Цветочная метафора

Иногда мне кажется, что я - одуванчик.

Проросший сквозь асфальт, без воды и солнца, сражающийся с судьбой, подобно древнему герою какой-нибудь легенды. Маленький, слабый - пророс сквозь всю груду камня, гравия и бетона, чтобы оказаться в тени громады пятиэтажки, которая, казалось, ещё немного и рухнет на меня…

Нервный голос Артёма, донесшийся до меня из-за угла, вырвал меня из этих бабских мыслей. Всё мать виновата - вечно со своими цветами лезла, а теперь, блин, перед пацанами стыдно.

Щас спросят, мол, о чем думал. И чё отвечать?! Не про одуванчик же, блин.

Я собрал побольше слюны, как следует напрягся и со звонки "тьфу" - плюнул на стену. Надо было собраться. Я ведь, в конце концов, Мишка Ястребов!

И мне сегодня вести пацанов на стрелку.

***

- Да камень мож возьмём? А то, вдруг, как в тот раз - он ножик достанет!

Артём, как всегда, трусит и теребит свою красную жилетку. Заграничную. Батя ему достал. Женя ему и поддакивает:

- Верно говоришь. Я в тот раз так испугался!.. Ну, типа, не прям за себя, а вот за вас, ребят. Вдруг пырнет он кого? И будете, потом, как Юра…

- Эй, кто тут главный?! - я топнул отцовским тяжёлом ботинком. Всё повернули голову ко мне. - Чего опять страху нагоняете?! Отставить! Сказано же - мы не трусы. Мы не боимся! Сто раз уже дрались - и до сих пор живы.

- Скажешь тоже… - сказал вдруг Матвей. Он был белобрысый всегда, но вместе с фингалом под глазом - стал похож на пирата какого-то. Седой с чёрной повязкой. - Вместе то мы побеждаем, а потом нас по одному бьют. Нам с Юрой потом лежать, да кровь сплевывать. Они ж - крысы.

- Ха, да Юрец сам виноват. Вы не знаете новостей? - спросил Артём весело. Страх куда-то подевался. Друга простебать - это святое, для такого дурака. - Так ведь баба какая-то у него появилась. Цветочки какие-то отправляла. Георгины, что ли. Бабская тема, в общем. Небось это она его и сдала.

- Нехер за спиной говорить. Когда поднимется на ноги - тогда и спросим кто там ему отправлял что. Ты, Женя, не боись, если что - не убегай, а до конца держись, мы подбежим и поможем. А ты, Матвей, не ной. Раз они крысы, то и мочить их на месте надо. Как… этих… туристов в сортире! Если же боишься - так и скажи.

Матвей ударил себя в грудь.

- Да кто боится?! Пшли, прибьем их. За Юру то!

Я уверенно кивнул. В груди прям злость какая-то была. Прям жгло душу. Вот от тупости Артёма бесило жутко.

Это были не георгины, а гвоздики - как для военных. Потому что такова судьба настоящего Мужчины - быть готовым к сражению всегда и везде!

С фига ли бабская тема то?!

Но это было пол проблемы. Я злился на себя. На мысли, свои, дурацкие. Чего ж сегодня за день?! Всё к цветами сводится!

***

- Ну чё, Колокольчиков, уже позвонили в скорую? - Золотоволосый Козлов сидел на водосточной ржавой трубе и ухмылялся своим золотым зубом. Потому что настоящий, мужской я ему выбил. - Ваш Юрчик то без врачей вообще жить не может. Царапину получил и сразу к медикам. Такими темпами и синие фуражки к нам придут.

- А тебе память отшибло после того, как ты в прошлый раз в говно лицом упал? Ястребов у меня фамилия. Уж постарайся запомнить.

- Ха, совсем забыл, что ты маменькин сынок. Одну бабскую фамилию на другую поменял. Настоящему мужику должно быть насрать на свою мать!

Я сжал кулак.

- Заткнись.

Он собрал слюну и сплюнул. Спрыгнул с трубы и свистнул своим. Я щёлкнул пальцами.

Нас было четверо. Их было шестеро. Всё снова было нечестно - но мне было плевать.

