Чужое лихо

Паша шёл домой, весело помахивая пластиковым пакетом, в котором лежали две банки консервов и бутылка с водой. Погода была солнечная, настроение — отличное, впереди были выходные, которые Паша решил посвятить любимому занятию. А больше всего на свете он любил лазить по давно нехоженым местам с металлоискателем. Паша был «копарём» — искал по заброшенным местам клады, потерянные монеты, перстни с кольцами и прочие ценные для коллекционеров вещи. Кроме оружия — его Паша побаивался и никогда не брал. Всё найденное сбывалось через интернет, где «копарских» форумов было великое множество.

Небольшая улица петляла по маленькому подмосковному городку. С одной стороны стояли панельные девятиэтажки, с другой — старые деревянные дома, огороженные аккуратными заборами. Паша жил на самой окраине города, которая совсем недавно еще была просто деревней. Теперь здесь проложили асфальт, пустили рейсовый автобус, поставили вдоль улицы фонари — но деревня не собиралась сдаваться. Да и не нужно никому было сносить старые дома по левой стороне улицы, когда по правой стороне места было достаточно для любого строительства. Так и стояли через дорогу — большие дома и маленькие, и, если честно, жители больших домов часто завидовали «деревенским» — их небольшим садикам с сиренью и яблонями, огородам с картошкой, теплицам с огурцами и помидорами. За маленькими домами начиналось заброшенное поле, за ним было длинное озеро, ещё дальше, в паре километров, текла река Ока.

Жил Паша в старом бревенчатом домике, доставшемся ему от родителей. Участок в двенадцать соток, огороженный невысоким забором, несколько плодовых деревьев, обязательные два куста сирени, маленький навес со стоящей под ним старенькой «Нивой» да пустая собачья будка — вот и всё, что составляло его небольшое хозяйство. Паша был невысоким крепким парнем двадцати шести лет, пока еще холостым, но «работающим над созданием семьи», как он объяснял своим немногочисленным приятелям. Работал он охранником в супермаркете, работой был в принципе доволен, как и зарплатой. Да и другую работу в маленьком городке найти было непросто, разве что в полиции или в пожарной части, но туда без знакомств не устроиться.

На сегодняшний выезд у Паши были большие планы. Все дело в том, что Вадим, давний его приятель, привез из Мадрида старую карту, которую купил там за бесценок на блошином рынке. Зная про увлечение друга, он здраво рассудил, что это будет лучшим подарком, чем какой-нибудь магнитик на холодильник. Паша быстро понял, что места на карте обозначены недалёкие, а если учесть, что карта была семнадцатого века — то, скорее всего, многие деревни давно заброшены, и от них не осталось даже печных труб. Это было настоящей мечтой «копаря» — найти место, где когда-то жили люди, и про которое все забыли. А если ещё и конкуренты не знают про такое место, то находки могут быть просто грандиозными. Именно поэтому настроение у Паши с утра было приподнятое, и он даже стал насвистывать какой-то весёлый мотивчик.

Подходя к дому, Паша заметил, что в траве у дороги что-то блеснуло. Паша наклонился и поднял потерянную кем-то десятирублевую монету. «К удаче! — обрадовался он. — На «орла» лежала, точно, повезёт сегодня!» Положив монету в карман куртки, Паша вошел в калитку, прошёл немного по посыпанной кирпичной крошкой тропинке и вошел в дом. Сразу за дверью было небольшое помещение, служившее прихожей, Паша назвал его «тамбуром» — перенял от родителей. Снял куртку, повесил её на вешалку, положил пакет на небольшую тумбочку у входа и пошел в большую комнату — «зал».

Зал был довольно просторным, несмотря на то, что значительную часть комнаты занимала русская печь. Подводить газ в дом было дорого, и Паша так и не собрался скопить требуемую сумму. Зато научился по-деревенски умело топить печь, готовить на небольшой плите, управляться со всевозможными заслонками и задвижками. У окна стояла длинная деревянная скамья, возле нее — стол, были еще пара табуреток и несколько шкафов. В дальнем конце комнаты была дверь в небольшую спальню, отгороженная светлыми занавесками.

