Деградация - 1

В мире, где никогда не наступает ночь, люди забывают моргать. Не в буквальном смысле — глаза смыкаются по-прежнему, — но в переносном. Когда шесть светил движутся по небосводу в неизменном танце, когда золотистый Элос передаёт власть серебристой Миреле, та — багряному Кардану, он — голубой Аэтире, она — изумрудному Вердану, а тот — фиолетовой Ноктаре, и так по кругу, без перерыва, без провалов в темноту — исчезает сама идея паузы. Сна в полной тьме. Остановки.

Соцветье Заур — "Соцветие Шести" на древнем наречии — это мир непрерывного бодрствования. Даже когда Ноктара занимает всё небо, её лиловое свечение позволяет различать черты лица на расстоянии брошенного камня. Не читать, нет — для чтения нужен Элос или хотя бы Мирела, — но видеть. Всегда видеть.

Меня зовут Тар. Мне двадцать восемь лет, и я архимаг. Это означает, что я могу разрушить небольшое здание усилием воли, исцелить смертельную рану прикосновением, переместиться на расстояние дневного перехода за три вдоха. В любом другом мире меня бы назвали живым оружием, полубогом, чудотворцем.

Здесь я один из тысяч. И самый посредственный из всех, кого я знал.

Детство среди потоков силы

Родители не баловали меня похвалами, но и не скупились на ожидания. Элдар, мой отец, практиковал регенеративную магию уровня клеточной памяти. Он возвращал старикам молодость суставов, делал так, чтобы тело вспоминало себя двадцатилетним. Селена, мать, занималась вероятностной архитектурой — она проектировала события. Однажды я спросил, как именно это работает. Она ответила: "Представь, что реальность — это колода карт, а я знаю, в каком порядке их нужно разложить, чтобы выпал нужный расклад".

Золотые медальоны Совета Шести Башен на их груди висели не как украшения. Они пульсировали в такт магическим приливам, когда одно светило сменяло другое. В час Элоса медальоны пели тонким звоном. В час Кардана — гудели басом.

Я кристаллизовался в семь лет. Для нашего мира это не ранний возраст — встречались дети, проявившие силу в четыре или пять. Но и не поздний. Просто... средний.

Помню этот день отчётливо. Мы завтракали под серебристым светом Мирелы — она только что сменила Элоса, и в воздухе ещё висели золотые блики, медленно растворяющиеся в новом освещении. Я потянулся за кувшином с молоком. Рука прошла мимо. Кувшин качнулся, начал падать.

И застыл в воздухе.

Не я остановил его — это сделало нечто внутри меня, то, о чём я не знал до этого мгновения. Серый дым вытек из моей ладони, обвил кувшин, придал ему устойчивости. Потом дым втянулся обратно, а кувшин аккуратно опустился на стол.

— Серый, — выдохнула мать. — У него серый спутник.

Отец кивнул, но я заметил: облегчение на его лице было сильнее радости. Они боялись, что я рожусь пустым. Без связи с Жилами Дракона. Таких в нашем мире было не больше одного на десять тысяч, но они существовали — живые напоминания о том, что даже здесь, в месте бесконечной магии, природа иногда ошибается.

Серый цвет спутника означал универсальность. Не огонь, не лёд, не молнии — любую стихию, любое направление, но без врождённого таланта ни к одному из них. Среднее. Опять среднее.

Годы в Академии: катастрофа совершенства

Центральная Академия Шести Светил была построена не людьми. Её вырастили маги первого поколения после Пробуждения — события, когда Жилы Дракона впервые проявились в нашем мире. Здание меняло конфигурацию в зависимости от потребностей обитателей: аудитории расширялись, если приходило больше студентов; библиотеки углублялись, когда требовались редкие тома; лаборатории переползали на другие этажи, если магические эксперименты становились опасными для соседних помещений.

Я поступил в двенадцать лет вместе с тремястами другими детьми моего возраста. К концу первого месяца стало ясно: среди нас есть те, кого запомнят века, и те, кто растворится в истории как фоновый шум.