В два шага я оказался около придурка с золотым зубом - и выбил ему нос. Тут же двое обежали и по спине саданули. Я локтем в живот ему врезал, да на колени упал. Тут же увидел перед собой белые, подрагивающие на ветру ромашки. Колено вылетело мне в щеку. Я прокусил язык - и почувствовал вкус железа. Пара алых капель упали на ромашки.

"Да сколько можно!.." - взбесился я, вырвал цветки вместе с корнями и землёй, да с размаху кинул. Прямо в глаз Крокодилу попало. Тот закричал, запнулся и повалил Лодочника, который уже хотел мне по живут ударить.

Я поднялся, отошёл чуток и, вдруг, вижу как Козёл нож достал.

- Ты че творишь то?! - только и успел я вскрикнуть, как он стал бежать на меня и ножом махать. Я, как мог, назад отходил. Вдруг, что-то под ноги попало. Упал. Тут же Козёл на меня с ножом налетел, но только я руку его перехватил. У самого горла нож держал. Будто садовник, что готовился вот вот срезать мешающую розу. Только вот - как же меня достали эти неуместные мысли! Я врезал со всей силы головой по голове Козла - и тот аж нож выпустил, всхлипнул и отступил.

- Дурак! Кто ж головой бьёт?! Нечестно!

Я нож схватил и тут уже Козёл обернулся. К нему подходили уже Артём и Матвей. Мы снова победили. Снова избили. Зачем? А просто. Ибо Нехер.

Козлов плюнул на землю и протянул руку мне.

- Отдай нож. Отцовский, фамильный. Не для твоих женских рук.

- Вот отцу твоему и отдам. Как из тюряги выйдет, так сразу и отдам. А пока что - нехер на драку с ним ходить. Всё равно же вы - как бабы деретесь!

Козлов ещё пару секунд молчал, затем посмотрел на моих ребят, пнул камень, свистнул, показал мне фигу и ушёл.

***

Я зашёл домой. Отец сидел на шатком стуле, держа в руках фотографию мамы. Рамку отдельно положил. На его лице снова был синяк. Снова его на работе побили. Охранник из него плохой. Почему? Да потому что - слабак он! Его бьют, а он только защищается. Хоть раз бы рассказал мне, как руку кому сломал или, там, глаз выбил. Так нет! Только и может, что вздыхать и говорить, мол, нет врагов в этом мире, Миша, только дураки есть.

А я считаю, что мой отец - дурак. Приходит каждый раз разбитый, а потом на маму смотрит. Будто она вернётся.

- Эй… Снова дрался? - спросил он меня, когда я бросил пустой рюкзак в коридоре. Даже головы не повернул.

- И что?

- Ничего… не раздевайся. Отнесешь цветы на могилу.

- А сам чего?

- Не могу сегодня. Ноги болят.

- Тебя снова на землю повалили? - спросил я, уже зная ответ. Тот промолчал. Я показал ему нож. - Смотри, че отжал.

Он не повернул головы.

- Верни, лучше. А то полиция придёт…

- Да ты нихера не знаешь! Пусть только попробует с фуражками связаться, его быстро побьют! Понял? Не буду возвращать. Не буду. Я… я отнесу цветы.

Папа кивнул.

Это были колокольчики. Мама обожала их. Когда мы в походы ходили втроём, то она всегда их находила. Когда мы с отцом праздновали наш день рождения, то она всегда дарила нам один стебелек. Когда я боялся и не мог уснуть, она ставила один в баночку, у окна, и говорила, мол, он будет мои сны охранять... Она тоже была глупая.

***

Пришёл на кладбище. Удивительно, как же много всего растёт тут. Деревья кажутся выше, везде кусты раскидистые, а у каждого покрывшегося мхом или ржавчиной креста лежат то гвоздики, то ирисы, то тюльпаны. Небось гниют тут цветы, а потом растения этой гнилью и питаются.

Вот так - что-то, типа, красивое, превращается в удобрение, говно, то есть, а потом из говна что-то красивое растёт. Да.

Я посмотрел на букет из колокольчиков. Потом на улыбающееся лицо матери на фотографии. Она обнимала меня, так что на фотографии не было видно моего лица. Наверное, и к лучшему. Не хотел бы я быть похоронен. Впрочем, может быть я уже…Положил колокольчики и выдохнул.

