День города

И не было там откуда я родом, праздника весомее чем день города. Не буквально, конечно, помимо него были и государственные праздники, всякого характера случайные фестивали и ярмарки. Но именно день города, для меня и моих друзей всегда был самым знаковым событием. Во всяком случае, так было во времена моей молодости.

Безлюдная площадь, перед обветшалой гостиницей с названием «Родина», оживала. Саму площадь, как и аллею, что вела к ней, заполняли торговцы с города и области. Около молодых елок, что шли вдоль аллеи, появлялись торговые шатры и палатки. Столы, стулья, гирлянды и фонарики, что висели над ними. На сотни метров вокруг, разносился запах шашлыка, сахарной ваты, плова, приготовленного в гигантском казане. Будничные, излюбленные нашей компанией места, огораживались небольшими металлическими перегородками. Везде сновали ленивые и по-праздничному добрые милиционеры. Закрывали глаза на распиваемое нами пиво, вежливо прогоняли наших знакомых скейтеров и неформалов из их привычных мест обитания. За несколько дней до самого праздника, под памятником «Героям городского восстания», сооружалась сцена. Вокруг нее устанавливали свет, и огромные колонки. Днем можно было наблюдать настройку оборудования, звука, и репетиции тех, кто должен был выступать на самом празднике. Обычно власти города раскошеливались на какую-то эстрадную звезду, которая выступала перед фейерверком, что завершал весь праздник. Для меня с самого детства, фейерверки были чем-то большим, чем просто красивые, разноцветные вспышки на ночном небе. Страшно осознавать, что эти самые праздничные фейерверки, всегда скрывали в себе второй, жуткий смысл. Всю мою жизнь, пока на ночном небе, вспышкой расцветали ветви мигом гаснущих растений, происходило то, что мне будет весьма трудно объяснить. И как другие люди, я просто стоял с поднятой к небу головой, наблюдая за праздничными салютами. Зачарованный сотней огней, удивительным мгновением, пока «ЭТО» каждый год, на день города, происходило совсем рядом.

Сколько себя помню, все праздники в городе, проходили на описанном выше месте. Будь то день независимости, день шахтера или масленица. Но почему-то, только день города мог похвастаться своим масштабом. Народные гулянья зачастую шли не один день. Бывало так, что несколько праздников совпадали в календаре, и тогда размаху торжества не было предела. В двадцатых числах сентября 2008 года, когда мне было шестнадцать лет, еще один праздник и выпал на тогдашний день города. Масштаб праздничного салюта, обязан был быть просто грандиозным. С самого утра день был наполнен эйфорией, чувством приобщенности к моменту. Нашей огромной компанией, мы договорились все вместе пойти на праздничный концерт, смотреть салют. Подобные вылазки для всех были своего рода событием. Лишний повод красиво одеться, цивильно по меркам шестнадцати лет выпить. Ощутить праздник, сделать его более незабываемым. Все было идеально, а потом, ближе к обеду, через одну знакомую из нашей компании, я узнал, что там, на празднике, моя девушка сообщит мне о том, что мы расстаемся. И весь остаток дня превратился в говно.

Увы, без долгого отступления рассказать эту историю не получится, так что заранее приношу свои извинения.

Таня, девушка с которой я тогда встречался, в том наивном возрасте, собрала, наверное, все инфантильные титулы, на какие только был способен мой юношеский ум. «Любовь всей жизни», «Та самая», «Единственная», и так далее. Тот факт, что мы встречались – уже был чудом. Она была старше меня на один год, и в мае того же восьмого года, закончила школу. До того, как мы начали встречаться, увидеть ее на улице, было практически нереально. Домой ее всегда кто-то подвозил. В школьные времена, Таня была той самой красавицей, недостижимой старшеклассницей, за которой ухаживали парни, что были намного старшее ее. Недоступная и одна в своем роде. Та, за которой я сох, всю свою жизнь. Наверное, класса с третьего, был влюблен в нее без задних ног. А потом, спустя столько лет, в начале августа восьмого года, была школьная поездка в Феодосию. Четырнадцать дней отдыха, которые перерос в настоящую битву за сердца, и каких там только интриг не было.

Двухэтажный домик, где по соседству, на пролете второго этажа были наши двери, смотрел прямиком на море. Комната парней и рядом комната девушек. Двухъярусные кровати, тонкие стены. Учителя, которые жили неподалеку, в аналогичном домике, даже не заглядывали к нам. Большинство из нас, были старшеклассниками, кто-то, как Таня и ее подруги, успели выпуститься. Может учителям было плевать, а может они и сами хотели отдохнуть. В отличии от них, наш отдых сплошь крутился вокруг алкоголя. Не прикрыто валялись пустые бутылки водки, из всего, что только можно, были сделаны пепельницы. Комната парней своим бытом и порядком походила на тюремную камеру. Одни играли в карты, другие по синей будке спали. Кто-то в ванной, сооружал «водный», кто-то громко говорил по телефону. Другие, после отбоя, вместо дверей, на улицу лезли через окна, прыгали в клумбы, где были недозревшие, маленькие арбузы. Один из таких арбузов впоследствии перенес, что-то вроде бессмысленного жертвоприношения, от чего могу безошибочно говорить, о том, что все они были недозревшими. В комнате же девочек, было змеиное «кубло». Миниатюра жизни. Сначала они все ласково и волшебно между собой общались, а потом Маша, одна из близких подруг Тани, начала «мутить воду». Что-то на почве ревности к ее парню. Интриги такого масштаба, что правда на их фоне, выглядела хуже любой выдумки. В ход шло все, от городских знакомых, до плохого качества «MMS-ных» фото. И это были лишь первые дни.

