Чудеса происходят каждый день, и не их вина, что мы этого не замечаем. Вот у вашего соседа родился ребенок, разве это не чудо? «Обычная история, — скажете вы. — Их миллионы рождается на земле каждый день. Какое же это чудо?». Согласен, но…
Рождение плоти можно объяснить химическими процессами, биологией и физикой, оперируя медицинскими и прочими научными терминами, но как объяснить появление души? Ее слиянием хромосом не объяснишь, на молекулярном и даже атомном уровне не рассмотришь, она дается человеку один раз, и на всю жизнь богом, к нему же и уходит после смерти. Разве это не чудо?
Мама подула на ранку ребенку, и боль прошла. Это не чудо?
Искал хорошую работу, уже отчаялся, и тут встречаешь старого друга, и между делом, за разговором не о чем, и воспоминаниями, узнаешь, что в его фирме ищут человека именно по твоей специальности, и платят ой как даже хорошо. Везенье? Или это чудо?
А предсказания будущего? «Шарлатанство», — рассмеетесь вы, и в девяносто девяти случаях из ста, будете правы, но остается один маленький процентик, который только как чудом, больше ничем объяснить нельзя.
Я человек недоверчивый. Жизнь, знаете ли, преподносила уроки, била иногда на отмашь, отправляя в нокаут. Несмотря на свои тридцать, насмотрелся всякого, и на веру мало что принимаю, но тот случай, который я сейчас расскажу, перевернул мое отношение к чуду, и предсказаниям, в частности.
К тому времени я был женат уже шесть лет. Считал себя счастливым человеком, который любит, и которому отвечают взаимностью. Все вроде хорошо, но вот самого главного, о чем мы с женой мечтали, не было. В силу каких-то своих женских проблем, моя Аленка не могла родить. Мы использовали все доступные возможности от медицины, до бабок шептуний, но ничего не помогало. Начали подумывать об усыновлении.
Тот день был выходным, и выдался жарким, располагающим к отдыху на берегу речки на пляже, но надо было съездить на дачу к родителям, сосед, алкоголик, по пьяни, на тракторе, завалил им забор, и снес угол курятника. Куры разбежавшись по огороду, дружно уничтожая будущий урожай. Как на зло, отец сорвал спину, и мне пришлось срочно ехать ремонтировать изгородь, и куриный домик. Мало того: ко всем напастям, еще и мой автомобиль, в этот день находился в ремонте, так что пришлось ехать на рейсовом автобусе.
Я сидел на лавочке, в тенечке от раскидистой липы, недалеко от автобусной остановки, и ждал общественный транспорт, бездумно рассматривая асфальт под ногами, не зная, чем еще себя можно занять. Пыльные, кирзовые сапоги остановились прямо у меня под носом, и басовитый голос, над моей макушкой поинтересовался:
— Вы разрешите присесть с вами рядом? Спаси господь.
Я поднял голову. Молодой парень, на вид не больше двадцати пяти лет, в очках, в монашеской черной рясе, стоял напротив и слегка покачиваясь, смотрел на меня голубыми пьяными глазами, из-под рыжих бровей.
Высокий, худой, немного сутулый, с тонким огненным пучком стянутых черной бечевкой на затылке волос, куцей спутанной бородкой, и застрявшей в ней хлебной крошкой, с носом-картошиной, бледной кожей, красными пухлыми губами, и запахом стойкого перегара, он произвел на меня неприятное впечатление.
«Вот тебя мне только не хватало, для полного счастья. — Подумал я. — Алкоголик, в одежде монаха. Бомж видимо, не нашел в мусорном контейнере ничего более приличного, вот и напялил на себя монашескую рясу».
— Еще раз извините. Спаси господь. Но тут единственное место в тени, а я сейчас в таком состоянии, что на солнце находиться не могу, и ноги не держат. Согрешил вчера. Выпил спиртного с горя. Каюсь, слаб духом, сорвался, но бог милостив, и простит мне этот грех. — Словно услышав мои мысли, извиняющимся голосом пробасил он.
Я подвинулся, освобождая место, и он сел рядом, стараясь держаться как можно дальше.
— Да. — Вздохнул незнакомец. — Полностью согласен с вами. Вид еще тот, но вы зря смотрите на меня с такой неприязнью. Судить человека нельзя не зная причин. Да и вообще судить в праве нас только бог. — Он еще раз вздохнул. — Вы автобус ждете?
— Жду. — Огрызнулся я. — Вам до этого какое дело? — Разговаривать с ним совершенно не хотелось, настроение было не то.
Единственный выходной, который собирался провести вдвоем, вместе с женой; сходить в парк, в кафе, в кино, или просто посидеть у телевизора ничего не делая, был испорчен. Мне пришлось ехать по жаре в деревню, и там махать молотком, и топором, выслушивая стенания мамы об отсутствии внуков, а потом еще и возвращаться обратно за полночь, да и собеседник из подвыпившего человека обычно неприятный.
