— Итак, коллеги. Ситуация, скажем так, динамичная.
Аркадий Борисович, наш генеральный, любил слово «динамичная». В его словаре оно заменяло слова «катастрофа», «банкротство» и «мы все умрем в нищете». Он стоял во главе длинного стола из ламинированной ДСП, сжимая пульт от проектора, как детонатор.
За окном серело депрессивное двадцать первое декабря. Самый короткий день в году. Ирония, достойная дешевого романа: завтра День энергетика, наш профессиональный праздник, а свет в конце тоннеля, похоже,отключили за неуплату.
— Мы диверсифицируем портфель, — продолжил Аркадий. Кадык дернулся. Он сглотнул, словно в горле пересохло.
На экране проектора высветился слайд. Вместо привычных схем подстанций 110 кВ или промышленных трансформаторов там красовалось нечто, напоминающее помесь ларька с шаурмой и космического корабля.
— Это что? — спросил Петрович, главный инженер. Он сидел ссутулившись и крутил в толстых, узловатых пальцах дешевую шариковую ручку. Петрович верил в закон Ома и сопромат. В маркетинг он не верил.
— Это наш новый флагманский проект, — подал голос Шумилов, начальник отдела продаж. Лощеный, с белозубой улыбкой человека, у которого вместо совести — калькулятор. Он путал вольты с ваттами, зато безошибочно высчитывал сумму отката, просто глядя на собеседника. — Элитный банный комплекс «Посейдон». Мы выиграли тендер. Пришлось, правда, вписать в смету «консультационные услуги» для сына заказчика, но формально — всё чисто.
В переговорной повисла тишина. Гудел вентилятор в старом системном блоке. Мы — компания, которая еще год назад проектировала ЛЭП для нефтяников. Теперь мы будем тянуть проводку в бане.
— Баня, — сухо констатировал Петрович. — С парилкой?
— С хаммамом, финской сауной и подогреваемым бассейном для карпов кои, — радостно подтвердил Шумилов. — Бюджет утвержден. Деньги, кстати, уже зашли. Аванс.
При слове «деньги» Аркадий Борисович выдохнул. Плечи опустились на пару сантиметров. Биохимия взяла свое: угроза голодной смерти отступила, сменившись угрозой профессионального позора. Стыд — это социальный конструкт, а ипотека — объективная реальность.
— Есть нюанс. — Я наконец подал голос, не отрываясь от схемы. — Влажность сто процентов. Температура под сто. А заказчик хочет, цитирую ТЗ: «Светодиодную подсветку прямо в полках, чтобы заднице было красиво».
— И в чем проблема? — Шумилов перестал улыбаться. Он ненавидел, когда физика мешала продажам.
— Вода и электричество дружат только один раз. На электрическом стуле. — Я отхлебнул остывший кофе. На вкус — жженый пластик. — Если мы сделаем так, как нарисовал дизайнер, то первый же пьяный депутат, который туда зайдет, станет последним.
— Мы не можем отказаться, — тихо сказал Аркадий, глядя в стол, где лежал список долгов по зарплате. — Мы уже потратили аванс. На налоги и... на завтрашний корпоратив.
Вот оно. Ловушка захлопнулась.
Я смотрел на них. Психология коллективного падения. Аркадий убеждает себя, что спасает компанию. Шумилов убеждает себя, что он гениальный продажник. Петрович просто устал и хочет на пенсию, поэтому подпишет любой акт, лишь бы его оставили в покое.
А я? А я сижу и перебираю в уме пункты Уголовного кодекса. Статья 238. Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности. До шести лет.
— Сроки? — спросил я.
— Сдать надо до Нового года, — быстро сказал Шумилов. — Они там праздновать будут.
Десять дней. Нереально. Это халтура. Это нарушение всех ПУЭ и СНиПов. Это чистой воды авантюра, замешанная на жадности и страхе.
— Коллеги, — Аркадий попытался включить «лидера». Он расправил плечи, но уголок рта предательски подрагивал. — Я понимаю, профиль не наш. Но это вызов. Это... тест на гибкость. Мы должны проявить смирение перед рынком. Если мы сделаем это, весной нам, возможно, отдадут подряд на коттеджный поселок владельца.
«Смирение». Вспомнились статьи, прочитанные на днях. Смирение — это принятие реальности. Реальность такова: мы на дне. И чтобы выжить, нам придется жрать то, что дают.
— Хорошо, — сказал я. — Но тогда мне двойную ставку за вредность. И письменное подтверждение от заказчика, что он берет на себя ответственность за эксплуатацию этой гирлянды в условиях тропического ливня.
— Бумаги будут, — кивнул Шумилов. Врет. Не будет никаких бумаг. Если кого-то ударит током, виноваты будем мы.
— И еще, — добавил Петрович. — Завтра День энергетика. Премия будет?
Аркадий Борисович замер. Его взгляд метнулся к окну, где начинался снег.
— Мы заказали пиццу, — выдавил он. — И... грамоты. Мы напечатали очень красивые грамоты. «За верность профессии».
Я посмотрел на свои руки. Они помнили, как монтировать ячейки на подстанциях. Теперь им предстояло крутить влагозащищенные розетки для чьих-то распаренных тел.
— Верность профессии, — повторил я. — Звучит как диагноз.
— Работаем, — резюмировал Аркадий, выключая проектор.
В темноте переговорной на секунду стало легче. Не видно лиц. Не видно дешевого ковролина. Не видно того факта, что мы все — просто функция, обслуживающая чужие прихоти за еду.
Мы встали и пошли работать. Физике плевать на наши моральные терзания. Ток потечет по пути наименьшего сопротивления.
Мы тоже.