Даша, или Вот что я могу

В тесной, но вместе с тем довольно уютной квартирке, которую я по сходной цене снимал у приятеля, юная гостья объявилась вчера. Единственная родительница Даши, непутевая Валька Гордеева, привезла ее под мой кров поздним вечером: полусонную, оголодавшую и до одури измученную странствием в плацкартном бедламе. Две скиталицы, в недавнем прошлом доводившиеся мне чем-то вроде семьи, пожаловали сюда прямиком из родимого захолустья, где создавались лучшие главы моей биографии. Визиту предшествовал Валькин звонок и краткие, но весьма эмоциональные переговоры. Требовалось срочно приютить Дашку. Ненадолго. До конца июля, максимум до середины августа. Ну да, кобыле уже семнадцать лет, но оставлять ее в доме одну на такое длительное время не вариант. Почему? Сказано же, семнадцать лет уже кобыле... Ситуация, само собой, была безвыходной, чему я поверил без лишних расспросов. Других ситуаций в Валькиной жизни просто не могло существовать.

Валю я знал с детства: жил в соседнем подъезде, проказничал в одном дворе, учился в параллельном классе. А на первом курсе института имел с нею скоротечный роман. Наш роман завершился спустя полторы недели, по взаимному согласию, и на долгие годы сменился прежней, не омрачаемой страстями дружбой. Временами, в периоды затянувшейся засухи в отношениях, Валентина сугубо по-товарищески проводила в моей постели несколько утешительных ночей.

Вальке не исполнилось и девятнадцати, когда на свет появилась Даша. Отца новорожденной, некоего Тимофея, записного красавца и военного летчика, к тому времени уже и близко не видали в нашей глубинке. С родителями Валька разругалась вчистую и на первые поры перебралась ко мне, на правах домашнего питомца. Позже, года через два, раздобыла жилье и поселилась на западной окраине города, что вплотную примыкала к текстильному комбинату. Здесь она и трудилась всю дальнейшую жизнь в должности старшего экспедитора.

Даша выросла на моих глазах. Частенько она неделями обитала в моей квартире, покуда Валька колесила по командировкам или проводила отпуск на морском побережье в компании с очередным увлечением. Последний раз мы пересекались с Дашей три года назад. Было это на исходе августа, вскоре после того, как в погоне за длинным рублем я окончательно перебрался в столицу. Валю в тот раз я видел лишь мельком. Она вручила мне свое детище на выходе из аэропорта, а сама укатила за границу, в европейское турне на пару с уже немолодым, но перспективным кавалером. Обратно в свой городок Даша возвращалась сама. Под занавес школьных каникул я посадил ее на поезд, поцеловал на прощание в огненную маковку, помахал вслепую в запыленное окошко купе и больше мы с нею не встречались.

Вчера, отворяя дверь своей берлоги, я ожидал встретить девочку, пусть и повзрослевшую, но хотя бы отчасти похожую на ту худосочную, стриженную под одуванчик пигалицу, с которой мы некогда расстались на перроне Казанского вокзала. Этим и объяснялось мое легкое замешательство, когда в неверном свете лестничной площадки я обнаружил перед собой стоящую на пороге парочку и не сразу различил, кто из них мать, а кто дочь. То же миниатюрное сложение, те же пламенные гривы до плеч, те же кукольные, подмазанные на один манер лица. И те же глаза цвета весенней листвы, распахнутые мне навстречу. Даже ростом они почти сравнялись друг с другом, так что, неуклюже обнимая их в прихожей, я одинаково ткнулся носом в две рыжих макушки и вдохнул сладковатый запах одних и тех же духов...

Всю ночь измотанная в дороге Даша без задних ног продрыхла на раскладушке, проснулась в десятом часу и первую половину воскресного дня всячески дичилась, шарахаясь по углам тесной хрущевки и отчужденно зыркая в мою сторону из-под насупленных бровей. Похоже, за минувшие годы она успела крепко меня подзабыть и теперь заново привыкала к присутствию дюжего, плохо выбритого мужика в ее персональной вселенной. Впрочем, продлилось это не долго. Несколько фирменных шуток, памятных нам обоим, вкупе с двумя-тремя воспоминаниями о проведенных вместе деньках с легкостью воскресили нашу былую близость. Напряжение рассеялось. Все недомолвки и церемонии были отброшены прочь. Еще не сели обедать, а в моей постоялице уже окончательно проснулась прежняя Дашка по прозвищу «энерджайзер»: деятельная, говорливая, бойкая на язык, питающая интерес ко всему на свете, кроме разве что учебников, а также обо всем на свете имеющая собственное мнение.

