«Как же хочется спать…»
Вчера мама решила будто он заболел, послала за врачевателем, но тот, разумеется, не нашел признаков недуга. Настойку дал для успокоения, от которой, конечно же, стало еще хуже.
Успокаивающую настойку тому, кому нельзя спать — вряд ли бывают пытки нестерпимее! Хотя… Алвин догадывался, что бывают. В свои четырнадцать он до дрожи и едва ли не обморока боялся лечить зубы, несмотря на обезболивающие заклятья и все лекарские и врачевательные умения далеко не самых дешевых докторов. А однажды загнал под ноготь мизинца на ноге огроменную — так выразился отец — занозу. Вот была боль так боль!
«Как же хочется спать!»
И не признаться никому, почему спать нельзя. Хотя он честно пытался рассказать в самый первый день. Возможно, неверно сформулировал; подобрал не те слова? Вот ему и не поверили. Родных гораздо сильнее обеспокоила его бледность, грустный вид и покрасневшие глаза. А вот объяснения они слушать не стали, отмахнулись: ну действительно откуда бы ему знать, что с ним не так?
Стоило Алвину лишь заикнуться о боязни спать, мама сказала, что он уже большой и не должен выдумывать всякие небылицы. Отец вообще поднял на смех. По словам родителей, Алвин не выдумывал чушь про подстерегавших его монстров даже будучи совсем крохой. А раз так, то не стоит и начинать в четырнадцать. Он ведь почти юноша: не до сказок, учиться нужно, вникать в дела семьи, становиться полезным, уверенным в себе молодым человеком и всякое такое прочее. Алвин не спорил, он и сам не хотел зависать в сопливом детстве и искренне не понимал сверстников, сожалеющих о слишком стремительном взрослении. Таких послушать, предел мечтаний состоял в том, чтобы сидеть дома за столом и мама кормила из ложечки вкусным вареньем. Брр.
Алвин даже слегка взбодрился, представив. Жуть какая! Сладкое он не любил. И тем удивительнее было неожиданно-возникшее пристрастие к мятным пастилкам, продававшимся на улице Розовых вееров, к сладкому коше со сливками, леденцам и, что уж совсем ни в какие рамки не лезло, приторной пудре, которой посыпали выпечку в кошейнях.
«С чего бы вдруг? — спрашивал Алвин самого себя. — Может, я все же болен? Только не физически, а душевно?»
Впрочем, и таких недугов врачеватель — а он проверял его полностью, вплоть до выявления шатающегося верхнего дальнего зуба, «который непременно начнет ныть в следующем месяце» — не нашел. Ну и главную проблему указал верно: расстроившееся внутреннее состояние из-за хронического недосыпания. По его словам, Алвину требовался покой, отдых и здоровый восьмичасовой сон. Однако именно этого допускать не следовало ни в коем случае, ведь во сне подстерегала опасность. Вначале во сне, а затем и в реальности!
Стоит забыться, утратить бдительность, и монстр из мира снов явится к Алвину, пожрет, а потом займет его место. И тогда Алвин не сумеет проснуться. Однако это лишь полбеды, поскольку проснется кое-кто иной: в его теле. Невозможно представить на какие жуткие преступления способно чудовище, единственное желание которого состоит в том, чтобы живое делать неживым. Алвин ведь говорил с ним однажды. Монстр отнюдь не являлся тупой кровожадной тварью, у него имелась своя кон-цеп-ция — это странное словечко родом из какого-то иного мира Алвин понял не сразу, зато поняв, тотчас соединил с жизненной позицией. Так вот, монстр полагал себя неким всесильным и всеведущим «игроком», ходящим по разным ло-ка-ци-ям — по мирам, то есть — и зарабатывающим могущество убийством местных жителей. Монстр отчего-то был уверен будто Алвин после объяснения воспылает восторгом и добровольно предоставит свое тело ему в пользование. Алвин спросил какова конечная цель монстра, а тот даже удивился «подобной тупости»: разумеется, в убийстве все более и более сильных существ.
И тогда Алвин решил противостоять монстру до последнего, так долго насколько его хватит. Монстр не говорил этого прямо, но Алвин очень четко уловил мысль (благо в мире сновидений что-либо утаить невозможно): перемещение сознаний возможно в краткий отрезок времени. Собственно, потому монстр и решил уговорить Алвина на добровольную подмену: спешил.
Ага, как же!
