Десять лет в Долине. Десять лет пыли в зубах, солярки в жилах и глупых надежд, что завтра будет не так хреново, как вчера.

А сегодня я лежу на спине, смотрю в безжалостное небо и думаю: Ну конечно, именно так всё и закончится. Не в эпичном бою с "Огненной Кровью", не под колёсами "Степных Волков", а вот так - с пробитым баком, в луже собственного бензина, наблюдая, как моя верная багги, собранная из того, что не украли мародёры, медленно превращается в костёр.

Ну конечно… Руль плавится. РУЛЬ. За который я отдал тот самый раритетный радиатор с маркировкой „ДоАпокалипсис-2025“. Клялся, что он будет стоить как целый бак бензина… А теперь он просто… "капает" мне в лицо. И пахнет, как жареная крыса. Лучше бы накапал мне на глаза...

А вот и педаль газа отвалилась. Та самая, ради которой я три недели ел консервы с надписью „Возможно, мясо“. Эх, и ведь работала как часы… пока в неё не въехал тот псинский грузовик с громкоговорителем „Смерть — это смешно!“… Ну, хоть теперь понятно, почему.

О, а это что? Моя любимая наклейка „Не целуй меня, я ржавый“… обугливается. Ладно, хоть не я…

Я хрипло засмеялся, и боль в боку любезно напомнила, что "смеяться можно тише, а лучше вообще не смеяться".

И тут мой взгляд упал на ЭТУ ручку.

"Ну конечно... Дверная ручка "Премиум-класса". Та самая, за которую до Катаклизма люди убивали. Та самая, которую я десять лет искал. И она появляется ТОЛЬКО СЕЙЧАС, КОГДА МНЕ УЖЕ НЕ НА ЧТО ЕЕ СТАВИТЬ?!"

Я пополз. Потому что даже перед лицом смерти настоящий механик не упустит редкую запчасть. Даже если она приварена к двери в преисподнюю.

Если выживу – приделаю ее ко лбу. Буду самым модным покойником в Долине...О! А что если... приделать её к животу?

Ну а что? У меня тут уже готовый технологический люк – кровь и кишки отлично заменят прокладку. Главное, не перетянуть болты, а то опять всё вытечет...

Будет умора! Представьте: идёт по Пустошам полумёртвый механик, а у него вместо пупа – шикарная дверная ручка "Сталь-Люкс".

— "Эй, крутая ручка! Где взял?"

— "Да так... Нашёлся один щедрый донор. Вернее, Я был щедрым донором. Для себя."

А если её покрутить – мой "богатый внутренний мир" (он же – "склад запчастей, слегка проржавевших в процессе") откроется взорам удивлённой публики:

— Слева – печень с наклейкой "Б/У. 250 000 км. Без гарантии"

— Справа — желудок, модифицированный под "универсальный топливный бак" (спасибо диете "Всё, что не приколочено")

— По центру – душа. Нет, серьёзно, вы её не видели? Я тоже. Наверное, её ещё на стапелях собирают...

"Чёрт, а ведь мог бы стать первым в мире человеком-фургоном! Дверь – в живот, руль – в рёбра, а вместо сердца – двигатель V8 на кривом стартере..."

(Хриплый смешок, переходящий в кашель с примесью машинного масла)

Эх, хоть бы инструкцию найти... 'Как встроить дверную фурнитуру в биологический организм. Для чайников'...

Ну всё, дополз, герой! Теперь главное — не облажаться...

Я схватился за ручку, почувствовал её холодную металлическую текстуру (ах, как же давно я не держал в руках что-то настолько ценное!) и дёрнул.

Дёрнул сильнее.

Серьёзно?! Я столько лет откручивал гайки зубами, а тут какая-то дверная ручка меня побеждает?!

Дёрнул ещё сильнее.

И тут...

Всё провалилось.

Я полетел вниз, как мешок с бракованными болтами, и первая мысль была:

"Ну конечно. Я не нашёл топливо. Не нашёл броню. Не нашёл даже нормальную еду. Но вот дверь в ад — пожалуйста, держи, не благодари!"

Воздух свистел в ушах, песок сыпался сверху, а я уже представлял, как "Безумные" где-то там, наверху, ржут:

"Смотрите-ка! Механик так хотел новую деталь, что дверь в преисподнюю себе вырвал! Вот это dedication!"...

Приземление.

Я рухнул на что-то мягкое.

"О... Так вот какого это — попасть в рай? Хотя... пахнет как в фильтрах моего старого двигателя. Значит, всё-таки ад?"

Я открыл глаза.

Над головой — небольшой люк, через который я только что пролетел. Вокруг — темнота, песок и...

Ручка!

В моей руке.

"О да! Всё-таки оторвал! Теперь у меня есть трофей... и, судя по всему, билет в один конец."

Боль. Смех. Абсурд.