Вместе с тем, рядом с этой знаменательной персоной, известной мне до последней веснушки, в девочке очень скоро обнаружилась и совершенно новая личность. Даша заметно созрела умом и безусловно прибавила в рассудительности, что позволяло нам держаться практически на равной ноге. Однако зрелость коснулась не только ума, но также и всей природы девочки. Она, что называется, расцвела и, судя по всему, переживала сейчас довольно сложный период. Недавние метаморфозы, щедро наделившие ее пусть и не блестящей, но весьма миловидной внешностью, откровенно вдохновляли Дашу и, я бы даже сказал, до некоторой степени опьяняли ее. Сознание собственной привлекательности, к чему опытная Валька, без сомнения, приложила свою материнскую руку, кружило ее юную головку и будоражило кровь. Вот только применения этому дару девочка пока не находила...

* * *

Я нажал на «паузу» и насторожил слух. Назойливый шелест душа, доносившийся из ванной и проникавший в мою каморку через полутемный коридорчик прихожей, внезапно смолк и сменился непродолжительным затишьем. Щелкнула задвижка, отворилась и с треском захлопнулась дверь, клацнул выключатель, послышались торопливые шаги. Даша вихрем влетела в комнату, на ходу оправляя и одергивая натянутую впопыхах футболку. Шлепая босыми ногами по паркету и оставляя за собой мокрые следы, девочка рванула прямиком в спальный угол и ухарски затормозила у изножья кровати, едва не поскользнувшись напоследок.

– Ну? Что я пропустила? – ревниво осведомилась она, с огромным подозрением постреливая широченными зелеными глазами то на пульт, зажатый в моей ладони, то на холеную женскую руку с бокалом «Космополитена», застывшую на экране телевизора.

Выцветшая синяя футболка, позаимствованная из недр моего холостяцкого гардероба, доходила Даше до самых колен и местами приставала к влажному, наскоро вытертому телу. На спине, возле лопаток, и в районе символически очерченного бюста проступали темные сырые пятна. Ни влага, ни расческа так, похоже, и не коснулись ее девственной шевелюры: копна рыжих, слегка вьющихся волос лишь спуталась пуще прежнего и покрылась сверху частой россыпью капель. Зато в уголке рта моей подопечной отчетливо виднелись остатки зубной пасты, свидетельствовавшие о добросовестности вечернего туалета…

Я устроился поудобнее, прислонившись к деревянной спинке кровати и подтянув к животу сползшее покрывало.

– Ты вроде как душ собиралась принять, – заметил я с прохладцей, одаривая девочку красноречивым взглядом и с особенным значением задерживая его на всклокоченных вихрах. – Освежиться перед сном и тому подобное… Что опять случилось? Полотенце не нашла? Горячую воду отключили?

– Так я уже! – поспешно отчиталась Даша, расставив руки и крутанувшись вокруг своей оси, что, по-видимому, должно было служить веским свидетельством этого заявления.

– Уже, значит? Потрясающе… И пяти минут не прошло. Ты успела помыться за пять минут?

– Ну да… А чего там мыться-то?

– Ох, Дашка… Ради кого я простыни свежие стелил, спрашивается? Я-то думал, барышня на них будет спать… А знаешь, кого я сейчас перед собой вижу?

– Ну, и кого? – девочка сурово насупилась.

– Поросенка. Чумазого поросенка. Такому только в луже и место.

– Да помылась я, помылась, господи! – недовольно запротестовала Даша. – Вот пристал… В душе сполоснулась, зубы почистила… Чего еще? Пятки пемзой надраить?

– А голова?

– А голова и так в порядке. Я утром купалась, помнишь? После аварии с раскладушкой...

Я помнил.

– Ноги? – я опустил глаза на босые стопы, нетерпеливо переминавшиеся на полу. Несколько широкие для своего кукольного размера, они были покрыты прихотливым загаром, повторяющим ажурный узор Дашиных сандалий. На маленьких плоских ногтях сохранялись следы алого, не до конца облупившегося лака. Левую щиколотку окружал дешевый, некогда позолоченный браслетик.