На столе лежал длинный чехол, в котором был главный инструмент «копаря» — металлоискатель. Паша подошел к столу, присел на лавку и достал инструмент — проверить, надолго ли хватит в нем батареек. Только он успел нажать кнопку контроля питания, как услышал легкое покашливание, доносившееся со стороны печи. Паша повернул голову и с удивлением увидел странное существо, смотрящее на него.

На Пашу смотрел маленький, не выше полуметра, старичок, с длинной седой бородой. Одет он был в потертый серый пиджак и полосатые брюки. Под пиджаком была цветастая рубаха, на голове — кожаная кепка с пластмассовым козырьком. На шее в качестве галстука хитрым узлом была завязана синяя лента. Никакой обуви у старичка не было.

— И зачем, скажи на милость, ты эту дрянь в дом принес? — спросил строгим голосом старичок.

— Ка… какую? — оторопело спросил Паша.

— Денежку, что у тебя в кармане куртки, которая в сенях висит, — ответил старичок, взял табуретку, пододвинул её к столу и уселся поближе к Паше.

Паша понял, что ему становится нехорошо. Он незаметно ущипнул себя за руку — больно. Зажмурился, досчитал до десяти и осторожно открыл глаза — старичок всё ещё сидел на табуретке и строго смотрел на него.

— А ты кто? — задал Паша главный вопрос.

— Я? Домовой здешний, кто же ещё, — ответил старичок и посмотрел на Пашу с недоумением. — А кого ты ожидал в доме-то встретить? Лешего? Так это тебе в лес надо, сюда я его не пущу.

— Нет-нет, не надо лешего, — торопливо сказал Паша. — А почему я раньше Вас не видел? И как Вас зовут?

— Не Вас, а меня, я тут один, — терпеливо сказал домовой. — Не видел — потому что не хотел я, чтобы меня видели. И имени у меня нет, не положено. Можешь домовым звать, можешь — дедушкой. Да как хочешь, так и зови. Только не «Эй» — это для домовых обидно.

— Хорошо, буду звать тебя дедушкой, — ответил немного осмелевший Паша.

— Дедушкой — хорошо, уважительно это, зови, — разрешил домовой. — Так зачем ты в дом денежку-то лихую принес?

— Почему лихую? — удивился Паша. — Нормальная монета, на «орла» лежала.

— «Орел», «решка» — это все суеверия! — рассердился домовой. — Ты не видишь, а я-то вижу — лихо на денежке. Кто-то её потерял и беду вместе с ней, а ты домой принес. С лихом принес, со страшным лихом. Дом у потерявшего должен был сгореть, а теперь вместо него наш дом сгорит. Ты-то в новый поедешь, а я куда? Кому нужен бездомный домовой?

— И что, на каждой найденной монете беда какая-нибудь висит? — заволновался Паша. — Я этих монет сотни в дом натаскал уже, и никакого пожара.

— Не на каждой, и не обязательно пожар на денежках. Помнишь, у машины твоей колесо прокололось?

— Ага, месяца полтора назад, — припомнил Паша.

— Это ты денежку старую поднял, на ней лихо было — конь захромает, — продолжал объяснять домовой. — Коня-то у тебя нет, а машина твоя — чем не конь? Еще пару раз болел ты несильно, ногу ушиб раз, в лужу вон упал по весне. Это все малое лихо, я и не показывался тебе. А теперь-то ты настоящую беду в дом принес, пришлось показаться.

Паша припомнил все те случаи, про которые говорил домовой, и признал, что тот был прав. И в лужу падал, и ногой об ступеньку знатно приложился.

