акта вандализма (или экологического преступления, в правильности классификации Витя не был уверен) направился прямиком домой. Чудом не разбудив соседей и домашних, он миновал коридор, зашёл в маленькую комнатку, поцеловал спящих в обнимку с женой сыновей, тихонько переодевшись, поставил веточку в стоявшую на столе вазу, вдохнул аромат хвои, обернулся, с любовью посмотрел на своих семейных, выскользнул из комнаты, отправился на кухню покурить и перекусить, долго сидел там у окна и думал о произошедшем. Задремал перед рассветом, сон был тревожный, с детскими криками и страшными смертями. Около семи его разбудил сосед, который тоже пришёл завтракать.

Но на работу Витя явился вовремя, ближе к обеду уточнил подробности по смерти строителя и выяснил адрес, где тот проживал. Доложил об этом Егору Михайловичу, и вдвоём они отправились к семье погибшего. На месте выяснилось, что жена и родители строителя переехали совсем недавно. Соседи рассказали, что то были неразговорчивые люди, себе на уме. Держались обособленно, где работали и чем занимались – неизвестно, но небедные. Ничего хорошего или плохого о них не говорили, правда, рассказывали, что каждую субботу семья строителя либо уходила из дому, либо наоборот к ним приходили многочисленные родственники и потом весь день из их квартиры доносилось неприятное пение.

- Ну что думаешь, Витя? – спросил Егор Михайлович, после того как они закончили допросы и вышли из подъезда пятиэтажки.

- Религия какая-то, - ответил Витя. – Помню, ещё при царях был кровавый навет: евреев обвиняли в религиозных жертвоприношениях и судили, но там дела всегда разваливались.

- Ну эти не евреи, судя по фамилии, - заметил Егор Михайлович. – Да и обвинить их пока не в чем. А что по учителю литературы?

- Утром я успел парой слов с детьми обмолвиться. Если надо, его адрес возьму в школе в любой момент.

- У-у-у, - протянул Егор Михайлович. – Давай тогда вместе в эту школу поедем, заодно заскочим в злополучный подвал. Хочу его ещё разок осмотреть.

Сказано – сделано. Сначала заехали в школу и выяснили, что Станислав Николаевич уволился из школы в связи с переездом в другой город. Зачем он вернулся сейчас никто не знал. Потом милиционеры сели в трамвай и поехали на самый край города. Витя был погружён в себя, всё думал об убитом мальчишке. Егор Михайлович, который насмотрелся на ужасы войны, гнал неприятные мысли и любовался молодыми, присыпанными свежим снегом тополями, растущими вдоль дороги. Внимание привлёк невысокий дом культуры, окруженный греческими колоннами. Рядом располагалась афиша, на которой был изображён согнувшийся над псалтырём дьячок, прятавшийся от нечистой силы в нарисованном мелом круге.

- Вий, - произнёс Егор Михайлович. – Помню, мать укладывала спать, а я всегда притворялся спящим, дожидался, когда она сама уляжется, потом залезал под кровать, зажигал спрятанную там свечку, опускал одеяло до самого пола, чтобы свет не попадал в коридор и меня не застукали, после чего зачитывался повестями Гоголя. Вот всё собираюсь с моей супругою сходить, посмотреть, как же наш советский синематограф по этому поводу высказался. А ты уже видел?

Витя отвлёкся от своих мыслей, посмотрел на уходящую вдаль афишу, кивнул.

- Да, с женой и детьми ходили неделю назад. Страшный, ничего подобного никогда не смотрел. Когда гроб с ведьмой летал, я всё гадал, как бы себя повёл, окажись там. А ещё было интересно, как они всё это снимают так ловко?

- Магия синематографа, етить его, - усмехнулся Егор Михайлович. – Я когда первый раз в кино пошёл – а тогда крутили только немые фильмы – был в восторге! Никто и представить себе не мог, что такое вообще возможно. Мой отец дремучий крестьянин был, всё твердил «как мой дед жил, как мой отец жил, как я жил ничего не поменялось, вот и ты так проживёшь». Вот он до последнего не верил в синематограф. А когда увидел, встал и перекрестился. Это, говорит, что же за чудо творится! Такого впечатления никто уже не испытает, как тогда. И ведь удивительно. Всё, что отец говорил про прадеда, деда – всё правда. И я вот гадаю, Витя, как же так вышло-то, что мы живём в…

Договорить Егор Михайлович не успел: трамвай остановился, милиционеры напялили на головы теплые шапки и вышли на остановке. На улице было не до разговоров: мороз усилился, сильно щипало щеки, даже смотреть и то больно. Когда подходили к подвалу, дверь в него оказалась открыта. Витя насторожился, пошёл первым, спустился вниз, Егор Михайлович поспешил за ним.