– Нормальные ноги, чего ты? – в подтверждение этому правая ступня была немедленно водружена на край кровати и раздраженно пошевелила пальцами. На голени имелся свежий синяк. Чуть повыше лодыжки – старая царапина. В остальном нога, определенно, не заслуживала критики. От нее явственно пахло мужским гелем для душа и лишь совсем немного – стоптанной обувью.

– Причинные места?

– Чего? – Даша в недоумении задрала пушистые брови, затем протестующе фыркнула. – Фу! Дурак! Зачем такое спрашивать?

– На предмет гигиены, – наставительно произнес я. – Причинные места девочкам следует содержать в чистоте. Мамы рядом нет, воспитывать некому. Кто еще тебе об этом напомнит?

– Фу! – повторила Даша уже вполне благодушно, но продолжая морщить маленький, аккуратно вылепленный носик с редкими веснушками по краям. – Тоже мне воспитатель нашелся… Все у меня там в ажуре, не переживай…

Она тихонько хмыкнула какой-то мимолетной мысли, порхнувшей в ее голове.

– Что ж, вещественных доказательств не требую. Можешь располагаться, – я приглашающе похлопал ладонью по левой половине кровати.

Даша мельком покосилась на отведенное ей место и сосредоточенно нахмурила лоб под рыжей челкой.

– Опаньки… Небезынтересное развитие событий… Я так понимаю, Ленский, ты со мной под одним одеялом спать нацелился? Вдвоем? – она предъявила мне два пальца, указательный и средний, после чего изобразила ими «ножницы», постучав одним о другой. – Я правильно ухватила сюжет?

– Скорее, под покрывалом… – уточнил я для проформы.

– Без разницы.

– Это все, что у нас осталось, подруга. – я с сожалением развел руками. – Твой пододеяльник я постирал. Утром одна недотепа опрокинула на него с пол литра газировки… Он сейчас на балконе висит: сыроват еще, но за ночь высохнет…

Пододеяльник мне удалось спасти, а вот старенькую раскладушку, на которой Даша провела прошлую ночь, пришлось с почестями похоронить на свалке. Сегодня утром юная хозяйка крайне удачно грянулась на нее вместе с огромным металлическим подносом, где был со вкусом сервирован завтрак на две персоны.

– Вот же засада какая… – девочка с сомнением заозиралась вокруг, одновременно почесывая комариный укус возле ключицы. – И что? Вообще больше нечем укрыться?

– Абсолютно… Ни одной подходящей тряпки во всем хозяйстве. Даже скатерти – и той нет… А в чем проблема, зайчонок? Волнуешься по поводу нашего соседства?

– Ой, можно подумать! – мое вполне резонное предположение почему-то задело Дашу. Она с независимым видом уселась на кровать и решительно подцепила край покрывала. – Мне-то что, у меня нервы крепкие. Ты за собой приглядывай лучше… как бы тебя самого мое соседство не взволновало…

– И что с тобой не так, уважаемая соседка? – осведомился я, посмеиваясь ее молодому самомнению. – Брыкаешься? Храпишь? Разбалтываешь во сне сердечные тайны?

– А дело не во мне… – серьезным тоном заметила девочка, значительно взглянув мне в глаза, но не стала продолжать дискуссию. – Ладно, проехали. Остается один вопрос… ты там как, в цензурном виде угнездился? Не голый, надеюсь?

– Дашка! – я с неудовольствием покачал головой. – Старшим хамить не обязательно… Спать в смокинге я себе позволить не могу, но на трусы все еще зарабатываю…

– А я и не хамлю, – невозмутимо возразила девочка, хмурясь на вентилятор, расточающий из дальнего угла комнаты вялые струйки воздуха. – Просто я бы ничуть не удивилась… Жарища хуже, чем в бане. Сама бы голышом улеглась, если бы не некоторые…

– Ничего не имею против, – я пожал плечами, демонстрируя свое полное безразличие. – Ложись как тебе нравится, мне до лампочки.

– Ага, разбежалась… – Даша саркастически хмыкнула. – Знаем мы ваши лампочки, в школе еще проходили… Короче, неохота мне укрываться. Я пока так, ладно?