Помимо моих одноклассников, в поездке, с нами был один из моих друзей детства, с которым мы жили в одном дворе. Второй мой друг Денис, был старше нас на два года, и поехать просто не смог, так как летом выполнял обязанности тренера по боксу, в зале, где мы занимались. Первый друг, мой ровесник, Виталя, на лето из Питера приезжал к бабушке с дедом, и то, что его взяли с нами в поездку (не бесплатно конечно), было еще одним чудом того лета. Алкоголю он предпочитал всякие аптечные вкусности, и подобно какому-то «барбитуратному» мудрецу, выдавал обрывки загадочных фраз. Помню, как ночью мы сидели на волнорезах и разговаривали о вечном. Фильм «Секрет» тогда только набирал популярность, и он был из того редкого числа людей, которые в то время его посмотрели. Кратко он мне пересказывал его суть, в ответ на мои бесконечные любовные страдание о Тане. Не помню точно, что именно я формулировал, смотря на ночные звезды. Из хаотичной речи своего друга, я выбрал лишь удобные мне слова. Они легли в основу того, что я понял под его пересказом «Секрета». Не скажу, что эзотерика мне каким-то боком близка, тогда это скорее было в новинку, наверное, поэтому и я смотрел в космос, формулируя что-то о Тане. То, что было далее, мне казалось ответом вселенной, который не заставил себя ждать. Обстановка в женской комнате накалилась до того, что их разговоры на повышенных тонах, заканчивались теми самыми женскими, первобытными драками. В итоге, тогдашний парень Тани бросил ее и начал названивать Маше, которая по сути его у Тани увела.

Таня стала в печалях гулять вдоль берега, против нее ополчились все, кто только можно. Маша наговорила про нее такого, о чем не хочется даже вспоминать. В то время, мой друг начинал подталкивать меня. Будто вневременной коматозный корректировщик реальности, он выныривал из своего «третьего плато» и давал мне установки. «Пойди к ней», «Поговори с ней». Для понимания, она мне настолько нравилась, что я даже смотреть на нее не мог, чего уж говорить про разговоры. Мой друг злился на меня, «крабиком» уползал куда-то в сторону волнорезов. На пляже я оставался один на один с серебряной баночкой приторного содержания. Револьвер, изображенный на ней, своим дулом смотрел прямиком на меня. В те дни все было настолько тягостно, что иной раз хотелось эту самую баночку с револьвером поднести к своему виску. Только появившийся и набирающий популярность напиток с каждым глотком делал меня более храбрым, и на второй банке, я решился. Будто то, с чем я обращался к вселенной – откликнулось. Остаток дня и всю ночь мы гуляли с Таней по ночной Феодосии. Совместно пили чудный напиток, что дал мне смелость заговорить с ней, раздели первую в моей жизни шаурму на двоих. В моем городе, шаурмы еще не было вообще, а то, что ею называлось, было сосисками с кетчупом в лаваше. Тогда, в какой-то странной неловкости, лишь бы заполнить паузу в разговоре, сказал, что люблю ее всю свою жизнь, и вместо ответа, она поцеловала меня. А потом мы вернулись обратно в лагерь, где все ополчились уже не только на Таню, но и на меня в том числе. Пока мы гуляли, мой друг, что остался в домике, оказался в эпицентре этих самых интриганских «качель». Пришлось дать в голову паре человек, кто в процессе общения с ним пускал в ход руки. Через вмиг пролетевшие часы, на мой номер стали наяривать неизвестные номера. Угрозы. Там и Танин бывший нарисовался, и какой-то картавящий пи***ас, который звонил и сбрасывал, а после того, как сбрасывал, скидывал «попрошайки», чтоб я ему перезвонил. А летняя поездка тем временем, подходила к концу. Оставшиеся дни, мы с Таней, по-детски обнявшись спали в моей кровати. Горстка выступивших против меня и Тани людей сулила мне проблемы по возвращении в город, прямиком с автобуса. Говорили, что даже домой не успею дойти, а я лишь слушал. Своему другу Денису, я периодически звонил в поездке, держал в курсе происходящего. Он тоже в ту ночь шел встречать нас с автобуса, с еще тройкой человек. Двумя чемпионами Украины по боксу, и плотным типом, у которого был навес Таран.

По возвращении с поездки в город, с их угрозами, на деле все оказалось не так эпично, как это было по телефону. Пришла пара человек из тех, что угрожали мне пока мы были в Феодосии, стояла сбоку и делала вид, что они вообще тут не причем. Нарисовался бывший Тани с друзьями. Нес сумки Маши, которая, не переставая подтравливала его на нас. Лицо чувака выражало десятки эмоций, его друзья все тоже поняли, не поняла только Маша. Один из лютых пацанов, которых привел мой друг, узнал кого-то из еще минуту назад грозных друзей Таниного бывшего.

— Опарыш, ты что ли?

И вся ситуация превратилась в комедийную. Это была победа. Они, опустив головы ушли. Маша ничего не поняла и тогда. Все время оборачивалась, говорила своему новому парню: «Сделай что-то!», а он лишь уводил ее, и даже не поворачивался. Далее мы провели Таню домой, и завалилась на хату к Денису, где на сковородке высушили привезенное из Феодосии добро, дым которого, рассеялся лишь с восходом солнца. С того дня мы и начали встречаться с Таней. Вот что это для меня значило. Какое удивительное и не простое стечение обстоятельств предшествовало этому.