Кейлин Зарейская видела магию. Не метафорически — в прямом смысле. Когда остальные чувствовали потоки маны как давление, температуру, вибрацию, она наблюдала симфонию света и цвета. Её заклинания получались многомерными: огненный шар горел одновременно в нескольких спектрах, ледяное копьё преломляло реальность под разными углами. Магия других студентов казалась плоской рядом с её работами.

Дарен Молотобоец — прозвище прилипло к нему после инцидента на втором курсе, когда он разрушил тренировочный манекен серией из трёхсот шестидесяти каменных осколков, каждый из которых попал в цель размером с ноготь мизинца — обладал абсолютной пространственной памятью. Он запоминал расположение каждого объекта в радиусе ста шагов и мог манипулировать ими одновременно, не теряя точности. Его боевые заклинания были хореографией, просчитанной до миллиметра.

Элиса Светоносная... О ней говорили шёпотом даже преподаватели. Её дар инвертировал базовые принципы разрушительной магии. Когда она метала огненные стрелы, они залечивали раны. Её метеориты превращали пустоши в сады, а не воронки. Однажды на экзамене по боевой магии ей дали задание уничтожить каменную мишень. Элиса выполнила заклинание точно по инструкции — и камень расцвёл кристаллическими розами, каждый лепесток которых пульсировал целительной силой.

Преподаватель поставил ей высшую оценку и сказал: "Ты разрушила саму идею мишени. Это гораздо глубже, чем просто разбить камень".

А потом был я. Тар. Способный применить любое заклинание из учебника. Никогда не забывавший формулы. Выполнявший практические задания ровно на том уровне, который требовался для хорошей оценки. Мои метеориты падали точно в цель. Мои щиты держали удары. Мои иллюзии обманывали зрение.

Всё правильно. Всё по инструкции. Ничего выдающегося.

Учитель Челозор и урок, которого я не понял

Мастер Челозор преподавал артефактуру на третьем курсе. Говорили, что он видел Пробуждение собственными глазами — момент, когда магия хлынула в наш мир через разломы между реальностями. Ему было либо триста лет, либо три тысячи, в зависимости от того, кого спрашивать. Три метра роста, кожа цвета старой бронзы с вкраплениями драконьей чешуи, глаза без зрачков — просто золотое свечение.

Он никогда не повышал голоса. Не нужно было.

— Артефакт, — сказал он на первой лекции, — это диалог между создателем и материей. Неудачный артефакт получается тогда, когда маг разговаривает, но не слушает ответ.

В тот день мы должны были выковать кольцо. Простейший артефакт — хранилище маны ёмкостью на одно заклинание среднего уровня. Каждый из нас получил кусок серебра размером с грецкий орех, инструменты и наковальню.

— Без магии, — добавил Челозор. — Только руки.

Шок был всеобщим. Работать без магии? Мы же не дикари из миров-пустышек!

Но спорить с Челозором не спорил никто.

Кейлин справилась за час. Она слушала, как металл звенит под молотом, видела, как меняется его цветовая аура от нагрева, чувствовала момент, когда серебро становилось податливым. Её кольцо вышло асимметричным, но живым — оно пульсировало собственным ритмом, ещё до наложения магических формул.

Дарен превратил задачу в геометрическую головоломку. Он рассчитал толщину, радиус, количество ударов. Его кольцо было идеальным кругом с точностью до волоса. Мёртвым, но идеальным.

Элиса создала нечто невесомое. Её серебро стало почти прозрачным, будто она не выковала кольцо, а освободила его из металла, убрав всё лишнее.

Я колотил по серебру три часа. К концу у меня получилось нечто вроде деформированного обруча с рваными краями и тремя трещинами. Я даже не смог замкнуть его в кольцо — концы не сходились под нужным углом.