Живот горел так, будто в нём устроили гонки "Безумные" на мини-багги. Но я всё равно поднял ручку, примерил к окровавленной ране и фыркнул:

"Ну что, брюшко, встречаем апгрейд? Теперь у тебя будет ручка для удобного открывания! Хочешь — дверцу приделаем, хочешь — наклейку "Осторожно! Злая собака!"

И тут меня прорвало.

Я лежал в тёмной яме, истекая бензином и кровью, с дверной ручкой в руке... и ржал.

Ржал так, что эхо разносилось по тоннелям, будто стадо механических гиен.

"Вот оно! Пик моей карьеры! Я не нашёл воду. Не нашёл еду. Не спас никого. Но зато... я оторвал ручку от двери в подземный комплекс! Медаль мне? Медаль!"

А потом...

Где-то в темноте что-то шевельнулось.

— Привет, гость, — раздался мягкий, почти механический голос.

Я замер.

"О чёрт... Надеюсь, это не тот самый дверной владелец, который сейчас потребует компенсацию за порчу имущества..."

Она появилась из темноты, как призрак из забытого сна. Сначала — лишь бледный свет, мерцающий в такт странному, механическому гулу. Потом — силуэт. Высокая, стройная, но… не совсем человек.

Её левая рука была целиком из полированного металла, пальцы — тонкие, точёные, с едва заметными швами между суставами. Правая же осталась человеческой, но под кожей просвечивали тусклые огоньки, словно вены заменили на оптоволокно.

Лицо — половина прекрасного, половина пугающего. Один глаз — живой, зелёный, с длинными ресницами. Другой — красный, с механическим зрачком, сужающимся, как у камеры. Волосы, светлые и тонкие, местами переплетались с проводами, будто сама природа не могла решить, что она — машина или девушка.

Она наклонилась, и её голос прозвучал странно — наполовину живой, наполовину синтезированный:

— Ты… зачем оторвал ручку?

Я посмотрел на неё. Потом на ручку. Потом на свой дырявый живот.

И, недолго думая, приложил её к ране.

— Часть тела, часть машины, — хрипло ответил я. — Я тут… экспериментирую.

Она замерла. Её механический глаз щёлкнул, фокусируясь.

Потом… рассмеялась.

Это был странный звук — как смех, пропущенный через старый радиоприёмник.

— Ты… серьёзно?

Я слабо ухмыльнулся.

— А что, разве не видно? Я тут… эволюционирую.

Она перевела взгляд с моей руки (всё ещё сжимающей ручку) на окровавленный живот, потом снова на лицо.

— Ты идиот.

— Зато с трофеем, — пробормотал я, роняя голову на песок...и...отключаясь...


Я очнулся. Сначала подумал, что умер. Потому что живот не болел.

Я осторожно ткнул себя пальцем. Ни дыры, ни крови, ни даже шрама. Только гладкая кожа, будто меня отремонтировали в лучшей мастерской Долины.

— Мой живот цел… и совсем не пахнет, — пробормотал я, приподнимаясь. — Ты же понимаешь, что это шутка, переделанная из рекламы?

Девушка склонила голову. Её механический глаз сузился, словно сканируя мой уровень абсурдности.

— Всё потому, что он теперь из какого-нибудь металла, — ответила она сухо.

Я фыркнул, оглядываясь.

Место, где я очнулся, напоминало гигантский механический собор. Стены — из полированной стали, покрытой узорами, словно схемы древних машин. Потолок — переплетение трубок, по которым текла та самая чёрная субстанция, густая, как нефть, но с мерцающими искрами. Пол — испещрён канавками, по которым шестерёнки размером с колесо багги медленно вращались, словно часть какого-то вечного двигателя. А в центре…Огромное сердце. Нет, не человеческое. Механическое. Оно пульсировало, перекачивая чёрную жидкость по трубам. Иногда в его ритм вклинивался странный звук — будто глухой удар молота по наковальне.

— Где моя ручка?— спросил я, начиная вставать.

Девушка провела металлическими пальцами по воздуху, и из тени выплыл маленький дрон, державший в манипуляторах…мою ручку.

— Я отдам её тебе, — сказала она. — Но сначала… скажи, зачем она тебе?

Я посмотрел на неё. Потом на ручку.

— Ну… она же красивая.

Она замерла. Потом рассмеялась — на этот раз звук был почти человеческим.

— Ты… невыносим.

— Спасибо, — кивнул я. — А ты кто?

Она повернулась, её платье из грубой ткани и металлических пластин шевельнулось, открывая ещё больше механических деталей на спине.

— Я — Надежда.

— Надежда на что?

— На то, что ты не такой идиот, как кажешься.

Она махнула рукой, и стена перед нами раздвинулась, открывая новый зал.

Там… Было...красиво? Так?

Деревья. Но не из дерева — из гибкого металла с листьями-шестерёнками. Птицы. Но их крылья блестели, а клювы были из закалённой стали. И жидкость — та самая чёрная субстанция — текла по корням, словно кровь.

