Дефицит

В тот день, когда я изобрел путешествие во времени, я, возможно, изменил ход истории.

Моя дочь выросла на сказках, которые ей рассказывал дед, мой отец. И среди прочих небылиц он любил поведать, как вкусно ему жилось в советские годы. Что на столе у них была натуральная колбаса, изготовленная на мясокомбинате, на котором зав цехом трудилась его мама. Колбаса по ГОСТу утвержденном на самом высоком государственном уроне, а не так как это делают сейчас, когда любой начальник смены варит свое варево и цель у него одна – лишь бы люди не отравились и купили эту гастрономическую бомбу. Моя дочь, которую мы с моим отцом растили сами, слушала истории с застывшим от изумления лицом. Иногда, когда речь шла о шпикачиках или иных деликатесах, в уголке ее рта скапливалась слюна, и, если она вовремя ее не вытирала, тонкая струйка прозрачной жидкости предательски сбегала до подбородка.

– А почему сейчас так не делают? – спрашивала внучка деда.

– Обстановка в мире изменилась, Анечка. Сейчас выращивают животных для белковой массы, и вкус мяса зависит от вкусовых составов, которые туда добавят. Ты же любишь ананасовую курятину? – спрашивал он внучку, и та весело кивала в ответ.

Я ушел на пенсию по безработице в 50 лет, освободив свое место молодому талантливому ученому. Переехал жить в загородный поселок, который раньше назывался совхоз "Красная заря". Поставил на участке, ранее принадлежавшем моему отцу, а до этого его отцу, электрическую подстанцию, якобы в помощь уже имеющейся в поселке. На самом деле подстанция мне нужна, чтобы продолжать свои опыты.

И вот, спустя 10 лет работы у меня все получилось – я изобрел машину времени. Чтобы проверить – работает она или нет, я уехал на пару дней к дочери, живущей в городе. Вернулся и нашел у себя под подушкой газету с датой выпуска – послезавтра. Это и есть день моего эксперимента. По теории моих коллег я не должен встречаться с собой из прошлого. Что будет точно, никто не знает, но лучше не рисковать. Газету, для чистоты эксперимента, я сжег в печи, и утром пошел в местный магазин за новой газетой. Она сейчас выпускается всего одна – газета с кроссвордами и сканвордами. Все остальное народ читает в интернете. Свежий выпуск. Я успел купить последнюю, опередив Виолетту Валерьевну, даму помешанную на оздоровлении и омоложении.

За сам эксперимент я не волновался, по газете знал, что все прошло хорошо. Платформа времени выдержала и только счет за электричество будет астрономическим. Я выставил все параметры, сел в центр круга и зажмурился. Даже сквозь сомкнутые веки я заметил яркую электрическую вспышку, температура окружающего воздуха немного поднялась, и мои уши услышали легкий треск электрических разрядов. На будущее надо будет предусмотреть натуральные ткани и продумать защиту от возгорания.

Я вышел из ангара на нашем заднем дворе, прошел в дом, открыл его ключом, вынутым из кармана брюк, и в спальне положил под подушку газету. Вернулся в ангар и отбыл как можно быстрее в свое время.

Мои эксперименты продолжились. Я скачал программу "Большой брат", и выбрал по ней временные отрезки, когда меня не было дома большой срок. Хорошо, что эта программа следила за моим детальным перемещением последние 30 лет. Однажды я чуть не попался. Нырял на 10 лет назад в январь месяц, но нырял я летом. И вот моя дочь застала меня идущим от ангара до дома в зимней одежде при температуре свыше 35 градусов. Я отшутился, что это старость – недавно мне исполнилось 60 и теперь я имею полное моральное право на ревматизм, маразм и другие сложности человека пожилого возраста. Я стал осторожнее, но это меня не спасло. В следующий раз Анна застала меня с мешком яблок из заброшенного совхозного сада, который вырубили почти 25 лет назад. Хорошие были яблоки, натуральные. Не то, что сейчас – повидло в съедобной оболочке из модифицированной яблочной массы. Пришлось все рассказать и показать, взяв с нее клятву, что она будет нема как рыба.

– Пап, а давай махнем в июнь, когда мы на море на недельку летали, а кто-то из соседей нашу клубнику собрал, – попросила меня Анна.

Тогда мы с ней улетели к морю, а из-за грозы у нас вырубился интернет во всем поселке и мы не смогли посмотреть по камерам слежения, кто проник за наш периметр.