- Кто здесь? - Витя увидел, что в коридоре не включен свет, а около одной из кладовок, что посередине, крутится какой-то высокий тощий мужчина. – Что вы там делаете, товарищ?

Возможный злоумышленник перепугался, выронил из рук отвертку, которой копался в нехитром замке, быстро наклонился, поднял её и спрятал в кармане, после чего посмотрел на Витю.

- Станислав Николаевич?! – удивился Витя. У него за спиной возник запыхавшийся Егор Михайлович. – Вот он учитель литературы, которого мы искали, - сообщил он старшему коллеге.

- Занятная встреча, - Егор Михайлович нахмурился и с сомнением посмотрел на учителя. – И что вы тут делали?

- Взламывал замок кладовки, - подсказал Витя.

- Попытка кражи со взломом значит, у-у-у, - протянул Егор Михайлович.

- Я ничего не собирался воровать, - стараясь сохранять спокойствие, ответил учитель.

- Положим, - Егор Михайлович скрестил руки на груди. – А что вчера здесь делали? Вы, кажется, из нашего города уже того, уехали?

- Как видите нет, - учитель пошёл навстречу к милиционерам, стараясь держаться спокойно, но голос его слегка дрожал, выдавал нервозность. – А сюда я пришёл потому, что знаю, кто убил мальчика.

- Вот как?! – с иронией воскликнул Егор Михайлович. – И давно вы узнали? Когда собирались сообщить в милицию имя-отчество подозреваемого?

- Боюсь, милиция здесь не поможет, - ответил Стас.

- Знаете что, Станислав Николаевич, - влез в разговор Витя. – Ваши загадки мне начинают надоедать. Давайте-ка, наверное, проедемся с нами в отделение и там вы обо всём расскажете.

- Если я обо всём расскажу, вы сочтёте меня сумасшедшим. Поэтому в отделении я не буду с вами искренен.

- А здесь будете? – Витя хмурился всё сильнее.

- Здесь буду.

- Ну и кто тогда убил мальчика? – спросил Егор Михайлович.

- Чудовище, о котором рассказал выживший мальчишка, - выпалил Стас.

- Ну что, увозим его? – Витя не на шутку разозлился и, всё больше склоняясь к тому, что учитель если не убийца, то как-то замешан в убийстве, хотел врезать Стасу.

- Пусть идёт, - задумчиво протянул Егор Михайлович. – Только адресок свой оставьте и больше взломом чужих замков не занимайтесь. Тем более что у вас это не слишком хорошо получает.

Пожилой милиционер достал блокнот и карандаш, протянул их Стасу, тот стянул с рук перчатки, поежился, расправляя свою куценькую шубу, после чего дрожащей рукой написал улицу, номер дома и квартиру, передал записку Егору Михайловичу. После милиционеры разошлись в стороны, позволяя Стасу выйти. Витя был сильно недоволен и вопросительно смотрел на своего сослуживца. Тот подмигнул ему, а когда учитель почти поднялся на самый верх лестницы, окликнул Стаса.

- Один вопрос, Станислав Николаевич. Допустим, я вам верю. Мальчика убило сказочное чудовище. Вот только куда оно делося? Свидетель никого не видел, стена сплошная, ладно сложенная. Как убежать?

- Боюсь, никто никуда не убегал. Чудовище до сих пор там, прячется и ждёт, - ответил застывший на ступеньках Стас.

- Ну что, теперь задержим его? – шёпотом спросил Витя.

Егор Михайлович мотнул головой в знак отрицания. Учитель это заметил и ушёл.

- Почему вы его отпустили? Он же явно в чём-то замешан. Я не удивлюсь, если он убил мальчика!

- Не думаю. Одно знаю – дело сложное. И тут творится какая-то чертовщина, - ответил Егор Михайлович. – Ты запомнил, у какой кладовки крутился этот литератор?

- Да, у той, - Витя показал пальцем.