— Подожди, дедушка, — сказал заметно опечалившийся Паша. — Так получается, что клады, в земле зарытые, и искать нельзя?

— Почему нельзя? — удивился домовой. — Клад — то спрятанное, не потерянное. Ищи на здоровье. Есть, конечно, клады заговорённые, нехорошие, но их ты своей железякой, — домовой пренебрежительно показал пальцем на металлоискатель, — никогда не найдешь. Клады, на кровь заклятые, искать — уметь надо. Я-то умею, но тебя учить не буду, плохое это дело, не будет от него добра. Пусть лежат себе в земле, как лежали.

— Это хорошо, что обычные клады искать можно, — обрадовался Паша. — А что с пожаром делать будем? Может, пойду выброшу монету?

— Выбрасывать нельзя, потерять надо, — забеспокоился домовой. — Придумаю чего-нибудь. Здесь пока сиди, я быстро.

Домовой спрыгнул с табуретки, покопался в кармане пиджака и вышел в тамбур, плотно прикрыв за собой дверь. Через пару минут вернулся и опять влез на табуретку.

— Дело у тебя какое-нибудь на улице есть? — спросил он Пашу. — Ну, купить там чего, или встретиться с кем.

— Батарейки купить надо для аппарата, — кивнул Паша. — Но я хотел по дороге в магазин заехать.

— Не надо по дороге, сейчас пешком иди, — сказал домовой строго. — Куртку надень. Лихая денежка у тебя в левом кармане, достань ее и в правой руке зажми. Отойдешь подальше от дома — опусти ее в правый карман. Не перепутай — в правый! И иди себе по делам, не оглядывайся. Всё понял?

— Понял, — Паша встал с лавки. — Всё сделаю, как велел.

Паша вышел из зала, надел куртку и направился в магазин. Проклятую монету он крепко сжимал в правом кулаке. Отойдя метров триста от дома, опустил кулак в правый карман и, не оглядываясь, быстро пошагал к магазину. Купил там две упаковки батареек и пошёл домой, глядя под ноги. Вдруг у дороги он заметил знакомую десятирублевку. Паша остановился, почесал затылок и опустил руку в правый карман. Тот был распорот по шву, явно чем-то острым.

«Хитрый дедушка, — усмехнулся про себя Паша. — Хорошо придумал. Только карман я зашить не успеваю, выезжать надо. Ладно, приеду — зашью».

Паша огляделся вокруг, поднял с земли небольшую ветку и стал с помощью неё осторожно двигать монету к канализационной решётке. И только тогда, когда она, звякнув, провалилась, Паша облегчённо вздохнул.

«Не надо нам тут пожаров. Все свои, да и живем кучно. Пусть под землёй полежит, поржавеет».

Подойдя к дому, Паша заметил в окне знакомую кепку. Видно, домовой встал на лавку и смотрит на улицу, встречает.

— Всё сделал, дедушка, — сказал Паша, войдя в зал. — Нету больше лихой монеты.

— Молодец, — похвалил домовой. — Далеко собрался-то хоть? Покажи на карте своей старинной. Видел я, как ты, почитай, три недели все её разглядываешь по вечерам.

Паша достал из внутреннего кармана карту и развернул её на столе. Домовой с лавки перебрался на стол, чтобы было лучше видно.

— Вот сюда поеду, — ткнул пальцем в карту Паша. — Недалеко, часа три в одну сторону. Тут деревня была раньше, да уже лет двести её нет. Называлась деревня — Львы, теперь там лес да болото.

— Львы? — быстро спросил домовой. — Просто Львы и все?

— Ну, тут написано В. Львы, а то такое «В» — не знаю. Наверное, Великие Львы, если полностью.

— Не Великие, Верхние. Верхние Львы, — задумчиво сказал домовой. — Помню такое место. Был я там, давно, правда. Хорошая была деревня, и болота там хорошие.

Домовой замолчал, явно вспоминая былые времена. Потом стянул с головы кепку, причесал рукой седые космы и надел кепку обратно.

