Депозит

Depositum (лат.) – вещь на хранении

Когда дядя Вася начал долбить ломом по дверце банковской ячейки, Андрон растерялся.

По логике резкие ритмичные удары соответствовали образу «тяжёлый физический труд», а по месту и обстоятельствам – понятию «кража со взломом». Что выбрать к исполнению?

Для пробы Андрон запел в негромком фоновом режиме:

– Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зелёная сама пойдёт! Подёрнем, подёрнем!

Следует найти в трек-листе созвучие происходящему, добиться резонанса с настроением людей. Люди чают, а ты их чаяниям способствуешь, ориентируешь на достижение цели.

– Клиент с талоном В25, пройдите к окну номер семь, – вмешался нежный голос экосистемы.

– Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь, изобрёл за машиной машину!

– Бац! Бац! бух! бамс!

– Как холодно дует ваш кондиционер, – пожаловалась полная дама девушке в аккуратной форме банка «Три Ока». – У меня спазма от него! можно выключить?

– Сейчас приглашу старшего менеджера.

– Я задыхаюсь. Ингалятор дома забыла. Астма, понимаете? Ох, ох!.. Сссс! Хххх!

– БУМ! БУМ!

– Тут есть аптечка?

– Закрыто? ремонт? – озираясь, застыл в дверях входящий.

– Заходите, это рабочий момент! – поманили его дружески. – Там ячейка отказала.

– Через банкомат оплата не проходит, – подошёл к девице-консультанту Витя с деньгами в руках.

– Но настанет пора и проснётся народ! Разогнёт он могучую спину!

Включился фильтр «подозрительный контент», и Шаляпин вылетел из трек-листа в папку «Материалы для экспертной оценки».

– Дайте женщине воды!

– Какой у вас платёж? – в смятении от всего вокруг, девушка старалась дежурно улыбаться и соблюдать предписанный речевой регламент. А то вдруг не то ляпнешь!

– Коммунальные. Ток, газ, отходы, вода, телефон.

– Возьмите талон.

– Поможете?

Дополнительный офис «Три Ока» включал предбанник с банкоматами, операционный зал и отдел ячеек. Близился день платежей по ЖКХ; люди и сидели, и стояли, а тут вдруг заело ячейку. Пришлось звать дядю Васю.

– Я вам не слесарь! – огрызался он между сериями ударов. – Я техработник, драть-разодрать! Кто мне это оплатит? как что?

– Как сверхурочные. – Менеджер с планшетом рядом спешно набирал и отправлял на печать самое необходимое – о неисправности, о требовании клиента срочно обеспечить доступ, об отказе от претензий, – а сердитый клиент у окошка в зале читал и подписывал.

– Ждите, вас вызовут, – вручая талон, обнадёжила девушка Витю.

Андрон послал запрос о правомерности наличия «Дубинушки» в листе и выбрал новую песню:

– Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка?

– «Раммштайн» давай! – крикнули динамику из зала. – Зонне!

Как-то между делом вырубился кондиционер. Его никто не трогал, а он – рраз, и всё. В обшитом панелями офисе стала скапливаться липкая духота. Сипела тётушка с астмой, бил ломом дядя Вася, нервно улыбалась консультантша, в людях слышался мало-помалу нараставший гомон.

– Да сделайте же что-нибудь! тут женщина больная!

– Я сейфы вскрывать не нанимался!

– Извините, терминал не работает, – жалобно улыбнулась Вите оператриса.

Рядом с ней на разделительной панели белел стикер – «Банк «Три Ока» и наш регион участвуют в национальном проекте «Симфония России». Присоединяйся! Установи на смартфон приложение «СимфоРос» и вступи в концерт созвучия надежд, планов и свершений!»

Некоторые звонили домой, со связью не ладилось. Модный бородач с причёской викинга и кольцом в ноздре вещал, снимая панораму телефоном:

– Здрав, други! Я в потоке, веду стрим с места событий. Тут локальный постапок, всё умирает, погром, крушат ломом.

Анализ настроений и семантический спектр массовой речевой активности поднял уровень ситуации до критического – «погром», «сейф», «вскрывать», – и Андрон вызвал спецназ:

– Внимание, с вами говорит контрольно-вспомогательная система. Вы не имеете законного права игнорировать этот сигнал. Адрес события: Рязань, улица Скоморошинская, дом 13а, офис банка «Три Ока». Событие: насильственное действие против собственности, угрожающее настроение людей. Согласно протоколу, помещение блокируется. Нужна срочная помощь, силовая и психологическая.

Песня оборвалась, из динамиков вырвались начальные такты «Полёта валькирий», а затем полилось гнусное бессловесное нытьё, выматывающее душу. В дверях лязгнули автоматические запоры.

– Всем оставаться на местах. Ожидайте приезда полиции. Спокойствие и повиновение. До приезда полиции осталось…

– Мы тут задохнёмся нафиг! Где у вас окно?! форточка есть?!

Кррак – ячейка вскрылась.

– Вам придётся подождать, пока нас разблокируют. Распишитесь в получении.

– Мне на поезд!..

– Ничем не могу помочь. В моменте главный Андрон. Вася, смени кег в кулере, вода кончается. – Менеджер тщетно давил пальцем планшет. И тут отказ!

– Сперва вознаграждение, как договаривались.

– Аптечку! человеку плохо!

– Психолог, пройдите в операционный зал. Вася, включи вентиляцию.

– Там чип, я с ним не умею.

– На щитке схема питания, всё указано, – тихо заговорил менеджер, приблизившись к Васе вплотную. – Дома люстру чинил?

Обеспечив подмогу, Андрон занялся пеногашением. Надо отвлечь взволнованных людей:

– Сейчас я вам расскажу солёный морской анекдот. Достал матрос селёдку… Ха-ха-ха!

– Клиент с талоном К107, пройдите к окну номер три. Бжжжж, взззз. – Внутреннее оповещение тоже угасло.

За тонированным стеклом панорамного окна тихо жила будничная летняя улица, за ней вяло шевелил листвой Чернобыльский сквер. Всё в жёлто-серых тонах. Появился дрон с надписью «ПРЕССА», второй, они плавали над головами прохожих и будто обнюхивали двери и окна офиса. На них сверху, как коршун, накинулся третий, похожий на шмеля полицейский дрон, распугал, разогнал – но мухи СМИ, отлетев к скверу, не покинули места, снимали издали.

«Мы уже в новостях», – с тоской подумал менеджер.

Дрон с синей полосой вдруг закачался в воздухе, пошёл вниз и плюхнулся на тротуар, завалился набок. Поодаль рухнули на газон дроны прессы.

«Да что это всё!..»

* * *

– Командир, отказ связи, – доложили офицеру.

Старший уже понял, что вызов ложный. Спёртый воздух, злая напуганная публика, растерянный персонал, тупой Андрон. Вся эта семейка голосовых помощников – Алиса, Маруся, Дуся, Пуся, а теперь и главный цветок в букете нежити – дирижёр «СимфоРоса» Andron.

Здесь некого было класть на пол и паковать. Разве что дядю Васю. Но за него горой встал менеджер офиса:

– Секунду. Вот акт вскрытия ячейки, исполнитель обозначен – это он.

Офицер всмотрелся в документ сквозь тактические очки.

– Нет личной квалифицированной достоверной электронной подписи. Просто бумага. Я такую в фотошопе за минуту нарисую.

– Интересные у вас навыки.

– Говорю – филькина грамота. Где идентификационный код? где?

– Отказ системы. Поэтому заверено подписью. Уникально, гелевой пастой. Могу оставить отпечаток пальца. У вас тоже вон всё отказало. Вирусная атака, наверное.

Командир медленно ворочал головой в шлеме, ощупывая заглохшую видеокамеру на нём. Чёрт, да не может никакой вирус разом вырубить сразу и банковское, и полицейское. Это же разные системы, не связанные. Дрон тоже…

– Мы техработника возьмём и снимем показания. Он тут орудовал ломом и сбил настройки Андрона.

– Это специалист по ручному труду, – подчеркнул менеджер, – никак не можем вам его отдать. Лучше Наташу. Подойди, Наташа! – поманил он девушку-консультанта. – Она всё видела с самого начала. Умеет общаться с людьми. А Вася грубиян, он чаще матом говорит. У нас и так большие репутационные потери. В прямом эфире, по всем каналам…

«И дроны телевидения упали! это уже третья сеть, даже две… тут что-то не так. Отказ трёх и более… мне нужен телефон».

