Остаток ночи и день Эрика провела в «Александрии».

Дважды брошенное ради общества Зейна дело сейчас хорошо отвлекало и помогало не думать.

Она закончила всё, что хотела, быстрее, чем планировала, и, заперев дверь изнутри, погрузилась в поверхностный, беспокойный, больше похожий на дремоту сон прямо на узком диване в кабинете.

Спать и даже просто лежать здесь было неудобно, но Эрика вертелась в попытке устроиться просто из принципа.

Вернуться домой было невозможно, снимать номер – унизительно.

Она старалась не вспоминать, не прокручивать в голове, не воображать и не анализировать.

Могло ли всё пойти по-другому?

Возможно, да.

Если бы она не расслабилась так непозволительно.

Если бы Зейн не отдавался ей так отчаянно, самозабвенно и голодно. Если бы не сказал хотя бы половины того, что в конечном итоге было озвучено.

«Я прошу у тебя прощения за это».

Почти ненавидя себя за неспособность выбраться из этой трясины, Эрика придушенно рычала в предрассветную мглу и пыталась понять, в какой момент и каким образом с размаху угодила в такую грязь.

Перебирая отдельные слова и целые фразы, взгляды, движения, контексты и двойные смыслы, она злилась на Зейна, на себя, и снова на Зейна, и делать это можно было по кругу до бесконечности.

Ещё можно было так же до бесконечности убеждать себя в том, что ничего не случилось. Назвать прошедшей вечер дурацкой случайностью, неприлично затянувшейся шуткой, начавшейся с обоюдной попытки поймать на слабости.

Или можно было признать собственную вину. Не малодушие даже, не неспособность сопротивляться искушению, не желание отыграться за прошлое, а полновесную вину в том, что допустила всё это. Заигралась так, что не сумела вовремя ни остановить, ни остановиться.

В отличие от нее, Зейн не играл. Ставил эксперименты над ней и над собой, быть может. Вопреки жгучей отравляющей злости, не желавшей ослабевать, Эрика была почти восхищена, – подвергнуть себя риску ради… Чего?

Чтобы узнать, согласится ли она? Дойдёт ли до конца?

Прощупать пределы допустимого, проверить, будет ли им так же хорошо, как прежде?

Беда состояла в том, что было.

Под веками отпечаталась, проступила уродливым, как клеймо на теле Дэна, рисунком картина того, как он гладил её ноги не в поисках опоры, но выражая доверие.

Целое столетие минуло с тех пор, как она без малейшего сомнения и оглядки позволяла ему делать с собой что угодно, пребывая в уверенности, что вреда ей не причинят.

Попытка преодолеть тлеющий конфликт и взаимную неловкость вылилась в собственную безобразную истерику и бессмысленные же жестокие упрёки, ответ на которые оказался… достойным.

В присутствии Дэна, как ни крути, было во всех смыслах проще. Оно вынуждало сдерживаться, отказываясь от желания вцепиться друг другу в глотки и резать по живому.

Засыпая окончательно, Эрика надеялась, что вечером станет лучше.

Не стало.

Она могла найти себе миллион дел и оправданий. Могла плюнуть на них все и просто вытащить Кэт покататься.

Вместо этого она, стоя в тени от вывески магазина, дождалась, чтобы Зейн вышел из дома. Хмурый, сосредоточенный, настроенный исключительно на дело.

Пока лифт отсчитывал этажи, Эрика позволила себе с мстительным злорадством надеяться, что вчера ему было так же плохо, как ей после сумасбродства в том переулке.

Вместе с этажами кончилось и время на это паскудное торжество.

Дверь в квартиру оказалась прикрыта, но не заперта, – по непростительной для обоих беспечности кто-то из них забыл надавить на ручку до щелчка замка.

Эрика вошла, не утруждая себя звонком.

Дэн возился в кухне, то ли что-то мыл, потому что надо было, то ли искал, чем занять руки.

За шумом воды он не должен был услышать ни хлопка двери, ни шагов вампира.

Но услышал.

Он не глядя выключил воду, и не меньше минуты смотрел вопросительно, почти испуганно, прежде чем шагнуть навстречу, так и не поздоровавшись.

От него веяло парализующим разум коктейлем чувств: страх, смятение, предвкушение, стыда и радость.

Эрика привычно поймала его подбородок пальцами, уже не сомневаясь, что ее ждали.

Дэн походил на сжатую пружину, и читать его было так просто, как не бывает с хорошо тренированным охотниками. Как же ему сейчас хотелось спрятать глаза и десятки так и не допущенных до ума вопросов.

И всё же он делал над собой усилие и смотрел. Абсурдная храбрость…

Она целовала его первой, – медленно, никуда не торопясь, постепенно углубляя поцелуй, делая его более настойчивым и собственническим.

Пацан поплыл быстрее, чем можно было мечтать. Сначала зашелся пульс, потом в голове появилась приятная шальная лёгкость.

Эрика загнала подальше откровенно ублюдочную идею затащить его в спальню Зейна, в его постель. Дэн впервые столь недвусмысленно, хотя и робко, тянулся к ней, что гораздо существеннее оказалась мысль о том, что ему можно и нужно предложить чуть больше.

Загрузка...