Отчего-то «игрок» полагал себя высшим существом, желания которого — непреложный закон для всех обитателей каждого из миров. Они якобы счастливы умирать, доставляя «игроку» радость и очередные «очки опыта». К тому же у «игрока», как он поведал по большому секрету, имелась тайная миссия: он должен был покарать и обезвредить неких негодяев, умудрившихся узнать чужую тайну.
Если Алвин продержится достаточно долго, «игрок» отстанет от него. Возможно, пойдет искать кого-то другого, только вряд ли у него получится. Не то чтобы Алвин считал себя очень уж особенным, он ведь даже не маг, а обыкновенный человек, но отчего-то казалось будто проникнуть в Гранвиль монстр сумеет только через него. Вывод — нужно продержаться. Иного выхода попросту быть не может! От бодрствования Алвина сейчас зависела жизнь мамы, папы, слуг, соседей, друзей и знакомых. Чудовище доберется до них в первую очередь. И незнакомцев жаль тоже: они же ни в чем не виноваты.
Алвина, к счастью, не воспитывали словно комнатное растение, боявшееся сквозняков и любого чиха, а потому он имел представление и о так называемой теневой жизни Гранвиля: контрабандистах в портах морском и дирижабельном, грабителях и ворах, убийцах обычных и имевших магический дар, и, конечно, о маньяках. Наверняка, последним чудовище и станет. В его теле! Оно примется убивать руками Алвина. Оно будет втираться в доверие, используя его внешность и голос. Его в конце концов найдут и уничтожат, не скрывая ни имени, ни рода.
«Какой позор!.. — Алвин прикусил губу и зажмурился. — Я для всех стану не просто преступником, а кровожадным монстром. А что будет, если чудище, выполнив эту свою… миссию, действительно, как и обещало, вернет тело? Это же будет во множество раз хуже».
Глаза противно защипало, щекам стало жарко.
— Нет, не стану я думать о таком и реветь будто девчонка, в кого-нибудь втрескавшаяся не взаимно и по большой дури, — прошептал Алвин. — Лучше о книгах… да, книгах, в них главный герой всегда находит выход из положения, кажущегося безвыходным».
Мысль о том, что он может и не быть главным героем истории, Алвина, разумеется, не посетила, а потому он представил, как в последний момент сумеет совладать с монстром. И даже если нет, то все равно не исчезнет бесследно. Он в виде бесплотного духа явится в полицейское управление, найдет там самого толкового инспектора, поможет ему раскрыть преступление и поймать чудовище. Это уж непременно! Инспектор не только спасет горожан и, если не уничтожит, то навсегда изгонит «игрока» в тонкий мир, но и найдет способ вернуть Алвину его тело.
Детективными историями он зачитывался, а потому нафантазировать смог всяческих приключений. В том числе и как инспектор попадет в ловушку из-за какой-нибудь роковой красотки, а Алвин его спасет. Инспектор Эйтрейд в «Приключениях на туманном острове» сумел отыскать убийцу хозяина замка, обнаружив лишь рыжий волос на его сюртуке. Наверняка и с монстра что-нибудь упадет, останутся некие магические эманации — уж в особом отделе магических преступлений обязаны присутствовать компетентные маги.
Инспектору Эйстрейду помогало психическое расстройство: в его голове сидел величайший детектив всех времен и рас да не один, а с помощником. Маг Хэйлок Оумс и лекарь Айтсон нашептывали инспектору Эйстрейду как поступить в той или иной ситуации. Алвин, конечно, не такой умный, как эти двое, но тоже окажется полезным своему инспектору.
«Детективы, ох уж эти детективы», — временами сокрушался кто-нибудь из прислуги. Почему-то наемные работники в их доме временами любили побрюзжать по самым нелепым поводам.
А вот родителям его увлечение чтением нравилось. В свое свободное время Алвин мог делать, что вздумается. К тому же детективы — пусть и развлекательная, но интеллектуальная литература. В конце концов, не бредни же про замужества независимых и самодостаточных женщин ему читать и не про получение богатств случайно и на ровном месте — шел-шел, монетку нашел, а та, бац, и оказалась сильным артефактом, притягивающим к хозяину денежные потоки — после чего «счастливчик» начинал свое дело и стремился в аристократы, а потом войти в правительство и стать правой рукой императора?
Сказать по правде, увлекавшихся подобной белибердой Алвин слегка презирал. Ладно девчонки: они сами не знают, чего хотят. До них почему-то не доходит простейшая истина о том, что нельзя быть независимой и замужем одновременно, а если попробовать, то счастья точно не только не обретешь, но и чужое разрушишь: не только свое, но и того, кто женится на такой стерве, и детей, появившихся в результате этого брака. Уж Алвин знал точно: общался же со сверстниками, а у них случалось по-всякому.
