Дача

Я знаю — дача будет!

Я знаю — саду цвесть!

Иваси «Как мы строили навес на даче у Евгения Ивановича»

— Сева! — Ким, атлетичный и загорелый, облаченный только в короткие шорты и полотенце через плечо, красиво гарцевал на крыльце. — Сева, сколько можно копаться? Мы идем или не идем? Ты вызвал флаер?

Всеволод неторопливо затянул горловину рюкзака.

— Зачем тебе флаер, Кимушка? — спросил он ласково. — Так дойдем. Здесь километров шесть, не больше.

— Шесть? — переспросил Ким. Его иноходь утратила бодрый размах. — С рюкзаком? Зачем нам такой большой рюкзак, Сева? Нам же только искупаться…

— Пока дойдем до речки, — обстоятельно начал Всеволод, — захотим пить. Искупаемся — захотим есть. А тут уже и вечер, захотим утеплиться…

— Да, но шесть километров с таким баулом…

— Я знаю! — воскликнул Третий. Он лучился энтузиазмом. — Я об этом читал! Это древняя традиция землян: строить дачу в месте, которое находится далеко от всего на свете, и потом превозмогать. Я тоже хочу превозмогать, Сева! Я понесу рюкзак!

— Вот, товарищ Янсон, берите пример с инопланетного товарища…

Он не закончил, потому что в этот момент Светлана Анатольевна выглянула из окна веранды и спросила:

— Сева, куда это вы собрались?

— Да вот, хочу наконец сводить ребят на Клязьму…

— Я понесу рюкзак!..

— Я вызову флаер, когда ты надорвешься нести рюкзак!..

— Ох, мальчики, — вздохнула Светлана Анатольевна. — Клязьма отменяется. Сева, ты помнишь тетю Мельду?

Всеволод пожал плечами. У мамы была целая армия каких-то знакомых теть, и он плохо в них ориентировался.

— В общем, тетя Мельда сегодня приезжает в гости, — твердо сказала Светлана Анатольевна. — Вместе с сыном. Так что на Клязьму сходите в другой раз.

— О, — расстроенно протянул Третий. Он мечтал побывать на Клязьме со второго курса, когда Сева показал ему шрам на ступне и сказал, что это «вот такенный крокодил вцепился».

— Раз надо, значит, останемся, — молвил Ким волевым голосом. Перспектива тащиться шесть километров по жаре и под рюкзаком слегка умерила его пыл.

— А сын маленький? — спросил Всеволод. — Может, позвать соседского Павлика, чтобы ему было с кем поиграть?

Светлана Анатольевна задумалась.

— Да нет, — сказала она. — Вроде он ваш ровесник. У него еще имя какое-то странное…

Как заметил классик, все счастливые семьи похожи друг на друга. И за пару дней до описываемых событий где-то на другом конце галактики развернулась очень похожая сцена.

Космический пират Крыс уже поставил ногу на нижнюю ступеньку трапа, когда за спиной у него нежный как колокольчик голос произнес:

— Куда это ты намылился?

Крыс оглянулся через плечо.

— В рейд, — ответил он. — Я же говорил. Вернусь послезавтра.

— Рейд отменяется, — решительно сказала пиратская королева. — Ты помнишь тетю Свету?

Крыс открыл было рот, чтобы сообщить, что тетя Света вместе со всеми остальными тетями во Вселенной может катиться куда подальше, а космический экспресс сам себя не ограбит — но осекся. И уточнил:

— Это у которой Севочка?

Здесь надобно сказать, что любящие мать и сын совсем недавно обрели друг друга в бескрайней пустоте космоса и теперь наслаждались семейным счастьем, которое пока не омрачили упреки, разочарования и взаимная усталость — все те чувства, которые неизбежно начинают питать друг к другу родители и их взрослые дети, всю жизнь проведшие бок о бок.