После того как мы вернулись из Феодосии, впереди были несколько самых удивительных недель в моей жизни. С сентября, у Тани должен был начаться первый учебный год в институте, а у меня заключительный класс школы. Последние недели августа, я помогал ей с переездом в общежитие, которое находилось в другом городе. Там, под неприятного вида зданием, в тени тополя, на батареечном плеере, пока ждал ее, по кругу гонял песню «Ian Carey - Keep on rising», которая для меня была своего рода символом того времени. А потом пришел сентябрь, и впервые за месяц, мы не виделись всю неделю. Вернувшись с учебы, Таня уже была другой. Меньше улыбалась, реже брала трубку, когда я звонил. Она как-то изменилась, но я не мог понять из-за чего. Затем был день города. То, с чего все и началось.

Как я и говорил ранее, мы планировали большой компанией пойти на концерт. Виталя, тот мой друг, который ездил с нами в Феодосию, в последних днях августа, уехал обратно в Питер, его ждал колледж. Денис, мой второй друг, так же укатил на учебу в другой город. Поэтому та самая огромная компания, сплошь состояла из знакомых моих знакомых и одноклассников. Изливать душу кому-либо из них, желания не было, и до самого вечера, я пребывал в тревоге. Сначала мне не верилось в то, что Таня действительно собиралась меня бросить. Мало-помалу, все что было дальше, убеждало меня в том, что общая знакомая не соврала. В течении дня, Таня убрала в «ВКонтакте» ссылку на то, что мы встречаемся. Тогда еще была эта штука, не знаю существует она сейчас, контактом уже лет десять не пользуюсь. Потом, ближе к вечеру, когда я позвонил ей, попросила меня идти без нее, сказала, что увидимся уже на концерте. И я пошел. Был там до самой темноты. Звонил ей, каждые десять минут – не брала трубку. Итогом стала короткая SMS, минут за двадцать до конца праздничной программы. «Я возле второго ставка».

Она имела в виду наши городские водоемы, красивые и одновременно убогие места, где мы гуляли с ней, еще несколькими неделями ранее. Влюблённые, как мне казалось, и счастливые. Всего их было четыре штуки, и все в нашем городе называли их по номерам. Были они близко между собой, и шли последовательно, в минутах ходьбы друг от друга. «Первый», «Второй», и т.д. Первый ставок был чисто техническим, и давно зарос камышом. Он был сразу за памятником, за той самой праздничной сценой, от нее - сто, может больше метров пути по прямой. Путь до него шел через десятки ивовых деревьев. Старые, своим видом городу в отцы годящиеся. Покореженные, толстые и жутко высокие. Сами водоемы в городе закладывали как резервы воды на случай ЧП. За первый ходили городские легенды, что возвели его на старинном кладбище и в восьмидесятых годах, был случай, когда начали всплывать гробы. Второй ставок успели облагородить и в девяностых превратить в место отдыха. Появились бетонные «грибочки», пирс и катамараны. Возле берега, на десятки метров вокруг перегаром разила «наливайка», со стоячими столиками и туалетом под себя. Третий и четвертый, сочетали в себе нечто из картин «руинистов». В советское время их хотели превратить во что-то большее. Из воды торчали колонны, полузатопленные фонтаны. Базальтовые лестницы, утонувшие статуи, лепнина на бортах и парапетах. Все это возле заброшенного «амфитеатра», который сочетал в себе не менее помпезный упадок.

От того места, где я находился, за пределами основной массы людей, что толпилась у сцены, до второго ставка, добежал за минуты. Я безошибочно знал где она. Таня была именно там, где мы всего несколько недель назад загадывали желания, смотря в такое же ночное небо. Клялись в вечной любви, и много еще такого, о чем сейчас писать не особо приятно. Прошло так мало времени, а все уже было другим. Меня можно было бросить тысячей способов, в сотне других мест, но она предпочла именно это. Знаковое для меня место. Не знаю, наверное, в подобном есть какой-то женский символизм, который мне не удастся осмыслить никогда в своей жизни. В темноте я не видел ее. Чувствовал лишь запах сигарет, алкоголя и ее духов, от которых в области груди становилось как-то безнадежно неприятно. Будто что-то вырезали, изъяли. А потом она стала говорить, про то, что полюбила другого в институте, и что мы не можем быть вместе. Что у меня вся жизнь впереди, и нам лучше остаться друзьями. Говорить, что ей пора.

Все было настолько быстро, что мне трудно было добавить что-либо еще. Да и слова куда-то исчезли. Поперек горла стояло что-то похожее на гвоздь. Просидев там меньше пяти минут, мы направились обратно к сцене, туда, где к концу походил концерт. Всю дорогу назад, Таня что-то рассказывала мне, уже совсем не помню что. Она была в прекрасном настроении, которое достигло своего пика возле сцены. «Мне нужно домой» - она быстро поцеловала меня в щеку, и начала уходить. В направлении сцены. Скрылась в толпе людей, что ждали салют, который должен был начаться с минуты на минуту. Как только она ушла, со мной случился тот самый «эффект лестницы». Нужные слова в миг нашлись, гвоздь, стоявший поперек горла, исчез. Все стало на свои места. Я начал бежать сквозь толпу, расталкивая людей. Мне казалось, она ушла туда, где стояли таксисты, чтоб уехать домой. Обычно они становились где-то сразу за ограждениями, недалеко от сцены. Она не должна была уйти слишком далеко, времени прошло совсем мало. Вылетев из плотного потока людей, я пробежал мимо последней ограды. Смотрел во все стороны, но ее нигде не было. Слева ни одного человека, справа лишь пара припаркованных машин. Впереди десятки огромных и покосившихся ивовых деревьев, за которыми был первый ставок. Ночное небо озарила вспышка первого фейерверка, и случилось странное.