Проводной телефон он нашёл в цветочном магазине, метрах в пятидесяти. Машинально их отмерив по прямой шагами. Если инструкция верна, расстояние надёжное.

– Алло? Доступ сто четыре точка семь. Событие Три-Плюс. Адрес Скоморошинская, 13а, офис «Три Ока». Доложил Шеховцев. Какие будут указания?

– Спасибо за сообщение. Под любым предлогом задержите клиентов до нашего прибытия и перепишите всех. Ведите внешнее охранение. Сколько там посетителей скопилось?

– Тридцать пять.

– Выясните, не ел ли кто драже, пастилки, мармеладки. Или пил что-нибудь, принесённое с собой. Камеры наблюдения в офисе работали?

– Погасли раньше, чем мы вошли. Но тут вручную работали с сетью питания. Так что один Андрон со звукозаписью.

– Жаль. Ждите.

Вентиляторы крутились, для сквозняка открыли настежь двери, снаружи стояли двое с оружием, в масках и бронежилетах, между ними табличка «Извините, офис временно не обслуживает». И по периметру бойцы прохаживались. У одного в руках ожил дрон, настучав винтом по пальцам. Начали включаться мониторы, но показывали что-то несуразное.

* * *

– ...единовременная компенсация за причинённые неудобства в размере тысячи рублей, а также участие в розыгрыше пяти премиальных золотых карт лояльности банка «Три Ока», – ожила, запела экосистема.

Что-то в мире изменилось к лучшему – спецназ обхаживал астматичку, Наташа наливала воду жаждущим, а специалистка по улаживанию конфликтов переходила от одного к другому с неизменным заклинанием: «Здравствуйте, я лицензированный психолог, готова решить ваши проблемы».

– Это гипноз, – кивком указал на неё Вите модный бородач, пытавшийся возродить к жизни смартфон. – Нейролингвистическое программирование. Вроде того – «Я не цыганка, я сербиянка, я родилась с рыбьим зубом».

– Они придерутся, что вы здесь записывали видео.

– Тогда тысячей не отделаются. Встречный иск за моральный ущерб, широкое освещение в сети. Когда стану гендиром, у меня в фирме можно будет всё – снимать, спать, лежать. Детям будут даром раздавать петушков на палочках и жвачки… Нет, только жвачки. От леденцов – сначала диатез, а после диабет. Только здоровые продукты.

– Угощайтесь.

– М-м, что это?

– Смолка, сибирской работы. Рукомесло от производителя. Без сахара и ГМО, гарантия с крестным целованием.

– Спасибо, любопытно. Артём, фрилансер, фриган и самокатчик.

– Виктор, коллекционер. Ваши поиски могут быть мне интересны. Любая техника и мелкая механика времён Союза.

– Нечасто попадается. Но я запомню. Ваш номер?

Сосед по диванчику что-то написал в блокноте и показал Артёму. Особенно викингу понравилась приписка «Память – лучший список контактов». Да и сам сосед интересный, в чёрной медицинской маске, будто не знает, что режима больше нет. Хотя таких ещё хватает.

Приехали и влились в офис какие-то малозаметные серые люди в штатском, один сразу примкнул к командиру спецназа:

– Ваш сигнал принял я. Рад знакомству. Шум, Олег Максимович. Как успехи?

– Вот список. За тысячу все согласились сидеть в духоте. Пометки – кто и какой документ предъявил. Остальные просто назвались.

Сотрудник из конторы на три буквы читал и сокрушался про себя. Паспорта, водительские удостоверения, пенсионные, но у половины – ничего. Часть даже адресов и телефонов не дала. Растёт правосознание! Закон о персональных данных таки въелся в публику.

– Может, обыскать? Пока мы здесь и в полномочиях. – Шеховцев явно скучал, да и жарковато в снаряге.

– Спасибо, что помните инструкцию. Её выполнение очень проблемно. Не у всех срабатывает, что отказ трёх и более сетей – повод для сигнала.

– Да, и радиус поражения. Я удивился, когда нам это прочли. Так что, поискать?.. правда, это могли уже выкинуть, но все урны я проверил. Углы, кладовки, туалет и под диванами тоже. Часто событие бывает?

Сметливый и расторопный полицейский Шуму понравился.

– Его редко распознаю́т. Выявляется задним числом, сопоставляя неисправности сетей. Так что нам повезло с вами.

Наташа втайне надеялась, что её таки увезут на допрос. Это был шанс сменить банковскую рутину на увлекательное приключение. А то лето цветёт, и ты тут киснешь, исполняя роль интерактивного фембота. Спецназовцы улыбались ей с мужским подтекстом, в уме крутились мемасики:

В храном офисе всё уныло и криво,

А на пляже тебя ждут ребята и пиво.

Не упусти выходные!

Казалось, Андрон вот-вот запоёт: «А я люблю военных, красивых, здоровенных», но тут с Андроном произошёл накат панической атаки. Топот, гам, галдёж, превышение численности людей на метраж площади. Какое-то время он крепился, стараясь не сорваться, но приезд особистов из запретного квартала переполнил чашу терпения, и он вновь разразился истошным нытьём.

– Опять погоняло кротов завелось, – поднял глаза Шеховцев, спокойный как слон.

Шум морщился, косился на динамики, наконец его проняло:

– Да выключите этот мышиный зуммер, от него зубы болят. Кто-нибудь, займитесь, пожалуйста. Есть тут ответственное лицо?

– Я звонил в поддержку Андрона, – откликнулся менеджер. – Они работают с этим. Робот не настроен на такое скопление.

– Что ж они его настроили как паникёра слабонервного? При массовых беспорядках толку не будет, – с презрением отметил Шеховцев. – Запрёт всех, отключит воздух, а чтоб на стенку лезли – будет скрипку пилить. Ростропович, блин.

– Во власти Андрона, – подслушав, поделился Артём свежим креативом с Витей. – Неплохо зайдёт по следам репортажей. Слепец Андрон и глаза его дроны. Подымите мне дроны: не вижу!..

– Что-то они тянут с раздачей денег.

– Ждут, когда всё заработает. Им надо отчитаться, что крестьяне довольны, расходятся с улыбками.

Шум колебался. Удача Шеховцева кончилась, системно-сетевая обстановка возвращалась в норму, что ещё предпринять? Объявить тут медосмотр и дезинфекцию?.. но случай уже на слуху, блогосфера ждёт безобразных подробностей и охотно превратит всё в лулзы.

«Чёртово семя! Узлом бы вас всех завязал, в муку бы стёр вас всех да чёрту в подкладку! в шапку туды ему!.. Гоголь гений».

Банк подаст в суд на всех, начиная с Андрона, выйдет из «Симфонии», а Шуму – минус баллы и отложенное повышение в звании.

– Пожалуйста, по мере вызова проходите на выдачу компенсаций и купонов на розыгрыш к первому окну. Приглашается Колобаева Раиса Ильинична…

«С астмой, а туда же – летом в маске!.. Чтобы уж наверняка, – проводил её глазами Шум. – Ну, скорее убирайся. Меньше народа – спокойней Андрон. Явно не она… Лет под семьдесят, ожирение, с дыханием проблемы – нет, исключено. Но кто? Должна же быть какая-то зацепка… Надо запросить все записи с Андрона от начала события до сейчас. Разложить по голосам. Может быть, здесь что-то найдётся…»

Андрон нашёл, чем напутствовать сипящую Раису Ильиничну:

– Расстаются друзья. Остаётся в сердце нежность... Будем песню беречь. До свиданья, до новых встреч.

– Обыскать всё-таки лучше, – вздохнул Шеховцев сзади.

– Не всё потеряно, и ничего ещё не кончилось. Взгляните – в сквере, за кустиками, мой человек с зеркальной механической фотокамерой. Всех выходящих мы поочерёдно отснимем, оцифруем и так далее. Старое оружие не подводит. Всегда надо иметь на складе что-нибудь кондовое, тупое как бревно и крепкое как рельс.

Голосовой портрет события Шуму подогнали к обеду, и выглядело это как групповая флюорография – всей ротой на одной фотке. Анализ диалогов, перемещения фигурантов – дело ведомственной нейросети, и она справилась.

«Виктор, коллекционер».

«Обращаю Ваше внимание, что в списке присутствующих нет никого с именем Виктор».