Челозор обошёл все рабочие места, задерживаясь у каждого на несколько минут. Что-то говорил студентам тихо, чтобы другие не слышали. Когда дошёл до меня, взял моё уродливое творение, повертел в пальцах.

— Ты не слышишь серебро, — сказал он. — Ты не задал ему ни одного вопроса. Ты просто бил, ожидая, что оно сдастся.

— Я старался, мастер, — начал было я.

— Старание — это не замена пониманию. — Он положил обратно изуродованный металл. — Когда придёшь на пересдачу через месяц, попробуй сначала послушать. Может быть, серебро расскажет тебе, каким хочет стать.

Я не понял тогда, о чём он говорит. Как можно слушать металл? Это же просто вещество. Элемент. Материал.

Провал в мир без магии

Путешествия по мирам снов были частью программы шестого курса. Продвинутый уровень исследования параллельных реальностей. Принцип простой: сознание магически подготовленного студента проецируется в один из бесчисленных пограничных миров, где физические законы ещё не устоялись окончательно. Там можно найти забытые заклинания, обрывки древних знаний, артефакты, которые не существуют в нашей реальности.

Я отправился туда не за знаниями. Просто устал быть посредственным среди гениев.

Мир, в который я попал случайно — потому что концентрация дала сбой в последний момент — оказался пустым. Не мёртвым. Пустым от магии. Жилы Дракона не пронизывали его пространство. Серый спутник, обычно клубившийся вокруг моей руки как послушный туман, рассеялся, едва я материализовался.

Паника была первой реакцией. Магия — это часть меня, как дыхание. Оказаться без неё всё равно что проснуться без лёгких.

Вторая реакция — любопытство.

Я стоял на окраине деревни, построенной вокруг единственной мощёной дороги. Деревянные дома, соломенные крыши, запах дыма и животных. Люди в грубой одежде, без следов магической ауры. Даже воздух казался плотнее, грубее, словно в нём не хватало чего-то эфемерного, что делает материю податливой.

Кузница стояла на краю деревни. Я заметил её по характерному звону молота о наковальню — чистый, звонкий удар, повторяющийся с ритмичностью биения сердца.

Кузнец был стар. Руки в шрамах и мозолях, спина согнута, седая борода обгорела на концах. Он ковал не подкову и не меч. Кольцо. Обыкновенное серебряное кольцо.

Я наблюдал час. Может, больше. Время в мирах снов текло по-другому.

Старик не торопился. Каждый удар молота был точным, но не механическим. Он ждал между ударами — слушал, как металл отзывается. Иногда останавливался, подносил заготовку к уху, поворачивал на свет. Потом снова нагревал в горне, снова бил.

Никакой магии. Никаких заклинаний ускорения, твёрдости, податливости. Только руки, огонь и металл.

Когда кольцо было готово, кузнец окунул его в бочку с водой. Шипение, облако пара. Он достал кольцо, вытер тряпкой, поднес к свету.

Идеально. Не в геометрическом смысле — окружность была слегка неровной. Идеально в смысле завершённости. Будто это кольцо всегда существовало, просто пряталось в куске серебра, и кузнец его освободил.

— Можно попробовать? — спросил я.

Старик вздрогнул — не заметил меня до этого момента. Оценил взглядом: чужак, по одежде — из города, не местный. Пожал плечами, махнул рукой на запасную наковальню.

Я взял молот. Тяжёлый, неудобный. Кусок серебра положил на наковальню, сунул в горн щипцами. Ждал, пока металл не раскалится до красна. Вытащил. Ударил.

Слишком сильно. Серебро расплющилось неровным блином.

Попробовал снова. Теперь слишком слабо — металл почти не деформировался.

Ещё раз. Ещё. Ещё.

К концу у меня была бесформенная лепёшка с рваными краями. Не кольцо. Даже не заготовка для кольца. Просто уничтоженный металл.

Кузнец молча забрал у меня молот и щипцы. Кивнул на выход — всё, хватит, не трать моё серебро.