На секунду, вокруг посветлело, затем темнота, снова вспышка и мгновенье, позволяющее что-то разглядеть. То, что я видел, не укладывалось у меня в голове. Это было каким-то жутковатым наваждением. В этих местах, бывать мне доводилось очень часто, и как окружающее выглядело днем, я прекрасно помнил. С каждой вспышкой салюта, в те миги, когда вокруг светлело, перед собой я видел нечто иное. Не то, что было знакомо мне по белому дню. Были там не ивы с кустами. Там было что-то другое. Как только все вокруг озарялось салютом, я видел «ЭТО», когда свет фейерверка мерк – все возвращалось обратно, к прежнему. К тому что тут было всегда. И снова миг света. Вновь перед глазами был иной вид. Широкая и пугающе длинная, словно тоннель аллея. Эффект туннеля создавали равномерно рассаженные толстые деревья, стоящие вдоль аллеи. А затем вновь темнота и покореженные ивы. Вновь салют, и аллея. Очень длинная, и настоящая. В которую было страшно смотреть, из-за мимолетных представлений о том, куда она может вести. Снова темнота, и мгновенье света. Там что-то находилось, в конце этой аллеи. Что-то очень большое, похожее на особняк. Об этом говорили десятки окон, в которых горел свет. Когда наступала темнота, вновь были ивы и сплошная темень. В реальности за ставком начинались дикие местности, густые посадки, которые через несколько километров выходили на трассу. В тот вечер, весь праздничный салют продлился около пары минут. За это время, десятки раз мне удалось различить ту самую аллею с особняком в конце. Вместе с последней вспышкой, все исчезло, и остались только ивы, которые там были всегда.

Должен признаться – в тот день, из-за всего произошедшего в сумме, заснуть я так и не смог. Тут и расставание, да еще странный эпизод с фейерверками. Все это буквально стояло перед глазами. Особенно та длинная и пугающая аллея… особняк… и что-то еще… Почему-то последнее вспомнить мне удалось уже глубокой ночью того дня. Там было что-то еще. То, что в моей голове не формулировалось и было своеобразно спрятано. Что-то, от чего по телу пробегал зудящий холодок.

Утром, первым делом, я пошел туда, где вчера все произошло. От моего дома, до места, где вчера проходил концерт, идти было примерно пятнадцать минут. Улицы города были пусты и болезненны на вид. Валялся мусор, машины не уверенно проезжали мимо. Чувствовался во всем какой-то грех, даже небо было слегка пошлым, будто по пьяни начудившее, перед теми, кто заснял это на телефон. И теперь ему было стыдно.

Концертная площадь выглядела не менее потрепанной. Сонные дворники уже шкрябали улицы своими «ведьмиными» метлами. Около сцены ездили грузовики – ее активно разбирали и вместе с оборудованием грузили в машины. Редкие и чумные прохожие, забытые своими товарищами, вылезая из кустов, на нетвердых уходили обратно, в свою будничную жизнь. Праздник умер и так выглядели сюжеты его посмертия. В своей глубине бытовые и ко всему безразличные.

Дойдя до того места, где вчера мне казалось всякое, я осмотрелся. Все было обычным – ивы, заросли и где-то вдали проглядывающийся за ними первый ставок. Ошибиться, промазать или пройти мимо, я точно не мог. Так как вчера, во время поисков Тани, остановился именно в этом месте, где заканчивался бордюр, на своеобразном перекрестке трех дорог. Дорога справа, слева и позади меня. Та, что была позади, скорее пешая, по ней пару раз в год ездили те самые грузовики, что устанавливали и разбирали сцену. Дороги, которые шли в право и лево, назывались дорогами чисто из-за наличия асфальта на них. Если та, что была слева, уходила в сторону проезжей части, откуда, собственно, и заезжали сюда машины, то правая вела в тупик. К бетонным перегородкам, за которыми была прогулочная зона и подобие парка. По ней максимум можно было объехать памятник с другой стороны. Так я и стоял там, пытаясь осмыслить вчерашние наваждения. Там, в мой ум не закрадывалось никаких сомнений в том, что все наблюдаемое минувшим вечером было реальным.

Для меня эта история обязана была закончится троеточием. Первая любовь. Скоротечные отношения. Недосказанность. Оттуда я должен был уйти с надеждой в сердце. Вспоминать Таню, как ту самую девушку, тело которой покрывали «ожоги от горящего сентября». Мне и не должно было быть легко, подобное – чистая боль. С того дня прошло бы около трех лет, и ее «ожоги», стали бы прекрасными шрамами, а про наше с ней лето, начал бы петь Валентин Стрыкало. Тогда бы и случилось чудо. Всему этому суждено было быть, ведь один раз же случалось. Но вместо всего этого, там, под тенью ив, что-то другое бросилось мне в глаза. Слишком очевидное на фоне уходящей в свою осень зелени. Небольшое и явно выделяющееся в окружающем пейзаже. Фотография? Наша с Таней фотография, одна из тех, что были сделаны в будке торгового центра. В городе, поездка в который, у нас в области, была сродни празднику и путешествию в столицу. Города, что был в тридцати километрах от нашего, в котором и был институт Тани. Такие будки, до этого мне видеть доводилось разве что в фильмах. Лента из четырех фотографий. Тогда каждый из нас взял по две. Свои я хранил дома, Таня же, носила полоску из двух фотографий в боковом кармане сумки, а вчера просто выбросила её. Снова чувство изъятой плоти в области груди, холодное тление. После того как я поднял их, чувство душевной боли, заменил страх. То, что я увидел на этих фото, сделало землю под ногами не твердой. Голова пошла кругом. На фотографиях был я, но обнимала меня совсем не Таня. Ее одежда, бижутерия и крашеная в розовый прядь волос – но это была другая девушка, абсолютно на нее не похожая.