Девочка вскочила на свою половину кровати, привстала на колени, натянув отставленным задом нижнюю часть футболки, и завозилась с подушкой, устраивая себе удобную опору для сидения. Матрас под нами задрожал. Со стороны Даши вновь отчетливо пахнуло гелем для душа вперемешку с мятной зубной пастой. Я молча следил за ее манипуляциями, впервые отметив, какие у моей постоялицы удивительно розовые пятки…

Даша улеглась наконец поверх покрывала, с наслаждением вытянула ноги, растопырив врозь босые ступни, и машинально одернула футболку, край которой успел взобраться довольно высоко по худеньким загорелым бедрам. Заложив руки за голову, так что футболка опять предательски поползла в гору, Даша зажмурилась и протяжно зевнула. Зубы у нее были на загляденье: ровные, белоснежные, без малейшего изъяна. Они влажно блеснули в свете торшера. Сладко выгнулся, подрагивая от напряжения, маленький острый язычок.

– Шикарно расселась, – оценил я со знанием дела. – А по какому поводу? Ты спать сюда пришла или яйца высиживать?

Даша живо распахнула глаза:

– Да куда спать-то? Половина десятого… Я «сова» по природе, забыл? Меня раньше двенадцати укладывать бесполезно. Даже силой... Можешь у мамы спросить.

– Хорошо, в таком случае силу мы прибережем на утро, когда будить тебя придется, – шутливо пригрозил я. – Но в случае чего, предупреждаю: у меня ее побольше будет, чем у твоей мамы. Так что особенно бунтовать не советую…

Девочка с интересом повернула голову и, вперив в меня свои ведьмины очи, некоторое время откровенно изучала мою телесную стать. Весь день я проходил в просторной шведке, служившей мне домашним одеянием, и теперь впервые предстал перед ней с открытым торсом, которым в мои без малого сорок лет не грех было и погордиться.

– Качаешься, да? – с уважением спросила Даша, завершив доскональный осмотр. – Молоток! Плечища вон какие заимел… не то, что в прежние времена… А я ведь сразу просекла, что ты железками увлекся, – она деловито протянула ко мне руку. – И банки у тебя что надо. Можно потрогать?

– Конечно, малыш! Не стесняйся, – я согнул левое предплечье и картинно напружинил бицепс.

И девочка не постеснялась. Она склонилась в мою сторону, задев плечо растрепанными волосами, но не коснулась меня одним пальчиком, как поступали иные дамы, а с неожиданной цепкостью охватила затвердевшую мышцу всей ладонью и стиснула что есть силы, как бы испытывая на прочность.

– Брутально! – похвалила она, отнимая руку, и с одобрительной миной продемонстрировала мне большой палец. – А грудными мускулами можешь подвигать? Как Дуэйн Джонсон?

– Смутно помню, кто это, – парировал я. – И соревноваться с ним не собираюсь. Нашла себе развлечение… Может, еще ушами пошевелить? Мы не в цирке, малыш, клоунов здесь не показывают…

– Ну и пожалуйста, – с легкостью уступила Даша, как видно, не больно-то огорчившись. – Какие мы гордые, однако… А с прессом у тебя как, бодибилдер? Кубики на пузе имеются? Дашь поглядеть?

Она азартно указала на покрывало, которым все это время я с целомудренным усердием драпировал свой живот. И ведь только что не облизнулась при этом, нахальная девица…

– Не знал, что у нас тут приватное шоу намечается, – пробормотал я, с трудом подавляя в себе желание поддернуть свой покров еще выше. – Подождешь, пока я за блестками сбегаю? Дашка, ну серьезно… Странная просьба, сама посуди.

– Чем странная? – искренне удивилась девочка.

– Да всем… Представь на минутку такую же ситуацию: есть ты и есть какой-то парень. И вдруг он просит тебя о чем-то подобном. Твоя реакция?

– Ну, это смотря, что за парень и о чем он просит, – рассудительно высказалась Даша, искоса вглядываясь в мое лицо с каким-то особенно хитрым прищуром. – За некоторые вещи можно и по морде залепить, а если без крайностей, то… что в этом такого… А ты созрел уже, что ли?

– В каком это плане?