Не в последнюю очередь королева-мать с такой готовностью распахнула объятья блудному сыну потому, что упомянутый сын возник в поле ее зрения в очень удачный момент. Недавно она познакомилась в космонете с землянкой Светой (пути их пересеклись на форуме, посвященном ретро-мелодрамам). Они начали переписываться, затем обмениваться фотографиями и рецептами. Случайное знакомство постепенно превратилось в крепкую дружбу, и только одно тяготило королеву: у Светы был сын Севочка, про достижения которого она много и с удовольствием рассказывала. А королеве нечем было симметрично ответить.

Так что Крыс появился в ее жизни очень вовремя.

Что же до самого Крыса, то он никогда не слышал идиому «сын маминой подруги», но познал ее суть на практике. Неведомый Севочка оказался мерилом всех вещей и совершенством во плоти. Он замечательно учился в Академии Звездного Флота, замечательно исследовал новые планеты и громил пиратские базы, а в свободное время замечательно помогал маме на даче. Крыс, которого жизнь еще не сталкивала с таким сияющим феноменом, прекрасно жил бы в неведении и дальше. Но не тут-то было: его собственная мама с восторгом рассказывала ему обо всех Севочкиных достижениях. Да еще и проводила какие-то неуместные параллели и сравнения, причем всегда не в пользу Крыса. Так что подспудно в нем созрело желание познакомиться с легендарным Севочкой лично и выяснить, какого цвета у него внутренности.

— Да, это у которой Севочка, — процедила королева-мать. — Тетя Света пригласила нас в гости к себе на дачу. Выдвигаемся немедленно.

Холодные глаза Крыса хищно сверкнули. Он убрал ногу с трапа и сказал с неискренним сожалением в голосе:

— Ради любимой мамы — все, что угодно.

Любимая мама смотрела на него с явным осуждением.

— Что? — спросил Крыс после паузы.

— Ты что, собираешься лететь к тете Свете в таком виде?

Крыс вздрогнул и быстро осмотрел себя. Все было в порядке: облик не поплыл, конечностей было положенное для гуманоида число, черный кожаный мундир на месте.

— В каком — таком? — уточнил он.

Мамаша закатила глаза.

— Тысячу раз тебе объясняла, — сказала она утомленно. — Я молодая, красивая женщина. У меня не может быть такого пожилого и страшного сына. Придумай себе внешность помоложе.

Тут уже закатил глаза Крыс.

— Мамаша, ну что вы опять… — начал он — и осекся, уперевшись взглядом в дуло бластера.

— Быстро сделал для мамы красоту, — отчеканила королева.

В назначенный час Светлана Анатольевна собрала и построила домочадцев на посадочной лужайке. Все немножко волновались и были полны решимости произвести на тетю Мельду самое приятное впечатление. Ким притащил из дома батон и сахарницу — он объяснял, что так на Руси в древности было принято встречать гостей, он про это читал. Переубедить его не удалось.

Флаер неторопливо опустился на лужайку. Дверца отъехала в сторону, и Всеволод крякнул от неожиданности: из флаера выпорхнула прелестная черноволосая девушка, к которой меньше всего подходило обращение «тетя». Ким рядом тоже крякнул, но с иным посылом, еще сильнее расправил широкие плечи и взял батон наизготовку.

Всеволод подумал было, что красавица оказалась здесь случайно и сейчас спросит, как добраться до Клязьмы, и полетит дальше. Но тут девушка вскрикнула: «Светочка!», а Светлана Анатольевна в ответ вскрикнула: «Мельдочка!» — и они кинулись друг другу в объятия. Всеволод моргнул.

Но это было еще не все. Следом за девушкой из флаера неторопливо выбрался очень красивый золотоволосый юноша с таким кислым лицом, словно он только что жевал лимон. Не было похоже, что визит его радует. Не поднимая взгляда, глубоко засунув руки в карманы и загребая ногами, он потащился через лужайку следом за прекрасной тетей Мельдой.

— А вот и сын, — пробормотал Всеволод себе под нос и двинулся юноше навстречу. Но застыл, потому что за спиной у него Третий напряженным голосом сказал:

— Ребята, это Крыс.

