Застолье подходило к концу.
– А как вы познакомились? – спросила размякшая и раздобревшая Марина.
Свояк со свояченицей влюбленно, словно молодые, переглянулись.
– Ой, в доме отдыха, – ответила свояченица. – Вот, познакомились и с тех пор, двадцать лет уже, не расстаемся. А вы?
– А мы – в институте. И не расстаемся девятнадцать лет.
Марина взглянула на мужа, налегавшего на пирожное.
– У кого как, – вздохнула свояченица.
– И самое главное, – подхватила Марина, – что характеры полностью совпали. Вот совершенно, до мелочей.
Муж иронично хмыкнул.
– Без этого никакая семейная жизнь невозможна, – заметила свояченица.
– А я о чем говорю?!
– Пусик, нам пора, – сообщил сытый и довольный свояк. – На дорогах пробки.
Свояченица кивнула.
– Да как же пора? Давайте еще по чашечке, – всполошилась, захлопотала, потянулась к заварочному чайнику Марина.
– Ой, спасибо, уже не лезет. Поедем, пожалуй.
Гости принялись вставать из-за стола, отодвигая стулья.
– Пропусти, – бросила Марина мужу.
Расселся, понимаешь: не дает пройти.
Свояк со свояченицей забрали личные вещи и двинулись во двор, к машине. Хозяева вышли следом.
– Спасибо за прием.
– Всегда рады.
– Открой ворота, чего стоишь без дела? – напомнила Марина.
Муж пошел открывать ворота.
Свояк сел за руль, свояченица – на переднее сиденье.
– До свиданья!
– До свиданья, гости дорогие! – замахала Марина, чуть не прослезившись. – Всегда рады вас видеть.
Душевно посидели! И люди какие хорошие!
– Приезжайте через две недели! – крикнул муж. – На рыбалку сходим. Плотва должна брать.
– Заметано! – обрадовался свояк.
***
Едва машина отъехала, в Максима ударил поток оранжевых – пока еще оранжевых – флюидов:
– Ты чего городишь?
Неужели началось? Вроде бы еще рано. После отъезда гостей чудовище должно быть умиротворено, ведь выходной прошел как нельзя лучше. Закусили, попили чайку, поговорили по душам – к общему удовольствию.
– А чего?
– Зачем через две недели пригласил?
– Дык… плотва, – брякнул Максим, не подумав.
Его простодушный ответ стал страшной ошибкой. Об этом свидетельствовало биополе чудовища, немедленно загоревшееся раздраженным красным.
– При чем здесь плотва?! Только о себе думаешь! А обо мне? Успею я отдохнуть или нет?
– Ты же сама…
– Что сама? Я всегда сама! А тебя кто просил языком молоть?
– Сама сказала, что рада их видеть. Или нет?
Биополе чудовища полыхало вовсю.
– Ты… ты…
Заявить, что не радо видеть свояков, чудовище не могло, конечно.
– К тому же, это через две недели, – добавил Максим, желая сказать, что за две недели можно прекрасно отдохнуть.
И в самом деле, какие проблемы?
Но сопротивляться было бесполезно. Биополе чудовища изошло вулканическими брызгами, в Максима полетели раскаленные флюиды.
– Ты почему ворота не смазал? Я тебе еще не прошлой неделе сказала, что скрипят.
При затруднении с аргументацией чудовище обожало переводить разговор на другие темы.
– Я смазал.
– Врешь! Они скрипят!
– Хорошо, смажу еще.
– Тебе на меня наплевать!
– Ну, началось…
– Наплевать!
Максим почувствовал, как в душе рождается сопротивление. В конце концов, мужик он или нет?! Прибить, и вся недолга. Но применять меры физического воздействия не стал – лишь устало произнес, обозначая мужское несогласие и презрение:
– Как же мне надоело. Вот это самое.
Он давно осознал, что чудовища не одолеть, и смирился.
– А почему ворота скрипят?
– Да иди ты!
Максим находился уже в доме, когда услышал:
– Сам иди! Чтоб ты сдох!
Облако раскаленных флюидов преодолело дощатые стены и ударило Максима под лопатку. Видимо, пробило защиту, потому что в области сердца возникла щемящая боль – потом отпустила.
Чудовище еще долго ярилось за стенкой, а Максим лежал на кровати, с подушкой на голове, и думал о том, какая жизнь необъяснимая штука. Если бы он знал, если бы понимал – тогда, девятнадцать лет назад, когда знакомился с приветливой и застенчивой студенткой…