Чужие степи - Оффлайн

Утро пришло как всегда не вовремя, да ещё и с сюрпризами. Самый мерзкий из которых — пустота в кране. Сухой, хриплый звук вместо привычного журчания. «Опять насос…» — мысль пронеслась с привычной раздраженной усталостью. В городе можно просто ругать коммунальщиков, здесь же, в деревне, где вода — это твоя скважина, твоя забота, означало одно: лезть на мороз, вскрывать заботливо утеплённый колодец, дабы добраться до насосной станции. Представление о слипающемся снеге и замшелых кирпичах колодца заставило меня внутренне содрогнуться. Хотелось просто зарыться обратно под одеяло.

Но, проморгавшись, я заметил странность. В ванной было подозрительно темно. Свет лился только через маленькое окошечко под потолком, бросая на кафель жалкий серый прямоугольник. Электричества нет. Досада тут же сменилась волной облегчения. Значит, дело не в насосе, и можно ругать электриков. Хотя бы мысленно.

— Ну да… Точно, и связи нет, — констатировал я вслух, поднимая с тумбочки телефон. У нас было правило: отключили электричество — умерла сотовая связь. Вышки работали на аварийке недолго. Похоже, на этот раз «аварийка» уже закончилась.

В доме было непривычно тихо. Ни гула холодильника, ни привычного шипения котла. Автоматика сработала — насос отопления встал. Слава богу, конец марта. На улице не мороз, а так, подмораживает. Быстро не выстудит.

Умыться пришлось из старой фляги, стоявшей наготове в углу ванной, на случай таких вот «приключений». Одевался быстро, стараясь не шуметь: выходной, пусть домашние спят подольше. Накинув куртку на флисе, схватил ключи от машины и выскользнул на улицу.

Воздух ударил по лицу не просто холодом, а какой-то пронзительной сыростью. Не по-весеннему… Обычно в это время уже чувствовалось дыхание степи — сухое, с намеком на будущий зной. Сейчас же влага въедалась в кости, несмотря на термометр, который вчера вечером показывал всего минус два. Неправильно. Не так, как всегда. В голове мелькнуло: «Скоро растает, и будем ругать жару…» Ведь у нас, в Оренбуржье, погодка ещё та: летом жарит, зимой сдувает. На термометре может быть минус пятнадцать, но с ветром ощущается как все сорок. Степи, что тут поделать…

Щелчок брелка сигнализации прозвучал громко в мертвой тишине улицы. Машина — синий «Шевроле Лачетти» 2008 года — стояла во дворе, верный конь, исколесивший со мной полстраны. Надежный, недорогой, комфортный. Плюхнулся в прохладное, но все еще мягкое кресло. Поворот ключа, и двигатель заурчал знакомым, успокаивающим басом. «Выбраться бы только из колхоза…» — подумал я, глядя на раскисшую, покрытую снежной кашей дорогу перед воротами. Если трактор не прошел с утра — будут проблемы. Старый УАЗик стоял рядом. На бездорожье — царь. На трассе — трясущаяся, продуваемая со всех щелей, медленная развалюха с мотором в 80 «лошадей». Хотя справедливости ради — машине двадцать с гаком лет, и многое просто давно выработало свой ресурс, но менять, как всегда, просто не на что, поэтому так, катаюсь как есть, на честном слове.

К моему удивлению, Лачетти не буксанул ни разу. Ночной морозец сковал кашу в ухабах. Медленно, аккуратно прополз по самому гиблому месту — переулку, где обычно «засада», и вывернул на центральную улицу. Здесь было чище, повыше. Можно было расслабиться. Без проблем проехав до магазина, я свернул на ведущую к трассе дорогу и, щёлкнув рычажком, включил ходовые огни. По привычке. На выезде из деревни по выходным любили дежурить гаишники. «Лучше бы дороги сделали…» — промелькнула старая, как мир, мысль. Асфальт до деревни был — уже счастье. Что там дальше — никого не волновало.

До трассы — полтора километра трястись по "надолбам". А там… там можно расслабиться.

Расслабляться не пришлось. На выезде, возле стелы, мерцали сине-красные огни мигалок. Не одна, а целая группа машин — патрульная и несколько гражданских, выстроившихся в непонятную очередь. Авария?

Притормозил. Дальше проехать было невозможно. Патрульная машина ДПС стояла поперек дороги, перекрывая выезд. Тяжело вздохнув — а вылезать на этот колючий ветер совсем не хотелось, заглушил мотор, натянул шапку на лоб поглубже, вышел. Холодный воздух обжег легкие.

