Цвет ночи. Глубокий красный

- Чертовы ведьмы.

Зейн ухмыльнулся, поняв, что все же произнес это вслух.

Пахло кровью, мокрым асфальтом и нездоровым любопытством, и никто, разумеется, его не услышал.

Собравшаяся у оградительной ленты в переулке жидкая толпа зевак гудела потревоженным улием. Кто-то даже вслух, едва не плача, сокрушался над тем, что ублюдок выбрал себе в жертву такую красотку.

Зейн мимоходом прикинул, насколько опасным психом нужно быть, чтобы счесть красивым то, что осталось от девицы.

Нарочито грубо сколоченная деревянная вывеска с идиотским названием «Ведьмина лавка», подсвеченная дешёвой гирляндой, болталась на ветру, звеня навешанными на неё не менее дешёвыми колокольчиками. Патрульные и группа экспертов, прибывшие на место убийства первыми, не скрываясь, морщились, слыша этот звук. Очевидно раздражались на создаваемое им ощущение исковерканной реальности, но возиться над останками молоденькой гадалки не переставали.

Останков на улице, правда, было не так уж много.

Запах крови был почти осязаемым, висел в воздухе плотной дымкой, вероятно, сбивая с ног молодых вампиров, если они сейчас находились поблизости.

Оставалось лишь надеяться, что никого из них он не растравит в мере, достаточной для того, чтобы попробовать повторить подобное.

Впрочем, на глаза Смотрящему без повода и при подобных обстоятельствах молодняк старался не попадаться, и ради их же собственного блага, он надеялся, что все они додумались убраться как можно дальше.

Люди из себя ничего интересного не представляли - полицейские, любопытствующие, пара извращенцев, заводящихся от вида мертвых тел, несколько перепуганных девочек с темным отпечатком нехорошей магии на них…

Простыня, которой накрыли останки, скрывала многое из того, что его интересовало, и, давя в себе продолжающее стремительно нарастать раздражение, Зейн почти смирился с тем, что осмотреть их спокойно ему удастся не раньше следующей ночи.

Конечно, можно было беспрепятственно пройти в морг в любой момент, привычно отвести людям глаза. Сделать так, чтобы даже те, кому не посчастливилось обладать по-настоящему острым восприятием, запомнили его лишь смазанной тенью без особых примет и конкретного образа.

В таком случае с сотрудниками пришлось бы повозиться, тем самым создав для копов некоторую напряженность, связанную с затягиванием необходимых исследований.

Лишний раз создавать ее без острой на то необходимости он не хотел. За семьдесят лет правления в Нью-Йорке Смотрящий Зейн пару раз лично давал офицерам показания, и от местного Общества в целом требовал уважения к людским законам.

Пусть исследуют, все равно ничего не найдут.

В этом он был абсолютно уверен, потому что разорвать пополам молодую женщину было… не человеческим стилем.

Люди много чего способны сотворить друг с другом, да и с самими собой, - он прикрыл на мгновение глаза, позволяя себе в очередной раз погрузиться, почти нырнуть в одуряющий запах пролитой крови, - но подобное было слишком затратно и грязно.

Или не слишком?

Кровь погибшей девицы была не просто отвратительной, она оказалась ни на что не годной, - много алкоголя и травки, некачественные лекарства, которые она принимала в недалеком прошлом, не модная, но по-прежнему пикантная болезнь…

Через витрину осиротевшего магазина стали заметны яркие вспышки фотокамеры - эксперты документировали детали, тщательно снимали нижнюю часть туловища, очевидно, оставшуюся там, и Зейн сделал шаг вперед, приближаясь к ленте, неуловимо и незаметно скользя среди людей и заставляя их расступиться и дать ему место.

Видеть сквозь стены и ткань не умел даже он, но странным образом задержался глазами на кончиках густых рыжих волос, торчащих из-под небрежно наброшенной боровшимся с приступом тошноты стажером простыни.

Девушку он не знал и не слишком сожалел об этом, но, вероятно, красивой она при жизни все-таки была.

В такой толпе делать было нечего, и Зейн поднял взгляд, ища того, кто позвонил копам.

Того, что успел это сделать за те десять минут, в течение которых он пропустил звонок от узнавшего первым Айзека.