На фотографиях что были у меня дома, было все тоже самое. Полностью другая девушка. На всех фото, которые были на моем телефоне – снова не она. На всех фотографиях с её страницы «ВКонтакте», вновь была не она. Там было ее имя, фамилия, но при этом, совершенно иной человек. Мне начало казаться, что я схожу с ума. Я помнил ее, помнил, как она выглядела. Ее образ был перед моими глазами, но «та», что была на всех фотографиях, будто стирала его, заменяла собой. Тогда мне стало действительно страшно. От подступающего осознания того, что я могу навсегда забыть ее. Каждая секунда взгляда на ту, другую девушку, что теперь была на всех фотографиях, удаляла настоящую Таню из моих воспоминаний и заменяла ее собой. Через миг, та другая девушка, уже была в каких-то совсем свежих эпизодах, буквально вчерашних воспоминаний. Она мелькала и в школьных годах, и в наших прогулках по вечернему городу. Другая Таня появлялась там, в то время как настоящая Таня исчезала оттуда без следа, уступая ей место. Подобные изменения происходили слишком быстро, не давая возможности что-либо понять. Как подожженный тополиный пух, они приближались к одной области, что в моей памяти была подобна неприступной крепости. Острову, окруженному водой. Воспоминания о Феодосии. Где мы сидим на берегу моря, и смотрим на звезды. Там она настоящая, такая, какой она была в реальности. Исчезнуть ее истинному виду не давал свет, отраженный с морской глади. Свет луны и звезд, падающий с ночного неба. Перед этим светом, все было бессильно. Это было единственное воспоминание, где я помнил ее такой, какой она была в действительности. Во всех прочих – была совершенно другая девушка. Она же отныне, была и на всех фотографиях.

С того дня моя жизнь изменилась. Мне было всего шестнадцать лет, я даже толком не мог сформулировать вопросы, что зрели в недрах головы. Чего уж говорить о том, чтоб найти, а уж тем более понять ответы на них. Все было слишком странно, особенно тот факт, что все мои друзья и знакомые, не понимали, о чем я. Виталя, друг из Питера, думал, что я над ним угораю, с ним мне удавалось только переписываться. Денис, второй мой друг, когда приезжал на выходные с учебы, так же не врубался, что я пытаюсь ему донести. Все чаще в больших компаниях, я перебарщивал с алкоголем, и начинал в полу бредовом запале, обвинять всех в сговоре. Винить их в том, что они не хотят признавать очевидного – это была не Таня. Она выглядела не так. Подобное длилось до середины октября, а потом в нашу компанию попал Антон, бывший одноклассник Дениса, и случился еще один странный эпизод.

В тот день мы были за городом, на одной поляне, где периодически отдыхали летом. Со всех сторон, ее окружала уже меланхоличная осенняя желтизна. Обычно мы затаривались пивом, сосисками, и сидели там до самого вечера. Палили костер, после чего уезжали оттуда на такси, обратно в город. Компания которой мы туда выбирались была зачастую из пяти и более человек. В один из дней, в их числе и оказался Антон. До этого мы уже были знакомы, периодически общались, но на более личные темы – никогда. В тот день, с наступлением темноты, с момента, когда распаленный нами костер, освещал все вокруг на сотни метров, я умолк. Подсел как можно ближе к огню, врубил плеер, закурил сигарету, взял пиво и пропал в своих наивных мыслях. Вспоминал Таню, вернее то, как она выглядела на самом деле. Раз за разом обращался к единственному эпизоду в своей голове, где была настоящая она. К той ночи в Феодосии, когда мы сидели на берегу моря. Где были только мы, и ничего более. В костре передо мной, периодически, себя являло что-то еще. Вместе с мерцанием огня, там проскакивали совсем знакомые виды. Аллея. Деревья. Особняк. Вспышки. День города. И что-то еще… Кажется там был кто-то… Уходил в сторону особняка… Кажется это была Таня…

По моему плечу постучали и я вытащил один наушник.

— Налить? – из оцепенения меня выдернул Антон. Он стоял надо мной, с открытой двушкой пива и наливал себе в пластиковый стаканчик. — Ты так уже сидишь час, с пустым стаканом, о чем задумался, если не секрет? – спросил он, и взял стаканчик из моих рук.

— Да… так… все о том же, - неуверенно сказал ему я.

— Страдаешь?

— Типа того…

— Понимаю, - быстро проговорил он, и на несколько секунд замолчал. — Пойдем пройдемся, думаю есть разговор, - закончил он и залпом осушил полный стаканчик пива.

— Я правда не очень…

— Пошли, это касается твоего вопроса, — многозначительно сказал Антон.

И мне ничего не оставалось как пойти с ним.

Костер к этому времени был уже довольно тусклым, все найденные большие ветки, бревна и коряги, успели прогореть. Не прошли мы и десяток метров, как все вокруг, погрузилось в абсолютную, загородную, ночную темноту. Только огни города, подобно звездам, были где-то на неотличимом от темного неба горизонте. Тьма окутала все. Окружающие деревья, стали зловещими. Какие-то сухие ветки попадались на пути, колючие, будто живые. Даже когда мы останавливались, они тянулись к нам, трогали одежду и лезли в лицо. Мы были чужие там, как чужими для окружающего были слова Антона, что последовали далее.

— Что тобой движет в жизни? – после длительного молчания и пути в темноте, спросил он.

— Не знаю, я просто живу и все, не задумываюсь о том, что было или будет, - ответил я.

— Как ты думаешь: почему все происходит так, как происходит?

— В каком смысле?

— Ну вот почему ты встречаешь именно тех людей, которых встречаешь? Почему с нами происходит то, что происходит? Почему все именно так, как есть, а не иначе?

