День Койота

Над Ред Рокс разнёсся гудок полуденного поезда. Джим Каллахан толкнул створки дверей салуна и на мгновение замер, давая глазам привыкнуть к полумраку.

Зал был пуст, только за стойкой, сгорбившись над стаканом, сидел над своим утренним пойлом какой-то пьяница. Джим прошёл к стойке.

– Виски. Двойной.

Бармен плеснул на четыре пальца, Джим опустился на табурет.

– Эй, парень, – хрипло окликнул Джима пьяница.

Джим повернул голову. Один глаз пьяницы закрывала повязка, одежда была серой от пыли.

– Чего тебе?

– Ха! Мог бы обойтись и повежливее со старым знакомым.

Джим вгляделся в лицо пьяницы.

– Я тебя не знаю.

– Точно, – кивнул собеседник, - не знаешь. У тебя это в первый раз. Опять.

Бармен со скукой на лице принялся протирать стаканы.

– Что значит – опять? – спросил Джим.

– Этот день, – одноглазый пьяница отхлебнул из стакана. – Он у тебя первый, да?

– Чего? – Джим нахмурился.

– Смотри.

Пьяница выждал пару секунд и щёлкнул пальцами. Двери распахнулись, и в салун ввалился оплывший с похмелья старик.

– Эй, Томми! – просипел новый посетитель. – Меня тут вчера покусала собака…

– Видишь? – наклонившись к Джиму, пробормотал одноглазый. – Старый Джо тут как тут.

– И что?

– Томми, – Старый Джо навалился на стойку, – мне нужен волос с жопы этой сраной собаки!

Бармен плеснул порцию самого дешевого виски и толкнул стакан Старому Джо.

– Каждый раз одно и то же, – одноглазый пьяница сплюнул. – Я – Билли. Билли Койот, – он сунул Джиму трясущуюся ладонь.

Джим замешкался, но всё же пожал протянутую руку.

– Джим Каллахан.

– Разумеется, – кивнул Билли. – Кем ты ещё мог оказаться…

– Что это на хрен значит?

– То, что каждый день здесь – один в один предыдущий, – Билли припал к стакану. Преодолев сопротивление дешёвого виски и всосав мощный глоток, он поднял глаза на Джима и проговорил: – Я проклят, Джим Каллахан. Проклят проживать этот чёртов день раз за разом… Смотри! – Билли снова щёлкнул пальцами и уставился на дверь. – Сейчас он…

В салун ввалился громила в кожаной куртке.

– Эй, Джо! – рявкнул громила. – Не пора ли рассчитаться за должок?

Он ухватил оплывшего старика за шиворот и поволок к выходу.

– Видишь? – прошипел Билли, наклонившись к Джиму. – Они ведут себя так, словно это первый раз. Каждый грёбаный раз!

– Ну и ну, – покачал головой Джим. Двойной виски приятно согревал нутро, Джим толкнул стакан по стойке к бармену.

– Ну и ну! – передразнил его Билли. – И тебе не любопытно, почему это всё вот так?

– И? – Джим наклонился ближе к Билли.

– Это из-за сокровища Малыша Уэсли, – еле слышно прошипел Билли. – Слыхал о таком? Не слыхал, ясное дело.

Билли приобнял Джима за плечи и зашептал в ухо:

– Парень, ты старатель, верно? Привык работать киркой? А что, если я скажу тебе, что ты можешь поработать киркой один раз, самый последний, и больше не работать ни дня до конца жизни?

– Да ну, хватит заливать, – Джим изо всех сил старался не показывать любопытства.

– Приходи после заката к кладбищу и узнаешь, заливаю я или нет. Разделим сокровище пополам, сечёшь?

– А почему бы тебе не поработать киркой самому?

Билли поднял ладони перед лицом. Руки Билли ходили ходуном, Джим ещё удивился, как тот не расплёскивал виски из стакана.

– Я просто не удержу кирку, Джим. Запомни – у кладбища, после заката.

Билли встал из-за стойки и, с трудом волоча ноги, потащился к выходу.

– Гляжу, старый Койот сел тебе на уши, – бармен пододвинул Джиму вновь наполненный стакан. – Говорил, поди, что у него один и тот же день повторяется? Так он это каждый день говорит!

Бармен расхохотался, довольный своей шуткой.

– Он, выходит, – Джим замешкался, подбирая слова, – немного не в себе?

– Ещё как! С того самого дня, когда пропал Малыш Уэсли.

“Получается, Койот не выдумал Малыша Уэсли. Может, и сокровище тоже?” – подумал Джим, вслух же спросил:

– А что случилось с Малышом Уэсли?

– Этого никто не знает, кроме Билли, – пожал плечами бармен, – да и он вряд ли сможет рассказать. В тот день Койот и Малыш отправились по каким-то своим делам – они тогда постоянно возились вместе. Уехали вдвоём, а вернулся Билли уже один. Верхом, весь в пыли и крови, а из глаза у него торчал буровой штырь. Он его придерживал, вот так, чтобы не выпал, – бармен выставил руки перед глазом, словно держа подзорную трубу.