По идее, с умника как раз сейчас должны были снимать показания, и можно было перехватить его после, чтобы считать информацию из первоисточника, с глубины зрачка…

Он не закончил эту мысль, встретившись взглядом с тем, кто стоял напротив, точно так же предпочитая оставаться в тени.

Другой вампир.

Вампир, которого он не почувствовал и не заметил.

Подобное явление перед Смотрящим над городом для любого, - почти для любого, - было чревато как минимум потерей одной из конечностей, но вспыхнувшая наконец в полной мере злость таяла, разбиваясь о растерянность и постепенное, хмельное, заставляющее внепланово усомниться в самом себе, узнавание.

Яркий отпечаток двадцать первого века - джинсы, куртка, коротко остриженные, теперь не доходящие даже до плеч, лишь до середины шеи, волосы…

Холодом то ли ночным, то ли этого узнавания протянуло по позвоночнику, ударило по всем инстинктам сразу.

Лицо осталось прежнем. Не академически правильные, но удивительно красивые черты, четкий, немного капризный изгиб губ. И глаза. Зеленые, яркие. Капля насмешливого любопытства, растворенная в самой глубине этой зелени.

Это могло быть, и, скорее всего, являлось лишь миражом, без предупреждения начатой игрой подсознания, свидетельствующей о том, что скоро придет пора принимать меры, но он должен был убедиться.

В несколько стремительных, на взгляд человека, сошедших бы за телепортацию шагов он обошел толпу, оказываясь рядом прежде, чем та, кого он видел, но не ощущал, растворится в ночи.

- Фредерика?

- Эрика.

Она не тронулась с места, как будто только этого и ожидала. Вскинула голову, отбрасывая волосы с лица, чтобы можно было развеять любые сомнения, рассмотрев детально. Исправила коротко, почти весело.

Такая же настоящая, как прошедший ранним вечером дождь и труп, лежащий под белой простыней на мокром, пропитанном кровью асфальте.

Голос тоже остался прежним. Не прислушаться невозможно, не ответить не выйдет.

Отчасти дар природы, отчасти - плоды его собственных трудов, наука, вбиваемая то лаской, то пощечинами. Если, конечно, они когда-либо видели между первым и вторым разницу.

- Значит, все-таки ты.

Дурацкое утверждение, севший настолько, что мог предупреждать лишь об опасности, голос.

- Во плоти, - легкое пожатие плечами, мимолетная тень обманчиво-сочувственной улыбки.

Сто лет спустя.

Он как угодно представлял себе эту встречу, когда еще разрешал себе думать об этом. Полагал, что обнимет. Пройдёт мимо, окатив ледяным презрением. Ударит.

Не так.

Слишком буднично, как будто между делом.

- Я полагал, что ты давно упокоилась.

- Тогда это сюрприз.

Не то и не о том.

Фредерика… Эрика, теперь уже Эрика стояла напротив, очень близко, так, чтобы тень от стены скрадывала их обоих, и смотрела прямо. Словно ждала, что последует за откровенно отвратительным началом.

Смотрящий Зейн был бы очень плохим Смотрящим, если бы не умел вовремя взять себя в руки и вспомнить, как минимум, о собственном статусе.

- Значит, ты искала меня.

- Приехала по делам, - она снова пожала плечами, теперь уже откровенно демонстрируя скуку, которую навевал на нее этот разговор. - Или ты также полагал, что в Нью-Йорке ни у кого не может быть дел, кроме тебя?

А вот это было неожиданно и ново.

Такое понятие как «дерзость» никогда не стояло между ними, потому что не имело смысла. Не было интересно там, где удавалось к обоюдному удовольствию держаться на равных настолько, насколько это в принципе возможно между Мастером и его Творением.

- Ты изменилась.

- А ты нет.

Не к месту мелькнула мысль о том, что разговор этот, - не иначе как в дополнение к отчасти человеческим привычкам, - тоже получается слишком по-людски несуразным. Как будто им вовсе не о чем говорить.

- Давно в городе?

- Несколько недель, - взгляд Эрики скользнул через его плечо на тело, над которым поставили навес, чтобы не шокировать любопытству.щих.

Парочка молоденьких патрульных расставляла под нужными углами два прожектора, и Эрика качнула головой, кажется, выражая свое неодобрение.

