День в Раю не задался

День в Раю не задался

Я взяла аскезу на мат. Это было сейчас модно, и знакомые поголовно отказывались кто от алкоголя, кто от мяса. В моей же речи все чаще стал обнаруживаться неопределенный артикль «бл…», и выбор был сделан именно в эту сторону.

Но прямо сейчас мне впервые за две недели катастрофически не хватало бранных слов.

- В смысле “автобус не приехал”?!

Старушка в платочке и с пухлой потертой кожаной сумкой неодобрительно окинула взглядом мои крашеные черные волосы и ответила:

- Дык почем я знаю? Мож, сломался, а мож, ехать не захотел… Кого ему тут везти?

- Меня, например!

Старушка еще раз проехала взглядом по мне сверху до низу и неодобрительно поджала губы. А ведь я сегодня из человеколюбия не накрасила губы черной помадой и оставила дома рюкзак в виде гробика.

- Ну, завтра уедешь. Ночевать-то есть где?

Очень хотелось забыть про свою аскезу и от чистого сердца крикнуть прямо во Вселенную, в каком конкретно месте я видала ее чувство юмора. Но старушка была не виновата, поэтому я лишь буркнула:

- У меня дом в Раю.

Засунув руки поглубже в карманы, я двинулась по тропинке в сторону перелеска. Чужой взгляд впился в затылок и по ощущениям прожег там приличную дыру.

Небольшое сельцо под названием Рай находилось вдали от федеральных трасс. Да что трассы – туда даже дороги нормальной не было. Плиты бетонки кое-где торчали на поверхности, но по большей части их уже сожрала земля, затянув травой и грязью.

Десять лет назад, когда меня еще забрасывали в Рай на летние каникулы, до самой деревни можно было проскакать на ниве или уазике. Но и тогда здесь ничего райского не было. Если бы не Ба с ее неистребимой жаждой позитива, моя детская жизнь была бы совсем тусклой. А теперь Ба не стало.

Зато сама я сама вдруг сделалась домовладелицей.

Иллюзий не было – покосившийся домик среди таких же кривеньких построек вряд ли принесет кучу денег. Но и себе оставлять его смысла никакого. Тяги к огородничеству я в себе не наблюдала. Машины у меня нет и не предвидится, а на автобусе не наездишься. Тем более вон они как ходят.

Пошарив в сумке, я извлекла пачку сигарет с рекламой рака легких на позитивном синем фоне. Большинство моих друзей уже давно перешли на электронки, но я пока держалась. Пластиковая дудка слишком удобна - так я никогда не брошу.

Итак, баланс следующий: семь штук. Я не рассчитывала здесь задерживаться, поэтому не позаботилась о табачном запасе. Но теоретически должно хватить.

Когда я дошлепала до дома Ба, сигарет осталось шесть.

Второй раз за сегодняшний день я открывала тяжелый навесной замок на выкрашенной в синий цвет двери. Прежде чем войти, огляделась. Расположение наследства не самое удачное. Ближайшие соседи - покойнички с церковного кладбища. Зато вид на саму церковь хорош: краснокирпичные стены, кованые решетки на окнах и все пять сохранившихся главок с рыжими крестами. Жаль, колокольня потеряла крышу и теперь щерилась кривыми зубами обломков в серое мрачное небо.

Соседский дом был давно заброшен. А вот за церковью в избе жили. Я видела, как за мной подглядывали из-за занавесок, но не вышли поздороваться. Зато приходил сосед с того края села, настолько любопытный и болтливый, что не удавалось решить, кто мне нравится больше.

- Кар! – резкий крик раздался сбоку.

Я не вздрогнула, но поежилась. Любопытных ворон на заборе палисадника было аж три штуки.

- Хичкока на вас нет, - проворчала я, заходя в дом и плотно прикрывая дверь.

Вообще, ситуация и правда была такая, что можно снимать фильм ужасов. Одинокая девушка, наследница заброшенного дома, вынуждена ночевать одна. Где-то к двенадцати вечера должны были появиться призраки или на худой конец вурдалаки. Да и сотовая связь по канонам жанра должна бы отрубиться.

Но смартфон выдавал уверенные три палки, и мрачное очарование момента было разрушено.