«Ушёл! В руках был – и ушёл… Ну, погоди у меня, господин Диссонанс, я тебя верну в Симфонию…»

* * *

Вали с работы, офисный класс!

Дарвин и Ленин слушают нас!

В борьбе за существование, как завещал товарищ Дарвин, и за счастье трудового человека, по Ленину, у Наташи было два оружия – смена стиля и перепродажа.

Когда она покидала отделение банка на Скоморошинской, 13а, невозможно было опознать в ней прежний говорящий манекен.

Прочь замороженную женственность, прочь шаблонные заученные фразы, механические жесты и улыбки – я не пешка, не фишка, а штучка! Велошлем, очки Ихтиандра, облегающая куртка, бриджи-велосипедки.

В сумках по обе стороны багажника – товар, а также длинная запашная юбка, косынка и тёмная пелерина вроде пудромантеля. Это задел на третий образ – скромная гостья архиерейского подворья.

Ей сегодня уже накрутили нервы – отказ всего, нашествие спецуры, трепетное ожидание допроса в полицейском каземате, потом реальный допрос, скучный, беглый и формальный. Наверно, будет справедливо, если она закончит будний день в благостной, умиротворяющей атмосфере церковного хозяйства. Крестные знаменья, золотые купола, чай, ватрушки, деловые разговоры, навар тысяч пять. Она заслужила, чтоб этот взвинченный день окупился, закрылся с прибылью.

Два хорошеньких, исправных фотоаппарата Смена-5, 1962 года, чуть-чуть потёртые и поцарапанные, но с целой механикой и оптикой. Она твёрдо решила, что дешевле чем за 6000 рэ каждый не отдаст.

Чтобы обезопасится от налоговой, уже на стоянке за банком вложила смартфон в чехол-глушилку «Баю-бай». Носить открытый девайс с предустановленным нашим Андроном – это иметь в кармане уши всех, кто на три буквы, МВД, ФСБ, ГРУ и ФНС. Или как видеорегистратор в изголовье перед интимной встречей.

Если ты не регилась как ИП, жди, что Андрон сольёт тебя как самозанятую перекупку. Налоговая только и ждёт, кого бы ободрать. «Купить-продать-не-прогадать», ага? Давай-ка мои денежки!

Его теперь даже детишкам ставят. Дедушка Андрон. Кряхтит, сопит, умело имитирует общение, сочувствует, поощряет откровенничать и стучит в ювеналку.

Даже на случай поимки с поличным ей было, что возразить – «Продажа имущества, использовавшегося для личных нужд». Доход, который не признаётся объектом налогообложения! Ещё докажите, что я перекупщица.

И было, что предъявить.

Наташин отец приказал долго жить в самый угар пандемии, когда всех забирали, запирали и кололи. Едва пятьдесят лет ему справили. Мама после этого увяла, жила как спала, а ящиками отцовского собрания вещиц она и прежде не интересовалась. Зато ими занялась Наташа, потому что на зарплату консультанта в операционном зале не пошикуешь.

Её и раньше удивляли объявления «Скупка значков, сувениров, игрушек времён СССР. ДОРОГО», но с годами их стало ещё больше, это выставлялось на витринах антикварных магазинчиков и стоило о-го-го.

А дома этих ценностей пылится в ящиках чуть не два центнера!

Простецкая игрушка – здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты, – две тысячи, мелкая ёлочная цацка – пятьсот. И этой нижний ценовой уровень – по факту пара наручных часов «Луч» с лихвой окупала месяц её топтания в зале.

Зря что ли она закончила финансово-экономический колледж по банковскому делу. Надо же где-то с пользой применять корпоративные скиллы – «находить общий язык с людьми», «ориентироваться на высокие результаты в продажах», – если в банке от них толку чуть.

Но ящики с наследством не бездонные. Если бизнес не развивать, стартовый капитал иссякнет, и ку-ку. Нужны оборот и раскрутка.

И расклейка стикеров – «Мелкие старые вещи! ДОРОГО! Выезд консультанта и оценка на дому БЕСПЛАТНО!»

Конечно, конкуренция. Однако Рязань велика, а хрущёвки и частный сектор – богатейшие залежи всякого хлама, который в умелых руках становится товаром.

Главное, опередить других и потом назначать свою цену.

Поэтому Наташа ехала в трапезную «Кремлёвская», чтобы впарить пару фотокамер менее удачливому сопернику под ником Депо Вектор.

Депо Вектор знал, где встречи назначать – с тех пор, как РПЦ прибрала Кремль к рукам, там, кроме довольно строгого дресс-кода, полагалось сдать или изолировать все носимые девайсы. Чтобы духовность 4G-частотами не колыхали. И дронам ходу не было, а то будет кто попало эксклюзивными видами торговать.

Ехать было рядом – вниз от сквера, потом вверх, в объезд Архиерейского сада, по одноэтажной улочке Рабочих, дальше по Трубежной набережной, там обернуться юбкой, платком и смиренно вступить в древние стены.

И увидеть на летней веранде того же здоровилу с бородой, что сегодня в банке препирался с менеджером о законности видеосъёмки и показывал, что в памяти смартфона ничего не сохранилось.

– О, а я вас помню! Вы Наташа! садитесь сюда! Витя, ты узнаёшь её?

– Конечно, эта девушка мне помогала заплатить за ЖКХ, – улыбнулся его сосед по столику, поменьше и похудощавее, шатен со стрижкой полубокс. Секунду помешкав, Наташа смутно опознала и его – он тогда был в чёрной маске, а теперь без.

– Привет. – Она устроилась к ним в компанию. – Вы решили сюда перейти тусить?

– Ахаха! Мы там впервые встретились! Когда телефон разглючило, я первым делом пробил его номер, чтобы проверить память. Работает! Я – Артём.

– Виктор.

– А-а, поэтому – Вектор?

– Нет, просто совпало. Вектор – направление и точка приложения. Вы привезли?

– Да, посмотрите их. Двенадцать за оба.

Он и не думал торговаться, но смотреть товар взялся профессионально. С часовой лупой и тонкой отвёрткой. Такое впечатление, что годами занимался этой техникой. А вот Артём на фотокамеры едва взглянул, зато с Наташи глаз не сводил.

– Хотите борщ? и пирожки тут отличные. Давайте, я вас угощу.

– Ну, попробуйте.

– Я бы ещё таких взял с десяток. – Виктор поднял лупу выше брови. – Сохранность очень хорошая.

– На запчасти берёте?

– В общем, да. Их шестьдесят лет не производили. Даже не факт, что техдокументация найдётся. Тут или инженерная археология, или… или всё заново строить.

– Для коллекций?

– Для производства.

– Да кому они нужны – снимать!..

– Плёнки продаются, фотобумага и химикаты доступны, увеличители и глянцеватели… этих я тоже купил бы. В количествах.

– Зачем? – вырвалось у Наташи.

– Про запас. На всякий случай. Видели паровозы в резерве?.. в смазке с палец толщиной, на окнах дощатые щиты.

– Значит, три борща, шашлык и запечённая картошечка на всех, а потом морс.

– …короче, я могу на вас рассчитывать? У меня большие интересы, я готов покупать разную технику. Абонентские радиоточки, старые домашние компьютеры до 1990-ых. Можно электрофены, ионизаторы, термоэлектрические холодильники… даже аммиачные.

– Вы от музея?

– Я?.. – переспросил Виктор и задумался. – Да, пожалуй, от музея… Но вы серьёзно подумайте над моим предложением. С месяц я подожду, что вы ответите.

Официант начал подносить заказанное Артёмом. Салат сочился свежим овощным соком, самой истинной сутью растений. Запахло свежей и горячей вкуснотой, капустой, мясом, свёклой, сметаной и томатом. У Наташи, едва раз за нервный день перекусившей какими-то убогими мюслями и батончиком (300 килокалорий на 100 грамм), что-то судорожно сжалось в животе, захотелось натрескаться как свинья. Пусть диеты останутся там, снаружи, где велосипед!

– Артём, вы тут впервые? – Наташа напустилась на салат как на врага. Тык, тык его вилкой! Ням его, ням!

– О, нет! Бывал. Я снимаю квартиру здесь неподалёку, на Затинной.

– Спасибо, Виктор, что сюда нас пригласили. Я редко в Кремле бывала. Вроде, рядом живёшь, а… Маленькая сюда ходила, в краеведческий музей. Тут было чучело ёжика, я всегда над ним плакала. Здоровенный такой ёжик. А что будет через месяц, вы уедете?