У той же Клариссы Вильт, девочки из его класса, мать — известная светская львица. Так с ее заскоков господин Вильт однажды чуть не кинулся с набережной, вовремя одумался, побежал к доктору Дофину. Тот ему то ли средство от душевной тоски выписал, то ли поговорил правильно, поскольку забрал господин Вильт домочадцев, отправил супруге документы о разводе и уехал в деревню, оставив все городское имущество. Госпожа промотала его за полгода, охмурила какого-то дарвейнского старикашку и укатила с ним в механическую клоаку к всеобщему облегчению.
Как же Алвину повезло, что мама не такая!
Ну а считающие будто удача и богатство достигаются не упорным трудом, а в один прекрасный день просто обрушиваются с неба — просто недалекие умом бестолочи. Да даже если какой недотепа случайно и найдет клад, то скорее спустит его на выпивку и барахло, чем откроет дело и преумножит капитал. Поскольку приумножать уметь нужно, а, чтобы уметь — учиться и много думать.
«Ну вот, завелся. Аж жарко стало. И, вроде бы, сон отступил. Хотя… нет, спать все равно хочется».
Алвин старался и не мог припомнить, кто или что привело его к мысли о чудовище. Накануне того «разговора» — кошмара, разделившего его жизнь на «до» и «после», — не происходило ровным счетом ничего особенного. Привычная рутина, никаких потрясений. Мертвая птица на дороге?.. Нет, он видел ее неделю назад и не придал значения появлению оной. Да и с чего бы акцентировать на ней внимание? В конце концов все смертны, более того, бывает, что и внезапно. При всем умении врачевателей и магов, смерть — явление обыденное, как и жизнь. Но что же тогда?.. Реальность ли виной или все же…
Сноходцы называли мир грез, в который все живые уходят на время сна, тонким, блуждали в нем, иногда приносили в реальность разные штуки: от произведений искусства и философских идей до изобретений, каких никто и никогда не придумывал и даже не мог сходу сообразить зачем они нужны. Алвин читал о том, что принцип работы двигателей самоходок — заслуга одного из сноходцев. Тот — имя Алвин благополучно забыл — однажды забрел в очень странный лишенный магии мир: в нем ездили на экипажах, которые никто не тащил. Пар использовали как движущую силу, еще — дрова и уголь. Экипажи поразили сноходца, он несколько месяцев ходил в тот мир и учился у их создателей. Он понял работу экипажных двигателей и решил сделать свой, ведь ни к чему уподобляться иномирянам, если можно привлечь магию. Да и, к слову, поговаривали будто инспектора Эйстрейда известный литератор Ойл-Лукойле не сам выдумал, а прочел книгу о похожем персонаже в сноходческих странствиях.
Алвин душераздирающе зевнул и потер глаза, а потом — переносицу. Где-то он то ли вычитал, то ли слышал, будто подобным образом можно прогнать сон. А еще — на глазные яблоки надавить, разумеется, через веки.
— Судя по так и не захотевшей отступать усталости, — пробормотал он, — приводивший эти способы отогнать сонливость господин — очередной любитель поговорить о вещах, в которых не смыслит.
В Гранвиле подобных мошенников имелось немало. Звались они почему-то «тренерами», хотя ничему не учили и ни к чему не готовили, а просто разглагольствовали на темы общего толка, сводящиеся к «поверьте в себя и у вас обязательно получится» или «будьте верны мечте, мироздание непременно услышит вас и поможет», а то и «перестаньте винить себя в своих неудачах, пройдите кауч-курс и начните уже винить во всем окружающих, проведение и магнитные бури чем бы они ни были». Чушь ведь и дурь для богатых бездельников, не желавших палец о палец ударить дабы изменить свое тупое существование.
С каждым часом бодрствовать становилось труднее. Долго мерять шагами комнату не получалось: усталость и головокружение накатывали удушающими волнами и тогда Алвин боялся упасть в обморок. Мысли путались, Алвин все чаще приходил в себя неподвижно сидящим и смотрящим в одну точку, а однажды чуть не свалился со стула на пол. Он засыпал с открытыми глазами.
Однажды его разбудило мерзкое скрежещущее царапание по стеклу. Алвин вскочил со стула как кипятком ошпаренный, но никого и ничего за окном не увидел. Он жил на третьем этаже, и возле окон не росли деревья, зато внизу пролегала оживленная улица, не пустовавшая даже в самые глухие ночные часы. Но… вряд ли шум воспроизвела какая-нибудь дряхлая телега, некто поскребся… зависнув на высоте третьего этажа — Алвин в том не сомневался. И визитера никто не увидел!
