Клуб-бар «Дикий койот» утопал в дыму и грохоте музыки. Красные огни мигали, будто сигналы тревоги, а воздух был густой, пропитанный алкоголем, потом и смехом. Это было наше убежище, место, где после смен мы сбрасывали запах гари и тяжесть вызовов.
Я была с ними всего несколько месяцев, но знала: чужим среди пожарных не место. Сегодня 4 мая, День пожарных. Повод заглушить все воспоминания стаканами виски, дешёвым пивом и громкими тостами.
Я особенно сблизилась с Энн и Сарой, единственными девушками в части, такими же упрямыми и огнеупорными, как я. Остальные парни: шумные, крепкие, с вечными шутками на грани и сердцами, привыкшими к адреналину.
И этой ночью я хотела только одного — раствориться в ритме, позволить телу забыть усталость, позволить себе больше, чем обычно. Хотела оттянуться до дрожи в пальцах, до жара в крови, до утреннего похмелья.
Мы забронировали большой столик, но это место не знало тишины и пустого сидения, почти все здесь либо танцевали, либо толпились у стола с выпивкой.
Мы с девчонками зависли возле стола, смеясь и переговариваясь, перекрикивая музыку. Парни держались рядом, кто-то сел, остальные стояли, плечом к плечу, создавая наш маленький островок посреди хаоса. Мы отмечали.
Сегодня я выбрала короткий топ и обтягивающие джинсы, подчеркивающие каждый изгиб. На пупке блестела подвеска-пирсинг — серебристая кошка с зелёными глазами.
Мой живот был натренирован, с рельефным прессом, и да, я гордилась этим. В нашей команде каждый мог похвастаться фигурой, работа сама лепила из нас тела из стали.
И это не ускользало от внимания. Мужчины вокруг бросали взгляды, облизывая губы, а на наших парней липли девчонки, трогая их бицепсы так, будто проверяли, настоящие ли они.
Сара прыснула, уткнувшись в бокал. Её рыжеватые кудри подпрыгнули, плечи дрожали от смеха:
— О, Боб, похоже, сегодня останется с десертом.
Энн напряглась, нахмурилась и сделала вид, что не слышит. Она всегда была собранной — тёмные волосы туго стянуты в хвост, взгляд холодный и внимательный. Кажется, Сара и не подозревала, что Энн смотрит на Боба иначе, чем просто на коллегу. В нашей команде личные отношения считались табу. Капитан не одобрял. И Энн никогда не делилась с нами своими чувствами. Но я же не слепая. Я всё видела.
Заиграл Black Eyed Peas, и зал будто взорвался. Бас пробивал грудь, не оставляя шанса стоять на месте. Я дернулась в такт, плечи, бёдра, смех Сары рядом, Энн качает головой, и я уже готова была потеряться в музыке. Но облом.
Йен схватил меня за руку.
— Мари, можем поговорить?
Я приподняла бровь. О боже… и что на этот раз?
Йен всегда был рядом — слишком рядом. Высокий, спортивный, с той самой белозубой улыбкой, которой он, наверное, сводил с ума половину города.
На выездах он неизменно держался возле меня, будто подстраховывал, хотя я справлялась не хуже любого из них. Мне это казалось оскорбительным. Что он думает — женщина не может вытянуть работу?
Сара в раздевалке как-то хлопнула меня по попе и хохотнула:
— Мне кажется, Йен запал на тебя.
Энн тогда резко отрезала:
— Мари, даже не думай.
Я только отмахнулась:
— Он мне не нравится. А если бы даже и да… я не стала бы рисковать работой.
Энн поверила. Кивнула, выдохнула, будто сбросила груз.
И вот сейчас он тянет меня прочь от танцпола. А я чувствую, как в колонках качает my humps, и мне совсем не хочется уходить. Это моя песня. Моё время.
Сара поддела меня локтем — мол, иди, не ломайся. Энн только поджала губы и тут же отвернулась, увлекаясь разговором с Майклом.
Майкл был нашим заводилой. Высокий, широкоплечий, с вечной ухмылкой и голосом, который даже сирену перекричит. Его лицо почти всегда в саже или в усмешке — третьего не дано. Он умел держать компанию, подкидывать истории так, что даже старики из соседнего депо слушали с открытым ртом.
— …и тут этот идиот реально решил, что можно пролезть через окно, хотя оно было меньше его головы! — Майкл жестикулировал так яростно, что бокалы на столе подпрыгивали.
Все дружно захохотали, хлопнули его по плечу, кто-то прыснул пивом, не сдержавшись.
Я смотрела на них и ловила тепло в груди. Честно говоря, я любила этих ребят. Они были шумными, иногда резкими, но рядом с ними было безопасно — как будто вторая семья. Пусть я и оставалась новенькой, ещё не успевшей впитаться в их круг до конца.
Мы с Йеном вышли на улицу, в курилку. Под фонарями толпились разные компании: парни в кожанках, девчонки с бокалами, кто-то громко смеялся, кто-то молча тянул дым. Мне было плевать на остальных. Злил только один — Йен.