— Ушли, значит, люди из Верхних Львов, — печально сказал домовой и вздохнул. — Значит, судьба такая у деревни. Хорошие там были домовые, где они теперь? Да и не только домовые… Ладно, поезжай уже, доброй тебе дороги. К ночи только вернись, ждать тебя буду.

Проводив Пашу, домовой долго стоял на лавке и смотрел в окно. Потом спрыгнул на пол и занялся делами. Мало ли дел у домового в доме? Мышей погонять надо, чтобы паклю, которой много лет назад конопатили сруб, на гнезда не таскали. Жуков-древоточцев отучить бревна портить. Посмотреть, как там галки на чердаке, не лазает ли к ним соседский кот. Да только не ладились сегодня дела у домового. Полез с печки в лаз на потолке, на чердак — грохнулся, хорошо, что обратно на печку упал. Хотел у печи подмести — веник не нашёл, забыл, куда прибрал его. Пошёл во двор — пиджак дверью прищемил, чуть не порвал.

Вернулся домовой в дом, сел на лавку и задумался.

— Верхние Львы, — тихо бормотал он. — Нехорошие для теперешних людей места, гиблые. Болота мещёрские, чащоба. Как бы с моим балбесом чего не приключилось. Присмотреть бы за ним кому…

Посидел так домовой минут десять, подумал, потом покопался в кармане, достал оттуда листок бумаги и маленький карандаш. Положил листок на стол, послюнявил грифель и стал что-то старательно писать. Долго писал домовой, непривычное для него это было дело. Как закончил — свернул листок трубочкой, достал из кармана катушку ниток и открыл окно. Постучал по жестяному подоконнику каким-то особым стуком, потом негромко свистнул. За окном раздался шум птичьих крыльев, и на подоконник села большая ворона. Домовой привязал ниткой к её лапке записку, что-то прошептал вороне, низко наклонившись к её голове, и показал рукой на юго-восток. Ворона кивнула, тяжело взмахнула крыльями и полетела в указанную домовым сторону.

Целый час потом домовой стоял на лавке и смотрел в окно. Потом закрыл его, положил в карман катушку с карандашом и отправился, наконец, доделывать дела.

Асфальтовая дорога закончилась часа через два. Паша свернул на просёлок, поехал в сторону леса, всё время сверяясь с картой. Для «Нивы» дорога была несложной, главное — глядеть, где торчат большие камни и объезжать их по целине. Еще минут через двадцать Паша въехал в лес. Осины, редкие сосны да орешник, кое-где виднелись одинокие берёзы — лес не радовал глаз разнообразием. Дорога была сыроватой, но вполне проходимой, и машина споро двигалась вперед. То слева, то справа мелькали лесные озёрца, заполненные мутной водой, подёрнутой ряской. Через полчаса Паша глянул на карту — где-то тут, совсем близко, находилась заветная деревня. И правда — деревья раздвинулись, и прямо по курсу показалась просторная поляна. Паша остановился, заглушил двигатель, открыл дверь машины и выпрыгнул наружу.

Поляна была довольно большой, с полкилометра в окружности. Лесная трава занимала все видимое пространство. Паша достал из багажника чехол с металлоискателем, вынул инструмент, надел наушники и подумал:

«Ну, поехали. Надеюсь, никто из «копарей» меня тут не опередил».

Инструмент у Паши представлял собой большую катушку на длинной ручке. Сверху на ней был приделан небольшой экран с кнопками. К металлоискателю проводами присоединялись наушники, в которые подавались сигналы — разные, в зависимости от того, на какой металл прибор реагировал. Паша уже давно для себя решил, что на сигналы, соответствующие железу, он внимания обращать не будет. Это или гвозди, или подковы, или «эхо войны» — всякие там каски, обломки техники или еще хуже — неразорвавшиеся снаряды и забытые мины.