— Доброе утро, случилось что? — постучал в стекло серебристого «Патриота», за рулем которого сидел мужик, лицо знакомое, но имя вспомнить не мог. В деревне все друг друга знают в лицо.

Стекло со скрежетом съехало вниз. Из салона пахнуло теплом и перегаром. Водитель — коренастый, с обветренным лицом — смотрел на меня глазами, в которых читалась не столько озадаченность, сколько глубокая, животная растерянность.

— Да вон, глянь… — он махнул рукой вперед.

— Чего? — я проследил за его взглядом. И замер. Мозг отказывался обрабатывать картинку. Дорога, по которой я ездил тысячи раз, ведшая на трассу… просто обрывалась. Асфальт заканчивался неровным краем, за которым начиналась… пустота. Никакой трассы. Никаких пролетающих мимо машин. Только бескрайняя, затянутая дымкой поземки, серая равнина, уходящая к странно пустому горизонту. Лесополоса, всегда окаймлявшая трассу, исчезла. Совсем.

— Может, замело? — автоматически приложил ладонь ко лбу, как козырек, прищурился. Но нет. Не замело. Нечем было заметать. Трассы просто не существовало.

— Ты тоже это видишь? — голос мой звучал чужим. Мужик молча протянул мне плоскую металлическую фляжку.

— Глотни и вон туда еще глянь… — он ткнул пальцем куда-то вправо, вдоль несуществующей трассы.

Машинально взял фляжку. Резкий запах самогона ударил в нос. Глотнул — огненная дорожка прожгла горло. Посмотрел в указанном направлении. Пустота. Бескрайняя, плоская, неестественно пустая степь под низким серым небом.

— И чего там? — спросил я, не понимая.

— В том-то и дело, что ничего… — он забрал фляжку, открутил крышку, задумчиво пригубил. Голос его стал хриплым. — Столбы где?

— Чего?.. — я снова замигал, поворачивая голову, вглядываясь в то место, где должны были быть знакомые, как родные, бетонные мачты ЛЭП, и столбы поменьше, тянущие провода к селу. Пусто. Совершенно. Гладкая линия горизонта без единого вертикального штриха. — Как это?..

— Да хер его знает… — мужик снова прильнул к фляжке. — Кабздец какой-то, походу…

Не может быть. Отвернулся, подошел к патрульной машине ДПС. Постучал в окно водительской двери. Стекло опустилось. За рулем — капитан, знакомое лицо, обычно уверенное, сейчас было бледным, глаза бегали.

— Вы понимаете, что тут происходит? — спросил я, глядя ему в глаза.

— Да капец какой-то… — капитан растерянно улыбнулся, жест был больше похож на гримасу. — Съездили покалымить…

— В смысле? Я не понимаю…

— Да нам-то откуда знать? — обернулся второй гаишник, молодой, розовощекий летеха. — Мы приехали еще затемно, покрутились тут у вас, а обратно поехали…, а тут вот…

— Нет, нормально так, — голос мой начал срываться. — А дорога-то куда подевалась? Где столбы? Где город? — Я махнул рукой в сторону, где в ясную погоду были видны верхушки девятиэтажек райцентра.

— Да ты чё пристал, мужик?! — взвизгнул молодой. — Мы столько же, сколько и ты видим! Чё те надо?!

— Ясно, — я отступил от машины. Ощущение было еще то. Подошел к своей Лачетти, прислонился к двери, стал оглядывать окрестности. «Может, землетрясение?» Но версия рассыпалась мгновенно. Дома целы, деревья стоят. Исчезло нечто гораздо большее: весь мир за пределами села. Линия горизонта была пугающе чистой, непривычно близкой. Ни вышек, ни заводских труб на горизонте, ничего.

«Вон, еще кто-то катит…» — сквозь поземку замигали фары приближающейся «Нивы». «Людям сюрприз будет». Но для водителя «Нивы», Сергея Ивановича Кривоухова, главы нашего села, сюрприза не было. Суровый пятидесятилетний мужик вышел из машины, лицо было каменным, лишь в глазах горел холодный огонь тревоги. Он окинул взглядом кучку людей у машин, сгрудившихся возле обрыва в никуда.

— На десять часов я назначил общее собрание, — голос его резал тишину, не оставляя места для вопросов. — Так что нечего тут торчать.

— А что всё-таки происходит?.. — давя рвущиеся наружу слёзы, спросила молоденькая барышня из тёмно-серого матиза.

— Действительно? Что происходит? — повторил плешивый мужичок с маленькими глазками и натянутой по самые щёки шапке-гондоне.

