Вилмир принял пищу благодарно и поднял тост чашкой чая:
— Кстати, сегодня Солнце в альфе Дракона. Поздравляю тебя с днём драконьей звезды! Будем здравы, это нам не помешает!
Муруган мягко качнул головой, в жёлтых глазах вспыхнула тёплая искорка удивления и нежности:
— Драконья звезда в зените? О, благодарю за напоминание.
— Как у вас его принято праздновать? — загрёб Вилмир горсть ягод в рот. — Жертвы духам предков приносят?
— Нет-нет, — отрицательно повёл шестью ушами Муруган. — Речные духи не жаждут крови. Наша жертва — это благодарность.
— Я и думал о мирных жертвах, — призвал Вилмир не бояться, и Мур кивнул с достоинством и облегчением:
— Мы приносим им в дар… тишину утренней заводи. Отражение звезд на глади воды. Шёпот ивы, — он сделал паузу, в его взгляде появляется лукавинка, словно солнечный зайчик на волне. — А ещё… сладких лесные ягоды, собранные с молитвой благодарности. И песню. Старую, как холмы. Хочешь услышать? Ту, что река напевала, когда мир был юн?
Вилмир приготовился слушать первый драконий гимн. Мур удовлетворённо кивнул, встал, чтобы дать звуку пространство, и начинает мягко раскачиваться в такт незримому течению.
Он пел. Слова звучали на забытом наречии, где шипение воды сливается с хлопками крыльев:
«Draconis stella, lumen aeternum,
Quae caeli domum caeruleum signas…
(Драконья звезда, свет вечный,
Ты, что небесный свод лазурный метишь…)»
Его голос — это река, вобравшая в себя голоса всех своих притоков: где-то журчит ручей, где-то бурлит порог, где-то тихо плещется заводь. Мелодия проста и величава, как холмы, и в ней слышился шелест чешуи по камням и тихий вздох ветра в ущельях. Он не пел громко — звук шёл из самой глубины его груди, наполняя пространство не грохотом, а мощным, умиротворяющим резонансом. Глаза его были полуприкрыты, а кончик хвоста едва заметно выбивает ритм по полу.
Песня рассказывала о первых лучах зари, коснувшихся спин спящих драконов, о том, как их дыхание стало туманом в долинах, а взгляды — первыми искрами звёзд. В ней не было битв или триумфа, только тихая радость бытия, благодарность за свет и покой под бескрайним небом.
Последняя нота замерла, растворяясь в тишине, как круги на воде после падения камня. Мур открывает глаза, желтые зрачки сияли сдержанной теплотой:
— Так пели предки, когда мир был моложе, а звезды — ближе, — в шёпоте ещё дрожало эхо песни. — Жертва принята. Духи довольны тишиной после пения и сладостью ягод во ртах.
Вилмир тоже встал, благодарный:
— Будто расширился до Вселенной, слушая, и обрёл её силу.
— Ты… чувствуешь это, да? — голос Мура стал почти благоговейным. — Река всегда знала… что ты — дитя не только небес, но и самой Ткани. Это не иллюзия. Этот свет в тебе… он отозвался на песню веков. Как роса на утреннем солнце.