В этот момент юноша поднял голову. На лице его явно проступило неприятное изумление, он отшатнулся и потянулся рукой к бедру, на котором при других обстоятельствах висела бы кобура. Капитаны сдвинулись плечом к плечу. Ким приготовился метнуть сахарницу. Всеволод приготовился удерживать Кима, потому что сахарница была из сервиза, который Светлана Анатольевна очень любила.

И неизвестно, чем могло бы кончиться дело и какими жертвами и разрушениями обернуться. Но тут любящие подруги наконец расцепились, благожелательно уставились на младшее поколение, и тетя Света сказала:

— А это Крысик? Мне по фотографиям казалось, что он старше.

А тетя Мельда ответила:

— Светочка, это все твои? А кто из них Севочка?

— Вот это Севочка. А это его друзья, они у нас отдыхают. Ребята, познакомьтесь.

Под нежными материнскими взглядами сыновья Вселенной обменялись вялыми и неискренними рукопожатиями.

— Почему ты Севочка? — спросил Крыс с тихим отчаянием в голосе. Покров тайны был сорван, и сын маминой подруги явил себя во всем слепящем великолепии. — Я же знаю, тебя зовут Первый Капитан. Или капитан Буран.

— Это уменьшительное, — отмахнулся Всеволод. — Лучше скажи, почему ты так выглядишь? Хотел произвести впечатление на мою маму? Сколько тебе лет вообще?

Сказать по правде, он с трудом сдерживал смех. Уж очень непривычно было видеть самого холодного и жестокого негодяя в галактике с такой несерьезной кукольной внешностью.

Прекрасная тетя Мельда услышала его слова и голосом, в котором сквозь звон хрустальных колокольчиков прорезалась смертоносная сталь, ответила:

— Крысик выглядит на свой возраст. Я, кстати, тоже.

Крыс перекосился.

— Я произвожу впечатление на свою маму, — сказал он кисло.

Сева посерьезнел, ткнул под ребра Кима, который тихо ржал сквозь зубы, и ответил:

— Мама — это святое.

Но Ким не перестал ржать — он был сирота и не знал, что такое «мама».

— Что же мы стоим? — воскликнула Светлана Анатольевна. — Пойдемте в дом. Мельдочка, я все тебе покажу.

Все потянулись следом. Третий и Крыс оказались в конце процессии, и Крыс, который плохо ориентировался в земных реалиях, тихо спросил:

— Севочка — это уменьшительное от чего? От Бурана или от Первого?

Вопрос был задан явно не тому специалисту — на Фиксе имен не признавали в принципе, даже полных.

— Я и сам еще не разобрался, — честно ответил Третий. — Но, главное, он отзывается.

Пока шли к дому, Всеволода переполняли сомнения и тревоги. Он ничего не понимал, привычная жизнь вдруг обернулась какой-то комедией абсурда. У злейшего врага, который попортил капитанам немало крови — впрочем, это было взаимно — обнаружилась мама, выглядевшая едва ли не моложе его самого, и эта мама дружила с его, Всеволода, мамой. Как вести себя в такой ситуации? Врожденное чувство справедливости требовало от него вступить в бой с врагом, но как-то неудобно вступать в бой, если враг — сын маминой подруги. И к тому же гость.

Он думал, что общая неловкость ситуации будет давить на всех присутствующих. Но на удивление остальные как-то очень легко нашли себе дело по душе и рассредоточились по участку. После короткой экскурсии обе мамаши возлегли в шезлонгах и принялись вести неторопливую беседу, потягивая клюквенный морс и приглядывая за юношеством. Они звали Третьего составить им компанию — Светлана Анатольевна всегда выделяла его среди всех Севиных друзей — но Третий ловко уклонился от этой почетной обязанности и сказал, что идет жарить шашлык. Это явно был защитный маневр: Всеволод знал доподлинно, что Третий — вегетарианец и вряд ли притронулся бы к сырому мясу добровольно, если бы не угроза двойной материнской атаки.

Всеволода никто не приглашал выпить морсу, поэтому он отправился чинить крыльцо. Дача семейства Буран была заслуженная, с более чем вековой историей. На ней всегда было что чинить.