– В моем, ясное дело, – она доходчивым жестом обозначила свою привольно развалившуюся на кровати фигурку. – А что, я не против. Все по-честному. Ты повыпендривался – сейчас моя очередь… Выбирай, что тебя больше интересует. Только, Ленский, ты это самое… про морду не забывай…

– Дашка, ты когда сюда на поезде ехала, с полки не падала, случайно? – я постучал себя пальцем по виску. – Подумай головой. Что меня может интересовать в твоем случае? А если на то пошло, чего такого я у тебя еще не видел?

– В смысле? – обомлела Даша. Она отлепилась от своей подушки и уселась на кровати, подтянув под себя загорелые ноги, на которых местами уже начинала шелушиться кожа. – Что ты у меня видел? Когда?

– Здравствуйте, гражданка… А не вспомнишь ненароком, кто с тобою нянчился пол детства? В ванне купал, отмывал от всякой всячины… Или как ты однажды при мне в лесном озере нагишом плавала?

– Ну, это когда было! – с облегчением отмахнулась девочка. – Подумаешь...

– Озеро не так давно и было... Хочешь сказать, с тех пор что-то прибавилось? – этот легкий укол я сопроводил широкой миролюбивой улыбкой.

– Да уж прибавилось кое-что, – Даша приосанилась, расправила плечи и выжидательно поглядела на меня. – Ладно тебе! А то ты сам не заметил...

– А должен был? Ну, извини: я как-то не присматривался специально...

– Ох, и нарываешься ты, Ленский! – девочка агрессивно тряхнула рыжими космами. – Реально нарываешься. И даром тебе это не пройдет… Как же, не присматривался он... Так присмотрись сейчас, пока я добрая. Вот, как тебе такое?

Юная хулиганка привстала на колени, повернулась ко мне в профиль и, взявшись за футболку возле пояса, обеими руками потянула эластичную материю книзу, торжественно выставляя напоказ очертания своего свежеиспеченного бюстика. Ближайшая ко мне грудка, поневоле приманившая мой взгляд, обозначилась вполне отчетливо. Ее достаточно зрелые, округлые у основания формы ближе к своему пику все еще напоминали о том нескладном девичьем конусе, из которого она недавно проклюнулась. Самая вершина, насколько позволяла различить тонкая влажная ткань, увенчивалась выпуклым и довольно упругим с виду соском…

– Дашка! – я укоризненно хлопнул ладонью по матрасу. – Офонарела, что ли? Прекрати страдать ерундой… Хочешь меня поразить, лучше пойди и вымой посуду…

Разумеется, мне следовало вести себя иначе. Три года разлуки не прошли бесследно: я совсем запамятовал, что сопротивляться Дашкиным фортелям, в особенности, когда она закусывает удила и прет напролом к очередной бредовой цели, – все равно что пытаться потушить пожар керосином. В отличие от ее матери, она почти никогда не впадала в истерику, но свои самые несуразные поступки совершала с холодной головой, руководствуясь скорее упрямством и тягой к своеволию, чем голыми эмоциями. Вот и сейчас мой поспешный отпор только раззадорил ее и подтолкнул к новым подвигам.

– Познакомься, Ленский, – продолжала зловредная девчонка, развернувшись ко мне лицом, так что с каждым следующим словом до меня доносилось ее дыхание, по-прежнему отдающее мятой. Она уже оставила в покое футболку, зато освободившейся рукой слегка приподняла под ней левый холмик своего бюста. – Эту лапушку зовут Изюминкой. И знаешь, почему? У нее тут сверху родинка, очень красивая… Вот здесь…

Не отрывая от меня лукавого взгляда, Даша прикоснулась к какому-то месту на свой груди. И внезапно я поймал себя на том, что, пожалуй, совершенно точно представляю, о какой именно родинке она сейчас говорит. Явственно и зримо мне вспомнился травянистый берег лесного озера, а на нем – скорченная под набежавшим ветерком хрупкая фигурка, присевшая на корточки по щиколотку в воде. Вслед за этим моя память воскресила новые детали. Широкую довольную улыбку на конопатой физиономии. Сияющие глаза, шмыгающий нос и звонко клацающие от холода зубы. Блестящие капли, стекающие по волосам и струйками сбегающие вниз по узеньким плечам и по ссутуленной спине… И виднеющийся из-под тонкой загорелой руки, крепко обнимающей коленку, невысокий бледный куполок с темно-коричневой мушкой ближе к предплечью, высвеченный полуденным солнцем и сплошь покрытый зябкими пупырышками…

– Ленский! – Даша резко щелкнула пальцами у меня перед носом. – Рада, что вы понравились друг другу. Но, может, хватит уже на нее пялиться? Сонечка ревнует…

– Кто ревнует? – тупо спросил я.