Сдернув с зеркала расписной платок, я скользнула взглядом по своему двойнику. Последний раз, когда я видела себя именно в этом отражении, волосы еще были русыми, а звали меня Зина. Кто бы знал, как я ненавидела свое имя! Мечтала его поменять лет с пяти, а шутку про то, что все Зины рождаются сразу бабками, слышала раз семьсот. Но потом подруга Машка нашла выход: она обнаружила в полном имени Зинаида вполне перспективное окончание. Так я и стала Идой.

Прошла по комнатам и пощелкала выключателями. Отозвался лишь тот, что зажигал бра над столом в основном помещении дома. Не густо, но лучше, чем ничего. Оказаться без света было бы невесело. Надо будет проверить розетки, чтобы понять, где зарядить телефон.

Ночевать здесь, конечно, не хотелось, но трагедии в этом я не углядела. Запоры на двери были крепкие, да и свежее постельное у чистюли-Ба наверняка лежало где-то в шкафу. Главное, чтобы печка не стала капризничать: ночи в сентябре уже холодноваты. Ну и чтобы вампиры с кладбища не полезли.

На ужин остался шоколадный батончик и полпачки жевательной резинки.

- Вряд ли организм одобрит такой рацион, - заметила я, и сразу же задумалась: а не слишком ли это странно говорить с собой?

За окном начало темнеть, когда в закромах удалось найти банку тушенки с оптимистичным сроком годности, а также пачку не пахнущего плесенью чая. Осталось победить печь, и можно отдыхать.

Но чем крепче становились сумерки за окном, тем больше росла тревога. Бравада – это хорошо, но я все же была горожанкой, и непривычные звуки в доме и за его пределами заставляли вздрагивать. Да и разговоры с собой уже не казались странными – преувеличенно бодрый голос давал хоть какую-то опору.

Когда я слегка сдвинула кровать, чтобы удобнее было заправлять, прямо у меня из-под ног прыснула троица мышей.

- Ах ты, су… сушка к чаю!

Чуть было не сорвала свою аскезу из-за выводка полевок. Глобально я их не боялась, но внезапность появления затолкали сердце куда-то в самое горло, и еще с минуту дрожали руки. Два-ноль в пользу ужастика, что уж тут. Захотелось курить, я и пошла успокоиться на крыльцо.

Темнота была плотная, как желе, холод тут же забрался под широкую толстовку. Как я ни вглядывалась, уже не удавалось разглядеть тот кованый заборчик церкви, который отделял приличных покойников от альтернативных. Ба рассказывала, что так хоронят самоубийц, некрещеных и преступников. Сегодня днем я насчитала одиннадцать подобных могилок. Если продумать, то Рай, получается, место на редкость неприличное.

Огонек сигареты ничего не освещал, зато отлично привлекал внимание. В доме за церковью тут же слегка колыхнулась штора – свет за ней был тусклый и не позволял разглядеть подробностей, но, похоже, за мной опять наблюдали. Ощущение чужого взгляда прошлось мурашками по коже. Захотелось затушить сигарету, но я усилием воли подавила это желание. Не снайпер же меня пасет, а простая деревенщина.

Осталось пять перекуров.

Порывшись в дровнике под печью, я нашла нетронутую упаковку брикетов для розжига. Я сама привозила их прошлым летом, чтобы облегчить бабушке растопку. Но, похоже, она так и чиркала по-старинке спичками.

- Эх, Ба!

Стало грустно. Она всегда заботилась обо мне больше, чем о себе, и наверняка не стала пользоваться брикетами, чтобы оставить их для меня-неумехи. И, выходит, угадала.

Прихлебывая обжигающий чай, я пыталась настроиться на спокойствие и умиротворение. Но Рай решил продолжать испытывать мою нервную систему.

Стук в дверь опять ускорил пульс:

- Ах ты ж, йогурт-без-даты! Ну почему меня все сегодня пугают?!

- Дочка, это я, дед Матвей, живу рядом… - раздалось из-за двери. - Вот зашел по-соседски. Впустишь?

Назвал имя… Вряд ли он демон. Братья Винчестеры меня научили: настоящие твари не называют своих имен до последнего. Так что поводов не открыть у меня не нашлось.

Дед был невысоким и щуплым. Изрытое морщинами лицо и смешно вздернутый вверх подбородок – так бывает, когда у людей остается маловато зубов. Тулуп слишком теплый для этой погоды, но я слышала, что старики мерзнут.

Он подождал, пока я разрешу войти, и переступил порог.