Паша достал из машины небольшую лопату, прицепил её к брючному ремню, включил прибор и стал медленно идти, поводя катушкой над землей. Сначала в наушниках раздавался только шум — инструмент не определял вокруг никакого металла. Метров через пятьдесят в шумы стали вплетаться разный писк и свист. Паша внимательно слушал, и, когда писк стал довольно сильным, остановился, снял наушники, отложил металлоискатель и воткнул лопату в землю. Копал Паша с полчаса, успел выкопать приличной глубины яму и устать, как лопата наткнулась на что-то твёрдое.

Отложив лопату, Паша стал руками окапывать найденный предмет. Им оказался глиняный кувшин, заткнутый просмолённой ветхой тряпкой. Паша осторожно взял кувшин в руки, вытащил тряпку и посмотрел внутрь.

«Копейки! И много как! Целый клад! — Паша высыпал из кувшина на ладонь горстку маленьких серебряных монеток. — Может, и редкие тут есть. Дома разберусь. Уже не зря съездил, хорошее место!»

Паша вылез из ямы, надел наушники и убедился, что вокруг больше ничего интересного нет. После чего быстро засыпал яму и отнес найденный кувшин в машину и положил его в пакет. В принципе, можно было возвращаться домой — находка была хорошей, да и дело было уже к вечеру. Паша подумал и решил быстро обойти окрестности, тщательный осмотр оставив на другой раз. Нацепив наушники, он стал быстро обходить поляну. Минут через пять в наушниках пискнуло — и Паша остановился. Ткнув пару раз лопатой землю, он заметил, что в траве что-то блеснуло. Паша наклонился и поднял довольно большую серебряную монету. Монета была неровной, тяжелой, примерно посередине четко просматривалось клеймо с годом — «1655».

«Это же ефимок! — подумал Паша, оттирая с монеты приставшую землю. — Точно, ефимок! И не на «левке», а на каком—то другом талере… На «Рагузе», что ли… Дома разберусь! Да эта монета подороже моей «Нивы» стоит!»

Обрадованный Паша решил больше удачу не испытывать, спрятал монету в левый карман куртки и побежал к машине, пообещав себе вернуться на это место в следующие же выходные. Он быстро уложил металлоискатель в чехол, засунул его в багажник, сел за руль и завел двигатель. Не успел Паша развернуться, как позади машины раздался треск. Огромная сосна упала поперек дороги, перегородив её и отрезав обратный путь. Паша вышел из машины и осмотрел препятствие. Сосна была с полметра диаметром, и о том, чтобы вернуться назад, не могло быть и речи. У Паши в машине был топор, но рубить такую сосну можно было до ночи, и потом — как её потом оттаскивать? Паша посмотрел на карту — на этот раз современную — и решил ехать прямо. Когда-нибудь лес закончится, а впереди должно быть шоссе и железнодорожная станция. Он залез обратно в машину, завел двигатель и тронулся в путь.

Дорога становилась все более сырой, в какой-то момент она стала совсем топкой. Сосны и осины сменились кривыми тонкими берёзами, слева и справа от дороги была вода. Паша осторожно ехал вперед, жалея, что не было никакой возможности развернуться. Внезапно машина застряла, стала буксовать, колеса крутились вхолостую. Паша дал задний ход, решив с разгона проскочить опасное место, но «Нива» остановилась, словно упершись в невидимое препятствие, и стала медленно погружаться в раскисшую землю. Паша еле успел выскочить из машины, выхватить из багажника чехол с металлоискателем и найденный кувшин — как машина окончательно ушла под воду, пуская пузыри.

«Пропала «Нива», — подумал Паша, присев на поваленную березу. — Как же я теперь без машины? И как теперь домой добираться?»