Вместе с его вопросами, что-то изменилось вокруг. Будто вспышка темноты, затем еще одна. Силуэт Антона, практически не различимый в темноте, с каждой вспышкой исчезал. Оставался лишь его почему-то ставший совсем тихим голос. Подул резкий ветер, вместе с пылью и осенними листьями, в лицо полетело что-то еще. Со мной уже бывало такое и раньше, когда ночью курил на балконе. Так обдувают ветром летучие мыши, когда пролетают возле лица. Над головой их проносились десятки, в звуке хлопающих крыльев, голос Антона тонул. С нами что-то происходило, но я совершенно не понимал что. Антон перешел на крик:

— Мы подошли к черте! Мне не известно, что за ней. Сейчас у тебя есть выбор: пойти дальше и назад дороги не будет, или вернуться назад! Выбирай!

Куда пойти? Страх и нереальность происходящего мешали думать. Куда дальше? Куда пойти? Эти вопросы заставляли меня пятиться. Ноги не слушались, а спрашивать что либо у него - было страшно. Происходило что-то очень жуткое, то, к чему я был не готов. Звуки летучих мышей, которые проносились везде - не стихали. По-прежнему было неестественно темно, отчего верхушки деревьев, сливались с совсем черным небом. В поисках хоть какой-то звезды на ночном небе, я стал поднимать голову вверх, и от того, что было там, чуть не повалился на землю. Над нами была воронка из густой тьмы. Быстрые вспышки чего-то красного внутри, делали её хорошо различимой. Воронку образовывали летучие мыши, которые кружили по небу. Их было так много, что все они сливались во что-то единое, черное. И эта живая тьма, тянулась к нам, поглощала мир. Антон вновь повторил свой вопрос:

— Что ты выбираешь?!

Что я мог выбрать? Конечно же дрожа от страха, я повернул назад. Про другое не могло идти и речи. Пока мы шли обратно, вокруг нас, в темноте, проносилась осязаемая чернота. Сначала очень быстро, обдавая ветром, затем подражая нашим движеньям, медленно. Эта чернота шла рядом, касалась меня, тянула за одежду, звала.

— Что это?!! – от страха мой голос переходил на визг.

— Не поворачивайся, - голос Антона был спокойным.

Десятки шепчущих голосов позади нас, эхом подражали ему.

— Не поворачивайся…не поворачивайся… не поворачивайся… поворачивайся… - шипели они.

Нечто огромное передвигалось сбоку. Каждым шагом раздавливая деревья, сминая их на своем пути. Вновь хлопок по плечу, какая-то почти различимая тень сбоку. Захотелось повернуться, голова сама потянулась назад. Антон схватил меня за шиворот, не дав повернуться, потащил за собой.

— Нельзя останавливаться! Мы можем не успеть!

Вдали был едва различимый, совсем крошечный огонек нашего костра. Перед ним проносились тысячи быстрых теней. Антон тащил меня туда - я уже ничего не понимал. Костер мерк на глазах. Хватка Антона ослабевала, он словно куда-то отдалялся, исчезал. Тьма заполняла собой все, включая мои воспоминания. Она просачивалась в детсадовские утренники и первые минуты за школьной партой – в воспоминаниях за окнами была чернота. Темным стал белый день в летнем лагере, и открытие олимпийских игр, что показывали по телевизору. Заполняла темнота виденные за жизнь фильмы, и любимые клипы. На все воспоминания сошла тьма, кроме одного. Последнего островка в памяти, где существовала Таня. Проникнуть туда, ничто не могло. Там был отраженный от моря свет луны и далеких звезд. Он не давал мне ее забыть, и делал неуязвимым для того, что происходило в ту ночь. Весь мир исчез, сгинул во тьме, и остались только мы вдвоем. Таня посмотрела на меня и спросила.

— Зачем ты это сделал?

— Как зачем, я искал тебя…

— Ты же понимаешь, что это встреча не может продлиться долго, тебе придется выбрать.

— Понимаю.

Несколько минут мы сидели в тишине, я смотрел на нее, а она куда-то сквозь меня.

— Тебе, пожалуй, пора… - сказала она, и вновь перевела взгляд на звездное небо.

— Можно я побуду с тобой еще хоть минуту…

— Тебе правда пора, ты ведь вспомнил?

— Да, - с досадой ответил я, и начал исчезать.

Вспомнил, как одну за одной проглатывал красно-белые капсулы, и запивал их алкоголем, перед тем как вместе со всеми поехал на поляну. Вспомнил как смотря в огонь костра, хотел уйти в свое последнее, безвозвратное путешествие. А теперь, десятки непереваренных красно-белых капсульных оболочек, виднелись в пенистой рвоте на земле. В свете костра они блестели и походили на семена каких-то неправильных растений.

— Братан… Ты чего? Неужели из-за бабы… - Денис вместе со всеми склонился надо мной.

Антон продолжал материться и за шиворот тянуть меня на бок. Спазмы рвоты, к тому времени уже прекратились. Все, кто был с нами в тот вечер за городом, как-то по-родительски приободряли меня, хотя за такое нужно было, по хорошему - откровенно бить. Еще час мы просидели в тишине, после чего уехали оттуда обратно в город.

Дома, лежа в постели и осознавая все произошедшее, я думал. Смириться с тем, что Таня исчезла, а собой ее заменила абсолютно другая девушка – я не мог. Как не мог смириться с тем, что никто не заметил этого. Тогда мне было всего шестнадцать лет, мои умозаключения и действия в своей инфантильности не знали границ. Даже попытка «уйти», по прошествии времени, при одной только мысли о том вечере, от стыда перекашивает лицо.