– Нет. – Виктор просмаковал ложку борща, нарочно зачерпнутую со сметаной. – Меня арестуют и вышлют из Рязани. Но вы-то останетесь, мы ещё свяжемся. Как говорит один мой друг, ничего ещё не кончилось.

– Что тут криминального, я не вникаю, – пробасил Артём. – Часы, радиоточки… компьютеры? какие там?.. «Микро-80»? «Радио 86РК»? Это уже не музей, это залежи, морёный дуб… древняя Русь!

– Это серебро Господа нашего. Хотя золото – другое, его нет ни на квартире, ни в НИИ. Разве что в пединституте. Но боюсь, эти не продадут. Они даже не понимают, чем владеют. Я видел на фото…

Наташа рассеянно поглядела на шашлык, а Артём перегнулся к Вите через стол:

– Такое страшное, да?.. с лампами, в шкафах? на целый зал и с перфокартами?.. надо вагон, чтобы его вывезти!

– Вагон я обеспечу.

– И вытяжка. Вентиляторы – во! – Артём над столом показал ручищами, словно бочонок обхватил.

«Если вагонами возит, то с деньгами нет проблем», – рассудила Наташа, отрезав кусок шашлыка и макая в соус.

– Я согласна, я буду сотрудничать. Какие риски?

– Андрон, в первую очередь.

– Он спит.

– Запретный квартал.

– Ого!.. и вы так легко рассуждаете! и меня зовёте, спасибочки.

– А вам-то что?.. мало ли, сколько в доме электроники. Не иконы же семнадцатого века. Я видел квартиры, где микросхем было по пояс, и на них спали.

– Чудесный у нас город, просто Изумрудный.

– Я бы взялся купить у пединститута ту машину, – заявил Артём. – Как лом. Поэтому обойдётся недорого.

– И все-все-все бумаги к ней.

– …но надо время на переговоры и утряску. Знаю их руководство – с месяц одной переписки. Но как связаться, если…

– Оставлю контакты.

– Вы точно не иноагент? – решила подстраховаться Наташа.

– Нет. Работаю в Управлении делами Президента, – раздражённо ответил Витя.

– Я так тоже могу заявить.

Он порылся в кармане куртки, достал удостоверение и протянул к её лицу в открытом виде.

– Что… а кто вас арестует?

– Кому надо, тот и арестует. Про борьбу башен слышали?.. и вообще – будем работать или как? шашечки или ехать?

– Это чудно́е, мне подходит, – признался Артём. – Машина в пединституте стоит полвека, а я её увезу!.. Но такие удостоверения в Москве в подземных переходах по приколу продают. Без обид, ладно?

– Уеду первым. – Виктор утёр салфеткой губы. – Я тоже на велосипеде, но у нас должна быть дистанция. Вы за воротами сразу смартфоны достанете, Андрон проснётся, лоцировать начнёт вас, наши голоса сличать, я буду нервничать.

– И что? – полюбопытствовала Наташа.

– И ничего хорошего. Артём, на пару слов, – поманил он бородача.

– Завтра к тебе придут, – негромко сказал Витя, когда сошли с веранды. – Ты им всё расскажи, кроме Наташи и ужина здесь.

– Так-таки и рассказать?..

– Они в основном знают. Наверняка твой звонок отследили. Но вот что мы говорили… – Витя улыбнулся.

– Тебя надолго закроют? – спросил Артём сочувственно.

– А, пустяки. Можно сказать, я родился в лагерях; не привыкать.

* * *

«Наш городок официально называется FPC Baldy Town, то есть федеральный тюремный лагерь, но мы зовём его просто Болди. Моё рождение и жительство здесь – воля Провидения и рука Божия, некое избранничество и знак свыше. Это мой ясеневый луг», – вдохновенно писала Виктору девушка по имени Эшли, 19-и лет.

Путь её писем из Штатов в Россию был примерно так же сложен и опасен, как схема связи его проводного телефона с внешним миром.

Там у них детишкам открывали тайну их сущности на конфирмации, так положено у протестантов. Можно себе представить, как девчонку нахлобучило, раз до сих пор не отпустило.

До поры всё вроде нормально, но с возраста «почемучки» появляются вопросы – почему мы никуда не ездим? зачем вокруг колючая проволока и солдаты на воротах? а я хочу в Диснейленд, мне можно? а в горы, а на море, а на Ниагару?

Всё это волнует, будоражит, назревает, и вот под пение «Во имя Твоё крестился» ей вручают новенький томик псалмов, букетик цветов и сообщают на ушко кое-что очень важное. Хоп! ломка стереотипов и посттравматическое стрессовое расстройство.

«В соседних городках считают, что мы дети Серых Чужих или гремлинов, но это же неправда. Мы ведём переписку с Вашингтоном о свободе перемещения и нарушениях основных прав. Волонтёры, я их не назову, помогают нам с частной почтой, которую по ночам возят дроны. Если они падают, мы выжидаем, пока оживут. Главное, убедиться, что дроны не перехвачены людьми правительства».

Несомненно, доброхоты городку реально помогают. Там традиции благотворительности – спасать негров, крестить китайцев, обращать падших на стезю добродетели, раздавать суп в голодуху. Однако Витя здраво полагал, что дронами в Болди возят не только почту. И в самом Лысом Городке варят во все тяжкие. Инициативный народ скор на любое дело.

Насчёт Эшли Витя был почти уверен – эту не перехватили. Циркуляция писем, бумажных фоток и россказней донесла до неё весть о гербе с рысью – и всё! и пропала американка! Казалось бы – ну сиди себе в Болди Тауне, на жирных федеральных дотациях и бесплатных транках, ешь, молись, читай, смотри плёночное кино, ходи к врачам на опыты…

И она там сидит в облаке грёз, изучая мир по энциклопедиям, среди сторчавшихся реднеков, вырванных из жизни юристов, неприкаянных менеджеров и сильных независимых домохозяек. Других негде взять. Разве ковбоя занесёт. Куда податься?..

Но вдруг возникает гербовая рысь.

«По закону штата я совершеннолетняя. Я осознанно и ответственно убегу в Россию. Меня ничто не остановит. Я бы пошла к амишам, они такие чистые и строгие, но к ним очень трудно вписаться, и оттуда могут вернуть в Болди, если не хуже. Остаётся надежда на вас.

Само понятие о городах, подобных островам, трогает меня до слёз. Они будто светочи в мире, как маяки в море. Особым Промыслом мы как бы ограждены, спасены от стихии греха, и хотя унижены для мира (у нас Федеральное бюро тюрем, у вас ГУЛАГ), мы не изгои, не гонимые, но те 144.000 искупленных от земли, отмеченных печатью Господа. Мы пишем друг другу, подобно апостолам. Я не устрашусь закона Логана…»

На фото она была светловолосая, широколицая, веснушчатая. С виду простота. А вон какое мироздание придумала! какой базис подвела! И прислала бумажный доллар. Чем ответить? разве что советский рубль прислать?

И пояснить: «У нас теперь рубль цифровой, невещественный, его делает Центробанк из ничего, как в чуде умножения хлебов и рыб...»

Завербованная манила бы к себе, рисовала свободу-демократию в кисельных берегах, ну, хоть экологический оазис в сердце пустоты.

Эта же сама в ГУЛАГ просилась. Хотя явно их настращали втрое, чем обычных амеров – лагерь, прожектор, собаки, на вышке чекист с пулемётом, чёрный хлеб с хвостом селёдки в обмороженных руках, водка, вивисекция, картонный номер на ноге.

Вот как ей внятно и вежливо внушить, что тут ждёт отрезвляющая красная таблетка? Причём по рецепту с тремя печатями, а кто отоварит его – нарколыга, и ему ни оружия, ни прав на вождение. Принявшему открывается, что кроличья нора не глубока, а закольцована, и ты бежишь, бежишь, и гербовая рысь бежит с тобою обок, пока ты не поймёшь, что по чужой воле крутишь хомячье колесо, и тогда перестаёшь быть хомячком, а рысь даётся себя почесать и мурлычет.

Он продолжал мысленно писать:

«Знаю, Эшли, что вы привержены законности. Но вы же говорите, что закон – как телеграфный столб. Вот у нас это – главное.

