Михаил Гинзбург
Дело пахнет жареным.
Глава первая: Шлейф правды
— Он тебе изменяет, — сказала Яэль с тем спокойствием, каким археолог сообщает, что найденный череп не обезьяний.
— Что? Почему?! — подруга почти уронила бокал.
— У него на воротничке Peppermint Porn от Kilian. А он говорил, что терпеть не может ментол. Значит, был с кем-то, кто не терпит отказов. И у кого плохой вкус. Вероятно, маникюр с блёстками и гель-лак цвета “разбитая вишня”.
Подруга заплакала. Не потому что Яэль ошиблась — она никогда не ошибалась, — а потому что всё в этой сцене было ужасно кинематографично, а она, к несчастью, не была актрисой.
Слухи разлетаются быстро, особенно если их переносит нос, способный различить подделку от оригинала по флакону, а происхождение парфюма — по следу на шарфе. Через неделю Яэль уже не работала дизайнером. Через две — они с мужем уволились оба.
— Но… Я же инженер… — вздохнул Галь, глядя на стопку марок, которую мечтал рассортировать на пенсии.
— А теперь ты — помощник частного сыщика. Мой Ватсон. Или, если быть точнее, Ватсон с ипотекой и неврозом.
Галь выглядел как человек, который недавно услышал голос Бога, и тот сказал ему: “Ну, извини, я занят.”
Кот, толстый и ленивый, слушал их разговор, лёжа на подоконнике и разглядывая голубей с презрением философа. Его звали Зисо. Он считал себя главным в доме. Даже не просто главным — архистратигом, мэтром, интеллектуальной элитой. Всё, что не касалось еды или сна, было ниже его достоинства. И всё равно он был удивительно информирован обо всём.
— Этот... агентство, — сказал Галь с осторожностью, как будто слово может укусить. — Оно как будет называться?
— «Нос по ветру».
— Что, правда?
— Конечно нет. Оно будет называться «Nose & Nerve». Я — нос, ты — нерв.
И на этом, как сказали бы парфюмеры, был поставлен первый аккорд их нового дела: цитрусовый, с нотками страха, амбры и неоплаченной аренды.