Он протянул мне сигарету. Я взяла. Мы все старались не курить: это убивает лёгкие, а пожарным нельзя позволять себе слабость.
Разрешалось выпить и расслабиться только на таких праздниках — да и кто станет проверять? Но правда была в другом: мы семья. Никто из нас не хотел однажды оказаться рядом с напарником, который запыхается в самый критический момент.
Я поднесла сигарету к губам, щёлкнула зажигалкой. Пламя коротко осветило мои пальцы и его лицо.
Я не боюсь огня. Он единственное, что всегда честен. Может, поэтому он меня не трогает. Или просто ждёт.
— Ну что ты хотел, Йен? — спросила я с лёгкой улыбкой, выпускаю дым.
— Эм… Мари, я… — он запнулся. При свете фонаря было не слишком заметно, но мне показалось, что он покраснел.
Йен был младше меня на пару лет, и уж точно никогда не выглядел застенчивым. Он всегда смеялся громче всех, шутил первым и держался уверенно. Но чувства делают с человеком странные вещи.
Кроме меня. Я любила только своего кота Ди.
Каждую неделю мама звонила и спрашивала, когда я найду мужа и подарю ей внука; в трубке даже слышалось, как бабушка тихо причитает, что, мол, не доживёт до правнуков.
Эти разговоры всегда сжимали грудь — не из-за претензий, а от того, как время чужого ожидания накапливается в тебе, как осадок.
Я отвлеклась и, кажется, Йен что-то говорил мне, но слова тонули в гуле бара. Я не слушала — чувство полузабытой тревоги взяло верх. Сзади, с балкона второго этажа, кто-то будто просверлил меня взглядом прямо в затылок. Я прислушалась: смех, ритм, звон стекла — и этот взгляд, как будто кто-то держал меня на мушке тепловизора.
Обернулась — никого. Только на балконе второго этажа тлела сигарета — крошечная красная точка, от которой поднимался тонкий шлейф дыма. Он вился в воздухе, и на миг мир вокруг стал тусклее: музыка звучала будто сквозь вату, голоса отдалились, а вся толпа превратилась в гулкую пульсацию, за которой угадывалось что-то чужое. Остальные продолжали смеяться и кричать, будто ничего не изменилось.
Я почувствовала, как по коже пробежал холод, который вовсе не от ночного ветра.
— Эй, Мари, ты меня слышишь? — Йен тронул меня за плечо.
— Ммм… возможно, — я потерла висок. — Так что ты хотел?
— Понимаешь, ты мне нравишься. Я знаю, что капитан против личных отношений, нельзя смешивать работу и… — Йен запнулся, глядя на меня слишком серьёзно.
Я не знала, что ему ответить. Он никогда не привлекал меня. Ни внешне, ни внутренне. И облегчение пронзило меня, когда нас прервал знакомый голос:
— Эй, ребятки! — рука легла сразу на меня и Йена. — Скучали? А папка вам подарки принёс!
Капитан Брюс.
Он всегда так шутил, называя себя нашим «папкой», и меня это неизменно забавляло. Но в его словах была правда. Он и был для нас отцом, старше, мудрее, надёжнее.
Брюсу было сорок девять, но он держался так, будто мог в любой момент снова ворваться в огонь, таща на плечах чужую жизнь. Крепкая фигура, широкие ладони, лицо с морщинами, выжженными дымом и временем. В его серых глазах горела спокойная уверенность, которую не поколебал ни один пожар.
Он всегда держал нас в узде, но умел и рассмешить. Его голос мог быть жёстким на вызове и добродушным за столом. Для команды он был стержнем. Для меня — чем-то большим.
Потому что моего отца я потеряла в шестнадцать. Он тоже был пожарным. Погиб на вызове, в огне, из которого сам не вышел. И с тех пор пустота жгла меня изнутри. В Брюсе я иногда чувствовала его тень.
Мы вернулись внутрь. Танцпол уже трясло под Бритни Спирс — толпа подпевала, гремели бокалы, световые вспышки мигали, как пожарные маячки.
Мы прошли к нашему столику, и все сразу окружили капитана. Девчонки повисли у него на шее, парни жали руку, хлопали по плечу, стукались кулаками. Смех, радостные крики, кто-то даже посвистел.
— У-у-у! — загудело в унисон.
Мы встали плотным кругом, сложив ладони одну на другую в центре. Чужие пальцы, горячие от пива и танцев, прижимались к моим.
— Огненные псы! — выкрикнули мы вместе, и крик пронёсся сквозь бар, как боевой сигнал.
Секунду мы стояли молча, с руками в центре, а потом взорвались смехом. Гулкий, настоящий, от которого в груди разливалось тепло.
Мы были семьёй. В этот миг единой стаей.
Адам — светловолосый, с вечно растрёпанной шевелюрой, в которой застревал запах дыма. У него были ясные голубые глаза и такая улыбка, будто он только что вытащил тебя из огня и сам же шутит над этим. Наш «солнечный парень», всегда с искрой оптимизма. Именно он протянул Брюсу кружку пива.
