Чужак. Последний конклав

Чужак. Последний Анклав

Книга 3

Aiutati che il ciel t’aiuta

Помоги себе сам, и небо поможет тебе.

Глава 1. Колофоны

Монахиня оторвалась от тяжкого труда. Подняла взгляд на небольшое, решетчатое окно, и вздрогнула. На мутном стекле возникло и тут же исчезло призрачное очертание. Лицо женщины, а возможно подростка показалось сестре Пруденции знакомым. Но поскольку видение было скоротечным, то монахиня решила не предавать этому особого значения, и немного размяв пальцы, вернулась к своей кропотливой работе. Сегодня необходимо было переписать еще двенадцать страниц великого труда «Огненные времена». Воспроизводить французские слова и витиеватые узоры в начале каждой страницы было делом не из легких. Да и в целом копировать Евангелие оказалось куда легче, чем труды пусть и великих, по мнению большинства, но все-таки мирян.

-- Дьявол тебя побери! – раздался громогласный голос отца Гвидо.

А следом послышался испуганный вопль и глухой удар. По всей видимости, кто-то из послушников получил благочестивый пинок под зад, -- как любил выражаться сам отец Гвидо.

-- Господь благослови! – ответила сестра Пруденция, когда голос священника раздался совсем близко.

Размеренным шагом Гвидо зашел в келью. Перекрестил женщину-переписчицу и приблизился к окну, на котором еще не так давно красовался образ неведомого призрака.

Снаружи бушевала непогода – воды Адриатического моря недовольно шумели, предрекая скорую промозглую осень. Волны ударили в каменные борта, послышался скрип деревянных опор. А следом за водным штурмом, мощный порыв ветра забил ставни, заставив низкорослого и отягощенного огромным животом монаха недовольно поморщиться.

-- Дьявол побери эту сопливую погоду! – недовольно пробурчал отец Гвидо, используя свое любимое, но противоречащее церковным канонам выражение.

Впрочем, здесь была его вотчина, и только он и никто иной устанавливал правила, повергая новых послушников в некое исступление. Даже падре-настоятель не смел перечить старому доминиканцу, который, словно истинный бунтарь не признавал иных законов, кроме собственных.

-- Осень в этом году ранняя, -- скромно заметила Пруденция.

-- В этом забытом Богом месте всегда погода, как у дьявола под мышкой: мокрая и смердящая илом! А еще, эти вечные ветра, будь они неладны. Надо заметить, не самый лучший климат для больных легких. То ли дело Апулия или Сицилия. Вот где моя душа жаждет оказаться в самом ближайшем будущем.

-- Я буду молиться за вас и ваш скорый перевод, отец Гвидо, -- откликнулась монахиня.

-- Молитесь, молитесь, один черт епископ не подпишет моё прошение, -- отмахнулся священник.

Оказавшись возле стола, он проверил, как идет работа над копированием книги и недовольно поцокал языком.

-- Медленно, очень медленно, сестра. Вы ведь помните, что десять копий мы должны сдать до конца новолуния, а у вас тут еще конь не валялся!

Пруденция виновато кивнула. Она и сама была не рада результату последних дней, но поделать с этим ничего не могла. Её руку деревенели, а пальцы отказывались слушаться, словно их сдерживала некая сила, заставляя излишне напрягаться и работать медленнее, чем обычно.

-- Передохните, сестра, -- внезапно предложил Гвидо. – Излишнее усердие достойно похвалы, только поможет ли оно, если разум и тело находятся в удручающем состоянии? Час отдыха – и выбудете напоминать радужную бабочку, а не квёлого мотылька. И сделаете гораздо больше, нежели когда продолжите съедать себя поедом, испытывая свои силы. Уж поверьте моему жизненному опыту.

Сестра Пруденция немного помедлила, а потом все-таки решила согласиться. Гвидо был весьма мудр, и к его советам стоило прислушиваться, а не бороться с собственной усталостью.

-- Пожалуй, вы правы, -- ответила переписчица. – Думаю, половины часа мне будет вполне достаточно. Присяду на скамье, приду в себя. И в бой с новыми силами.