Ким и Крыс потащились за ним следом. Сначала они нависали над Всеволодом, пока тот пилил будущие ступени, и сверлили друг друга яростными взглядами поверх его головы. Потом начали на повышенных тонах обсуждать аэродинамические свойства крыльца. Это действовало угнетающе, и Всеволод предложил им заняться чем-то полезным — например, покрыть морилкой балясины. Крыс спросил, что такое балясины, а Ким — что такое морилка. Всеволод понял, что проще будет справиться самому. Но на даче, как известно, дело найдется каждому. Поэтому он принес из сарая лопаты и показал участок за домом, который нужно было перекопать.

На некоторое время наступило спокойствие. Потом явился Ким и попросил топор.

Всеволод возмутился.

— Ким, — сказал он, — я все понимаю, но он же наш гость. Нельзя так поступать с гостем!

— Нельзя?! — выкрикнул в ответ Ким. Он был красен и очень взволнован. — А что же теперь, дать гостю выиграть только потому, что у него клешни?!

Тут Всеволод понял, что ничего не понял, и спросил, что Ким будет делать с топором. Его ведь отправили копать и выдали лопату.

Ким ответил, что топор ему нужен для борьбы с очень твердыми сорняками. Крыс выкорчевывает их клешнями, а у Кима так не получается, и противник уже вырвался вперед.

Всеволод мысленно содрогнулся и побежал оценивать потери. Потери, впрочем, оказались не так велики: Крыс успел вырвать с корнем только три вишни, а Ким подкопал всего одну, и то не сильно.

Мамаши самозабвенно токовали в шезлонгах. Третий нажарил огромную гору мяса и переключился на овощи-гриль. Всеволод решил, что трудовых подвигов на сегодня достаточно, и пошел растапливать баню.

Душистый пар завивался под потолком. Дрова потрескивали, камни шипели.

— Всем нормально? — спросил бдительный Всеволод. Посмотрел налево, на красного и очень довольного Кима. Посмотрел направо, не выдержал и прыснул.

— Нормально, Севочка, — желчно сказал Крыс.

— Я не могу тебя воспринимать серьезно в таком виде, — пожаловался Всеволод. — Сколько тебе все-таки лет? Ближе к этому облику или к обычному?

— У нас возраст считается по-другому, — ответил Крыс. Подумал и нехотя признался: — Ближе к этому.

— Тогда зачем ты изображаешь пожилого мужика? — спросил Ким. — Он стремный. У него лысина.

Крыс осклабился.

— И у тебя будет, Кимушка, — откликнулся он живо. — Вспоминай об этом каждый раз, когда мы встречаемся. Мементо лысина!

— Зато ее никто не увидит! — парировал Ким и с торжеством посмотрел на Крыса сверху вниз. — А спорим, я вас обоих пересижу? Мы на Марсе привыкли к высоким температурам.

Это был вызов. Всеволод и Крыс переглянулись.

— Ты сам этого хотел, — сказал Всеволод и от души плеснул воды на камни.

… Спустя десять минут Крыс выволок сомлевшего Кима из парной, пристроил на стул в предбаннике и забежал обратно.

— К высоким температурам он, может, и привык, — констатировал Всеволод, — а к влажности — точно нет. Ну что, погнали дальше?

— Валяй, Севочка, — разрешил Крыс, вольготно растянувшись на полоке. — Я могу перестроить терморегуляцию тела под любую температуру и влажность. А вот ты можешь?

— История нас рассудит, — ответил Всеволод и поболтал в бочке замоченными вениками. — Так все-таки что это за стремный мужик с лысиной? Кто-то из родственников?

— Просто мужик, — пожал плечами Крыс. — Из учебника. У нас все в него превращаются. Какая тебе разница? Хватит трепаться, игры кончились. Давай по-взрослому, Севочка.

… Спустя еще пятнадцать минут Всеволод вытащил Крыса в предбанник и пристроил на соседнем с Кимом стуле. Может, Крыс и управлял своей терморегуляцией, но к веникам жизнь его явно не готовила. Всеволод окатил обеих жертв русской бани холодной водой из кадки и вернулся в парную.