Жизнь, на самом деле, тоже похожа на цветок. Кто-то живёт яркую, огромную жизнь, как георгин. Кто-то живёт тихо и спокойно, никому не мешая, как ромашки. А кто-то - слишком нежен, чтобы, даже, поднять свою голову. Кто-то - колокольчик...

Вдруг, я был оторван от размышлений. Вдалеке кто-то плакал. Пошёл туда и, вижу, Козлов! на коленях у могилы стоит и плачет.

- Я и нож потерял… и проиграл вообще… мам, ну что я делаю не так?!… Почему я-то не могу победить то никак… может права ты была… что я - слабак…

- Эй, - Козлов вздрогнул, но лица не поднял. - Че ты тут… хнычешь? Где твои?

- Уйди.

Я посмотрел на могилу. Это был деревянный, самый дешёвый крест. Казалось, что сейчас подует ветер - и он рухнет, раздавив маленький клевер, что рос у его основания.

Я сел рядом и достал нож.

- Так это… не твоего бати нож?

- Нет… Мама им пироги разрезала на работе.

Я выдохнул. Ну и фиговый же трофей тогда, получается. Ножик для резки пирогов… я протянул трофей ему. Тот удивлённо посмотрел на меня.

- Нафига?

- А он - как ландыш. Слишком девчачий и ядовитый. Не нужна мне такая штука... Ну и, память о маме, все-таки.

- Спасибо… - он убрал нож в карман. - Мама у меня пироги любила очень. Всегда на праздники делала. С малиной или, там, че мы с братом найдём. А сейчас… брат в нашей пекарне работает теперь, папа на зоне, а мама…

Он вздохнул и вытер слезы. Я пошарил по карманам и достал засохший одуванчик, который сорвал когда-то давным-давно. Я уже и забыл, для чего я вообще его в карман положил. То ли подарить хотел кому, то ли просто не хотел выкидывать. А теперь - я положил его на могилу и закопал. Пускай он сгниет и принесёт немного пользы. Может… на его месте вырастет новый цветок.

- Хорошая твоя мама была. Я в детстве заходил в ту пекарню. Там было вкуснее всего... Я так разозлился седня. Твой нос цел?

- Целый. Почти. На место поставил и, вроде, нормально… только жжёт, когда дышу.

- Ясно дело… Прости.

- Да я тупость сказал. Про маму то… даже эти, старшеки говорят, что, мол "мать - святое". А я просто… как я перед пацанами то сознаюсь?..

- В чем?

-…

- Скучаешь, да?.. Я по своей скучаю. Когда я плакал, она песни пела. И я не плакал больше. Потом ещё цветы эти… постоянно рассказывала про них.

-… А моя - про новые рецепты. С бабушкой какой-то, случайно, пообщается, а потом весь вечер будет варенье по её совету крутить. Фу ты… Я уж и забыл про это… Слушай, меня Лёша зовут. Лёша Булкин. Я просто фамилию никому не говорил…

Я повернул к нему голову и коротко кивнул.

- Меня - Миша Колокольчиков.

- Ты не поменял?

- Нет… не поменял. Просто… как же я пере пацанами своими?.. Не солидно.

- Ага… Та же фигня.

Мы ещё посидели, молча смотря на деревянный крест, по которому ползла ленивая капля вечерней росы. А потом поднялись и пошли своими дорогами.

***

Иногда мне кажется, что я - одуванчик. Моя мама была колокольчиком. А папа - ромашка.

Мама всегда старалась всем дарить радость, но никогда не пыталась встать во главе чего-либо. Она работала хорошо, многого не просила и всегда рада была помочь.

Папа никому не мог слова плохого сказать. Всегда о людях думал лучше, чем те были. Всегда пытался своей добротой людям душу вылечить.

И я. Проросший сквозь асфальт и кровь - смотрящий вдаль цветок. Теперь, почему-то, я понял - мне хотелось куда-то переехать. Подальше от этого города, подальше от этих людей, подальше от всего этого. Просто - улететь…

***

Мы все собрались в пекарне. Как раз Юру выписали. Правда у него всё ещё был гипс на руке.

И пироги были вкусные.