День Тишины

Вечерний туман только начал окутывать красивые улочки города, но кого это пугало? Всем давно известно, что здешняя река дарит самую туманную осень этим живописным краям. Местные давно приспособились к осеннему туману, и поэтому их город настолько яркий: словно все цирки и ярмарки мира собрались, чтобы создать его.

Бумажные фонарики мерцали в лёгкой дымке, словно разноцветные болотные огоньки: как говорили старцы – мудрые, словно грустные клоуны – иероглифы забытого языка есть молитва самой Осени, и только потому туман отступает. Кто-то этому верил, кто-то просто смеялся: разве в наше время ещё верят в Осень? Время года, не более! Предки вообще были склонны видеть божественность во всём. Даже в огне!

Верили этому или нет, в любом случае город славился красивой традицией: ставить перед окном фонарик, лампадку или ещё лучше – зелёную свечку, которая своим небольшим огоньком отгоняла туман, затаившийся в сумерках, словно неведомый зверь. Туману тоже нравились эти смешные человечки, каждый год делающие одно и то же: встречающие День Тишины самыми радостными плясками, смехом, аттракционами, сладостями и неизменной сахарной ватой: сладким и розовым олицетворением тумана.

Ветер мягко зашелестел остатками пожелтевших листьев: город любил туман настолько, что делал в его честь конфеты! Наверное, бо́льшего проявления любви эти забавные человечки просто выдумать не могли! Мило и приятно, пусть и не совсем правда.

Стоящий на краю моста скрипач в своём костюме Арлекина, наигрывал какую-то грустную мелодию. Туман заслушался; город ценил и смех, и слёзы, они смеялись над клоунами, плакали над грустными песнями, и опять смеялись над весёлыми трюками, идущими после. Такие же непостоянные и мимолётные, как ветер! Так и скрипач, чьё лицо было украшено белым гримом с чёрной слезой у левого глаза, доиграл мелодию, поклонился слушателям, взял свой посох с фонариком, и ушёл готовиться к фестивалю.

Ожидание приятно томило, пока ветер лениво поигрывал красными бархатными пологами палаток и бумажными гирляндами. Один из огоньков случайно потух в своём фонарике – его быстро разожгли заново. Туман выдохнул с облегчением, отзываясь мягким перезвоном ветряных колокольчиков…

Они говорили о чём-то, эти смешные человечки, разодетые так ярко, чтобы их было видно издалека. Некоторые смеялись, другие с жаром что-то пытались доказать, мол «Не слушайте, что-то не так!» А что не так? Туман прислушивался к их беспокойству; он не понимал язык человечков, но видел их тревогу. Видел, как та, словно последние опавшие листья, покидает их под тёплыми утешающими объятиями и сладким вкусом какао с пряностями. Как зелёная свечка в подарок становится тихим утешением: «Всё будет хорошо!»

Они успокаивались, а пасмурная ночь обнимала город шёлковым шарфом, непроницаемо-чёрным, словно костюмы фокусников. Мягкий свет фонариков смешивался с туманом, превращая ночной город в волшебную сказку.

Весёлый смех наполнил улицы в День Тишины! Музыка, танцы, сладости, пляски счастливых горожан… как они все радовались! Даже сам туман смеялся, играя отблесками света фонариков, трепля дикое пламя факелов и непослушные локоны! Клоуны, жонглёры, мимы, акробаты… всё это словно неведомый парад прошло сквозь город, заполняя его тем самым весельем, какое наполняло мир лишь один день в году!

Впереди появился и шпрехшталмейстер этого представления – высокий худой мужчина в чёрном смокинге, и цилиндре, украшенном оранжевыми цветами. Кажется, человечки называли их… бархатцы? Верно, в честь бархата; они очень любили эту ткань, напоминавшую самый нежный болотный мох. Его карнавальная маска и искренняя радостная улыбка словно говорили главное: «Веселитесь, радуйтесь жизни! Живите так, словно каждый ваш день – самый лучший!»