- Иди, найди хозяина, пусть откроет нам дверь. Посмотрим, что там. А я пока ещё раз осмотрю подвал.

…

Стас занимался переводом английской книги, когда в дверь квартиры позвонили. Удивившись, он вспомнил о встрече с милиционерами, напрягся. Неужели его всё-таки задержат? Это крайне нежелательно!

Закладки в книге не было, поэтому пришлось перевернуть её и положить на стол обложкой вверх. После Стас направился к двери, отомкнул её.

На пороге стоял старый милиционер, который сегодня с ним разговаривал.

- Здравствуйте, Станислав Николаевич. Могу войти?

- Здравствуйте. Входите, - Стас решил, что с его стороны будет разумным не провоцировать и вести себя вежливо. – Ваш коллега с вами?

- Нет, - пробухтел милиционер, заходя в прихожую, стягивая с себя дорогие кожаные сапоги и снимая шубу. – Он думает, я домой поехал.

- А вы ко мне, значит. Почему, если не секрет?

- Не секрет, - ответил милиционер, разобравшись со своей одеждой и обувью, без спроса надев стоявшие у входа тапочки. – Хорошая квартира. Ваша?

- Нет, она принадлежит одному профессору, с которым я хорошо знаком. Он уехал на конференцию и разрешил здесь пожить какое-то время.

- Хорошо профессора живут, - протянул милиционер, расхаживая по коридору и свернув в кабинет, в котором Стас занимался переводом. – Тхе Гио… - попытался прочитать название лежавшей на столе книги милиционер. – Только Г почему-то перевернутая.

- The Lion, The Witch and the Wardrobe, - подсказал Стас. – Современная английская сказка. Брату прислал друг по переписке, я вот занимаюсь переводом, потому что для моего брата такой английский пока сложноват.

- Ну и как, интересно? Или буржуазная литература загнивает? – с улыбкой спросил милиционеры.

- Вы знаете, интересно, - как можно беззаботнее ответил Стас. – Но, думаю, у нас нескоро опубликуют. Слишком много религиозных отсылок.

- Напрасно. Я вот начинал учиться ещё в церковно-приходской. Там многое из Писания зачитывали. Есть и хорошие места. Не думаю, что советским детям навредит.

- Наверное, - милиционер начинал раздражать Стаса, но Яковлев старался не показывать этого. – Вас, простите, как зовут? А то ни вы, ни ваш коллега не представились.

- Да-да, - милиционер дружелюбно улыбнулся. – Из простецкой семьи я. Вы не обижайтесь. Позабыл. Егором Михайловичем меня кличут.

После этих слов милиционер протянул Стасу руку, тот её пожал и вопросительно посмотрел на гостя. Повисла пауза, которая смущала Яковлева, но, похоже, вполне устраивала милиционера.

- Так что с этим чудовищем, Станислав Николаевич? Ты там что-то такое рассказывал в подвале, - как бы между прочим перейдя на «ты», спросил милиционер.

«Какая-то провокация?» - подумал Стас. Впрочем, если расскажет о своих догадках, то вряд ли это как-то ему навредит.

- Вы когда-нибудь слышали легенды о чудинко? Это такая фигурка. Чаще всего простая соломенная куколка. Но фигурка непростая. Если хозяин чем-то обижал строителей, то они закладывали чудинко в основание дома, после чего поселившихся там людей начинали преследовать одна за другой напасти. Чаще всего дело ограничивалось скрипами, шумом, звуком шагов среди ночи, в самых тяжёлых случаях полуночными криками, которые пугали всех домочадцев, но до смерти могли довести только тех, у кого совсем слабое сердце. Однако чрезвычайно редко чудинко нёс на себе печать проклятья. И тогда жильцы дома умирали один за другим. Такое практиковалось только очень сильными колдунами.

- У-у-у, - протянул Егор Михайлович, опуская глаза в пол. – Ты, значит, считаешь, что чудинко вызвал это чудовище?

Стас замялся. Он почти не знал милиционера и не хотел говорить о своих истинных мотивах возвращения в город.