– Сонечка! Вот же она, смотри… – теперь уже оба Дашиных холмика покоились на ее ладонях, легко различимые под складками прилегающей к ним материи. – Симпатичная, правда? А Сонечкой ее зовут потому, что мы с ней на правом боку засыпаем обычно…

Зрелище Даши, пестующей своих двойняшек, как каких-нибудь пушистых котят, произвело на меня неизгладимое впечатление. Для того, чтобы положить конец этой игре, мне следовало в нее включиться.

– Ах, вот что... Ну, счастлив познакомиться, дамы, – я демонстративно и с нарочитой медлительностью потянул свои руки в направлении Дашиного бюста, хищно скрючив пальцы на манер мультяшного злодея, дабы мое поведение никак нельзя было истолковать в серьезном ключе.

Как и следовало ожидать, умная девочка раскусила мой маневр: она подпустила меня почти вплоть к своему сокровищу, а в решающий момент истошно взвизгнула: так, что я едва не оглох, расхохоталась и упала обратно на подушку, довольная произведенным эффектом.

– Ну, и в честь чего представление? – осведомился я немного погодя, переждав разгоревшееся веселье. – Не уловил идеи, если честно…

– Во-первых, – приступила к пояснениям Даша, утерев вытекшую от смеха слезинку, – сказано же было: ты сам нарвался. В следующий раз не будешь меня игнорировать, индюк несчастный…

– Что ж, понятно, – сказал я. – А точнее, не совсем… Можно узнать, как именно я тебя игнорировал?

– Как, как… Одним местом кверху… Ты меня последний раз когда видел? Три года назад! Малявкой недоразвитой… И вот я вся такая из себя приехала, – судя по грандиозным жестам девочки, приехала она ко мне как минимум Клеопатрой. – В общем, красотка, чего уж там. Весь день ждала, когда же этот хмырь столичный что-нибудь скажет…

– Уже теплее, – согласился я. – Практически горячо… И что же хмырю полагалось сказать?

– О, господи… Ведь, кажется, в рот уже положила. Еще и разжевать нужно? – Даша в полусерьезном полукомическом ужасе схватилась за голову, утонув пальцами в спутанной шевелюре. – Любой олень на твоем месте придумал бы, что сказать… Про грудь мою, например. Или про задницу, на худой конец. Жалко было девушке комплимент сделать?

– Прости, малыш, – я совершил над собой волевое усилие и впервые за день дружески положил свою руку на теплую рыжую маковку, как несчетное множество раз проделывал это в прошлом. – Наверное, ты права. Стоило быть к тебе повнимательнее…

– Мур-мур, – привычно откликнулась девочка, реагируя на мое прикосновение.

– А хочешь, признаюсь тебе кое в чем? – вырвалось у меня ни с того ни с сего под влиянием внезапного порыва.

Уловив возвышенные нотки в моем голосе и почувствовав, как сжались мои пальцы на ее темени, Даша с удивлением подняла на меня глаза. Я молчал, до крайности пораженный собственными ощущениями, которые принес с собою этот незначительный физический контакт. Мне захотелось крепко обнять эту несносную девчонку, так знакомо вздернувшую брови в ожидании моих слов, и совершенно как раньше прошептать ей на ухо что-нибудь ласковое и успокаивающее: что она молодец, что у нее все получится, что до свадьбы заживет, что мама скоро вернется, что темноты бояться нечего… Прошептать и тут же поцеловать улыбнувшиеся мне в ответ губы, к которым я прежде никогда не прикасался и о неизведанном вкусе которых я только и мог сейчас думать… Странные же у тебя возникают желания, дружище… Молчание затянулось.