Минут пятнадцать Паша сидел на бревне, решая, в какую сторону идти. Лес вокруг был совсем топким — не лес, а сплошное болото. Чуть левее места, где утонула машина, казалось — шла тропинка, петляя между берёз. Паша встал, отломил от ближайшего дерева ветку и двинулся по тропинке, пробуя веткой путь перед собой. Не успел он пройти и десяти шагов, как сзади раздался негромкий смех.

Паша вздохнул и медленно обернулся. Сзади, на тропинке, стояла маленькая — не выше полуметра — старушка, с удивительно длинным носом. Одета она была в пёстрое ситцевое платье, поверх него на плечи была накинута грязно-зеленая телогрейка, на голове был серый платок. Обуви, как отметил почти привычный к чудесам Паша, не было.

— И куда ты, парень, собрался? В болоте решил утонуть? — сказала старушка высоким голосом.

— А ты кто, собственно? Лешачиха? — спросил Паша и присел на поваленную берёзу.

Старушка всплеснула руками:

— Какая я тебе лешачиха? Не бывает их, совсем не бывает. Только лешие есть. Да и не пущу я его сюда, тут не лес, а лесное болото, тут моя вотчина. Кикимора я, никак не признал? Точно написал старый — балбес ты, как есть балбес.

Старушка подошла к Паше и тоже села на бревно. Паша тихонько отодвинулся подальше от кикиморы и спросил:

— А кто про меня писал тебе, бабушка? Домовой?

— Бабушкой кличет, — кикимора довольно улыбнулась. — И это правду написал дед — балбес, но уважительный. Домовой твой мне весточку прислал, просил приглядеть за тобой, как бы чего не случилось. Вот и приглядываю. Мы с ним старые знакомые, — тоненько захихикала старушка. — Только в гости он ко мне, почитай, двести лет уже не заходил.

Старушка немного поёрзала, поудобнее устраиваясь на берёзе, и строго спросила, показав на левый карман Пашиной куртки:

— Ну и зачем ты эту дрянь с собой носишь? Мало тебе, что коня своего железного потерял — хочешь и голову потерять? Болото моё глубокое, не понравится тебе в нём тонуть.

Паша опустил руку в карман куртки и достал монету:

— Ты про неё, бабушка? Нашел я её случайно на полянке, тут недалеко. Машину да, потерял. Неужели на этой монете еще какая беда есть?

— Как не быть, — покивала кикимора. — Тот, кто денежку потерял, не только коня должен был лишиться, но и в болоте утопнуть. Говорил тебе дед — не поднимай ты всё подряд с земли, особенно лихие денежки?

— Говорил, — удрученно вздохнул Паша. — Прости, бабушка, позабыл я его совет.

— Ладно, чего уж теперь, — сказала кикимора, ловко спрыгнув с бревна. — Помогу, так уж и быть. Только ты уж домовому своему от меня привет передавай, скажи — ждет его в гости мещёрская кикимора, уже два века ждет.

Кикимора подошла к Паше поближе и стала лазить своими длинными пальцами в карманах его куртки. Через минуту отошла, посмотрела внимательно на Пашу и строго сказала:

— Зажгу я вдоль стёжки огоньки болотные, — старушка щелкнула пальцами, и появилась дорожка из тускло светящихся, как светлячки, огоньков. — По ней пойдешь. Версты через три выйдешь на людное место, а дальше сам разбёрешься. Денежку зажми в левой руке, как отойдешь сотню шагов — клади ее в левый карман. Не перепутай, в левый карман, не в правый. И иди себе дальше, не оглядывайся.

Паша зажал монету в левом кулаке и сказал:

— Всё сделаю, как ты сказала. Спасибо тебе, бабушка. Пропал бы я без тебя. — После этих слов он спрыгнул с бревна и низко, в пояс, поклонился кикиморе

— Иди уже, — было видно, что кикиморе приятно человеческое уважение. — Будешь в наших местах — кликни меня, повидаемся. Охальнику-то старому непременно передай, что жду его, пусть поторопится.