Гвидо улыбнулся, кивнул и, поплевав на пальцы, затушил свечу, что была единственным источником света в небольшой келье. Тратить столь ценный ресурс понапрасну не дозволял устав монастыря.

Рабочее место погрузилось в полумрак – лишь сонная луна неохотно заглянула в окно из-за своего чрезмерного любопытства, А вместе с ней на стекле вновь возникло призрачное отражение юноши. Теперь Пруденция была в этом абсолютно уверенна.

-- Отдыхайте, -- произнес Гвидо и направился к выходу, когда женский голос остановил его.

-- Прошу вас, останьтесь. Если конечно я не отвлеку вас от более важных дел. Мне видеться, что разговор с вами поможет быстрее восстановиться и вернуться к работе.

Гвидо нахмурил лоб, подумал, и все-таки согласился. Совершить обход монастыря он сможет и позже – впереди еще долгая ночь, которая позволяет не только без лишней расторопности управиться с каждодневными поручениями, но и оставить немного времени для собственных мыслей.

-- Так о чем вы хотели бы поговорить? – поинтересовался отец Гвидо у Пруденции.

Сестра пересела на скамью, аккуратно сложив руки на колени. Её действительно мучал один вопрос, но она так и не решалась заговорить о нем с кем-то из своих соратниц по служению. Но начала она издалека.

-- Скажите, вы что-нибудь слышали про надвигающийся на нас Мор?

Бледный свет луны отразил на лице Гвидо явное беспокойство. Он прислушался к отчаянному плеску волн, бьющих в каменную преграду, немного помедлил, а затем резко ответил:

-- Дьявол раздери этих пустобрехов! Заклинаю вас, прекратите собирать всякие сплетни. Они ведь подобны грязи, схватил в руку – не отмоешься.

-- Стало быть, опасаться нечего? – на лице Пруденции возникла едва уловимая улыбка.

Святой отец деловито надул щеки, -- и, подхватив висевший на крюке фонарь, озарил комнату бледным светом.

-- Конечно, не стоит!

Очертания мальчика на окне состроило недовольную мину. Хотя, скорее всего, дело было в игре света и тени, а призрак изначально имел вид злой и отталкивающий.

-- Спасибо большое, вы меня сильно успокоили, -- честно признала Пруденция.

-- Но почему вы задали именно этот вопрос? – в свою очередь поинтересовался святой отец. – Насколько я заметил, ранее вы никогда не отличались легкомыслием, которое позволило бы вам обращать внимание на подобные сплетни, которые сейчас подобно дорожной пыли витают по Флоренции.

Сестра вздохнула, слегка потупив взор.

-- Всему виной мои сны.

-- Ваши сны? – брови Гвидо поползи вверх.

-- Да. Последнее время они слишком сильно тяготят мою душу.

-- А вы пробовали больше молиться?

-- Ежечасно и ежеминутно, -- смиренно ответила Пруденция.

-- И что же, не помогает?

На этот раз сестра не ответила, просто покачала головой.

-- А насколько они дурные эти ваши сны? – тут же уточнил Гвидо.

-- Достаточно дурные. И что самое ужасное, они настолько подробны, что относится к ним несерьезно мне весьма затруднительно. К тому же утром эти кошмары не стираются из памяти, а наоборот – тяготят меня воспоминаниями весь последующий день. Намедни, я грешным делом решила, что это и не сны вовсе.

-- А что же тогда?

-- Вы же знаете, что я по природе своей мистик, -- принялась объяснять Пруденция. – И очень трепетно отношусь ко всем событиям, что лежат за гранью нашего понимания. Поэтому я бы назвала свои ночные кошмары – видениями.

-- Ох, как высоко вы гнездитесь, -- махнул рукой отец Гвидо. – Тревожная душа частенько отягощает сознание во время ночных бдений, отчего становится весьма проблематично отличить сон от яви. Но разве есть в том Божий промысел? Отнюдь, это лишь ваше больное воображение, не иначе, подшучивает над вами, отдаляя от Божьего благословления. Ответьте мне: какой сон вам виделся последним?

Пруденция вздрогнула. Было заметно, как затряслись её губы. Но зная настойчивость отца Гвидо, она поняла, что её уже не избежать этого разговора. Сама заварила кашу, а теперь в кусты? Нет, милочка, выкладывай все как есть. И если тебе будет позволено, снимешь данный грех на воскресной исповеди.