Да, давно пора проверить платформу, как она перенесет в прошлое двоих. И я рискнул родной дочерью. Мы успели вовремя. Воры еще не успели обчистить нашу плантацию. Собирая клубнику, я понял – не было никаких воров. Мы ее украли сами у себя, и теперь Анна не сможет отвезти ягоду своему сыну. Ну и ладно. Сами съедим. А то лоб здоровый вырос, а работать не хочет. Его устраивают пособия, и все свободное время он проводит в виртуальном пространстве.

– Папа, а мы можем на 90 лет назад слетать? – задала вопрос Анна.

Что-то она задумала. Ее лицо приняло такое выражение, как бывает у нее перед шалостью.

– В теории, да, а на практике это трудноосуществимо. Нужна точка вылета, в нее же мы и прилетим в другое время, а я не знаю, что у моей прабабки было на месте нашего ангара.

– А если мы зарядим аккумуляторы и перевезем платформу на развалины барского дома, что недалеко от заброшенной железной дороги? 90-100 лет назад барский дом был еще цел и электрички исправно ходили в город.

– Анна, что ты задумала? – я напрягся. Может она решила изменить ход истории? Поедет и убьет кого-то в прошлом, чтобы будущее изменилось.

– Хочу проверить – действительно ли дед говорил правду и советскую докторскую колбасу выписывали ослабленным людям?

– Ну, дочь, это было в послереволюционные годы. В 70-х годах картина была уже другая. Так исторические источники сообщают.

Я долго сопротивлялся уговорам дочери. Ссылался на то, что у меня нет советских денег. Хотя я врал – у меня были две советские десятки и одна двадцатипятирублевая купюра, которые мне достались от отца. Говорил, что одежда должна быть того времени, что нас быстро раскроют и сдадут в милицию как шпионов, если не будем соответствовать эпохе. Анна заверила меня, что ее стрижка классическая, а меня можно побрить налысо. Одежду можно пошить на заказ в ателье для якобы тематической вечеринки. А сумочку она возьмет напрокат у подруги, у той есть точная копия какой-то модной в те годы модели.

– Ты только подумай, папа, через каких-то пару часов мы узнаем – врал ли нам дед? – пыхтя от тяжести аккумуляторов, проговорила Анна.

Сейчас это место заброшено. Электрички давно не ходят, домов в этой местности нет, район временно переведен в статус "дикая земля". Благо, в доме сохранились стены и потолок. Мы занавесили фольгированными шторами двери и окна. Нам не нужна съемка со спутника. Все подключили и стали в центр платформы. Через некоторое время я услышал шум, проносящегося мимо поезда.

– Не делай такое испуганное лицо, Анна, – попросил я свою дочь. Мы ехали на электричке в город. Шумно. Грязно. Окно в тамбуре разбито. Деревянные сиденья. Специфический запах.

Город встретил нас трелью трамваев на кольце привокзальной площади. А вон и гастроном, в который, как рассказывал мне отец, чаще всего завозили колбасу. В самом гастрономе запахи совершенно иные, чем сейчас у нас. У нас это химические ароматизаторы, а тут о таком чуде даже не слышали.

Мы стали в две очереди за колбасой. Оказалось, что дают по килограмму в одни руки. Я взял килограмм сарделек, и крупная женщина продавец в высоком накрахмаленном колпаке разрешила взять кольцо ливерной колбасы и пол колечка Краковской. Дочь оказалась умнее меня. Она взяла разных колбас грамм по 200. Еще мы купили белого хрустящего хлеба, несколько пончиков, лимонад и шоколадку.

Вернулись на вокзал, и оказалось, что до следующей электрички на нашу станцию почти 3 часа. Рисковать, блуждая по городу, не хотелось. Мы купили билеты и уселись на свободную лавочку в ближайшем сквере. У дочери заурчало в животе.

– По пончику? – спросила Анна.

Я кивнул. Пончики растаяли, вызвав еще больший аппетит. Дочь с хрустом оторвала горбушку хлеба. Как же он пах! Это лучший запах на земле. Запах еще теплого хлеба. Мы опомнились, когда к нам подошел дворник.

– Товарищи, стеклотару сдавать пойдете? – кивнул он нам на пустые бутылки из-под лимонада.

– Нет.

– Да.