— Да хрен его знает! — рявкнул глава. — Давайте все в клуб, там разбираться будем! Не дай бог вас ещё тут накроет!

Как ни странно, слова Кривоухова подействовали на всех, и уже через минуту замыкаемая дэпэсниками колонна машин возвращалась обратно в село.

Сразу в клуб я не поехал, а заскочив домой, коротко обрисовал ситуацию жене. Она хоть и не поверила, наверняка решив что это какой-то розыгрыш, но быстро собралась и вскоре уже садилась в машину.

***

Клуб, он же Дом культуры — громоздкий бетонный куб, памятник еще советскому размаху, построенный в 80-е. Сейчас, с его широченным, но облезлым крыльцом и огромными, пыльными окнами, он казался нелепым и чужеродным. Но именно его актовый зал, рассчитанный на две сотни мест, был единственным местом, способным если не вместить всех желающих, то хотя бы попытаться это сделать.

Как в воду глядел, зал был забит народом. Люди стояли в проходах, сидели на ступеньках сцены, теснились у стен. Воздух гудел от тревожного гула голосов, пахло мокрыми валенками, перегаром и потом. Нам с Аней удалось протиснуться только к самым дверям. Стоять можно было лишь боком.

— Вот, видишь, здесь свет есть, — Аня ткнула пальцем в сторону сцены, где горели несколько тусклых лампочек.

— Это генератор работает, слышишь? — над гулкой какофонией голосов явственно прорезалось ровное, тяжелое урчание дизеля где-то в подвале.

— Минуту внимания! — Голос Кривоухова, усиленный каким-то древним микрофоном, гулко ударил по залу. — Попрошу тишины! ТИШИНЫ!

Гул стих почти мгновенно. Сотни глаз уставились на сцену, где стоял глава.

— Не буду ходить вокруг да около, — начал он, и в его обычно уверенном голосе прозвучала непривычная, леденящая душу нота. — Сегодня ночью произошло… несчастье. Не знаю, как и почему. Поэтому — только факты.

Он замолчал, тяжело дыша в микрофон. В зале стояла гробовая тишина, нарушаемая только урчанием генератора.

— Ранним утром, — заговорил он тише, но каждое слово падало, как гиря. — Сельчане не смогли выехать из поселка. Дорога… обрывается. Трассы нет. Лесополосы нет. Линий ЛЭП нет. Связи нет. Вообще. Город… — он сделал паузу, — не виден. Рассвело — пустота. Отправил тракториста по проселку к Григорьевке. Пять километров. Вернулся. Дорога обрывается на полпути. Ни Григорьевки, ничего нет.

Тишина в зале стала вакуумной. Казалось, даже генератор притих. Кто-то сзади ахнул. Женщина тихо всхлипнула.

— Что это значит? Кто виноват? — Кривоухов развел руками. — Не знаю. Чертовщина какая-то. Но обстоятельства — чрезвычайные. Предлагаю немедленно создать штаб для решения текущих вопросов. Для анализа ситуации.

Какое-то время все молчали, возможно ожидая продолжения, но потом началось неминуемое: два местных «лагеря» — условные «администрация» и «неформальные лидеры» — ринулись в бой за места в этом спасительном штабе. Споры, выкрики, попытки перекричать друг друга. Мы с Аней переглянулись. Дом нетопленный, дети одни, да и торчать здесь смысла не было.

Вырвались из душного зала на крыльцо. Воздух, холодный и влажный, показался сладким. Не сговариваясь, почти побежали к машине.

Дом встретил нас тишиной и прохладой.

— Печку будем топить, — коротко бросил я, сбрасывая куртку.

Старая голландка давно уже не использовалась по назначению и оставалась на месте просто по привычке, разбирать и выносить её решительно не хотелось. Это же и в потолке дыра, и в полу, и в крыше. Никогда бы не подумал, что она ещё когда-нибудь пригодится, но теперь только порадовался своей ленивости и, зайдя в дом, первым делом приступил к реанимации каменной старушки.

Обдирал наклеенные когда-то по кругу обои, обнажая потрескавшуюся кирпичную кладку. Проверил тягу — хотя и слабая, всё же была. Подёргал за ржавые заслонки — скрипели, но двигались. Залез на чердак — пыльный, заваленный хламом, проверил пространство вокруг трубы: ничего горючего. Потом — на огород, к поленнице. Дров, слава богу, много. Старые доски, куски забора, щепки — всё, что не пошло в баню (вечный долгострой), аккуратно складировалось годами. До тепла хватит. Надеюсь.