— Я, тоже жду автобус. — Улыбнулся монах, и расстегнув сумку, похожую на планшетник, висящую у него на плече. Достал оттуда пластиковую бутылку с водой, и сделал глоток. — На похороны еду. Брат у меня умер. Повесился. Буду его отпевать.
— Разве самоубийц отпевают? — Сам от себя такого не ожидая удивился я, непроизвольно поддержав разговор.
— Нет, конечно. Но есть исключения. — Он еще раз отхлебнул воды. — Мне батюшка настоятель дал разрешение. — Он вздохнул. — Мне поверили, а я согрешил. Слаб человек. Напился вот с горя. Любил брата очень. Онкология у него была. Болел сильно, вот и не выдержал испытания, данного богом, наложил на себя руки. Спаси его господь. Двойняшки мы, он на пять минут старше меня. — Мой собеседник отвернулся, и замолчал. — Все мы грешники, спаси Господь. — Дрогнул его голос. — Всем ответ держать. Всем воздастся по делам его. Кто-то чревоугодьем безмерным грешит, кто-то убийством, или воровством подлым, а кто-то ложь грехом не считает, святые люди редкость в наше время. — Он повернулся, и как-то осуждающе посмотрел мне в глаза. — Ну а кто-то и к родителям ехать не хочет, помогать, да нравоучения там выслушивать, и не ведает, что тоже грешит. Почитать нам родителей богом наказано, да только не помним мы заветов святых.
Меня как током пробило. Это же он обо мне говорит. Откуда знать может? Совпадение? Может быть и так, да только уж странное совпадение.
— Неуважение к родителям — это то же грех. — Между тем продолжал он свой монолог. — Отвечать за него придется перед Господом, если уже ответ этот сейчас не держишь. Разные может бог послать испытания, для осознания греха своего. Может болезнь, может бедность, а может и деток не давать, пока не осознаешь, что творишь.
Я вздрогнул: «А ведь это он точно про меня. К родителям езжу редко, и с большой неохотой, все больше звоню, и то отделываясь общими фразами. Врать приходиться часто, работа такая. Адвокат профессия к честности не располагающая. Неужели поэтому детей у меня нет? Да кто же ты такой парень?». — А он все не унимался, все более и более приводя меня в недоумение.
— Ты покайся перед мамкой с отцом-то. Прощения попроси. В часовенку потом сходи, ту, что на околице, перед погостом стоит. Там иконка Божьей матери есть, старенькая такая, пылью покрытая, как тетка Анисья померла, так никто там и не убирается. Свечку поставь у образов, да помолись. Как умеешь, так и помолись. Богу не слова нужны, а искренность в душе. — Он еще раз раскрыл свою сумку, порылся там, достал кожаный крестик, на простеньком шнурке, и протянул мне. — На-ка вот, возьми, он освященный. Как сын родиться, ты сразу ему на шею и одень. — Он встал. — Ну вот и автобус мой. Засиделся, да наговорил тебе всякого. Ты уж прости. Пора мне. — Странный монах, покачиваясь, пошел в сторону остановки, но отойдя на пару шагов, остановился и вдруг обернулся. — Хороший будет у тебя сын, крепенький, и смышленый, а если с пути праведного не свернешь, даст тебе бог еще и двух дочерей. Господь милостив к кающимся. — Незнакомец улыбнулся. — Спаси Господь. — Отвернулся, и ушел, а я как сидел, так и остался сидеть, сжимая в кулаке крестик, ошарашенный его словами. Даже имени его спросить не удосужился. Автобус мой ушел без меня, пропустил я его слова монаха в голове прокручивая. Долго так сидел, и смотрел в одну точку, а потом такси вызвал, и поехал в деревню.
В часовенке и правда оказалась маленькая пыльная иконка. Я зажег свечку, что дала мне плачущая мама. Я ведь просил у нее и отца прощения, за свою невнимательность. Стоял на коленях, и каялся, вот она и расплакалась.
Молился перед иконой я как мог, так как никаких молитв не знал. Своими словами просил милости у бога, и обещал перед святым ликом выучить «Отче наш», и еще многое.
Вышел из часовенки, перекрестился, и словно крылья за спиной выросли. Такая легкость на душе, что летать готов.
Домой вернулся ночью. Аленка еще не спала, и ждала меня. Как только я открыл двери, она кинулась мне на шею, и обняла, намочив плечо слезами.
— У нас будет маленький. — Прошептала она мне горячим дыханием в ухо. — Ты слышишь? Маленький. Ты будешь отцом…
Пять лет уже с тех пор прошло, и я стал трижды отцом. Поверил я в тот день, и в бога, и в чудо им подаренное. Об одном до сих пор жалею. Не спросил, как зовут того молодого, пьяненького монаха, открывшего мне глаза.
Спаси его Господь, и прости грехи.