В отчаянии Алвин хотел попросить горничную Риэтту посидеть с ним, поболтать о всяком, но вовремя опомнился. Видать с недосыпа он совсем поплыл мозгами. Просьбу плохо образованная, развязная и хитрая девица непременно истолковала бы предвзято, навыдумывав всяких нелепиц. Она и так-то позволяла себе слишком много, сплетничая с кем ни попадя. Сын хозяина дома позвал служанку в свою комнату посреди ночи — Алвин и думать не хотел, какие слухи пойдут среди слуг!
Скрежет повторился, и тогда Алвин прокрался к окну, осторожно принял занавеску…
Он ждал взгляда огромных глаз, наполненных кровожадным алым светом, удара в стекло, нафантазировал, как побежит по тому паутина трещин. Наверное, увидев добычу, монстр высадит окно. А дальше… шум непременно услышат, примчатся в комнату и если не спасут самого Алвина, то не позволят монстру вселиться в его тело. Жаль. Как же жаль, что в их семье не рождаются маги… уж маг бы эту тварь…
Однако ничего и никого он так и не увидел. С той стороны стекла на Алвина взирала ночь. Небо закрывали тучи, но в их прорехе сияла бело-голубая луна: яркая, почти полная. Дорога внизу была освещена огнями. По ней неспешно ехали самоходные и конные экипажи, а по тротуарам прогуливались гранвильцы. Вечерние и ночные променады любили многие. Некоторые навешивали на наряды светящиеся украшения. Алвин знал: так они подчеркивали свое намерение познакомиться с кем-нибудь или, наоборот, «сообщали» о том, что их не интересуют ни разговоры, ни приглашения. Правда, последних Алвин не понимал: ну не хочешь ты иметь дела сегодня ни с кем, предпочитая одиночество и общество собственных мыслей, зачем сигнализировать об этом любому и каждому?
По мостовой проехал открытый экипаж, запряженный серой двойкой. Сидящие в нем, вероятно, просто катались по городу. Гранвиль чем ближе к центру, тем красивее, да и теплая летняя ночь не спешила сменяться осенним ненастьем, как частенько случалось в их погодной аномалии. Выйдешь погожим весенним утром, а в полдень набегут снежные тучи и засыплют улицы снегом, а-то ливень с грозой обрушится посреди зноя, станет промозгло и серо, а потом снова выглянет солнце. Только артефакты и спасают от этих буйств погоды.
Что-то показалось знакомым в сидящей в экипаже девчонке. Наверное, светлые кудряшки, обрамлявшие круглое личико с чуть вздернутым носом и огромными глазищами неясно какого цвета.
— Похожа на Лику, только та рыжая и постарше, — прошептал Алвин и тепло улыбнулся.
Измаявшись дальше некуда, он отошел от окна и решил залезть в шкаф. Вероятно, его умственные способности в этот момент оставляли желать лучшего, но мысль спрятаться показалась Алвину логичной. Если монстр возникает вне комнаты именно в момент его засыпания и стремится проникнуть внутрь, значит, по какой-то причине не в состоянии проявиться рядом. По какой — неважно, может, на доме стоит какая-нибудь защита, о которой не имеют представления даже родители. Особняк был свадебным подарком деда, а он держал мануфактуру по производству кристаллов-накопителей, водил знакомство с сильными магами и вообще являлся человеком незаурядным: мог и попросить об услуге кого-нибудь из друзей. И, если он действительно установил защиту, хорошо бы, чтобы Алвина не удалось разглядеть через стекла. В шкафу же окон нет, вокруг — сплошное старое дерево. Авось, удастся надежно спрятаться, и даже если Алвин заснет, а чудище возникнет за окном, проникнуть в комнату и добраться до него не сумеет.
Подумано — сделано.
Алвин уже невесть сколько времени сидел в шкафу и боялся. Его окружала душная сумрачная темнота, долетающие извне звуки казались приглушенными, а ограниченность пространства давила на виски. Пыли в шкафу не было: артефакт противостоял ее образованию, отгонял насекомых, моль уничтожал на стадиях личинок. Но у Алвина все равно предательски чесалось в носу. А чихнуть не получалось — вот же неприятность. Ему пришла на ум мысль о том, что шкаф этот сделан по особому чертежу из какого-то особенного дерева. Однако подробностей он не припомнил, да и не до них стало, поскольку Алвин все-таки заснул.