- Внучка Никитишны, выходит? – спросил он, добродушно растягивая губы.

- Выходит. Чай будете?

- Чай не буду, уж напился. А ежели вот сигареткой угостишь, не откажусь.

Я вытащила пачку и протянула ему. Осталось четыре.

Дед Матвей проковылял к печи, деловито отодвинул заслонку на трубе, чиркнул спичками и прикурил. Я хотела было возмутиться, что он дымит прямо в доме, но дед привалился к створу печи, и весь дым, что он выдыхал, затягивало внутрь. Вот это номер! Оказывается, вовсе не обязательно морозить зад на улице, а можно воспользоваться древнерусской вытяжкой.

- Продаешь, выходит, дом-то?

Я кивнула вместо ответа.

- Спешно?

Брови нахмурились сами собой.

- Что-то ты на меня, дочка, смотришь так подозрительно. - Матвей потер подбородок кистью руки.

- Да если бы мы с вами в фильме были, то вы бы оказались каким-нибудь чертом или вурдалаком, - брякнула я.

Хохотал дед так, что чуть сигарету не выронил, даже слезы вытирал, которые собрались в морщинках у самых глаз. Я смутилась.

- Да ты не серчай на меня, мы тут несколько это… одичали. Сама ж видишь, нет тут никого, словом перекинуться не с кем. А насчет дома у меня предложение есть: не продавай.

- Вот как? А что делать? Приезжать растить сюда детей? Деревне нужна свежая молодая кровь?

Матвей фыркнул:

- Вот еще! Не сегодня завтра Рай совсем окочурится. Неча тут делать молодым. Наоборот… не хотелось бы, чтоб сюда наезжали всякие.

- А я не всякие?

- Никитичны внучка почитай родная. Но и ты не приезжай. Пошто тебе? Я тебе денег дам за дом. Нехай стоит. Останешься и хозяйкой, и с деньгами. Там, у себя в городе.

Я потеряла дар речи: таким странным было это предложение. В мою картину мира оно явно не укладывалось. Как ни скакали в голове идеи, но придумать мотивацию деда Матвея они не могли. И главное, неужели пенсионеры стали так хорошо спонсироваться государством, что могли позволить себе вот так легко купить дом?

- А вам это зачем?

- Тишину люблю. - Взгляд деда стал внимательным, даже острым.

- Мне надо подумать.

- Думай, я не спешу. - Он затянулся последний раз и бросил окурок в печь.

Я даже моргнула от такой наглости. Он что, собрался тут стоять, пока я не приду к «правильному выводу»? С детства ненавидела, когда меня заставляли что-то делать. И если до подросткового возраста родителям удавалось меня продавливать, то потом я упиралась рогом и меня было не сдвинуть. Вот и сейчас неконтролируемое желание ответить на русском матерном кипятило мозг. Но я воспитанная, и я в аскезе.

- Я подумала. Пожалуй, откажусь.

- А ты хорошо подумай, - угрозы в голосе Матвея не находилось, но колкие мурашки все равно понеслись по спине.

- Ладно, - легко согласилась я, стараясь не показать, как свело мышцы между лопатками. – До завтра подумаю. А сейчас мне уже спать пора, так что…

Только бы ушел. Стало почему-то ужасно страшно, хотя что мог мне сделать этот щуплый старик? Но страх уже залез под кожу и двигался прямо к сердцу. Я даже прикинула, что кочерга, которой я шевелила угли, стоит с моей стороны печи и я успею дотянуться до нее первой. Ну не бред ли?

- Да-да, я пойду, - сказал Матвей, но даже не пошевелился. Он смотрел на меня, словно что-то обдумывал, и от этого оценивающего взгляда становилось совсем не по себе. – Только это… достань мне, пожалуйста, из подполья банку огурцов. У Никитичны они были чудо как хороши. Ты все равно в город не повезешь, а мне радость.

Я почти наяву увидела картинку, как я спускаюсь в подполье, а он захлопывает над моей головой крышку. Возможно, это отразилось на моем лице, потому что он сразу добавил:

- Да я сам слазаю, не переживай. А то там мыши… Ты ж поди боишься их…

Это было похоже на детскую подначку: а тебе слабо, что ли? Но я решила позволить себе быть трусихой.

- Завтра приходите, дед Матвей, я вам все достану.