Я начал писать это, потому что твердо понимаю – этому есть место быть. Тогда, в посмертном опыте, то, что предстало в образе Антона, задавало мне свои вопросы. Не знаю, была то проекция психики, или он выступал каким-то проводником в потусторонний мир, но его вопросы, не один раз за минувшие долгие годы, всплывали в моем уме. Как это ни странно, воссоздание событий того дня в письменном виде, показало мне, что в действительности их никогда не существовало. Ведь когда со мной это случалось тогда, поздним вечером, в середине октября 2008 года, я и представить не мог, что все это происходит и существует из-за того, что где-то в далеком будущем, пальцы бьют по клавишам клавиатуры. И нет абсолютно ничего более. Находясь там, в своем настоящем, я уже был пережитым прошлым. Реальным только из-за того, что кто-то читал о событиях того вечера в будущем. Может благодаря этому я и остался тогда жив.

Говорят, что наша память — это набор химических соединений, которые способны создавать различные, сложные связи. Поэтому я не берусь судить о том, что реально, что было, и было ли это вообще. Следовательно я сам пишу свое настоящее, как прошлое, что существует в будущем. Настоящее - которое мне сначала предстоит прожить, написать и прочесть, но уже в более далеком будущем. Чтоб прочитать это вновь, а затем прожить, написать и прочесть снова. Есть ли смысл в этом замкнутом круге? Ведь наша жизнь лишь кусочки текста, которые читают другие люди, и существует она, пока их интерес не угас. Я бы хотел закончить все вышесказанное какими-то словами из сказки, в духе «И жили они долго и счастливо», но, к сожалению, моя история на этом не заканчивается.

Спустя годы, я глубоко убежден, что 2008 год, был временем, когда человечество и вся наша реальность, максимально сблизилась с чем-то удивительным. Будто мир был на пороге грандиозных трансформаций, стоял на пути к лучшему. Это сближение отражалось на судьбах людей, и моей в их числе. Сбывались желания, происходили настоящие чудеса. Мне кажется, что у нас был шанс, тогда. Возможность стать частью этого процесса, а потом наша реальность, и тот светоч счастья и изобилия, попросту разминулись, и теперь не встретятся никогда больше. Тогда наш мир и стал таков, каким мы его знаем сейчас.

Минул год, и душевная рана немного затянулась. За весь прошедший год, в городе встречать Таню мне не доводилось. Фотографии на ее странице, еще с октября 2008 года больше не «сталкерил» - там везде была другая девушка, не Таня. Одно время мне даже начало казаться, что все позади. Впереди был институт, и надежды на то, что там я смогу встретить другую. Две тысячи девятый год пролетел быстро, опомнится мне удалось, когда уже поступил в институт. После первой учебной недели, в то время, когда приехал на выходные к себе в город. Там друзья и уговорили меня пойти с ними на концерт, в честь дня города. Вот тогда-то у меня и пробежал внутри холодок.

Снова был концерт и масса людей около сцены. В бескрайней толпе, тревога, что не покидала меня весь день, усилилась многократно. То место, где год назад мне мерещилось всякое, было недалеко, идти туда было как-то страшно. Старался никуда не отходить из круга своих друзей, прилагал усилия чтоб отвлечься от тревожных мыслей, а затем увидел то, от чего забыл все разом. С первым салютом, с первой вспышкой – Таня. Она шла сквозь толпу, пока все люди вокруг, замерли с поднятыми к небу головами. Настоящая Таня, не та другая девушка, которая ее заменила, а моя Таня, которую я еще помнил. Та, что была в последнем, неподвластном тлену воспоминании. Это была она. И я пошел за ней, боясь потерять ее из виду. Тысячи людей что были вокруг, стояли безмолвно замерев. Салюты полностью поглотили их внимание. Они походили на молодой лес, состоящий сплошь из людей. Чем быстрее я шел, тем более ловко Таня убегала от меня. Слева от самой сцены, людской поток редел, и мой быстрый шаг перешел на бег. Бежала и Таня. До меня не сразу дошло куда именно она бежит. Все стало ясно после очередной вспышки салюта. Она убежала туда. В сторону несуществующей аллеи, а затем исчезла, вместе с последней вспышкой праздничного салюта. Передо мной были лишь ивы и застывшая темнота.

Мне трудно было поверить в реальность своих бредней и догадок. Но то, что она ушла туда, я попросту не мог отрицать. Как не мог отрицать и то, что невидимая аллея, была реальной и абсолютно такой же, как и год назад. В том же самом месте, где появлялась лишь когда ночное небо озарял салют. В секунды, когда его вспышки освещали землю.

В дальнейшем, я покупал фейерверки и несколько раз запускал их там. Ничего. Никаких аллей и видов на особняк в темноте не появлялось. Возможно, сам праздник играл в этом какую-то роль. День города. Фейерверки. Огромное количество людей, внимание которых было устремлено на салют. Вероятно, это как-то влияло на то, что происходило вокруг. Простите за эту шизу, но видимо, все вместе, это как-то действовало на мир. Ведь что в сути происходило? Момент сконцентрированного восприятия реальности. Где собранные вместе люди, их огромное количество сознаний, из своего субъективного восприятия, переходили в общепринятое. Миг, когда все обратили взор к ночному небу, и сошлись в том, что перед ними праздничный салют. Минуты, в которые существовал только он, салют, а прочая реальность была предоставлена сама себе. Возможно, именно это, каким-то образом делало зримой ту аллею, что появлялась в моменты вспышек. Других объяснений у меня не было.

Тогда мне стало ясно – чего бы мне это не стоило, я должен был попасть туда. Найти ее. Добежать до особняка. Мне было плевать смогу я вернуться или нет. Я знал, что времени совсем мало. Минута, в лучшем случае две. Но жить обманывая себя, я больше не мог. Все мои мысли были только о ней. В институте, все девушки с которыми я общался, лишь мимолетно напоминали ее бледную тень. Не внешностью, а той самой необъяснимой человеческой энергией. Чем-то, что невозможно объяснить.

