Делитель

Серым ноябрьским заполуднем, из офиса Управления советским имуществом в Австрии, что на Шварцбергплатц, вышел высокий седой человек в сером шерстяном пальто и такой же серой шляпе трибли. Седой неуловимо улыбался и, казалось, был на подъеме, ноздри мужчины жадно втягивали влажный городской воздух, шляпа была слегка сдвинута по-астеровски набекрень, а аккуратно начищенные ботинки, казалось, неуместно бликовали в ритме венского вальса.

Могло даже показаться, что мужчина что-то мурлычет себе под нос, и непроизвольно выписывает дирижерский треугольник свободной от багажа рукой.

В другой руке, бодро шагающего седого джентльмена, заметно выделялся фанерный чемодан привычных хозяйских габаритов, тяжелый на первый взгляд, и совершенно неподходящий к пальто и шляпе, но кого удивишь чем-то неподходящим в послевоенной Вене?

Где-то совсем рядом зазвенел трамвайный колокольчик, седой перестал «петь в себя» и слегка засуетился, выглядывая признаки трамвайной остановки. К счастью, на трамвай, который отвозил жителей советского сектора в направлении спальных районов, высокий джентельмен в шляпе успел. Нашлось место и для увесистого чемодана, а высокий рост позволил захватить кусочек трамвайного окна. Старый трамвайный вагон довоенного образца добродушно заскрежетал, и со второго такта включился в уже привычный ритм «на три»…

Не смотря на наползающий буровато-зеленый туман, намекающий любому праздно шатающемуся пешеходу на близкий ноябрьский вечер - Вена гуляла. Берега Фаворитенштрассе, по которой степенно глиссировал трамвай легендарного 67-го маршрута, пестрили горожанами, неоднородными кампаниями и островками спонтанного празднования 34-й годовщины Великой Революции. Расквартированные в Советском секторе делегаты сессии Всемирного Совета Мира, догуливали последние часы в самой международной столице Европы. Это было немного странно для столицы разделенной на четыре зоны оккупации, улицы которой были заполнены мирными людьми из разных стран и разных систем, объединенные какими-то общим смыслом с одинаково открытыми и даже счастливыми лицами. Где-то заиграла тальянка в подворотне, где-то торжественно запели Интернационал, на Ройменнплатц играл духовой оркестр.

Здесь трамвай массово выгрузил пассажиров, которые задержались послушать музыку, а может и потанцевать. Седой вышел со всеми, но быстро покинул толпу. Избегая человеческих потоков, высокий джентельмен в трибли нашел нужную улицу, и энергично зашагал в направлении искомой окраины, но уже в ритме незамысловатого духового марша со свистульками. Звуки праздника постепенно затихали, городской пейзаж все чаще показывал безжизненные стройплощадки, где злыми щербинами огрызались по-прежнему мертвые и неподвижные руины, свидетели страшной войны.

Седой остановился, водрузил увесистый чемодан на какой-то бетонный блок, достал из внутреннего кармана серебряный портсигар, венские спички и закурил.

— Guten Abend. Darf ich Sie kurz stören? - услышал громкий голос из-за спины и обернулся. У бордюра стояла странная и на удивление разношерстная команда из военных. Четверо.

— Könnten Sie bitte Ihre Dokumente zeigen? - заговорил молодой человек в советской парадной форме с погонами старшего лейтенанта.

— Я сталл неммношко забывать неммецкий, товарищ старший лейтенант! Я так поннимаю, мне нужно предъявить документы? - с легким эстляндским акцентом поинтересовался седой.

— Так точно. Будте добры ваши документы. - не смягчая настоятельного тона потребовал старлей.

— Извольте. - ответил седой, и добыл из-за пазухи увесистый сверток документов, уместных для текущего положения вещей.

— Мартин Реийтсалу, Таллинн, Эстонская Советская Социалистическая Республика, делегат второй сессии Всемирного Совета Мира. - принялся зачитывать первый попавшийся мандат, русскоговорящий представитель смешанной патрульной «четверки».

— Тысяча восемьсот девяносто седьмого года рождения, одиннадцатого марта по старому стилю. - продолжил за читающего седой.

— Профессор Тартусского Университета… - выразительно затянул старлей. - Виза, Аккредитация, Мандат, талоны на питание…

— Auras-tu besoin d'aide, Nicolas? - поинтересовался один из ряженых участников патруля, как показалось седому - на парижском диалекте французского.

— Са ва, Леонар! - ответил старший лейтенант Николя, своему французскому коллеге. — С какой целью забрели на Лааберг-штрассе, уважаемый Мартин? - не отрывая глаз от документов, поинтересовался старлей у седого.

— Направляюсь в Лааберг, товарищ старший лейтенант. Деловая встреча. - отчеканил седой.

— Что в чемодане? - продолжал копать патрульный.

— Прецизионное оборудование. Накладная у вас на руках.

— Это что значит? Пере-цез-зио….

— Это значит, что можно ваши часы починить, если приспичит. Точное оборудование, тонкое.

— Покажете?

— Здесь пыльно.

— Мы потерпим.

— Она не потерпит. - с сожалением сообщил седой и без сожаления забычковал недокуренную Regie 3 *1/3

— Удивительное сочетание теории и практики. Ученый, часовщик, да еще и миротворец. - вскинул бровь патрульный. — Я не удивлюсь, если Вы, профессор, еще и кулинар, в добавок к перечисленному. У вас там пирогов в чемодане не завалялось случайно?

— Только блины, товарищ старший лейтенант. На веретенном масле. - улыбнулся в ответ седой.

— Ладно, товарищ профессор, - выждав паузу резюмировал патрульный. — документы у Вас в полном порядке, дальше Вам только советские патрули могут встретиться, и если будут тревожить, почём зря - ссылайтесь на меня: старший лейтенант Синцов.

— Спасибо, Николай. С Праздником Вас! - слегка приподнял на прощание шляпу, и не снимая натянутой улыбки, расшаркался седой.

— И Вас с Праздником, Мартин! Удачи! - пожелал старлей, и щелкнув каблуками парадно начищенных сапог - отдал честь. В след за старлеем, живо взмахнул рукой француз и добродушно изрек: «Bon voyage monsieur!», американский сержант вяло качнул ладонью, а англичанин побрел на другую сторону улицы, не вынимая рук из карманов и даже не повернулся на прощанье.

Метров через сто, седой дал волю чувствам, сплюнул в сердцах, и злым шепотом выругался: — Эсквайры, бляцць, голубая кровь империализма…

…