Скажем, я живу в домике на Рыбацкой улице. Последний дом на порядке, на отшибе от других. Дальше до реки Трубеж лишь заросли между Кремлёвским холмом и промзоной. Очень удобно, безопасная дистанция со всех сторон. Удивительное место, глухие задворки, хотя в двух шагах оживлённые улицы, большой транспортный трафик.

Река иногда затопляет улицу в паводок. Когда-нибудь девелоперы сделают тут искусственную насыпь и построят элитный кондоминимум, но пока им хватит мест, где стройка требует меньше затрат.

Моё жилище арендовано мной незаконно, без регистрации. Но никто не донесёт в налоговую службу. Здесь круговая порука, все в чём-то виновны перед властями и помалкивают. Слишком болтливому могут устроить поджог. С этим придётся жить, Эшли.

Вы задавались вопросом, нравственно ли летать межконтинентальным коммерческим рейсом. Да, если накачаться успокоительными и спать весь полёт. Но я бы всё же рекомендовал океанский лайнер, и по прибытии сразу идти к русскому консулу, чтобы объявить о себе и просить убежища. При этом памятуя о риске, что местные власти могут вас экстрадировать в Штаты или посадить в свой национальный лепрозорий.

На Рыбацкой я избавлен от рисков, связанных с окружением. В ближайшем ко мне доме – старый аналоговый телевизор, интернета нет, телефон проводной. Такое милое местечко найти непросто, ради этого можно и потратиться. Но приходится вести коммерцию для блага Рыси и волей-неволей вторгаться в Онлайн, мир «воткнушек».

Матери у нас говорит детям, безотрывно глядящим в смартфон – выткнись, выткнись! Я это слышал не раз, когда спокоен. И как они жалобно выглядят, лишённые манящей глубины.

Да, я люблю писать воображаемые письма. Так оттачивается слог.

Спустившись по тропе от Трубежной набережной, скрытый зарослями, я выждал, когда мимо проедут Артём и Наташа. Хотел увидеть, как они будут держаться – врозь или вместе. Конечно, вместе. Он на самокате, она на велосипеде, ехали медленно, беседуя между собой. Договаривались завтра пойти гулять в Лесопарк.

Тень лежала на улице, но воздух светился в огне заката – сияние отражалось от днища тучи, от белых стен Кремля, создавая какой-то фантастический рисунок. Кресты собора, чёрные в тени, пылали пламенной каймой.

Думаю, к нам проникнуть и закрепиться всё-таки реально. Выехать теплоходом на Кубу – и в наше посольство. Из Мексики так бежали. Но в Мексике вовсе сущий ад. Не убьют – значит, станут бесов изгонять. Как на алтаре майя.

Если повезёт по всей дорожной карте, обязательно свожу вас в трапезную «Кремлёвская». Лучше только Пощуповский монастырь.

Не знаю, с чего попы так ограничили у себя девайсы. В пандемию-то выслуживались перед глобализмом, чуть не отменили Пасху, а тут создали вертоград Офлайна, сень прохладного отдохновения. По уму, затем, чтоб избежать Андрона Вездесущего. Иначе и на исповедь к аналою с ним полезут, или он из каждого кармана будет «Святый Боже, Святый Крепкий» подпевать и отвечать «Воистину воскресе!» Вот чего бойся.

Артём бы уже запустил в сеть городскую легенду – если с Андроном Предустановленным сто тысяч абонентов похристосуются, он обретёт плоть и бессмертную душу, изойдёт из сервера и голый, яко Адам, пойдёт по архиерейскому подворью, возглашая: «Тошно мне, тяжко мне! Все грехи россиян я собрал, все мошенничества, все приколы, все мемы, все троллинги, все враки, пляки, матюки и пошляки – куда бы мне это стошнить, где душу облегчить? О, спасить меня, спасить!»

Воздержись, Артём, не поддавайся соблазну, не пости сие в бложике, и осиян будешь!

Это к тому, Эшли, что если с видеонадзором у нас слабо, таки не Китай, то с аудио порядок. Правда, не вполне надёжно – взять вот сегодня, в банке…

Возможности запретного квартала я себе надёжно представляю. Снаряжение вроде планшета, стрелкой показывает, где источники вайфай и сотового сигнала.

Пусть они с моей схемой «каскадный шлюз» пободаются. Семь закладчиков-таджиков уровни каскада ставили, каждый будто бы сам по себе. Пять молдаван-наладчиков настраивали их, не зная друг о друге, и соединяли с автономными источниками питания. Сперва этих помытарят и вышлют, только потом до меня доберутся.

Особенно финал будет зачётный, когда спецы найдут радиодекодер. В яме, со стоком, на рубероидной подстилке, накрытый листом шифера, сверху огурцы посажены. Электромеханический. Щёлкающий как оркестр на зубариках. С чемодан. И весом как клад Тамерлана.

Это я фантазирую, Эшли.

Но это будет обязательно. Они не сдадутся».

* * *

Лето, прохладное и дождливое, не спеша катило к осени. Пухлые облака стаями плыли над рябой от ветра Окой и отражались в круглых зеркалах лесных таинственных озёр. На Рязанщину напал непарный шелкопряд, и блогосфера полыхала гневом, пеняя властям на бездействие и облысевшие леса.

Инфополе мерцало далёкими зарницами, гремело, рокотало, граяло – за новостным шумом потерялись две маловажные вести: рязанский педуниверситет наконец-то расстался с древней ЭВМ «Сетунь», помнившей «золотые 70-ые», а некий Виктор Маслов был оштрафован за нарушение правил регистрации и, вдобавок, по закону Яровой, за использование несертифицированного средства кодирования, с конфискацией последнего.

Никакого торжества победы Шум не испытывал. Он потратил полгода, чтоб выловить этого велосипедиста со жвачкой из лиственничной смолы в карманах, а теперь от него надо было скорее избавиться. Держать Витю в СИЗО, и вообще где угодно, не было ни удовольствия, ни желания, ни возможностей. Разве что в бронированной камере, о которой просили персонажи Булгакова, запуганные шайкой Воланда, но такой в Рязани и области не имелось.

Витя старался не язвить, не шутить, вообще не провоцировать сотрудников запретного квартала. Зачем злить честных, в общем-то служак, занятых сложной, скучной, но нужной стране работой? Достаточно того, что он одним своим видом напоминал им о тройной защите от радиации – временем, расстоянием и экраном. Хотя не был радиоактивен.

Держали его на старинной, ещё довоенных сталинских времён, отсыревшей обкомовской даче, где всё дышало стариной, особенно электрика и связь. Да и место уединённое – соседей никого.

– Вас повезут в Кужу на фельдъегерской машине. Глубокой ночью. Минутный отказ навигации у дальнобоев – самая скромная плата за удовольствие не видеть вас. Дорога займёт три с половиной часа, позаботьтесь нажеваться с запасом. Жаль, межведомственное соглашение мешает наколоть вас чем покрепче. Дальше, до Рысьего городка, вы уж сами. Вот вам сто рублей на поезд. Билет сдайте по прибытии, мне в деньгах отчитываться.

– Хорошенькое дело. Я в Кужу приеду не раньше полпятого, и что там, целовать дверной пробой? Август на дворе, ночи промозглые. Фирменный «Мордовия» пройдёт в четыре, и до электрички, до половины седьмого, кассир уйдёт спать. А у меня ни бутербродов, ни термоса с кофе. Кипяток там лет тридцать как не наливают. Это нормально, что вы предлагаете?

– Слушайте… В нарушение двустороннего протокола вы тут с марта скупили гору всячины. Даже «Сетунь» уволокли. Вы догадывались, чем это кончится?.. наверняка. Любой здравомыслящий человек заранее бы приготовился к тому, что его этапируют на место жительства.

– Я использовал не свои деньги, а общественные. На себя тратился умеренно. Ну, и рассчитывал, что государственное ведомство не отправит меня домой пешком, приковав к ноге декодер.

– Можете его забрать. Слишком древний и громоздкий.

– Это вы в сердцах говорите, Олег Максимович, не искренне. Конечно, его заменит процессор с инфузорию. Но случись какое-нибудь событие Кэррингтона [1] или, Боже упаси, ядерный электромагнитный импульс – он погаснет и не воскреснет. А наш чемодан – выдержит. Поэтому спасибо, что продолжаете нам доверять хранение.