- Послушайте, Егор Михайлович, если это какая-то провокация или попытка расколоть меня, то я вас уверяю…

- Успокойся, Станислав Николаевич, - тихо, но настойчиво прервал его милиционер. – Я почему Витю не взял – его убеждать пришлося бы. А я тебе верю. Мальчишку порвало какое-то животное. Выбраться из подвала незамеченным оно не могло. Вывод один – выживший мальчик говорил правду. Потому я к тебе и пришёл. Ты, похоже, разбираешься в этих вещах – тебе и слово. Не хочу, чтобы это чудовище ещё кого-то убило.

Стас с удивлением посмотрел на пожилого милиционера. А он ещё считал стариков ретроградами!

- Если вы искренне хотите мне помочь, то мы можем завтра же утром всё устроить. Нужно просто отыскать чудинко и проколоть его. В легендах для этих целей используются вилы, но, думаю, подойдёт и нож. Главная проблема – это поиск куклы. Если строители спрятали чудинко в фундамент, то, боюсь, мы бессильны.

- Не спрятали. Это как-то связано со смертью одного из рабочих перед самой сдачей дома. Он был из религиозной семьи, но они нехристи какие-то. К тому же недавно уехали. Подозрительно.

«Они вышли на след секты!» - ужаснулся Стас. Только милиции ему и не хватало!

- Я тоже на это надеялся, - стараясь не выдать своё волнение, сказал Стас. – Предположил, что куклу заложили перед самым заселением в какую-нибудь щель. Раз уж чудовище действует только в подвале, значит и чудинко должен быть там. Поэтому осмотрел коридор, но ничего не нашёл и начал лазить по кладовкам, когда ваш коллега застукал меня с поличным. Если мы быстренько и по-тихому взломаем завтра все кладовки…

- Всё-таки у тебя имеются какие-то уголовные наклонности, Станислав Николаевич. Взламывать, красться, да ещё и по-тихому, - милиционер улыбнулся. – Мы сегодня всё проверили. Всё, кроме одной кладовки в самом конце коридора.

…

Около девяти утра Стас и Егор Михайлович встретились у входа в подвал. Милиционер открыл замок ключом, который ему доверила управдомом, Стас первым спустился в подвал, зажёг свет и увидел, что в конце коридора стоит небольшой, старинный чёрный шкаф, дверцы которого были закрыты на замок. Ключ, впрочем, лежал прямо на шкафу.

- А это что такое? – спросил Стас, указав на шкаф.

- Вчера хозяева сюда приволокли. Хотели запихать себе в кладовку, да не смогли. Выбросят, наверное. Мы, вроде, по делу?

Стас кивнул, направился в конец коридора, чуть отодвинул шкаф в сторону, достал из кармана своей куценькой шубы ножик, начал было ковыряться в замке.

- Подвинься, молодежь! Дорогу пожилым! - усмехнулся Егор Михайлович и навалился на дверцу кладовки плечом. Стукнул раз, стукнул два - хлипенький замок вывернулся, дверь открылась.

В кладовке почти ничего не было. Только старый пустой сундук без крышки. На стенах ножом кто-то выцарапал перевернутые кресты, но сделано это было небрежно, если не приглядываться, легко можно было спутать символы с простыми механическими повреждениями.

- Ну что? Нашлося, что искалося? – спросил Егор Михайлович.

Стас ничего не ответил, вместо этого отодвинул сундук в сторону и увидел, что тот закрывал щель между полом и стеной, из которой торчали стебли соломы. Стас наклонился, потянулся туда рукой, нащупал, что-то, схватил, достал маленькую фигурку. Пучок соломы перетянут примерно посередине длинными чёрными волосинами, верхняя его часть была обвязана ещё и чёрной тряпкой. Простенькая куколка и была тем, что Стас искал. Ну и раз её заперли в кладовке, значит кто-то из жильцов дома был в сговоре с колдуном, принёсшим сюда чудинко.

- Станислав Николаевич, ты там скоро? – в голосе Егора Михайловича чувствовалась тревога. – Тут какая-то чертовщина творится.

- Какая? – Стас вышел из кладовки в коридор и увидел, как нарушая все законы геометрии из-под узкой щелочки у входа выползает нечто крупное, просто неспособное пролезть в ту щель.

Сгорбленная полутораметровая фигура с зелёными кошачьими глазами на морде и когтистыми руками (когти были острые, как бритвы, длиннее самих пальцев), вытянутое уродливое бугристое лицо, будто бы покрытое страшными ожогами, оскал, демонстрировавший длинные белые зубы, не помещавшиеся в уродливой кривой пасти. Чудище пробралось наружу и уставилось на незваных гостей.