Единственным что мне оставалось, это ждать следующий день города, ждать две тысячи десятый год.

Шло время. Сначала год показался мне очень тяжелым и долгим. Летел медленно и был насыщен далеко не бытовыми трудностями. В институте все шло тяжело. Начинало казаться, что моя профессия, сам институт, и есть причина всех моих бед. Тот самый жизненный «поворот не туда». А потом я просто забил: на учебу, свои проблемы и тревожные мысли о будущем. Удивительно, но как только мне стало все равно, окружающее сдалось, и проблемы решились сами собой. После этого жизнь стала немного налаживаться. Не могу сказать, что тогда я проживал прям сплошные черно-белые дни. Были моменты радости, забвения. Как были и пустые по своему характеру отношения. Это все еще была настоящая жизнь, но с каким-то чувством ампутированной души. Я лишь ждал, и мечтал вновь встретиться с ней. Стать наконец целым.

Пролетело лето и на горизонте появился сентябрь. В этот раз день города выпал на его начало. Город вновь замер в ожидании праздника. Тогда я решился окончательно. Сейчас или никогда. С момента как зажглись первые вечерние фонари, я уже был там. Ждал. Со стороны сцены доносилась громкая музыка, пела очередная привезенная из столицы звезда. Песню ее завершили салюты, под вспышки которых, я побежал.

То, что со мной происходило, довольно странно вспоминать. Будто в момент бега, я закрывал глаза, бежал так несколько секунд, а потом открывал их. Темнота, ветви ивовых деревьев и кусты, чередовались с длинной аллеей, в конце которой был особняк. Все это длилось меньше минуты, я почти добежал. Открылась дверь особняка, и на пороге я увидел Таню. Настоящую. Она была такой, какой я ее помнил. Между нами было всего несколько метров. Увидев меня, она улыбнулась, и подвинулась в сторону, чтобы я успел забежать. До двери оставался метр, вытянутой рукой, я мог дотянуться ее. Мог, но мои ноги увязли. Метр. Мне не хватило всего метра. Следом за ногами, увязло и тело. Такой уютный и близкий особняк начал исчезать, вместе с Таней, застывшей у двери. Холод сковал мое тело, и сделал его беспомощным. Вновь тьма подступала ко мне. Вновь мне пришлось спасаться бегством. В единственном месте, куда я возвращался всегда. На ночной берег Феодосии. К последнему, не подвластному забвению воспоминанию. Как и всегда, Таня была там, на пляже. Ее взгляд был обращен на звезды.

Все эти годы я так был одержим ей, что не смог заметить очевидного. В ту ночь, когда она меня бросила, изменилась не она, изменился я. Вместе со мной изменилось и то, как я воспринимал ее. Как я воспринимал мир. Изменилось то, как я воспринимал себя. На всех ее фотографиях, изменился я. И только поэтому она была другой, так как она лишь отражала проекции моей психики. Мне не хотелось верить в тот старинный жизненный парадокс. Где в настоящем мне ее не добиться, а в будущем она сама будет искать меня. Но в будущем, она будет мне уже не нужна, так как я буду продолжать гоняться за той, кто была в моем прошлом. С этими мыслями я подошел к ней и сел на песок.

— Это наша последняя встреча, - сказала она, и посмотрела в мою сторону.

Мне не хотелось что-либо отвечать, не хотелось даже думать. Было одно желание – насладиться моментом, перед тем как все отпустить. Окружавшее нас море стало неспокойным.

— Думаю тебе пора… нам пора… - сказала она, и держа меня за руку поднялась.

Темные воды моря все ближе подступали к нам.

— Этому месту уже пора…

— Да, понимаю…

— Пора отпустить… - сказал она, и выпустила мою руку.

Вода окружала нас. Единственное, незыблемое, неподвластное времени место, последний оплот стабильности моей психи тонул. Его затапливало темной, холодной водой.

— Прощай, - сказал Таня.

— Прощай, - ответил я, и вместе с ней исчез.

Наступила ледяная чернота. Не происходило ничего более. Лишь тишина и тьма. А затем и она стала исчезать, уступая место чему-то страшному. Тому, что тянуло меня к себе. Куда-то в более жуткие пространства, чем я мог представить. Еще бы немного, и мое земное путешествие подошло бы к концу, но последний салют на ночном небе озарил зеркальную поверхность того, что пленило меня. Тьма рассеялась, и сознание вновь вернулось ко мне. Холодная вода с кашлем выходила из легких. Полоска бледной луны покачивалась от расходящихся по воде кругов. Меня вынесло к камышам, я был в первом ставке и лишь чудом не захлебнулся. Конечности дрожали от холода, пока вода с кашлем и рвотой продолжала выходить из тела.

Безумная попытка попасть в тот особняк, чуть не привела меня к гибели. В помутнении я просто бежал, пока не упал в воду. В которой так и продолжал пребывать в иллюзиях, пока не начал тонуть. Сколько я пробыл без сознания? Секунду? Минуту? Мне было неизвестно. В этот раз меня никто не спасал. Я был один. Таня исчезла из моей психики, как исчезло и то последнее место на пляже, в котором она была.

С того дня мир стал прежним. На всех фотографиях вновь она была собой, той, какой была всегда. Теперь на них уже не было меня, я смог наконец-то отпустить ее.

Стать впоследствии одним из тысячи живых деревьев, что, замерев перед сценой, с поднятым к небу взором, наблюдают за праздничными фейерверками.

Смог наконец, вместе с вспышками салюта, секундным блеском света, мелькнувшим в глазах, подобно застывшему ночному морю, отразить в вечность что-то свое.