Развёл огонь. Первые щепки, сухая стружка, затем тонкие лучинки. Огонек робко заколебался, потом уверенно запылал, отражаясь в чёрной пасти топки. Тепло, едва уловимое, но уже настоящее, начало бороться с холодом. Передал эстафету сыну — следить, подбрасывать, а сам двинулся к живущему через забор соседу.

Дошел, обойдя пол улицы, постучал по отделанной профлистом калитке. Подождал.

Через минуту из-за забора появилась знакомая фигура в старом советском ватнике. Высокий, бородатый, с «Сайгой» на плече. Сдвинутая набекрень пошарпанная ушанка делала его похожим на партизана из старого фильма. Только взгляд был не бравурный, а тяжелый, настороженный.

— На собрании был? — спросил он, переступая через сугроб.

— Ага, — протянул руку. Его ладонь была шершавой и холодной.

— И что там?

— Звиздец полный. Трассы нет. Города нет. Соседней деревни нет. Как в пустыню провалились.

Андрей молча кивнул. Обычно общительный, сегодня он был краток. У него тоже трое детей. Не до разговоров.

— Генератор запустим? — спросил он деловито.

— Давай. Надо телефоны зарядить. Компы проверить. Может, интернет кабельный жив? — Последняя надежда теплилась. Не так давно в село провели оптоволокно.

Размотав кучу проводов и протянув их по домам, мы залили бензина в бак и, запустив генератор, опустили его в смотровую яму — чтобы сильно не шумел. Он был на полтора киловатта и с расходом стакан в час, поэтому пятилитрового бачка должно было хватить почти на сутки, но тратить горючку мы не хотели, поэтому, договорившись, что зарядим телефоны и проверим что с компьютерами, разошлись.

Дома протянул удлинитель. Воткнул в него тройники. Подключил стационарный компьютер, поставил на зарядку все телефоны, ноутбук, зарядник для батареек. Занялся печкой — подбросил дров. Потом полез перекрывать газ. Мало ли что.

— Как думаешь, что это? — Аня помешивала кастрюлю с супом, стоявшую теперь на печке. Запах еды смешивался с едким дымком, пробивавшимся из щелей голландки.

— Ничего не думаю, — честно ответил я, разминая в ведре ком белой глины, найденной под крыльцом. — Боюсь думать. Но… похоже, выкинуло нас куда-то. Совсем.

— Как в кино, — она попыталась улыбнуться, но получилось печально. — Я ревизию продуктов сделала. Мука, крупы, тушенка, макароны… Если экономить, на месяц хватит. Вот только… с собаками как быть?

Три здоровых пса — не декоративные болонки. Кормить их в такой ситуации… Но мысль остаться без них была страшнее. Люди, загнанные в угол, способны на многое. Собаки — хоть какая-то защита, пусть и обременительная.

— Это хорошо, что на месяц. А собак… — я вздохнул. — Будем рыбой кормить.

Сети — три по полста метров, одна на восемьдесят, ну и удочки, крючки там всякие. Шиковать не получится, но при желании рыбалкой можно прожить. Ведь мало того, что село на реке стоит, так ещё и озёр в округе куча целая.

— Ты бы дров принёс, да сходил на речку, — обратился я к сыну, оторвавшемуся на секунду от экрана телефона. — Бур только у дяди Андрея возьми.

Сын, пятнадцатилетний Ванька, обычно ворчавший на подобные просьбы, молча отложил телефон. Ситуация его, видимо, проняла. Принялся копаться в коробке с рыболовными снастями.

Я же, ощущая потребность в движении и осмыслении нового статуса вещей, ещё раз помял глину — она уже становилась пластичной, — и вышел. Сидеть не могу.

Воздух был пропитан дымом. Тяжелым, сладковато-горьким запахом горящей древесины. Он висел над всем селом плотной пеленой. Деревня оживляла древние инстинкты. Печи дымили почти в каждом дворе. Дым выживания.

Теперь — инвентаризация. «Сколько раз читал про апокалипсисы, смотрел фильмы… и дурак дураком, не подготовился», — с горькой иронией подумал я, открывая дверь первого сарая. Построен он был лет десять назад под свиней, сейчас там ютились куры да пара кроликов. И… хлам. Горы хлама, который вчера был мусором, а сегодня, возможно, стал сокровищем.