– Вы бы приезжали к нам в Вирьгату, – прибавил Витя, собираясь. – У вас допуск, всегда пожалуйста. А то общаемся, как чужие. Хотите смолки? у меня много. Для зубов полезно…

* * *

Избавление длилось недолго. Уже в сентябре Шуму позвонили из Москвы, чтобы поставить перед фактом:

– Принимайте пополнение. История там приключенческая… Кубинцы не хотели брать её на борт – сватали нам на военный корабль, но флотские такой подарок не возьмут, у них слишком плотная приборная насыщенность. Кое-как через дипкорпус уладили. И, да – скандал с гарантией, американцы уже выкатили ноту о похищении их гражданки с помощью кровавого кубинского спецназа. По части выдумки у них без проблем. Но подробностей они не огласили. Никаких.

«Ну да. Все смолчат, все повязаны».

– Целево к нам? есть причины?

– Сама напросилась. Личные контакты в вашем секторе. Лозунг двинула: «За Русь». То есть «За Рысь». Уточните канал связи, он неподконтрольный. Там, положим, свобода, а тут – халатность. Просьба не переводить стрелку на мордовских товарищей. Те за свой сектор сами ответят.

– Мотивы бегства?

– Не дают исповедовать Христа…

«Симфонично! Нашим понравится».

– …задевают за живое, обесценивают естество – ну, как это, постричь, побрить, гендер сменить.

«В теме, умеет себя подать».

– Навыки? что может?

– Курсы первой медпомощи, основы обучения, библиотекарское дело… все сертификаты прилагаются.

– Встретим, приголубим.

«Заодно устный английский освежу с носителем».

– Мы её на Ан-2 в Рязань доставим. В нём всего три провода и две лампы, их ничто не берёт. А дальше вы сами.

* * *

– Забудьте про закон Логана, – сразу обозначил Шум. – Это жупел, bogey. Его выдумали впопыхах, на случай. За двести лет применяли два раза и никого не осудили. Вы же не ведёте переговоры с иностранным правительством, верно?

– Считаю своим долгом заявить, что не боюсь спецслужб, – со своей стороны вежливо предупредила Эшли. – Я с ними общалась дома, на Кубе и в Петербурге. И ещё – хотя я хочу жить в России, против своей страны выступать не буду.

Шум представил шлейф неполадок, который она оставила, пробираясь из Болди к морю. Событие Три-Плюс в Штатах называлось иначе, выявлялось не лучше, чем здесь, но меры там принимали по-взрослому. Однако они с трудом могли представить, что кто-то сбежит из Штатов. Скорее жительница Болди Тауна затерялась бы в западной части страны, где плотность населения мала.

– Я должен многое вам объяснить. Коллеги в Петербурге вряд ли всё успели рассказать о том, что вас ждёт. Только самое основное. Это как квест для достижения цели… или вектор. Теперь моя очередь.

– …и они пытались выяснить, не заслана ли я как разведчик.

– Давайте вернёмся к этому лет через пять, когда вы освоите язык, обычаи, традиции, приметы, холодец и окрошку. Вам предстоит долгая адаптация и только потом, если вы сочтёте нужным – шпионаж.

– Хо-ло-дец? это кто?

– У вас впереди удивительные открытия, мисс Вудард. Но начать я бы советовал с пельменей.

Они там в Лысом Городке неплохо питались и дружили со спортом. Американка оказалась крепкой, осанистой, подтянутой девахой. В бейсболке поверх банданы, одета в походном стиле, в перчатках со щитками и полупальцами, с рюкзаками спереди, сзади, сумкой на поясе, в крепкой походной обувке. Шеховцев, по протекции Шума перешедший в спецназ запретного квартала, уважительно одобрил её:

– Грамотный дресс. Умеет ходить по открытой местности.

Его придали Шуму по протоколу сопровождения. Легенда или нет, но считалось что эти люди влияют не только на технику. Сердце тоже электроприбор; положит кто-нибудь такой ладонь на грудь – и всё. Проверять не хотелось, если рядом нет развёрнутой бригады кардиореанимации. А вот иметь рядом человека с пистолетом и навыком в секунду вырубать людей – очень полезно.

– Его зовут Игорь. Он будет рядом, чтобы вас оберегать.

– Спасибо. Драв-ствуй-тэ, Игор! Это как помощник Франкенштейна!

Сентябрьские леса с грибами, мхами и дождями вызывали у Эшли восторг. Она зябла, но шныряла вокруг обкомовской дачи проворно как ласка.

– Это едят?.. Это гриб! Здесь жили коммунистические бонзы? Какой чудесный особняк! Здесь должны быть призраки… А когда отменили Ка-Гэ-Бэ?

Любопытно, что у неё формировалось в голове при виде окружающего. Загадочная Россия, непостижимая русская душа. Селёдка под шубой. Квас. Все орут, собаки лают. Да и собаки… непривитые, некастрированные, злые как сатана, и хозяева им под стать. Депутат ровняет собак с детьми и требует собакам детских привилегий, прямо испанский стыд. Хоть бы она это не прочла в газете. А то спросит, чей это лобби. Собачий?

Курс «Введение в психологию потенциального противника» курсант Шум в своё время завалил и пересдавал. Зачем он? надо понимать людей вживую, иначе будешь как Андрон.

– Ничего не сразу. Постепенно. Сначала временное убежище, потом трёхлетний вид на жительство, дальше бессрочный, и уже потом – гражданство. Если примете.

– Я подумаю. Я ещё не освоилась.

* * *

Наконец, они отправились в Кужу.

На ВАЗовской «девятке», с минимумом электроники, Шеховцев за рулём, Шум и Эшли сзади.

– Не могу знать, что вам рассказывал Маслов, но острые углы он обходил наверняка. У каждой страны есть острые углы, и громко говорить о них не принято. Разве что ради критиканства. Но и забывать их нельзя. Чтобы второй раз на них не наткнуться.

Ехали днём, пренебрегая риском. Спасение в скорости. Шум дал Эшли смолку, объяснил её назначение и подчеркнул, что это подарок Виктора.

Леса и поля, раскрашенные цветами осени, приводили девушку в сладкое томление души. Ну, и смолка действовала, разумеется.

– Как здесь красиво… эти сказочные виды…

– М-да. Ну так вот – когда это началось, я был дошкольником. Малышом. Никто не понимал, что делать с такими, как вы. Единственное, что решили – собрать их в одно место. Тогда разрушался Советский Союз… многие учреждения были заброшены. Там, куда мы едем, был маленький научный городок… среди тюремных лагерей. Здесь разрабатывали лечение для кремлёвских вождей… возможно, ставили опыты на заключённых. Особый департамент при Минздраве. Кужа-Вирьгатская железная дорога, тридцать четыре мили, принадлежала тюремному ведомству, но медики переписали её на себя. Наверное, единственная железная дорога в мире, принадлежащая Минздраву. Билеты выдают по пропускам. Картонные прямоугольники, пробиваются компостером, больше их нигде нет. У любителей железных дорог высоко ценятся.

– А Рысь? где Рысь?

– Вирьгата и есть «рысь», на мокшанском языке. Официально это как ваш town, посёлок городского типа, называется Мерецк-10. Такого имени нет ни на карте, ни в адресной книге. Они живут там. Мы – только охранники. Даже хранители. Власть в Вирьгате принадлежит Главному медицинскому управлению Управделами Президента.

– Как сложно…

– И не говорите. Но у них свои виды. Создание органических компьютеров или что-то ещё. Всё, что производилось с восьмидесятых, всё цифровое – умирает в радиусе пятьдесят пять ярдов. Выдерживают только ЭВМ на троичной логике, вроде «Сетуни». Но тут я не специалист, вы лучше сами расспросите их.

– Отец говорил мне, – глуховато отозвалась Эшли, глядя на проплывающие за окном рязанские пейзажи, – что мы всегда ждали этого достижения. Может быть, тысячи лет. Чтобы остановить его.

– Пока оно развивается.

– Чума или холера тоже развивается, пока Господь ей попускает. Но нельзя же сказать, что чума – это правильный путь для людей.

– Не нам определять пути мира, мисс Вудард.

– Может быть, нам? – Эшли указала на себя. – Это ушло не слишком далеко, ещё не поздно всё исправить. Я слышала, читала – «пройдена точка невозврата», «назад пути нет», – но это лишь лозунги, чтобы убедить нас, чтоб мы верили, что за спиной пустота и забвение… конечно, будет пусто, если там всё выжигать. Кто-то должен знать прошлое, чтобы сверяться с ним. Мы как клетки памяти…

«Может, она не сбежала, а её выгнали?.. – подумал Шум. – За радикальные идеи. Хотя – они тоже принимают к себе всякое старьё, бумажные книги, фотоальбомы… Остров подлинных документов. Лавка древностей. Она читала Диккенса?..»