Ответили мы одновременно с дочерью. Дворник, тихо выругавшийся сквозь зубы, сплюнул и ушел. Я прекрасно понимал, что моя дочь сдавать бутылки не пойдет.

– Зачем тебе бутылки? – зашипел я на Аню.

– Да ты знаешь, сколько они на антикварном рынке стоят? – прошипела она в ответ.

– Не стоит рисковать и вывозить отсюда ничего кроме продуктов.

Я схватил бутылки и догнал дворника. Вернувшись к лавочке, я понял, что остались только два свертка в толстой коричневой бумаге – сардельки и Краковская колбаса. Мы съели почти все.

– У нас остались еще деньги? – спросила Анна.

– Нет, я взял только 10 рублей.

Вечерняя электричка была забита людьми. Мы ехали стоя. Анна надежно прижимала к себе два бумажных пакета.

– Па, – капризным голосом маленького ребенка простонала дочь, когда мы сошли на нашей станции. – Она так пахнет. Давай только попробуем.

– Нет.

– Па, а давай это будет эксперимент – колбаса до и колбаса после путешествия во времени. Вдруг ее вкус изменится? Ты как ученый должен пойти на это. Ведь мы теперь часто будем перемещаться в тот гастроном. Па, только попробуем до и после.

– Ну, хорошо, – согласился я. Интересный эксперимент.

Я оторвал две сардельки, и мы съели их прямо в упаковке. В очереди сказали, что так можно – упаковка натуральная. Еще мужичок передо мной мечтал, что сейчас придет домой, картохи отварит вместе с сарделькой, да бочковой зеленый помидорчик, да под стопку водочки. Сардельку обязательно надо было проколоть в нескольких местах, чтоб оболочку не разорвало при варке.

В следующий раз возьму больше денег и куплю бочковых разносолов. Тот же мужичок рассказал, где ближайший овощной магазин. И что водку лучше брать "Пшеничную".

– А мы что Краковскую пробовать не будем? – с разочарованием в голосе спросила меня дочь.

– Нет, Аня! – внезапно заорал я на своего ребенка, у которого есть свой взрослый ребенок. Я знал, что если не включу злого строгого родителя, то мы ничего не привезем домой.

Зажав между нами пакет с едой, мы перенеслись в свое время.

– А вот и профессор Белкин с дочерью, – услышал я вдалеке чей-то голос.

– Папа, это полиция, – щурилась дочь сквозь всполохи электрических зарядов. – Надо сожрать вещ доки, и они ничего не поймут!

– Не подходите близко, пока не утихнут разряды, – прокричал я, и схватил за другой конец сарделечной гирлянды.

Мы не успели съесть все. Нас стащили с платформы и отобрали продукты. Я быстро дожевывал кусок Краковской, которую успел надкусить. Что я могу сказать: наши предки жили без интернета, умирали рано от нелепых болезней, но жили очень вкусно. Может быть, поэтому у них был дефицит? Чтобы не разъедались до немыслимых размеров? Или может быть виноваты вот такие путешественники во времени, которые скупали натуральные продукты?

– Как вы меня вычислили? – я сидел в полицейском вездеходе с браслетом ограничения на руке, и смотрел, как аккуратно монтируют платформу времени и загружают в грузовой вертолет.

– Полицейский искусственный интеллект, получив снимки Вас с дочерью со спутника, стал искать информацию. Вы были так странно одеты, что вызвали у него подозрение. И он нашел фотографию конца 60-х годов 20 века, где Вы в этой одежде стоите в очереди в гастрономе. Вам не повезло, в тот день журналисты снимали в магазине репортаж. А вот нам повезло! Вы бы добровольно не рассказали о своем открытии. Я Вас правильно понимаю?

– Ну, что Вы. Я просто хотел проверить работоспособность платформы. Я бы обязательно... – я осекся, понимая, что мне не верят. – Что теперь с нами будет?

– Это зависит от Вас лично. Если расскажите все сами и подарите свое изобретение государству, то повышенная пенсия и уровень жизни как у чиновников высшего ранга.

– Конечно, я расскажу, – закивал я головой. – Только об этом и мечтаю.

– Вот и замечательно, – чиновник протянул мне руку, и я пожал ее. – Но это все будет, – прошептал он тихо, – если Вы сможете создать еще одну платформу. Так сказать, неучтенный экземпляр. Мне Ваша идея с колбасой понравилась.

Да, я так и думал! Дефицит продуктов в прошлом создали люди из будущего!