Кирпичи. Мешки (что в них — уже забыл). Запчасти от машин — старые карбюраторы, ремни, фильтры. Шланги разных диаметров. Лыжи, санки, ржавый велосипед. Дедов мопед «Верховина» — раритет! Сгоревшие насосные станции (гидроаккумуляторы-то рабочие!). Старые часы с кукушкой. Списанный газовый котел. Пустые, но целые газовые баллоны. Китайская бензопила, тупая изначально (все собирался переделать в болгарку). Сварочник. Два мертвых шуруповерта. Баулы с одеждой «на дачу». Трубы, швеллеры, уголки, доски… Начав сортировать это богатство, я на время отвлекся от гнетущей реальности. Главное — занять руки. Тогда и голова не так болит.

— Васё-ёк! — донеслось со стороны Андрея. Генератор в яме ревел ровно.

Я отложил найденную газовую горелку, отвлекаясь от мысли сделать из неё огнемет, и подошел к забору.

— Тут казаки приходили, — встретил меня Андрей. Лицо его было озабоченным. — Сход у нас, пойдёшь? Надо решать, как быть.

Андрей был активистом местного казачьего хора и, по сути, членом возрожденного казачьего общества. Сейчас это были не лихие наездники, а скорее клуб по интересам с песнями и формой. Но в кризис любая структура могла стать опорой или проблемой.

— Не, не пойду, — покачал головой я. — Расскажешь потом. Я лучше УАЗом займусь. Чую, пригодится. У тебя как с горючкой?

— Бочка неполная, да в баке литров тридцать, — прикинул он. — Где-то сто пятьдесят литров.

— У меня в УАЗе газа почти полный баллон, в баке чуток. В Лачетти — не знаю, датчик сдох, но литров двадцать, думаю есть.

— Про легковые, наверное, пока забудем, — Андрей с тоской посмотрел на свой «Опель-универсал». — Дорог нет. Может, весной, когда сойдет… если сойдет… Кто его знает. У вас как с картошкой?

— Сетка одна. Аня говорит, еды на месяц хватит, если не жрать как не в себя.

— У нас мешков десять еще. Не пропадем. Поделимся.

Обменявшись кивками, разошлись. Он — на казачий сход. Я — к УАЗу.

«Зяма» –ласковое прозвище для брутального проходимца. С электро-подогревателем он заводился шутя. Но подключать двухкиловатный тэн к полуторакиловатному генератору — самоубийство. Решил так, без подготовки. — Надо было сразу на бензин переключить… — бормотал я, выжимая сцепление и давая газ. Стартер надсадно выл. Мотор фыркал, чихал, но не заводился. Холодный, упрямый. Наконец, после десятой попытки, движок схватился, закашлял черным дымом и с визгом заработал. Обороты прыгали, но не глох! Я убрал газ, убавил подсос. «Прогреется — и можно съездить, глянуть своими глазами…» — подумал.

Дождался, и убедившись, что «Зяма» держит обороты, пошел в дом. Ехать с пустыми руками было как-то… не по себе. Под кроватью, в замасленном свертке, лежало наследство деда — старый, добрый ТОЗ-34, дробовик 12 калибра. Ни документов, ни разрешения. Сейчас это было неважно. Два залетных гаишника — единственная «власть» — вряд ли стали бы придираться.

Вынес сверток на крыльцо, развернул. Деревянный приклад потертый, металл местами слегка тронут ржавчиной, но в целом — боевая единица. Патронов мало, штук двадцать, но гильзы латунные — перезаряжать можно. Распихав патроны по карманам куртки, зарядил два в стволы, положил ружье на заднее сиденье УАЗа.

Достал телефон. Время: 12:40. Связи — ноль. Засунул бесполезный кирпичик обратно в карман. Пошел открывать ворота.

— Никого не пускать, никому не открывать, — сказал я Анне, вышедшей проводить. — Собак спусти. Я скоро.

— Хорошо, — кивнула она. Лицо было сосредоточенным — она занималась ревизией ветеринарных запасов. Шприцы, бинты, антибиотики, обезболивающие — что-то могло пригодиться и людям.

— Ты не представляешь, какой сейчас клёв! — Ванька ворвался во двор, сияя, с переполненным рыбой садком. Крупная, бьющая хвостами плотва, подлещики. Невиданный улов для наших мест.

— Это что, ты сам наловил? За час? — изумление смешалось с леденящим догадкой.

— Конечно! Сейчас вывалю и ещё пойду! Клюет — не оторваться!

М-да… Сердце сжалось. Догадка превращалась в уверенность. Исчезнувшие дороги, столбы, город… И вот это — рыба, которой здесь так много не водилось никогда. Все сходилось. Мы не просто провалились куда-то. Мы провалились в прошлое. Глубокое.

Вывернув руль до упора, я сдал назад. УАЗ, урча, выполз со двора. Включил полный привод. Теперь — за Андреем.