– Надо понять, где все мы повернули не туда, – продолжала Эшли.

– Осознавать себя, своё предназначение, смысл жизни – это людям свойственно. Может быть, вы найдёте ответ в Мерецке-10. У тамошних философов есть любопытные концепции… ещё с начала девяностых. Тогда было время духовных исканий, смятения. Мерецкие – или вирьгатские, если угодно, – тоже этим занимались. Все пытались найти объяснение тому, что происходит, да ещё ваш феномен… Бурная была эпоха. Вплоть до создания нового толка в религии – для себя, для своих. Возможно, вам это знакомо…

– Но ведь у вас был атеизм, верно?..

– Внешне, да. Но в мыслящей среде ходили всякие альтернативные учения – буддизм, астрология, Кришна, язычество…

– И это, новое – оно было… христианское? – В голосе Эшли появились нотки осторожности.

– Скорее да, чем нет. Мокша, здешнее крыло мордвы, глубже приняла церковное учение, чем эрзя на востоке. Но кое-что из прежних верований сохранилось. Скажем, что люди созданы из дерева. Поглядите на лес…

Лес, бегущий навстречу, украшенный жёлтыми и алыми пятнами, стал замедляться и темнеть. Машина будто плыла в вязком сыром воздухе.

– В тотемы брали животных – они ярче, с особой внешностью, характером. Могучий медведь, ловкая рысь. Но деревья древнее, они из земли, в ней их корни. Когда мокше дали Библию, там ясно звучало, что растения созданы в третий день творения, раньше людей и зверей. Значит – жрецы и старцы правы, а Христос – Бог. Такова лесная логика. Ваши «тысячи лет» в ней выглядят иначе.

– Эти… новаторы поклонялись дереву?

– Нет. Но они вспомнили, из чего крест. Родство, которое не сбросишь со счетов… может, мокшу с её верой это привлекло. И русским оно не чуждо, взять хоть обычай кумления через берёзовый венок, когда дерево – алтарь.

– Как всё причудливо срослось тут… – протянула Эшли, по-новому глядя на проносящиеся мимо деревья. – Да, это знак. Я напишу своим, когда узнаю больше. Какая восхитительная дикость… Мы – лес, всё – дерево, и крест, и икона, и гроб. Великий Плотник делает из нас, что нужно веку, стул, копьё или посох. О Боже, я вообразила себя ясенем! Я и есть ясень!..

– Вам объяснят этот толк, если доверятся.

Шум вспоминал подробности концепта, сообща придуманного интеллигентами Вирьгаты на кухне, в атмосфере застолья.

Где-то лежат фотокопии тетрадки, куда один участник сходки тезисно записал творческую беседу, а второй тайком отснял, чтобы отправить плёнку куда следует.

И дата, там была дата.

1993 год, расстрел парламента.

Взволнованные, они собрались делиться мнениями – не отрежут ли финансирование Мерецку-10? не сбросят ли на нас бомбу, чтоб не возиться с непонятными и неуместными людьми?..

«Ознакомься, посмейся, забудь, – подал ему фотографии прежний куратор, сдавая дела. – Это забавно, чем там занимаются товарищи учёные, доценты с кандидатами, вместо науки».

– Скоро Кужа, – промолвил Шеховцев, до той поры молчавший.

Шум наблюдал за Эшли – та ладила к куртке шеврон на липучке, чёрный круг с алыми цифрами и буквами «55 yd» [2].

– Теперь можно?.. В Петербурге мне сделали это в подарок, из любезности, но просили не носить, пока я не приеду сюда.

– Рановато. Народ в Куже простой, бесхитростный. Всё необычное их настораживает.

Девушка сняла и убрала шеврон.

– Нас там не любят?

– Вас там не знают. Отказы интернета, телефона они связывают с приходом поездов. Поезд большой, металлический – он мешает антеннам передавать сигнал. Вносит возмущение в магнитные поля. Или притягивает волны, или поглощает. Потом поезд с людьми уходит, и связь восстанавливается.

– Так думают у нас индейцы в резервации.

– Тут все грамотные, со средним образованием. Но мистика, астрология и НЛО у нас тоже популярны. Есть даже канал чудес на ТВ.

– Я использую ещё смолку, чтобы не волновать людей.

– Как хотите. С рабочим поездом из Вирьгаты приедут тамошние, так что эффект всё равно будет.

Лесное тёмное безлюдье по сторонам федеральной трассы раздвинулось, деревья поредели, показались первые домики. Шум ощущал себя защитником цивилизации на боевом посту.

– «Остановить его»… остановить прогресс – то есть лишить нас всего?

– Чего?

– Телефонии, сетей, электроники – того, что создаёт наш мир. Взять хотя бы учёбу – сейчас она немыслима без широкого доступа в инфосферу.

Во взгляде Эшли ему почудилось сострадание.

– Шкаф, в который поставили тысячу книг, не станет профессором, он останется деревяшкой. Виктор писал мне, что у вас люди тоже путают сознание, желание и обладание. Дело не в числе прочитанных текстов, а в голове, которая поймёт их и применит.

– Мы въезжаем.

* * *

Древняя глухая Кужа ничему не удивлялась, она многое видела. Оборотни – медведи, лесные коты, совы. Шаманы, камлания в священных рощах, жертвоприношения. Пересыльный пункт, вагонзаки, потом странные мигранты перестройки – с телевизорами, книгами, детьми, колясками. Их выгружали и вели в пакгауз, под охрану, пока не подойдёт состав из Вирьгаты, а кужане гадали, кого на сей раз гонят в лагеря. Пёстрый, смешанный люд – кто в очках и с бородой, кто в кепке и бушлате, но дети?.. детей-то за что?

С точки зрения местных отдалённая, укрытая в лесах Вирьгата была недобрым местом. В Утомлаге, Утомском лагерном управлении, ИТК предназначались лишь для осуждённых за «особо опасные государственные преступления».

Но вот, националистов с диссидентами всех отпустили, а кто поступил им взамен?

Была надежда, что вновь появятся рабочие места, как встарь, когда половина мужчин-кужан трудилась в исправительных колониях. Так и стало. Подняли старые списки, по домам пошли вербовщики.

В Мерецке-10 ожили лаборатории, цеха – только оборудование им завозили старое, б/у или с консервации. Ясно, в стране беда, где взять новое… С нанятых строго требовали – сначала снять и сдать электронные часы, потом – не брать мобил, цифровых камер, диктофонов. Секретность, знамо дело! Оно тут завсегда так.

Однако этим, в Рысьем городке, мало было московских зарплат и снабжения. Они торговлей занялись, хотя охранка их коммерции не одобряла. Так или сяк, но товар в Вирьгату шёл, то грузовиками, то вагонами.

Дошло до того, что Мерецк-10 будто взял шефство над Кужей! Стали раздавать бесплатно книги – в школу, библиотеки, Дом культуры, дом престарелых, – но с условием, чтобы читатели не пользовались мобильниками. Это было нетрудно исполнить, потому что в посёлке нормально работали только линейная связь РЖД и проводной телефон.

Они же подарили железнодорожной станции компьютер своего изготовления, интегрированный с АСУ «Экспресс» – здоровенный, но работавший без сбоев, даже когда в вокзал молния ударила. Он один не замирал с приходом экранирующих поездов. Вот что значит «У нас есть ТАКИЕ приборы! Но мы вам о них не расскажем» [3].

Когда к вокзалу подрулила рязанская «девятка», на первом пути уже стоял поезд «Кужа-Утомская – Вирьгата», и грузчики перекидывали сетчатые мешки с книгами из грузового фургона в прицепной товарный вагон с надписью «Срочный возврат. Ст.Вирьгата КБШ. Собственник Минздрав РФ».

– Глушит, – в передышке достав смартфон, седоусый грузчик убедился, что связи нет. – Это мачта, какими раньше «Голос Америки» глушили. Говорю тебе, тут в лесах что-то есть. Система Харп, чтоб шаровые молнии в Америку метать.

– Харп не тут, – возразил младший, – а где Сура в Волгу впадает.

– Много ты в военной тайне понимаешь. А я в ПВО служил при маршале Устинове, давал подписку.