Я вернулся в свой мир с пониманием: между мной и материей нет связи. Я не чувствую, чем металл хочет стать. Я просто заставляю его принимать нужную форму магией.

Месяц спустя: пересдача

Я пришёл к мастеру Челозору ровно через месяц после провала. Кольцо принёс с собой — выковал за три дня до пересдачи.

Оно было прекрасным. Идеальный круг. Ровная толщина. Тонкая гравировка в виде переплетённых лоз. Серебро сияло, отражая свет Элоса, который как раз поднимался над горизонтом.

Челозор взял кольцо, посмотрел на свет. Повертел. Положил на ладонь, прикрыл глаза. Открыл. Протянул мне обратно.

— Переделывай.

— Но... мастер, я исправил все недочёты! Оно ровное, пропорциональное, без трещин...

— Оно мёртвое, — сказал Челозор. — Ты сделал его магией, верно?

Молчание было ответом.

— Тар, магия — это инструмент. Но есть вещи, которые нельзя создать инструментами. Их можно только... родить. Понимаешь разницу?

— Нет, мастер.

— Вот поэтому ты и провалился. — Он вернулся к своему рабочему столу. — Приходи, когда поймёшь.

Я так и не пришёл. Челозор принял решение засчитать мне задание автоматом через полгода — видимо, сжалился. Но оценку поставил низшую из возможных проходных.

В моём дипломе архимага напротив предмета "Артефактура" стоит тройка. Единственная за все годы обучения.

Настоящий момент: вечный день и осознание

Прошло пять лет. Я сижу в кабинете на верхнем этаже собственной башни — подарок родителей на выпускной. Башня небольшая, всего двенадцать этажей, но в престижном квартале, рядом с Центральной площадью. Из панорамных окон виден весь город, а над ним — небосвод, где сейчас правит Мирела, готовясь уступить место Кардану.

На моём столе лежит запрос от Совета Шести Башен. Предлагают место в экспедиции по исследованию Разлома в Дальних Горах — места, где Жилы Дракона выходят на поверхность настолько мощно, что реальность вокруг начинает плавиться. Опасно. Престижно. Хорошо оплачивается.

Я отказал третий раз за месяц.

Потому что понял: мне не нужно больше силы. У меня её достаточно, чтобы считаться архимагом. Не нужно больше знаний — я освоил все дисциплины, которые доступны. Не нужна слава — она пришла сама, просто потому что я выжил в Академии и получил диплом.

Мне нужно то, чего нет в нашем мире.

Мастерство.

Понимание между создателем и материей. Умение слушать то, что хочет сказать серебро, камень, древесина, воздух, огонь. Способность убирать лишнее и освобождать форму, которая уже существует внутри материала.

В мире, где каждый второй может магией согнуть реальность под свою волю, никто не утруждает себя вопросом: а хочет ли реальность быть согнутой?

Я достаю из ящика стола то уродливое кольцо, которое сделал на первом уроке у Челозора. Храню как напоминание. Оно всё такое же кривое, с рваными краями и незамкнутое. Рядом кладу второе — идеальное, созданное магией. Мёртвое.

Два провала. Один честный, другой — замаскированный под успех.

Кардан поднимается над городом, окрашивая мир в багряные тона. Скоро придёт Аэтира, потом Вердан, потом Ноктара. И так без конца, без перерыва, без тьмы.

Впервые за годы я понимаю: мне нужна именно тьма. Не та, что снаружи — её в этом мире нет. Та, что внутри. Темнота незнания, которая заставляет искать свет понимания не в книгах и не в учителях, а в самом материале.

Завтра я начну искать путь в миры, где магии меньше. Где люди вынуждены учиться мастерству, потому что сила не решает всех проблем.

Возможно, в мире вечного дня единственный способ научиться видеть — закрыть глаза и начать слушать.

Уродливое кольцо на моей ладони тяжелее идеального. Не в граммах. В смысле.

И это единственный вес, который имеет значение.