Я засунула руки в карманы и перекатилась с пятки на носок, демонстрируя непоколебимость своей позиции. Он не мигая глядел на меня почти с минуту, но потом кивнул:

- Ну как знаешь.

Я едва сдержала облегченный выдох, когда он направился к двери. Скрипнул засов, старик шагнул в темноту. Его спина начала таять в ночи, и я взялась за ручку, чтобы закрыться. Но в этот момент он обернулся.

- Зря ты, Зинаида, - сказал он негромко. – Я ж хотел по-хорошему.

С первого раза засов не закрылся – так сильно вибрировали руки. Я нырнула почти головой в печь и скурила сразу пару сигарет подряд. Их осталось в пачке всего две, но это казалось меньшей из моих проблем.

- Жеваный-ты-крот! Что здесь происходит? – аскезу держать становилось все сложнее.

Я, возможно, брежу, но мне показалось, что Матвей направился прямиком в сторону зазаборных могилок. Это жуткий сюр, не может же он быть… А, собственно, кем?

Что там в славянском пантеоне? Какое воплощение получают после смерти те, кого похоронили за пределами церковной территории? И как так получилось, что импортная нечисть нам знакома, а своя - нет? Мы в курсе, что вампиры боятся солнца и осины, а оборотни – серебра. Что демоны влезают в тело через глаза. А чем победить тех, кто может вылезти из могилы в двадцати шагах от твоего дома, вообще не в курсе.

И может ли быть, что это на самом деле такой их мертвячий план – чтобы мы на других отвлекались, а им сопротивляться не могли?

В голове билась одна мысль, и та матерная. Сквозь нее с большим трудом протиснулась условно здравая: надо дотянуть до рассвета. Мертвой панночки у меня тут нет.

Метнувшись в комнату, я схватила телефон. Всезнайка гугл сказал, что восход настанет в 6.07. Но каковы мои шансы заснуть этой ночью поисковик не знал. Никакие силы мира не могли бы заставить меня выключить ночник. Не раздеваясь, я забралась под одеяло.

Было очень тихо: печь прогорела и не трещала, ветер за окном совсем угас, даже часы не тикали: в них давно села батарейка, а заменить ее было не на что. Но это было неплохо – никто не крался за мной, никто не скребся и не пытался открыть задвижку. Постепенно напряжение, не подкрепленное новыми событиями, начало спадать, и я задремала.

- Зи…на…и..да… - то ли шепот, то ли просто шелест листьев забрался в мой сон. Так меня давно никто не звал, поэтому я среагировала не сразу. – Зинаида…

Я подскочила на кровати, испуганно озираясь. Самое тупое, что обычно делают герои фильмов в моей ситуации – это спрашивают «кто здесь». Ну правда, что они хотят услышать? «Это я, самый-жуткий-в-мире-монстр, пришел сгрызть твое лицо»?

- Повтори! – потребовала я. Как ни старалась, голос испуганно сорвался на последнем звуке и дал ощутимого петуха.

- Зинаида, - монстр оказался послушным и повторил, а у меня все волосы на теле встали дыбом. Даже там, где после курса лазерной эпиляции растительности быть не могло.

Голос звучал откуда-то снизу, был однозначно мужским, но каким-то глухим, словно придушенным. Но однозначно, определенно, стопроцентно настоящим!

Больше всего на свете хотелось сидеть на кровати и не шевелиться, стараясь убедить себя, что это галлюцинации от свежего воздуха. Но голос продолжал называть мое имя, и чтобы определить его источник, нужно было спустить ноги на пол. Пальцы отказывались шнуровать кроссовки, но я справилась. Медленно, стараясь не тревожить старые половицы, я кралась на звук.

Подполье. Трёпанные-ёжики, это точно было подполье!

То самое, которое просил открыть дед Матвей. Я медленно стащила пестрый коврик и в паре шагов от печи обнаружила дверь, закрытую на спрятанный в паз замок. Это было странно – в моем детстве Ба никогда не запирала погреб. Да и от кого там была запираться?

- Зин, открой, а? - почти под моими ногами сказал голос.

Я взвизгнула и пулей влетела на печку. Забилась в самый дальний угол и обхватила колени руками. Шумное дыхание рвало легкие. Некстати подумалось: а хорошо, что у меня волосы крашенные. Если я сегодня поседею, никто не заметит.