После этих слов кикимора немного покраснела, захихикала в платок и пропала. Паша повернулся, пристроил на плечо чехол с металлоискателем, повесил на руку пакет с найденным кувшином, поудобнее перехватил палку и пошел по тропинке, подсвеченной болотными огоньками. Метров через сто он опустил руку с ефимком в левый карман и разжал кулак.

Тропинка была удобной и почти сухой, и через полчаса Паша вышел к железнодорожной станции. Подходя к билетной кассе, он опустил руку в левый карман и обнаружил в нем огромную дырку.

«Совсем в решето куртку мне превратили персонажи эти сказочные, — подумал Паша. — Хотя жизнь мне спасли, за что им спасибо. А куртку и зашить недолго».

Домой Паша добирался на перекладных. Сначала на электричке — до ближайшего к родному городу райцентра, потом от него — на междугороднем автобусе. Хорошо еще, что денег у Паши с собой оказалось достаточно. Последние пару километров он шел пешком, рассудив, что никакое такси не посадит грязного мужика с рваным пакетом и непонятным чехлом на плече.

Когда Паша подошел к дому, уже совсем стемнело. В окне был виден неяркий свет, как будто кто-то в доме зажёг свечку. Паша вошёл в дом, включил свет, повесил куртку на вешалку. После этого он аккуратно поставил пакет с кувшином на тумбочку и отнес металлоискатель в угол зала.

Домовой ждал Пашу, сидя на лавке у стола, на котором стояла зажжённая свеча в старинном бронзовом подсвечнике. Как только Паша щелкнул выключателем, домовой потушил свечу и спрыгнул с лавки.

— Как съездил? — спросил домовой, обходя вокруг Паши. — Штаны порвал, ботинки промочил, машины нет… Как место-то заветное, нашёл? Понравилось ли тебе там?

— Не понравилось, — тихо ответил Паша. — Совсем не понравилось. Спасибо, тебе, дедушка, за заботу. — Паша низко поклонился домовому. — Помогла мне твоя знакомая. Привет она тебе передавала, в гости ждет.

— Ждет, значит, — покраснел домовой, стянул кепку с головы, подумал, и надел её обратно. — Не забыла.

— Не забыла, — подтвердил Паша. После чего подошел к столу и сел на лавку. И стало ему вдруг так обидно, что поездка, про которую он только и думал последние два месяца, закончилась так плохо. Что совета не послушал, что машину утопил. Положил Паша руки на стол, уронил на них голову и горько заплакал.

Домовой тихо подошел к Паше, залез на лавку и сел рядом с ним. Покряхтел немного, почесал в затылке и осторожно погладил Пашу по ноге. Потом опустил руку в, похоже, бездонный карман пиджака, что-то нащупал там, зажал в руке и протянул её Паше:

— На вот, возьми. Новую машину себе купишь. Только не убивайся ты так, нельзя, чтобы хозяин дома плакал, а то получается, что плохой я домовой.

Паша поднял голову и поглядел на раскрытую ладонь домового. В ней тускло поблескивал золотой царский империал. Паша взял монету и ошарашено посмотрел на старика.

— Не хватит — ещё дам, — пообещал домовой. — Машину купи хорошую. Карту-то старинную не потерял? В следующий раз вместе поедем, пригляжу я, чтобы ты лихих денежек не поднимал. Побудет дом без меня день-другой, ничего с ним не случится. Опять же, с кикиморой повидаться бы надо…

Домовой смущённо закашлялся, спрыгнул с лавки, взял табуретку и подтащил её к печке. После чего обернулся и строго сказал Паше:

— Спать ложись, отдохнуть тебе надо. Завтра договорим.

Паша послушно встал и пошел в спальню. Домовой подождал, пока Паша уляжется, потом с табуретки запрыгнул на печку, с неё — в лаз на потолке, и полез на чердак. Через минуту над потолком что-то тихо зашуршало.

Мало ли дел у домового в доме?