– Давай уж, признавайся скорее! – не вытерпела Даша, со все возрастающим недоумением следившая за выражением моего лица. – А то у меня мандраж уже начинается. Ты капец какой серьезный: так ведь и обделаться можно со страха…

– Все нормально, – я стряхнул с себя нахлынувшие чувства, убрал ладонь с Дашиной макушки и бодро усмехнулся. – В общем, признание будет такое… Ты и в самом деле здорово изменилась, моя расчудесная.

– Ну, а дальше-то что? Конец? Это и вся сказочка? – девочка театрально схватилась за сердце. – Блин, я же чуть не окочурилась по твоей милости… Ленский, что это было? Уставился на меня, как удав на кролика, и молчит! Ну, думаю, не к добру это. Зря я про задницу брякнула. Сейчас мне по этой заднице за что-нибудь хорошее и влетит…

– Шутишь? – я решил блеснуть комплиментом. – Да с нее теперь пылинки сдувать нужно, это я тебе как истинный знаток говорю.

– Понравилась? – суховато осведомилась Даша. – А чего телился-то столько времени? Можно подумать, я слепая и не замечаю, когда чувак меня пасти начинает… Хочешь, угадаю, в какой момент ты мой зад заценил?

– Любопытно будет услышать…

– А вчера еще, едва я порог переступила, – девочка переползла к изножью кровати и, по-турецки скрестив ноги, села ко мне лицом, чтобы удобнее было вести светскую беседу. – Наклоняюсь в прихожей сандалики разуть, чувствую: мама родная, не успели еще ужином накормить, а пятая точка уже под прицелом! Ну и дела, думаю. Видать, зацепили дяденьку Диму мои чумовые шорты с бахромой…

– Вот так сразу и почувствовала? – усомнился я. – Не отрицаю, глянул разок. Просто хотел понять, что за лохмотья такие и куда остальные шорты подевались... Но видеть ты точно ничего не могла – из твоей-то, извиняюсь, позиции.

– Так видеть мне и не нужно, – снисходительно пояснила Даша. – Вот этим самым местом я вас, мужиков, и чувствую... – она шлепнула себя по правой половинке седалища и хитро заулыбалась. – А на будущее, Ленский, прими к сведению. Когда в другой раз приспичит на девушку поглазеть, мой совет: поменьше кукарекай. А лучше вообще помалкивай в тряпочку. Слышно же, как у вас голос меняется...

– Учту непременно, – торжественно пообещал я. – И в телефон запишу, для памяти...

– А теперь давай, показывай свои кубики! – внезапно потребовала девочка с нескрываемым злорадством. – За тобой должок. Даже целых два, если разобраться: один за Сонечку, другой за Изюминку...

– Нечестно получается, подруга, – возразил я. – С этими дамами меня, можно сказать, познакомили насильно.

– Насильно или нет, но удовольствие ты получил, – жестко заключила Даша. – Чего теперь отпираться? Было же у вас? Еще как было, я свидетель! Расплачивайся, Ленский...

– Просто сутенер какой-то, а не молодая леди, – посетовал я, ощущая себя довольно неуютно. – Ладно, только прошу заметить: к подиуму я не готовился...

Испытывая изрядную неловкость, я уперся лопатками в спинку кровати, опустился почти до горизонтального положения и крайне осторожно потянул покрывало, понемногу разоблачая себя ниже талии. Как только на свет показалась резинка моего белья, я благонравно затормозил и посмотрел на девочку. Даша наблюдала за мной с откровенным любопытством: ее взгляд, как мне показалось, был прикован к моему лицу и опустился книзу лишь после того, как я с усилием напряг мускулы пресса и приглашающим жестом привлек к нему внимание зрительницы:

– Вот, пожалуйста. Любуйся на здоровье!

Не теряя времени, девочка нырнула вперед и, став на четвереньки, оперлась руками о матрас в нескольких сантиметрах от моего бедра. Рыжая растрепанная голова очутилась аккурат над моим животом, так что за свесившейся вниз челкой я не имел возможности разглядеть выражения ее физиономии. Потянулись долгие томительные секунды...

– Хм... – Даша сменила позицию, усевшись на собственные пятки сбоку от меня, и, видимо, ради равновесия уперлась рукой в мою левую ногу. – Вот эти штуки и есть кубики?

– Так их все называют, – пояснил я. – Все, кроме преподавателей геометрии, надо полагать...