Девушка сорвала плод с ближайшего «дерева». Механическое яблоко. Она откусила половину — там, где должна быть мякоть, текли капли чёрного света. Потом протянула его мне.

— Попробуй.

Я посмотрел на яблоко. На неё. На всё это безумие.

— А если я стану… как ты?

Она улыбнулась.

— Разве это плохо?

Я сжал яблоко в ладони. "Живой" край светился тусклым багровым светом сквозь трещины в металлической кожуре. Что там? Мякоть? Провода? Жидкая надежда? Не знаю. Но деваться некуда. Я вдохнул запах машинного масла и чего-то... горько-сладкого, как старая радиодеталь.

Откусил. Не мякоть. Что-то вязкое, теплое, пульсирующее. На вкус – как солярка, смешанная с медью и дикой вишней. Странно. Очень странно. Я проглотил.

И тут...В груди – ЩЕЛЧОК.

Тихий, но отчетливый. Как будто ключ повернули в замке зажигания старого, давно заглохшего двигателя.

Потом – ТИКАНИЕ.

Сначала редкое, неуверенное. Тик... ... ... тик... ... тик...

Потом быстрее. Тик-тик-тик-тик. Стабильно. Мощно. Как работающий инжектор.

Мое сердце... ЗАВЕЛОСЬ. Не метафорически. Физически. Я почувствовал, как в груди завибрировала сталь, как будто там теперь не мышца, а крошечный, отполированный до блеска V8. Кровь (или то, что теперь текло по венам?) загудела, разгоняясь по сосудам с новой, нечеловеческой силой. Я ощутил тепло, ровное и мощное, растекающееся от центра груди к кончикам пальцев. Боль ушла. Слабость испарилась. Я чувствовал себя... заряженным. Перезапущенным. Как моя багги после удачного тюнинга.

Девушка – Надежда – смотрела на меня. Ее механический глаз мерцал, сканируя. А живой – зеленый – светился чем-то... Похожим на гордость? На облегчение? Губы тронула улыбка. Нежная. Почти человеческая.

— Видишь? — ее голос звучал теплее, синтезатор почти не слышен. — Ты не сломался. Ты... перезапустился. На новом топливе.

Она махнула рукой. Стена зала сдвинулась, открывая бескрайнюю панораму. Не пустоши. Город. Но не руины прошлого. Будущее.

Башни из сплавленного металла и живого камня, оплетенные светящимися трубками с Черным Светом. Мосты, по которым неслись не машины, а существа – гибриды плоти, металла и чистой энергии. Одни напоминали оленей с хромированными рогами, другие – багги с глазами-фарами. Внизу били фонтаны той самой мерцающей черно-золотой жидкости. И над всем этим парили существа с крыльями из светящихся шестеренок. А на горизонте пульсировало гигантское Сердце-Реактор, как солнце этого нового мира. Источник. Начало.

— Это... возможно? — выдохнул я, потрясенный.

— Это – Надежда, — ответила девушка. — Точка Перезагрузки. Там, где кончается Пустошь... начинается Жизнь. Иная. Сильная. Она посмотрела на меня. — Ты – первый. Пилот Нового Мира. С новым сердцем.

Я стоял, ощущая ровный, мощный гул своего нового двигателя-сердца. Глядел на город будущего. На девушку-легенду. На бесконечные возможности.

Потом опустил взгляд. На свою старую, потрепанную куртку. На пустой ремень. И на руку, все еще сжимающую ту самую блестящую дверную ручку.

Я вздохнул. Глубоко. Гул в груди взревел в ответ, как турбина.

— Эх, Надь... — протянул я, поднимая ручку и разглядывая ее на фоне сияющего города будущего. — Город – огонь. Сердце – мегаватт. Девчонка – вообще сказка... — Я метнул ей свой фирменный саркастичный взгляд. — Но вот незадача... — Я ткнул пальцем (человеческим, пока что) в блестящую ручку. — Я ее, блин, ОТОРВАЛ! А ставить-то на ЧТО? На новую дверь в Новый Мир? Или... — Я театрально приложил ее к груди, где ровно гудел мотор. — ...может, прикрутим сюда? Для солидности? А то новый движок – это круто, но ручка премиум-класса – это же статус! — Я ухмыльнулся. — Как думаешь, в гарантийный талон Сердца-Мотора пункт "Установка сторонних аксессуаров" входит? А то вдруг аннулируется...

Надежда закатила живой глаз. Механический язвительно щелкнул. А потом она рассмеялась. Настоящим, живым смехом, в котором теперь не было ни капли синтезатора.

— Идиот, — сказала она, но в ее голосе звучала теплота. — Но свой. Добро пожаловать... домой, Механик. Она повернулась к сияющему городу, махнув рукой: — Выбирай дверь. Ручку... ты уже нашел...

Загрузка...