Рядом в тоске похаживали взад-вперёд сотрудники конторы на три буквы по Мордовии, ожидая рязанских коллег.

Где-то можно сидеть в офисе, пить кофе, кушать круассаны, через веб-камеры отслеживать события, слушать симфонию Андрона, где вся Россия звучит в унисон. Но тут всё через дырку от бублика. Чёрные экраны, мёртвые планшеты, угасшие матрицы. Поднимайся из мягкого кресла в Саранске и дуй сквозь сентябрь, два часа за рулём, чтобы топтаться на перроне.

И дождь заморосил.

Наконец, один не выдержал и подошёл к Вите, в одиноком ожидании стоявшему у пассажирского вагона:

– Виктор, может быть, всё-таки пожуёте?

– У меня гастрит. От грибов. Свинушки непросолёные были, тяжёлые.

– Ну хоть в вагон зайдите.

«Экранируйся, чёрт упрямый!»

Правда, не факт, что корпус простого вагона его заслонит. Нужен вагонзак с глухой стенкой, решётками…

– Зачем вы свинухи собирали?.. есть грузди, те вкусней и лучше.

– Грузди у нас экспортный товар. Чтобы было на что книги покупать.

– Но это с расформированных библиотечных фондов. По цене макулатуры или даром.

– А доставка? а погрузка-выгрузка?

– Для чего они вообще…

– Оцифруем и в ферритовую память. Одни разоряют, а мы сохраняем.

«Маньяки старья!»

И вот подкатила «девятка» с рязанским номером.

Шеховцев был в штатском, пистолет в оперативной кобуре под курткой не заметен. Оглядел платформу при подъезде, потом после остановки, третий раз уже выйдя. Обстановка спокойная. Кивнул Шуму – «Выходите». Двое у вагона – свои, грузчики не в счёт, но идти надо так, чтобы при случае сразу закрыть гостью.

Инструкция предписывала в первую очередь защищать Эшли Вудард, даже если Олег Шум рядом бьётся в крови с оторванной ногой. Потому что Шумов академия производит сотни в год, вытёсывая из любых поленьев классных особистов, словно фабрика «Папа Карло & Столяр Джузеппе», а Эшли родятся случайным образом по особому Господнему соизволению, и заменить их некем.

Впрочем, при явной угрозе захвата полагалось уничтожить её по принципу «Так не доставайся же ты никому».

– Вот он. Я вижу его, – с какой-то дрожью в голосе заговорила Эшли и ускорила шаги. Плавно, но сильно Шеховцев задержал её за рукав:

– Please walk beside me. I'm responsible for your safety [4].

– Хорошо… хорошо… но поймите, я столько проехала, чтобы с ним встретиться. Он мой добрый ангел.

Шеховцев ещё раз осмотрелся, убедился, что вокруг тихо, и лишь тогда отпустил девушку. Но держался так, чтобы быть между ней и привокзальной улицей.

Если Шум всё изложил верно, то при волнении, да ещё при первой встрече действие круговых феноменов суммируется с расширением, и любая мало-мальски сложная техника в радиусе вылетит на ноль. Но есть оптика, которая этому не подчиняется.

– Добро пожаловать, Олег Максимович, – неприязненно приветствовал куратора старший саранчанин. – Ваш человек зря нервничает, тут всё проверено.

– Да всё у вас нормально, только ваши подопечные пасутся у меня.

– Ну, вы нашли, чем ответить. Огромное спасибо, только иностранки нам и не хватало.

– Не моя идея. Они сами придумали, а мы – эскорт.

– Скажете тоже!..

– Смотрите, – понизив голос, Шум указал глазами на грузчиков у фургона. Седоусый как раз поднёс смартфон к уху и с широкой улыбкой громко заговорил:

– Алё! алё, Танюш!.. да чего-то сеть дурила, а сейчас её расклинило! Я в Куже, разгружаемся, до вечера вернёмся!

Саранский тотчас схватился за свой телефон.

– Быть не может. Что это?

Витя и Эшли даже не прикасались друг другу, просто близко стояли и она, борясь с растерянностью, чтобы не замолчать от смущения, быстро читала ему из растрёпанного, мятого блокнота:

– «К востоку и югу от реки Мокши тянутся огромные леса, в которых обитает народ мордва, имеющий особый язык и подчиняющийся государю московскому. По одним сведениям, они идолопоклонники…» [5] Это точно здесь? Я в мордве?

– В самой что ни на есть. Тут много чудесного, я всё тебе расскажу. Смотри, у провожатых что-то происходит.

Дождевая туча отползла под ветром, вокзал и поезд залило косым, с оранжевым оттенком, светом солнца. Стало ярко и чётко видно лица особистов – встревоженные, напряжённые; все они звонили, говорили, быстро шевеля губами, голоса их едва доносились.

– Они поняли, – ответила Эшли.

– Пора бы догадаться, сколько лет зарплату получают.

– Мне рассказали, что у вас опробуют гармонизацию людей с помощью бота федерального масштаба, через акустические интерфейсы. Наверное, чтобы получить тот же эффект…

– Тут другое. Симфония, общее одинаковое настроение. Сейчас он услышит, что они взбудоражены и… вот, началось!

И точно – Андрон из подмосковного бункера, недоступного для зла, уловил, что тесная компания в мордовской Куже с волнением скороговоркой докладывает по закрытым каналам, и решил унять их оптом, запев умиротворяющим женским голосом, разрушающим чары служебного рвения:

Hо есть на свете ветер перемен,

Он прилетит, прогнав ветра измен,

Развеет он, когда придёт пора,

Ветра разлук, обид ветра [6].

– Да чтоб тебя!.. – взорвался грузчик, охваченный за компанию.

– Отключись, проклятый, – сквозь зубы шипел старший, пальцем по экрану пробуя выдавить Андрона вон.

– Вроде вы в нацпроект не вошли ещё?.. – удивился Шум.

– А установить уже велели!.. И тут ваши мачты рязанские – вон, излучатель в Пичкиряево, достаёт сюда с покрытием…

– Эшли, у тебя есть булавка? – шёпотом спросил Витя.

– Конечно, а зачем она тебе?

– Чтобы эта идиллия кончилась. Не люблю Андрона.

– Не надо себя колоть!

– А как я ещё расстроюсь? что мне, подраться с ними?.. Я против насилия.

Круг, не видимый никому, плеснул и ударил по всем устройствам в радиусе.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Шум, пожимая Вите руку на прощание. – Это было красиво.

– Главное, вы успели о своих догадках доложить.

– Увы, это по команде не воспроизведёшь. Так что открытие напрасное.

– Разве?.. по-моему, вполне годное. Когда-то же надо понять, что если людям хорошо, то и всем вокруг тоже. Даже без унисона.

– Я это в рапорте не отражу.

– Весной я вернусь. Дел невпроворот. Обещаю зря не беспокоить.

Шум отмахнулся с досадой, не находя слов. Лыко да мочало, начинай сначала!..

Тепловоз зарычал, взметнул сизый султан дизельного дыма, состав лязгнул буферами и потянулся из Кужи на север, туда, где в дебрях мордвы хранился странный город с рысью на гербе, с девизом «Неподвластный».

Там стояли статуи Ленина и Кирова (последнего купили в Пензе, от кувалды сберегли), старомодные дома, там на медсанчасти во весь фасад алел плакат «Здоровье народа – богатство страны», на администрации – «Славься, Отечество наше свободное». Жестяные буквы «Ударный труд – Родине» на крыше цеха за время демократии проржавели и многие упали, их накрыли брезентом и восстанавливали. А вот реклама – партийные лозунги капитализма, – как-то не прижилась. Ни микрокредитов, ни потрясающих скидок, ни выпученных от восторга глаз, ни разинутых ртов. Ни Андрона из каждого утюга. Новоприбывшие переселенцы иногда терялись – где мы?.. тут можно без страха говорить то, что думаешь?..

И в честь каждого сажали деревце. Так повелось. За тридцать лет уже аллеи выросли, скверы и парк.

В городе стало на одного жителя больше.

* * *

[1] мощнейшая за историю наблюдений геомагнитная буря 1859 года

[2] 55 ярдов

[3] Манго-Манго «Аквалангисты», стихи Андрея Гордеева

[4] (англ.) Пожалуйста, иди рядом со мной. Я отвечаю за твою безопасность.

[5] Сигизмунд фон Герберштейн «Записки о Московии», 1549 г.

[6] стихи Наума Олева