Капитан взял её и оглядел нас, задерживая взгляд на каждом, как отец на своих детях.
— Вы знаете, как я вас люблю, моя команда, — сказал он хрипловатым голосом.
Он наклонился, поднял с пола пакет, на который я раньше и внимания не обратила.
— Я принёс вам подарки, — и хитро подмигнул. — Чтобы вас задобрить.
— Что это значит, босс? — первым спросил Боб, стоявший ближе всех к Брюсу.
Боб был крупным и крепким, словно вырублен из камня. Широкая грудь, сильные руки, тёмные волосы коротко острижены, глаза всегда внимательные, чуть насмешливые. Его считали «альфой» в нашей стае — он редко спорил, но когда говорил, остальные прислушивались.
— В общем, это мой последний месяц с вами, — Брюс поставил кружку на стол и выдохнул. — Я ухожу в отставку. Засиделся. Да и пора. Хочу уделить больше времени своим близнецам и жене.
Вокруг на секунду повисла тишина. Только музыка и смех со стороны танцпола пробивались до нас, но внутри нашего круга стало тесно и гулко.
Энн потерла глаза, будто не верила собственным ушам.
— Брюс… как же мы без тебя?
Я молчала. Для меня это было как удар из темноты. Я не ожидала. Мы все знали, что когда-то это случится, но не сегодня, не вот так.
И в этот миг я почувствовала на себе взгляд Йена. Его глаза будто следили за моей реакцией. Я уловила в этом что-то большее, чем простое любопытство, но не могла сложить картину целиком. Подозрение шевельнулось внутри, холодное и липкое.
— Моё место займёшь ты, Боб. Я уже отправил приказ, — Брюс посмотрел прямо на него.
Тот лишь кивнул, серьёзно, по-мужски.
— Ну, в общем… достаю подарки, — усмехнулся Брюс и вытащил из пакета металлическую фигурку: пёс-далматинец в пожарной каске, тяжёлый, блестящий в свете ламп.
— Ух ты! — воскликнула Сара, заглянув ближе.
— У-у-у, огненные псы! — загудели парни, хлопая друг друга по плечам.
— Это тебе, Сара, — сказал Брюс и, улыбнувшись, передал фигурку. Потом достал следующую. — Переворачивайте пса, и увидите моё послание.
Он стал читать короткие фразы и раздавать подарки, каждому — свой, личный.
Когда я получила своего далматинца, сердце дрогнуло. Я перевернула фигурку и увидела выгравированное имя. Под ним была фраза от капитана:
«Всегда идёшь в огонь первой. Не меняйся».
Это было как удар прямо в душу. Брюс знал меня лучше, чем я сама себя.
Каждому из нас досталась своя фраза. Каждое послание было точным и личным, словно он заглянул в самое сердце.
Энн не выдержала и обняла Брюса так крепко, будто хотела удержать его здесь навсегда.
— Мне будет не хватать тебя… очень сильно.
Даже парни не постеснялись — по очереди прижались к капитану, хлопали по спине, а кто-то даже засопел, скрывая эмоции за смехом.
— Так, хватит киснуть! — рявкнул Брюс, и голос его перекрыл музыку. — Пойдёмте покажем этому кабаку, какие тут бывают горячие парни и девчонки!
Толпа подхватила радостный крик, и мы гурьбой вывалились на танцпол.
Капитан Боб вместе с парой ребят одним движением стянули майки и встали в центр. Девчонки вокруг взвизгнули, свистели, хлопали, снимая на телефоны.
Их тела были словно выточены огнём: жёсткие мускулы, отполированные тяжёлой работой и потом. А Брюс… Брюс, которому скоро пятьдесят, выглядел так, будто ему и двадцати нет. Он сиял — силой, юмором и той самой отцовской харизмой, которая заставляла нас верить, что с ним мы выстоим в любом аду.
Мы с Сарой и Энн отплясывали так, будто завтра не существовало. Сегодня был наш день, и всё вокруг горело смехом, музыкой, вспышками света.
И снова — то самое чувство. Взгляд, прожигающий кожу. Я подняла голову.
На втором этаже, в зоне для випов, стоял мужчина. Светло-русые волосы, лицо, которое невозможно прочитать. Его глаза цепляли так, что меня пробрало холодом — то ли из-за слишком пристального взгляда, то ли из-за той лёгкой, почти хищной улыбки.
Он медленно поднял бокал — бренди или виски, трудно было разглядеть отсюда — и отсалютовал мне, будто мы с ним делили один секрет на двоих.
А потом развернулся и исчез в глубине зала, оставив меня с внезапной пустотой внутри.
Музыка на секунду сбилась — словно кто-то выдернул штекер, а потом звук вернулся.
Красные огни мигнули не в такт, как будто зал моргнул вместе со мной. Воздух стал гуще, будто мир вздохнул глубже обычного.