— Ну вот, — сказал он сам себе, — теперь и правда можно по-взрослому.

Он выплеснул на камни оставшуюся воду. Пар взметнулся к потолку, и в клубах на секунду проступил тонкий профиль.

— Третий? — в изумлении окликнул Всеволод и замахал веником, расчищая зону видимости.

Третий чинно сидел на полоке в углу парной, сложив три пары рук на острых коленях.

— Ты в порядке? — спросил Всеволод. Он знал, что фиксианцы очень чувствительны к перепадам температур, и потому никогда не звал друга в баню.

— Не обращай на меня внимания, Сева, — кротко молвил Третий. — Делай, что должен. Я просто посижу тут тихонько…

Всеволод сочувственно ждал.

— Я больше не могу, Сева, — в голосе Третьего прорезалось отчаяние. — Я пожарил мясо. Я пожарил рыбу. Я пожарил все овощи, даже огурцы. Хлеб пожарил. У меня все кончилось, Сева, мне больше нечем было оправдывать свое отсутствие! А они, Сева, они уже достали альбом с твоими детскими фотографиями и подбирались ко мне с двух сторон! А я к этому не готов! Мне еще не раз предстоит в бою прикрывать твою спину и то, что ниже. Я не хочу знать, как все это выглядело в твои три года!

В это время за стеной бани послышалось какое-то шевеление.

— Мальчики! — окликнули снаружи. Третий сильно вздрогнул и рефлекторно натянул на уши войлочную шапку. — Мальчики, вы там угорите! Идите ужинать!

Ужин накрыли на веранде. Снаружи сгустились синие июльские сумерки, и в этих сумерках уютно всплескивал оранжевыми отсветами костер, в который вывалили угли из мангала. Шашлык на столе исходил паром. Мотыльки вились вокруг желтой лампы под потолком и падали в салат.

Светлана Анатольевна поставила на стол пузатую бутылку толстого стекла.

— Коньяк, — произнесла она со значением. — Пять звезд. Вы, молодежь, конечно, не оцените…

— В смысле, мы не оценим? — вскинулся Ким. Он желал реабилитироваться после бани. — Наливайте, тетя Света!

— И мне, — ревниво откликнулся Крыс.

— Пожалуйста, — подсказала тетя Мельда неприятным голосом.

— Пожалуйста.

— И мне, мама, пожалуйста, налей, — сказал Всеволод. — Иногда можно.

Светлана Анатольевна разлила коньяк по рюмкам и сказала:

— Ну, за знакомство!

Все выпили. Третий пригубил морс.

— Клопом пахнет, — сообщил Крыс с интонациями опытного сомелье.

— Господи, — немедленно отреагировала его мамаша. — Откуда ты знаешь, как пахнет клоп?

— Я его ел.

Все сразу очень заинтересовались.

— Севочка меня научил, — пояснил Крыс, — что когда ешь малину, нужно обязательно смотреть, есть ли в ней клоп.

— И? — спросила Светлана Анатольевна.

— И я всего четыре таких нашел.

Всеволод тихо заржал, а Ким, который прошел крещение малиной с клопами еще в первый свой приезд на дачу, заржал в голос.

— Сева, — сказала Светлана Анатольевна таким тоном, что хохот мгновенно смолк, — принеси, пожалуйста, самовар.

Самовар был большой, заслуженный, поивший не одно поколение семейства Буран. Третий, сноровисто орудуя шестью руками, накрыл стол к чаю. Светлана Анатольевна обновила коньяк в рюмках.

Вместе с самоваром на веранде появилась и гитара. Всеволод пробежал пальцами по струнам, подкрутил колок.

— Давай нашу, Сева, — сказал Ким.

И Всеволод ударил по струнам и запел:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома…

Эту песню сочинили более ста лет назад, но время не затерло ее смысл. И сейчас она так же остро отзывалась в сердцах первопроходцев.

— Надежда, — с чувством выводил Ким — мой компас земной…

— А удача — награда за смелость, — вторил Третий.