Егор Михайлович потянулся за пистолетом, Стас достал нож, положил куколку и проткнул её, перевёл взгляд на чудовище. Ничего! Заметив куколку в руках чужака, чудовище стало надвигаться на людей, поднимая тяжёлые, непропорционально длинные руки в воздух, отводя свои смертоносные когти в стороны, готовясь нанести безжалостный удар.

- Ну что там?! – крикнул Егор Михайлович.

Стас ударил куколку ножом ещё несколько раз, но никакого эффекта это не произвело.

- Стреляйте! – крикнул он вместо ответа.

После этой команды старый милиционер переменился в лице. Волнение исчезло, глаза прищурились, взгляд стал сосредоточенным, поза выражала уверенность.

- Рано, - с поразившим Стаса спокойствием и безразличием ответил Егор Михайлович, позволяя чудовищу подойти ближе.

Кошачьи глаза задрожали, короткие ноги чудища согнулись в коленях – оно готовилось прыгнуть! Стас невольно попятился, но Егор Михайлович оставался на месте и, позволив уродцу приблизиться почти вплотную – их разделяло не больше тридцати сантиметров! – открыл огонь. Звучные выстрелы разорвали подвальную тишину, чудовище оступилось, попятилось, рухнуло на землю! Вовремя – патроны кончились. Егор Михайлович стал перезаряжать пистолет, внимательно наблюдая за тушей подстреленного им чудовища. Чутьё подсказывало – это не конец.

Рука поверженного монстра дёрнулась, голова чудовища повернулась. От одного глаза осталась жуткая дыра, отчего морда сделалась только страшнее. Зрачок второго глаза превратился в узенькую вертикальную щелочку. Не издав ни звука, чудовища поднималось на ноги.

- Слышь, Станислав Николаевич, плохи наши дела, - как бы между прочим заметил старый милиционер. – Патроны-то его не берут. Я сейчас последние отстреляю, да давай отсюда выбираться, если выйдет.

Стас сомневался, что выйдет – чудовище с непередаваемой злобой взирало на них своим единственным уродливым глазом. Должно было быть решение, но какое?! Стас окинул взглядом пространство за спиной, увидел старый шкаф.

«Выбросят, наверное», - вспомнились слова Егора Михайловича. А ещё шкаф, через который персонажи Льюиса попали в Нарнию. Чудинко действует только в подвале и не может пробраться в чью-то квартиру. Нужна просто замкнутая емкость! Поэтому в кладовке и стоял сундук! Вот оно решение!

- Задержите его хотя бы на тридцать секунд! – взмолился Стас и бросился к шкафу.

- Легче сказать, - пробормотал Егор Михайлович, снова подпускавший к себе чудовище.

«Ближе, ближе», - проносилось у него в голове, но тут, когда их разделяло около полуметра, существо прыгнуло и наотмашь ударило своей когтистой лапой.

Егор Михайлович ахнул от неожиданности, подался назад, начал стрелять, ощутил жгучую боль в левой лодыжке, увидел, что коротконогая тварь уже стоит над ним, заносит лапу над головой для решающего удара.

«Бывай, жизнь!» - подумал он, уверенный, что это его последняя мысль, инстинктивно закрылся руками.

Секунды тянулись, но ничего не происходило. Егор Михайлович отвёл руки и увидел, что чудовище пропало, приподнялся на руках, посмотрел в конец коридора и увидел, что Стас замыкает ключом старый шкаф.

- Что случилося? – спросил милиционер у учителя.

- Вас ранили, - переволновавшийся Стас механически засунул ключ к себе в карман, подошёл к пожилому мужчине, осмотрел его ногу, из которой бежала кровь. – Нужно перевязать…

- Да подожди ты! – милиционер схватил Стаса за плечо, заставил посмотреть себе в глаза. – Куда он делся?

- Они как-то изменили проклятие. Кукла обрела дух или нечто наподобие. То, что материализовалось перед нами. Но это чудовище было по-прежнему связано с чудинко. Сундук там стоял неслучайно. Видимо, чары работали только в границах ёмкости, в которой находилась куколка. Запертый сундук или, скажем, шкаф, устанавливали новые границы, из которых чудовище не могло выбраться. Я запер куклу в шкафу, и чудовище сразу исчезло.