- Ты кто такой? – спросила я громко. Конечно, больше всего на свете мне хотелось спрятаться и вообще никаких звуков не воспроизводить. Но каковы шансы, что это не знает, где я?

- Не я. Мы.

- Бляяяяха от сандаликов, да «мы» зануда, - пробормотала я, дрожащими руками доставая пачку сигарет. Славно, что я безалаберная, так и не выложила ее из кармана на стол. Да, помялись, но не в крошку же.

Если скурю сейчас, то останется всего одна. Но как тут удержаться? Пообещала себе, что последнюю оставлю на потом. На тот момент, когда пойму, что весь этот кошмар закончился. Тогда я вложу ее между губ и медленно отмечу свою победу. А если победы не будет, то, наверное, и щелкать зажигалкой будет некому… Сколько там ждать? До третьих петухов?

- Я же слышу, что тебе страшно, - вкрадчиво заговорил голос. - Куда ты забралась? На печь? Это правильно, туда нам не добраться пока. Но на полу… кто знает?

Я зажмурилась, изо всех сил стараясь не выпустить из глаз панические слезы. Дым шел через искривленный в гримасе рот. Отчаянно хотелось ругаться: много, громко, гадко, многоэтажно. И вроде бы повод для отказа от аскезы весомый, но хотелось устоять. Выдержу это – выдержу что угодно. Эта мысль помогала не скатиться в панику и не потерять разум, который и так уже плыл и искажался.

- Мы обещаем, что не тронем тебя, - прошелестел голос. – Открой дверь и уходи. Уезжай. Какое тебе дело до этого места?

- Откуда мне знать, что вы не врете? – Я не заметила, что начала раскачиваться, все так же обнимая колени.

Голос захихикал:

- Вот тебе наше слово. Не веришь?

- Почему вы завелись именно здесь?

- Мы не завелись, - оскорбился голос. – Мы восстали. А это самая ближняя дверь от места нашего упокоения. Мы ничего плохого не сделали. Нам просто нужно выйти…

Я зло растерла фильтр о трубу печи. Вполне рабочий вариант – дождаться рассвета и свалить отсюда. Но позволит ли мне совесть спокойно жить дальше? Смогу ли я спать по ночам. И вдруг это не просто горстка висельников хочет выбраться наружу, могут ли события этого дня стать началом чего-то глобального и ужасающего? Могу ли я здесь и сейчас все это прекратить?

Хотелось выть от страха и напряжения.

Боже, зачем ты внес меня в списки твоего воинства, я же явно недостойна!

- Зачем тебе бороться, Зинаида? – словно прочитав мои мысли, спросил голос. Оттого что я не видела говорившего, было в разы страшнее. Моя чрезвычайно развитая фантазия уже представила нечто совершенно жуткое. -Мы все равно выйдем! Просто самая ближняя дверь будет чуть подальше.

- То есть… вы можете выйти лишь через самую ближнюю?

- Именно.

- А насколько близко она должна быть?

- Тебе зачем? – с подозрением спросил голос.

- Ну вот, положим, дом бы этот развалился…

- Да и ладно. Мы бы в следующем вышли.

Я закрыла глаза и обдумывала пришедшую в голову идею. Она была дерзкой, смелой и довольно неплохой. Если бы на моем месте был Джейсон Стэтхем, он бы подобное провернул с полпинка. Еще б и морду набил тому, кто шепчет из подвала. Но я не он. Я трусливая девочка, которая покрасила волосы в надежде, что станет казаться более крутой. Разве могу я обыграть что-то потустороннее?

Телефон был на зарядке на столе – считай, что в другой вселенной. Но сейчас я не думала о нем, как о чем-то важном. Остаться живой к рассвету казалось приоритетней.

В конце концов, я решила, что могу попытаться. Не получится – снова заберусь на печь. Но сначала нужно кое-что уточнить.

- Вы что, не могли подождать, пока дом сгниет от старости? Одна из половиц дверки подполья совсем почти прохудилась.

- Дверь должна быть открыта, - философски заметил голос.

- Вот и спасибочки, - шепотом сказала я.

Руки тряслись, словно у меня был сорок восьмой день похмелья, плечи свело судорогой, а ноги отказывались разгибаться. Но я держала в голове образ Ба: она бы точно не одобрила присутствие мертвяков в своем подвале. Это придавало сил и уверенности. Я начала спускаться.