Мамаши сидели, одинаково подперев щеки кулаками, и внимали.

Всеволод сыграл про надежду, про нет дороге окончанья и про то, как люди идут по свету. А потом вдруг гитару попросил Крыс. Всеволод удивился, но передал инструмент.

Крыс взял пару аккордов, примериваясь, и заиграл.

Просто нечего нам больше терять,

Всё нам вспомнится на Страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Видно, прожитое прожито зря — не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, капают дожди октября.

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Он играл и пел неожиданно хорошо. И стихи были хорошие, хоть и без того задора, к которому Всеволод привык и который ценил в бардовской песне.

Мы затопим в доме печь, в доме печь,

Мы гитару позовём со стены.

Просто нечего нам больше беречь,

Ведь за нами все мосты сожжены.

Все мосты, все перекрестки дорог,

Все прошептанные тайны в ночи.

Каждый сделал все, что мог, все, что мог,

Но об этом помолчим, помолчим.

… Какая-то безысходность, подумал Всеволод. Вот верное слово. Безысходность и беспомощность перед лицом грядущего. Словно что-то холодное и скользкое, как щупальце медузы, коснулось сердца.

А луна взойдет оплывшей свечой,

Скрипнут ставни на ветру, на ветру.

Ах, как я тебя люблю горячо,

Годы это не сотрут, не сотрут.

Мы оставшихся друзей соберем,

Мы набьем картошкой старый рюкзак.

Люди спросят: «Что за шум, что за гам?»

Мы ответим: «Просто так, просто так…»

Неужели когда-нибудь это будет песня про меня? Неужели однажды все закончится, канет в Лету, и это я буду собирать оставшихся друзей? А останусь ли я сам?..

Просто так идут дожди по земле,

И потеряны от счастья ключи.

Это все, конечно, мне, конечно, мне,

Но об этом помолчим, помолчим.

Просто прожитое прожито зря — не зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Слышишь, капают дожди октября.

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Тишина повисла на веранде. Молчал Ким, между бровей у него залегла складка. Молчал Третий, остановившимся взглядом он смотрел на костер. Молчали мамаши.

А затем, разбив тягостный морок, Крыс сунул гитару Всеволоду в руки и сказал:

— Кстати, раз уж здесь собрались знатоки: что такое картошка?

И Всеволод встряхнулся, сбрасывая оцепенение, и ответил:

— Завтра вставай пораньше, я тебе покажу. Лопату захвати.

Светлана Анатольевна подлила всем коньяка и сказала:

— Ну, за встречу!

… Звезды качались в ясном ночном небе. Веранда плыла сквозь мрак, как утлый кораблик. Мотыльки отплясывали качучу вокруг лампы, самовар дымил, коньяк согревал. Пламя костра отражалось в больших фиксианских глазах. Марсианин и крокрысец, обнявшись, орали хором:

— А снится нам трава, трава у дома!..

Мамаши подпевали. Всеволод тоже подпевал и хотел, чтобы этот странный вечер подольше не заканчивался.

***

— Корабль, — проговорил Всеволод в рацию. — К вам обращается капитан Буран. Прошу назвать ваши позывные и цель…

— Сдавайтесь! — проскрежетала рация очень знакомым голосом. — Вы окружены, идем на абордаж!

— Ах, на абордаж? — оживился Всеволод. Побитый жизнью кораблик без опознавательных знаков болтался перед «Эверестом» как на ладони. — Ким, расчехляй ионную пушку…

На том конце связи произошло некоторое замешательство. Другой, тоже знакомый голос, принадлежавший знаменитому космическому негодяю Весельчаку У, прошипел: «Ты что, рехнулся? Смотри, какие у них дула!»

И уже громче сообщил:

— Это мой друг так здоровается. На самом деле наша цель — переговоры.

— Да, Севочка, переговоры, — подтвердил Крыс. — Один на один, только ты и я.

Всеволод вспылил.

— Хватит называть меня «Севочка»! — рявкнул он таким капитанским голосом, что сидевший в соседнем кресле Третий подпрыгнул и уронил планшет.

В рации повисло молчание.