Его конь может и выглядел бледно на фоне остального зрелища, но серебряные ленты и гирлянды из цветов только подчёркивали эту бледность, превращая её из невзрачности в таинственное изящество.

Процессию продолжили двое – на рыжем и белом конях сидели румяный силач в чёрно-красном трико, и грустный клоун в белых одеяниях и в маске ворона – они приветливо махали руками, поздравляя всех, и желая самого лучшего, что есть в этом мире! Им махали в ответ, запуская в их честь хлопушки с конфетти, крутя трещотки, и поднимая стаканы с любимыми напитками.

В конце шёл и четвёртый всадник, который не зря заканчивал эту конную процессию – ведь он вёз за собой повозку, заполненную сладкой ватой, леденцами, карамельными яблоками, и всем тем, что так любили эти смешные человечки! Туман не понимал этой любви к сладкому, но ему нравилось, что пресытившись своей любимой пищей, они всё равно возвращались к простой и живительной влаге.

Часы городской ратуши пробили полночь, и небо прорезали фейерверки: небесный огонь, который особенно красиво расцветал в ночных облаках, словно огненные окна в другие миры! Красные, белые, золотые, зелёные, фиолетовые…

Казалось, парад закончился, но четыре всадника были лишь началом; после фейерверка вышла главная процессия. Десятки нарядных всадников-акробатов в пёстрых одеяниях – они мчались по улице под радостные крики толпы, выполняя трюки на скаку! Испокон веку пошло: не было знака лучше в эту ночь, чем встретить конных акробатов. И даже Туман наблюдал за ними, как эта процессия, словно символ спешки жизни, пробегала мимо огней, мимо веселья, мимо тумана, мимо огоньков… Многие из которых просто гасли от ветра! Фонариков всё равно было слишком много, чтобы все они догорели до рассвета.

А всадники бежали через широкие улицы и витиеватые переулки, провожаемые толпой, несясь к краю города – и растворяясь в объятиях Тумана. У них не было фонариков, и ничто не могло защитить их от этой пелены осенней неизвестности. Никто не видел, как созданные Туманом, они в него же и вернулись…

Сам же Туман звенел, смеясь: никто никогда не спрашивал, что это за всадники, которых никто не знал, и которые отмечали своим появлением самые удачные из празднований Дня Тишины. Им радовались, это – лучший знак, какой мог быть в ту ночь. Некоторые любопытные пытались искать неведомых акробатов, но осенний туман уводил и их… верно, туда, откуда всадники и прибыли? В городе никто не знал ответа. Они вообще мало что знали, эти забавные смешные человечки! Но очень любили сочинять красивые сказки по любому поводу, вместо объяснений.

И только потом, когда последний всадник скрылся, горожане начали расходиться по домам: наступал настоящий День Тишины. Кто-то из людей нёс свои лампадки и фонарики, всё ещё сияющие. Чьи-то огоньки погасли – те несли их с совершенно иным настроением, словно прочувствовав на себе благословение праздника. Улицы пустели, пока последние гуляки, дожёвывая карамельные кусочки тыквы и мармелад, расходились по домам.

Туман выдохнул: празднование человечков завершилось, День Тишины начинался…

И это уже не было шумом или весельем. Это был рассвет, наполненный шелестом веток, журчанием реки, шумом ветра. Никаких человеческих звуков. Лишь Туман, белый от мягкого осеннего солнца, мягко обволакивал город, словно любимую игрушку. Последние очертания домов скрылись в его объятиях, словно и не было никакого города без названия, без истории, у безымянной реки, в мире, которого никогда не существовало…

А те маленькие забавные человечки? Они проснулись, в своих кроватях, где ложились спать накануне: всем им приснился чудесный городок, забавный и игрушечный, словно все цирки и ярмарки мира решили собраться в нём – ради одного праздника иного мира под названием «День Тишины». «Какое забавное название!» – верно, подумали они. А потом смотрели на фонари в окнах, светильники, экраны телефонов и лампады, свет которых вывел их из тумана.

Но только Туман знал: больше всего повезло тем, кто позволил своему огоньку погаснуть в ту ночь. Они тоже проснулись. Но уже дома…