- Ты куда? – спросил голос. – Что задумала?

- Да замерзла, хочу погреться, - преувеличенно бодро сказала.

Было очень неустойчиво: я уже представляла, как падаю на пол и крючковатые руки мертвяков протискиваются через половицы и хватают меня, распластывая по полу.

- Я смогу-смогу-смогу…

Скрючившись в остывшем жерле печки и спуская вниз руку, я вытащила брикеты для розжига. Один сложила в карман – он едва влез, - а три других начала поджигать и бросать на дверцу подполья. В новостях говорят: чтобы загорелся старый дом, достаточно одного уголька. Вот и проверим.

- Ты что удумала, Зинаида? – в голосе явно звучала тревога. – Ты ж сейчас все тут спалишь. Все наследство Никитичны, все свои деньги, ну! Ты хочешь нас остановить? Так мы в другом месте выйдем! Хорош чудить, давай туши скорее, Зина!

- Я не Зина! – рявкнула я. – Я Ида.

Дальше все было просто молниеносно. Старые доски занялись, начали тлеть, а потом и вовсе загорелись. Глаза слезились от дыма, но я стойко держала себя на месте. Кто знает, вдруг они и правда смогут меня схватить через пол? Тут важно было соблюсти баланс – выждать достаточное время и не угореть нафиг до того, как выберусь.

Голос сперва возмущался, потом угрожал, потом начал выть и жутко стонать, но я почти не замечала этого.

Сколько там человек может продержаться в дыму? Я отчаянно жалела, что пропускала уроки ОБЖ, сейчас бы эти знания мне ой как пригодились. Глаза слезились, горло запершило и голова поплыла - медлить дальше нельзя.

Кубарем скатившись на пол, я тут же подскочила и метнулась к двери, кашляя и задыхаясь. Пальцы нащупали засов и потянули.

В этот же момент вокруг моей щиколотки сомкнулась холодная рука.

Тогда же поддался засов, я толкнула дверь от себя, почти вываливаясь наружу. Острая боль пронзила ногу – меня продолжали держать крепко, до вывиха. Я взвизгнула, и в тот же миг меня дернули назад. Отбивалась, цеплялась за косяк, пинала свободной ногой, не думая, на одних инстинктах.

Вырвавшись на свободу, подвывая от боли, я была уверена, что ступня точно осталась у мертвяка. Возможно, за мной тянулся кровавый след, но я ползла по земле, не отвлекаясь, стараясь оказаться как можно дальше от этого жуткого места.

Едва настигло осознание, что меня не преследуют, я села и обернулась. Сквозь открытую дверь было видно, как полыхал огонь. На окнах уже занимались занавески. Пламя гудело, пожирая дом, и в этом пламени выли с десяток голосов, собираясь в общий погребальный хор. На улицу никто не выбрался, и похоже, мой план был удачным. Раз дверь не открылась, то и выйти никак.

Я смогла оторвать взгляд от пожара и осмотрела ногу. Все было неплохо – да, вывих, но ступня на месте. Лишь царапины диковинной татушкой обрисовывали косточки над кроссовком. Возможно, останутся шрамы, но жить точно буду.

На удивление селяне не бежали спасать дом Ба. Была, конечно, глубокая ночь, но все же.

Я поднялась и поковыляла к соседнему дому. Возможно, у этой развалюхи были хозяева, но в ней уже давно никто не жил. На всякий случай я мысленно попросила прощения у владельцев этой недвижимости. Достав из кармана последний брикет, подожгла его. Едва он как следует занялся, швырнула в разбитое окно. Надеюсь, этого будет достаточно.

Глядя, как занимается второй дом, я достала свою пачку и зажала в пальцах последнюю сигарету. Засунув свободную руку в карман, я перекатилась с пятки на носок, поморщившись от боли, о которой успела забыть, и криво усмехнулась.

- Значит, вам все равно, в какую дверь выходить, лишь бы она была ближайшая? – громко сказала я, очень надеясь, что меня слышат те, кому надо. – Ну что ж… Два первых к вам дома горят, так что в расчет уже не идут. А дальше церковь. Вот и думайте теперь, как выйти через православную дверь, придурки!

И я метким щелчком послала свою последнюю сигарету прямо в огонь, подняла глаза к небу и сказала уже тихо:

- Кажется, я готова взять настоящую аскезу, Ба.