– Буровой штырь? Да ладно тебе, – не поверил Джим.

– Зачем мне врать? – пожал плечами бармен. – Спроси, кого угодно… – он обвёл взглядом пустой салун. – В общем, док Стэнтон вытащил штырь. Оказалось, что он не только глаз пробил, но и мозг задел. Билли ничего не смог рассказать о том, откуда у него в глазу штырь и куда делся Малыш Уэсли. С того дня Билли постоянно трясётся, а ещё несёт всякую околесицу. Вроде того, что этот день уже был множество раз.

– Дежавю, – вспомнил Джим.

– Чего? – не понял бармен.

– Я читал в “Скрибнерс”. Это какой-то французский док придумал. Вроде как ощущение, что всё вокруг знакомое, словно оно уже было.

– И откуда оно берётся, это ощущение? Из бурового штыря в глазу?

Бармен снова расхохотался.

Джим решил, что в худшем случае потеряет несколько часов, в лучшем же Билли Койот действительно приведёт его к чему-то ценному. Поэтому после заката он подъехал к ограде кладбища. Билли уже ждал его, сидя в седле.

– Кирку взял? – прохрипел Билли. – Вижу, молодец. Давай за мной.

В сумерках они миновали несколько заброшенных шахт. Наконец, когда темнота опустилась на красные скалы, Билли остановил лошадь у завала. Он спешился и зажёг фонарь.

– Вот здесь, Джим. За этим завалом – наклонный ствол, и в одном из штреков нас с тобой ждёт сокровище Малыша Уэсли.

– А что случилось с самим Малышом? – спросил Джим, спешиваясь и отстёгивая притороченную к седлу кирку. – И почему здесь завал?

Билли промолчал. Джим пожал плечами и принялся разбирать камни.

Освободив вход в шахту, Джим зажёг второй фонарь, поправил ремень с кобурой и следом за Билли вошёл в шахту. На полу валялись куски породы и заржавевшие инструменты – кирки, буровые штанги, тампинги, костыли… Деревянные крепи, поддерживающие свод, рассохлись, с потолка с шуршанием осыпался песок, слышался тихий, но угрожающий треск породы. Билли шагал медленно, фонарь дрожал в его руке, по стенам метались тени. Спустя пару минут он свернул в один из штреков, Джим последовал за ним.

– Вот, – сказал Билли, останавливаясь. – Вот оно.

Он шагнул в сторону, давая Джиму взглянуть на четыре мешка, лежащие в тупике штрека. Джим плечом отодвинул Билли, поставил фонарь на пол и опустился на колени.

В первом мешке был ворох банкнот – разных банков и штатов, сплошь довоенные.

– Мусор, – презрительно сплюнул Джим и развязал второй мешок.

Из второго мешка на него смотрели Вашингтоны, Джефферсоны и Джексоны.

– Уже лучше, – усмехнулся Джим, запуская руку по локоть в мелкие купюры. – А тут что?

Третий мешок, поменьше, был наполнен купюрами по десять и двадцать долларов – Уэбстерами и Гамильтонами. Джим удовлетворённно хмыкнул и развязал последний мешок. Генри Клеи и Бенджамины Франклины. Пятидесятки и сотки. Джим встал и повернулся к Билли.

– Ну что? – спросил Билли Койот. – Доволен? Давай, вынесем их наверх и там разделим пополам.

– У меня есть идея получше, – ответил Джим, выхватывая револьвер и направляя его на Билли. – Как там твоё предвидение, Койот? Бьюсь об заклад, такого в твоём повторяющемся дне ещё не было!

– Подожди… – Билли поднял трясущиеся руки, но Джим не стал дожидаться окончания фразы и нажал на курок. Грохот выстрела эхом раскатился по старой шахте. Билли отбросило к стене, он сполз на пол, и в свете фонаря Джим увидел на его лице застывшую ухмылку.

Глухой треск породы стал громче, струйка песка осыпалась Джиму за шиворот. Подняв взгляд, он увидел зазмеившуюся по потолку трещину. Где-то в глубине шахты раздался грохот осыпающихся камней. Дрожащей рукой Джим сунул револьвер в кобуру. Схватив фонарь и первый попавшийся мешок, он бросился к выходу, уворачиваясь от осыпающихся с потолка кусков породы.

На следующий день Джим сидел за стойкой бара, сгорбившись над опустевшим стаканом.

– Ещё, – хрипло проговорил он, двигая стакан к бармену.

– Деньги вперёд, – неприязненно сказал бармен.

Джим бросил на стойку смятый доллар с портретом Вашингтона. Гудок полуденного поезда разнёсся над Ред Рокс. Двери салуна распахнулись. В дверях застыл незнакомец, давая глазам привыкнуть к полумраку. Джима Каллахана охватило острое ощущение дежавю.