Тяжелый вздох, растерянный взгляд. Сестра Пруденция долго собиралась с мыслями, а потом осторожно произнесла:

-- Наш монастырь… я находилась внизу, когда раздался оглушительный стук в двери. Дежурных не оказалось на месте, и я решила сама открыть засов, хотя помнила, что делать этого после заката строго-настрого запрещается. Я подошла, протянула руку и в этот самый миг дверь резко отварилась. На пороге стояла женщина. Средних лет, высокая, с темными прямыми волосами. Одета в обычную одежду – кухарка или прачка. Она скинула с головы накидку, улыбнулась. На первый взгляд я не увидела в ней ничего отталкивающего, -- но и приветливость её показалась мне отнюдь недружелюбной, а скорее обойдённой.

Сестра Пруденция внезапно замолчала. Но Гвидо тут же спросил:

-- И что же было дальше?

-- Она сделала шаг. Прямо на меня. И оказалась за спиной, словно я была водой или чем-то невидимым. Тогда я обернулась, а она указала мне на парадную лестницу и позвала за собой.

-- И вы повиновались?

-- Это был сон, и я не могла поступить иначе. Думаете, я совершила грех? И мне не стоило поступать подобным образом? – испугалась Пруденция.

-- Пока не знаю, -- покачал головой Гвидо. – Прошу, рассказываете дальше.

Сестра кивнула:

-- Она провела меня в келью к настоятелю.

-- Прямо в покои падре Басси?

-- Именно так. Я молча следовала за гостей, не смея что-либо сказать или возразить. А она вела себя довольно уверенно, словно сама когда-то служила в монастыре. Ей было ведомо внутреннее расположение коридоров и комнат. Мы приблизились к келье. Женщина, не церемонясь, открыла её и зашла внутрь, подав мне знак. И я переступила порог без благословения… -- голос сестры Пруденции дрогнул. Она едва сдерживала слезы.

Отец Гвидо не стал торопить рассказчицу, позволил ей самой справиться с эмоциями и продолжить.

-- Я зашла внутрь, ожидая увидеть привычное убранство. Стол, массивные шкафы, скамью, и, конечно же, огромное распятие на стене. Но вместо этого мне показали смерть. Ту самую, от которой кровь стынет в жилах. И меня охватил ужас! Я выскочила в коридор и сбежала вниз по лестнице, пока не остановилась возле входа в обитель. И я вновь услышала стук дверного кольца. Испугавшись, что все повторится вновь, я принялась неистово молиться. Но язык не слушался меня, выдавая вместо заученных слов отдельные звуки, напоминающие лошадиное ржание и блеянье козы. Я словно стала жительницей Вавилона, когда Господь смешал языки, наказав Нимрода и всех его строителей за излишнюю дерзость.

Гвидо слушал, не перебивая и не делая колких замечаний. А когда сестра замолчала, осторожно поинтересовался:

-- Что же вы такое увидели в покоях падре Басси, что заставило вас так сильно испугаться?

Сестра опустила глаза и быстро покачала головой. Гвидо больше не просил, но Пруденция продолжала дергаться, словно её уговаривали открыть страшную тайну. А потом внезапно уставилась на священника стеклянными и полными слез глазами, со всей уверенностью заявив:

-- Они все были мертвы! Висели на собственных поясах под самым потолком, на таких огромных гвоздях, кривых и ржавых, которыми прибили к кресту Христа. А еще кровь, много крови. Я столько никогда в жизни не видела, даже когда прислуживала повитухам в Себорге. Но самое ужасное, что они были еще живы. Крики, плач и стоны. Они хотели, чтобы я им помогла, облегчила их страдания. Но я просто развернулась и сбежала без оглядки. Будто предатель! Я спаслась, а они остались висеть там под самым потолком.

Выпучив глаза, Гвидо смотрел на сестру Пруденцию, и впервые в жизни не знал, что сказать. Ему хотелось как-то помочь, успокоить, развеять её страхи. Но священник понимал: он не в силах этого сделать.

В этот самый миг, снизу послышался оглушающий стук в дверь.

От автора