- Вот уж не подумала бы, что в Большом Яблоке такой бардак. Общество еще не выразило тебе недоверие официально, Смотрящий?

Насмешки в этом было столько, что, прозвучи она от кого-то другого, он уже обнаружил бы когти Смотрящего у себя в животе.

На Фредерику… Эрику Зейн просто смотрел.

- Интересный вопрос от той, кто не счел нужным у Смотрящего обозначиться.

Ответом ему стал тихий, тоже хорошо знакомый смех:

- Любопытно, кто же показал мне, что можно плевать на правила и этикет, если очень этого хочется?

Это было больше чем дерзостью, это был уже откровенный вызов, почти упрек.

Зейн заставил себя притормозить, думать лишь на шаг, а еще лучше - не больше, чем на полшага вперед.

Он осторожно попробовал коснуться чужого сознания, - совсем слегка, не вторгаясь, просто проверить настроение.

Тишина. Глубокая, плотная, такая, что можно увязнуть.

Эрика же не торопила. Все растянувшиеся в вечность доли секунды наблюдала, пока на губах не наметилась лёгкая полувопросительная усмешка.

- В чем дело, Смотрящий? Что-то не получается?

На мгновение, всего на ещё одну долю секунды, но Зейну показалось, что асфальт под ногами превращается в промокшую, вязкую, как трясина, землю из сна.

- Так, значит?

Это не могло быть правдой.

Не она.

Не с ними.

- А как ты хотел? - вот теперь его Творение… Его бывшее теперь уже Творение улыбалась по-настоящему.

Улыбалась так, словно ради этого момента и приехала.

Осознать это и подумать над этим предстояло потом, в более спокойной обстановке, но уже сейчас это новое знание наводило на мысли, которые ни его лично, ни его, как Смотрящего, не радовали.

- Твоих рук дело? - не отводя взгляда, Зейн кивнул на то, что осталось от девчонки.

Эрика ответила еще одним вопросительным, как будто чуть удивленным взглядом.

- Помилуй, зачем? Чтобы встретить тебя? Я могла бы убраться отсюда так, чтобы ты о моем присутствии даже не узнал. Это твои внутренние проблемы. Не первые за последнее время, судя по всему?

И близко не вопрос и не искренний интерес, но очевидно издевательское участие.

Не то чтобы оно принесло Зейну облегчение, всерьез он этого и не предполагал, - слишком хорошо знал ту, кого сам создал. Слишком очевидно было отсутствие мотива, равно как и способная в любом другом случае всерьез рассердить несанкционированная осведомленность. Важнее было другое, то, что он и без утвердительного ответа знал почти наверняка.

- Это ты вызвала полицию.

- Ну я же стараюсь не выделяться без надобности и быть добропорядочной гражданкой, а у меня были дела в этом районе.

Эрика по-прежнему смотрела, не отрываясь. Вероятно, ждала от него чего-то.

Собственные, покореженные подмененным смыслом, слишком кстати или некстати процитированные ею и резанувшие слух слова отменяли возможность так сразу понять - чего.

- Мне нужно знать, что ты видела.

Законное требование Смотрящего, распространяющееся как на своих, так и на гостей, и по совместительству - отличный повод увидеться снова. Взять предварительно паузу, подготовиться, понять и просчитать новые правила и конечную цель игры.

Сто лет назад она бы серьезно кивнула и начала излагать с таким упоением и в таких подробностях, что ее пришлось бы останавливать. Оттаскивать в сторону, слишком сильно сжимая локоть, а после, наплевав на все срочные и важные дела разом, ловить каждое слово непосредственно с ее губ.

Сейчас же Эрика лишь отвела, наконец, взгляд, посмотрела в подсвеченное огнями города небо.

- Не то чтобы это было нужно мне, но почему бы нет, в конце концов. Но не сегодня, - она опустила глаза так быстро, что почти наверняка могла увидеть лишнее, хотя Смотрящий Зейн и мастерски умел держать себя в руках. - Мне нужно еще кое-куда успеть.

Подобная дерзость была уже неслыханной, но странным образом пресечь ее не хотелось.

- Значит завтра. У тебя есть мой номер?

Глупый вопрос, но все же получить на него ответ не мешало. Да только ответом ему стал еще один, – очередной – короткий смешок:

- Я сама тебя найду.