– Я потрогаю? – она решительно занесла надо мной раскрытую пятерню и, глядя на меня в упор, простодушно похлопала светлыми ресницами. – Ты же не против?

– Видишь ли, я щекотки боюсь... – приступил я к отражению вражеской атаки, но, ввиду беспримерного нахальства своего противника, проиграл это сражение, не успев досказать и одной фразы.

– А я осторожненько! – Даша поспешно протянула руку и кончиками пальцев намертво приклеилась к поверхности моего живота: именно там, где рядком пролегали отнюдь не выдающиеся, но довольно заметные уступы, которые хотя и не претендовали на обложку спортивного журнала, но тем не менее составляли предмет гордости своего обладателя.

Убедившись, что пробная вылазка осталась безнаказанной, девочка осмелела и, уже не торопясь, плавненько провела по гладким тугим бугоркам всей ладонью, которая показалась мне не в меру горячей и к тому же была немного влажной от пота. Тонкая ее кисть мерными волнами проехалась сверху вниз, трижды взобравшись на возвышенность и трижды провалившись в небольшую рытвину за ней. При этом другая рука девочки, которой она по-прежнему плотно налегала на мою ногу, ощутимо сжалась: даже через покрывало я почувствовал давление ее ноготков в районе своего колена. Опустив глаза и разглядев, как Дашина лапка, унизанная всевозможными колечками, зачем-то накрывает мой пупок маленьким куполом, я испытал легкое беспокойство, которое только возросло, когда подушечки ее пальцев игриво постучали меня по коже.

– Мощно! – высказалась Даша, не отнимая руки, а напротив двинув ее еще ниже, от чего мое и без того немалое напряжение стало приобретать совсем уж неприличные размеры. – А здесь у нас что?

– Где именно? – почти огрызнулся я, всю свою волю направив на то, чтобы обуздать форменное безобразие, творившееся под покрывалом.

– Да вот же, – ногтем указательного пальца девочка прочертила в правой части моего живота короткую загогулину и, склонившись надо мной, за малым не уткнулась носом в заинтересовавшее ее место. – Тут у тебя шрам какой-то… Аппендицит удаляли?

– Ах, да! – вспомнил я с облегчением. – Было дело. В позапрошлом году, если не ошибаюсь… Ну, что? Мы закончили, надеюсь?

– А? С чем закончили? – рассеянно откликнулась Даша, увлеченно прослеживая мизинцем темную дорожку волос, начинавшуюся возле моего пупка и уходящую в такие урочища, куда порядочной барышне совершенно незачем было соваться.

– Пора закругляться с этим шоу, – я попытался приподняться на кровати и привести себя в сидячее положение, но тут же осознал, что подобный маневр может только усугубить мою ситуацию, и вместо этого легонько шлепнул девочку по руке. – Ну, хватит! Хорошенького понемножку…

– Ох ты ж, елки зеленые! – воскликнула вдруг Даша с таким изумлением и так резко отпрянула от меня прочь, выставив перед собой раскрытые ладони, что я разом похолодел от дурного предчувствия.

А девочка, ни слова больше не прибавив, соорудила на лице виноватую рожицу и, не спуская с меня округлившихся глаз, проворно отползла на свое прежнее место в изножье кровати. Я с замиранием сердца посмотрел вниз, уже вполне догадываясь, что именно там увижу. И точно, край треклятого покрывала весь собрался в какую-то гармошку, выказывая миру мой нижний этаж, где нечто диковинное и, по виду, живое настойчиво вздымало голову под тканью облегающих бедра боксеров. Я сел и запахнулся вновь, стараясь выглядеть невозмутимым.

– Извини, – вот все, что я сумел сказать в эту минуту.

– Ничего страшного. Бывает, – с легкостью отозвалась Даша, которая, к моему удивлению, отнюдь не казалась сконфуженной, а лишь извлекла из-под ворота свою серебряную цепочку и принялась грызть висевший на ней кулон в виде изогнутой ящерки. – Что и требовалось доказать...

– Прости, что ты сказала?

– Ой, забей! – ящерка упала вниз поверх футболки и заболталась между Дашиными холмиками, не зная, за какой лучше зацепиться. – Давай уже кино посмотрим...

Даша подцепила пульт, выпавший из моих рук почти вечность тому назад, и врубила «Секс в большом городе».