Зажав одной рукой рот себе, а второй — Чжами, Чжаншан затаилась в самом дальнем углу высоких антресолей. Свет сюда не доставал, и если сидеть тихо, как мышка, оставался шанс, что их на заметят. Зубы, которыми она кусала свою руку, давно уже оставили на ладони глубокие следы. Рядом напряженно посапывала Ми-ми, куда легче сохранявшая присутствие духа. Чжаншан не сколько пыталась заставить ее замолчать, прижав руку к влажным губам служанки, сколько старалась почувствовать подле себя кого-то живого, доброго и надежного, кто может защитить ее.

Внизу поскрипывали половицы.

Он ходил медленно, точно цзяогуй1, волоча за собой меч, который оставлял на влажном от крови полу глубокие царапины, издавая при этом совершенно омерзительный звук. Что-то все еще булькало, сипело, хрипело, но Чжаншан запретила себе задумываться об источнике этих звуков. Как запретила она себе думать о том, что залитое кровью чудовище, ходящее сейчас по комнате кругами — это ее отец. Это цзяогуй, пришедший в их дом, едва только опустилась ночная тьма. Ночи в Бьяншене особенно темные из-за нависающих над городом гор, не пускающих на его узкие сырые улочки лунный свет. Это вообще плохой город, и немудрено, что здесь водятся чудовища. И это одно из них расправилось с семьей Чжан на глазах их старшей дочери, а вовсе не почтенный глава семейства, умудренный ученый из королевской Академии.

Чжаншан сильнее прикусила ладонь, заглушая готовые вырваться рыдания, и запретила себе впадать в истерику. У нее был твердый ум, слишком сухой и логичный для женщины, как считали многие молодые люди в столице. Слишком рациональный, и не позволяющий ей увлечься чем-либо, приличествующим молодой барышне: романами, нарядами или красивыми молодыми мужчинами, которые осаждали их дом с тех самых пор, как ей исполнилось шестнадцать. В столице этот ум ее считался помехой, но сейчас спасал, не позволяя погрузиться в пучину ужаса и безумия. Чжаншан лежала, затаив дыхание, прижавшись к своей закаменевшей служанке, последнему живому человеку, и запоминала все детали минувшего вечера.

Звук шагов, доносившийся снизу, вдруг затих. Потом послышалось страшное сипение, и следом упало что-то тяжелое и грузное. И напоследок — тяжелый, громкий стук палки, упавшей на пол. Или меча.

Отстранив свою юную госпожу, Чжами подползла аккуратно к краю антресолей и глянула вниз. Она молчала какое-то время, затем медленно села и повернулась к своей хозяйке. В темноте блеснули ее глаза.

- Можно спускаться. Идемте, вам нужно выйти на воздух. И не смотрите, пожалуйста.

Сделав глубокий вдох, из-за которого легкие наполнились влажным воздухом, пропитавшимся кровью, Чжаншан медленно сползла вниз, ступая сперва на шкафы для книг, а затем — на стол. Оперлась на твердую руку служанки.

- Не смотрите, - повторила Чжами. - Закройте глаза.

Чжаншан повиновалась. Под веками у нее все равно намертво запечатлелась ужасная картина, которая грозила кошмарами всю оставшуюся жизнь. Чжаншан не думала, что когда-нибудь сможет это забыть.

Пол был скользкий. И рука Чжами тоже скользкой — от пота. Служанка пыталась то и дело вытереть ладони рукавом, но пальцы своей госпожи не выпускала, пока они не оказались на улице. Там лица Чжаншан коснулся сырой воздух. Влагой тянуло с гор и от огромного озера, на берегу которого был выстроен Бьяншен. С двух сторон его точно в тиски зажимали источники ядовитых испарений, сулящих безумие.

- Я приведу людей из управы, - твердым как всегда голосом проговорила Чжами. - Подождите здесь, госпожа. В дом не ходите.

Чжаншан медленно кивнула и привалилась к стене. Та была холодной всегда, но сейчас источала точно могильный холод, потому что Чжаншан точно знала, что в доме лежат пять тел близкий ей людей.

Ей предстояло рассказать стражникам из управы, что отец ее убил всех своих домочадцев. А еще ей предстояло понять,почему он это сделал.

1Цзяогуй - «сонный демон», мифическое чудовище, в которое по преданию может обратиться человек, страдающий долгой бессонницей. Цзяогуй бродит во сне, нападая на любого, кого встретит на пути и разрывая его на куски

Загрузка...