— А как надо? — спросил Крыс наконец.

— Называй меня «Всеволод»!

— Так, — сказал Крыс после еще одной паузы. — Давай помедленнее, я записываю. Всеволод — это уменьшительное от чего?

Всеволод закатил глаза.

— Стыковку разрешаю, — ответил он. — Встречаемся в наружном шлюзе через пять минут.

Он отстегнул ремни и вылез из кресла.

Друзья смотрели на него с тревогой.

— Послушай, Сева, — молвил Ким. — Это опасно. Возьми бластер. И кого-нибудь из нас.

— Опасность — мое второе имя, — парировал Всеволод. Но бластер взял.

А также захватил в своей каюте объемистый баул.

… Через пять минут, как и было назначено, противники встретились. Крыс появился в шлюзе кормой вперед — свой баул он волоком тащил по полу. В бауле звякало.

— Уф, — сказал Крыс, с трудом разогнувшись и держась за поясницу. — Мамаша расстаралась, конечно.

Всеволод принялся извлекать из своего баула бесконечные банки с огурцами, помидорами, грибами и компотами. Светлана Анатольевна тоже расстаралась для лучшей подруги от души.

Баул Крыса явил миру такие же трех- и пятилитровые банки, только без овощей. В основном они были наполнены прозрачной, как слеза, жидкостью. Впрочем, несколько банок радовали взгляд яркими чистыми цветами: красные, желтые, лиловые. Это были настойки.

— Ну что, меняемся? — спросил Крыс.

Всеволод оглядел выстроившуюся перед ним алкогольную шеренгу.

— Я должен проверить, — сказал он.

— В смысле?

— В смысле, откуда я знаю, может, там вода.

Крыс смерил его долгим взглядом.

— Резонно, — согласился он. — Я, пожалуй, тоже должен проверить все эти огурцы. Вдруг там… ну, не огурцы.

Всеволод с готовностью достал из кармана комбинезона консервный нож и две походные стопки.

— Вскрываю?

Но Крыс колебался.

— А что мы скажем мамашам? — спросил он.

Всеволод пожал плечами.

— Что произошла усушка и утруска. Спирт, опять же, имеет свойство испаряться. А хрупкий груз запросто может не пережить гипер-прыжок.

Крыс посмотрел на него с уважением.

— Севочка, — сказал он вкрадчиво. — В смысле, Всеволод. Из тебя бы получился отличный пират. Вскрывай.

Когда минуло полчаса, Весельчак У забеспокоился. Вся идея с переговорам с самого начала казалось ему дурацкой, и первым движением его души было отстыковаться в одностороннем порядке и растаять в бескрайних просторах космоса, а Крыс пусть разбирается как знает. Но он пересилил этот естественный порыв и для начала попробовал связаться со шлюзом.

Ему ответили. Сначала в динамике послышались нечленораздельные звуки, словно кто-то что-то жевал. Затем Крыс не очень твердым голосом сказал:

— Весельчак, гитару мою принеси.

Противоречивые чувства боролись в сердце Весельчака. Но в шлюзе явно ели, и ели без него. Так что праведное негодование победило природную осторожность. Он захватил гитару и пошел разбираться.

Случилось так, что в тот момент, когда он открыл внутренний люк и шагнул в шлюз, противоположный люк также открылся, пропуская внутрь Кима и Третьего. Новоприбывшие застыли, созерцая открывшуюся им картину безусловного морального падения.

Несколько секунд все молчали. Затем падшие капитаны отсалютовали своим командам стопками, и Всеволод сказал:

— Чего стоите? Давайте, наливайте себе сами. Третий, возьми помидорку!

Отправляясь на разборку, Весельчак оставил включенными внешний и внутренний каналы связи. «Эверест», состыкованный с пиратским кораблем, плыл в космическом безмолвии и транслировал всем, кто готов был услышать, пять голосов, певших неслаженно, но с большим чувством. В эфире звучала песня, которую пели и всегда будут петь покорители неведомого.

Та самая песня, которой довольно одной. Чтоб только о доме в ней пелось.