- А почему нож не сработал?

- Не знаю. Они изменили чары, - повторил Стас. – Но давайте об этом позже, вы истекаете кровью!

Егор Михайлович посмотрел на свою ногу, кивнул. Стас разорвал штанину милиционера, тканью перевязал рану, помог тому подняться и вывел из подвала. Заскочил в ближайший подъезд, без стука вошёл в квартиру на первом этаже. Внутри обнаружил старушку, читавшую газету на кухне под новогодней ёлкой, которую пока не успели нарядить. Быстро объяснил хозяйке ситуацию и спросил, где можно найти телефон.

- Телефоны нам ещё не давали. Таксофон есть, через дорогу, - сообщила перепуганная старушка. – Вы бы, товарищ, раненого привели сюда, он же замерзнет.

Стас послушал её, вернулся на улицу, помог Егору Михайловичу зайти в квартиру, после чего снова бросился на улицу, побежал искать таксофон.

- Ты ещё в милицию позвони, - крикнул ему вслед Егор Михайлович. – Попроси Виктора Кондратьевича Соломина, расскажи, как есть, он вмиг приедет.

К счастью, таксофон оказался недалеко. Сначала Стас позвонил в скорую, только потом в милицию. Последний звонок отнял у него минут пять, потому что дежурный долго искал нужного милиционера. Когда из динамика раздался молодой голос, Стас без лишних предисловий всё объяснил и повесил трубку. Бегом вернулся обратно, вздохнул с облегчением, увидев, что у подъезда уже стояла карета скорой.

Когда Стас добрался до подъезда, то на входе столкнулся с врачом.

- Товарищ, аккуратнее, - приветливо улыбнулся молодой доктор.

- Извините, - сказал запыхавшийся Стас. – Это я звонил по поводу раненого. Ну как там?

- Порезы глубокие, но ничего серьёзного. Кровь мы остановили, рану забинтовали. Но нужно сделать прививки от бешенства и столбняка. Ваш старший товарищ отказывается признаваться, кто его так погрыз. А вы в курсе?

Стас замялся, не зная, что ответить.

- Ну что за люди, - улыбнулся врач, - тайны, заговоры, интриги. Я предлагал ему съездить в больницу – не захотел. Поэтому вы обязательно проследите, чтобы он приехал в поликлинику и сделал все прививки! Ему веры нет, - врач снова улыбнулся, попрощался и сел в машину.

Стас же пошёл в квартиру, где обнаружил стоявшего на ногах Егора Михайловича с наполовину оголённой ногой, беседовавшего с бабушкой. Та копалась в шифоньере, перебирала штаны, время от времени протягивая их милиционеру для примерки.

- Вернулся, Станислав Николаевич? А меня уже на ноги поставили, - Егор Михайлович чуть ли не с гордостью похлопал себя по повязке. – Меня в сорок третьем призвали, так, не поверишь, самое страшное, что коснулось – одни царапины. Ни пуля вражья не брала, ни снаряды. Это, наверное, самое серьёзное ранение за всю мою жизнь. Антонина Семёновна, видишь, вызвалась пополнить нашу казну за счёт собственных средств, предоставив сотруднику уголовного розыска штаны своего мужа.

Милиционер подошёл к Стасу поближе и перешёл на шёпот.

- Сейчас Витя приедет, я ему поручу тебе всячески содействовать. Рассказывай, как эту дрянь победить.

- Правильнее всего шкаф этот вынести отсюда, увезти куда-нибудь подальше, в лес или в чистое поле, и сжечь. А ещё нужно выяснить, кому принадлежала кладовка - ответил Стас.

- Про кладовку сейчас всё вызнаем, ты иди Витю карауль.

Стас кивнул, выбрался на улицу и увидел подъезжающий автомобиль милиции. Тут ветер донёс до его слуха какой-то подозрительный шум. Стас обернулся, посмотрел на распахнутую дверь в подвал. Нехорошее предчувствие закралось в душу. Он бросился туда, спустился по ступенькам, и застыл на месте, уставившись в конец коридора.

- Это вы звонили?! – донёсся взволнованный голос Вити со стороны входа. – Где Егор Михайлович?

Стас ничего не ответил, не в силах отвести взгляд от пустого коридора и голой стены в конце. Шкаф исчез.