Дерево

На холме между долиной пахарей и старым лесом росло дерево. Это было необычное дерево — южная вишня очень редкого сорта. Похожая на дуб массивным стволом и на иву своей развесистой серебристой кроной, для местных лесов и садов она стала настоящей диковинкой. А кроме того — стояла вишня на холме одна-одинешенька и потому бросалась в глаза всякому проходящему под холмом путнику. Но так уж сложилось, что росла она здесь уже около восьмидесяти лет. Местные жители долины и старого леса давно привыкли к ней и не обращали на нее особого внимания. Все они проходили мимо, толком даже головы не поворачивая в сторону прекрасного дерева. Все, кроме одного эльфа.

Светловолосый лучник частенько наведывался к холму, чтобы полюбоваться вишней. Иногда он подходил близко, но чаще смотрел издали — стоял недвижимо на лесной окраине и, уставившись на пышную крону, хранил скорбное молчание. Эльф делал это из года в год. Неизменно один и неизменно с тем же полным сожаления выражением лица. Но вот однажды, возвращаясь с охоты, он заметил у холма человеческого парнишку. Тот лежал, растянувшись под деревом, и с умиленной улыбкой глазел на прекрасное дерево.

Поначалу эльф не придал значения появлению человека. Но паренек продолжил навещать вишню — появлялся на холме минимум раз в неделю — то с корзинкой ягод, то с дудочкой. Один раз и вовсе притащил с собой визгливую собачонку и принялся играть с ней у корней дерева… Эльфа это удивляло, но он не вмешивался и не делал пареньку замечаний, даже когда тот приходил на заветный холм с кульком пирожков и беспардонно чавкал, укрытый тенью заветной кроны. Иногда парень умудрялся спать там, на холме, и, в конце концов, эльф решил пообщаться с этим странным беззаботным человеческим юнцом. Все же представители людской расы редко отличались утонченностью поведения, но еще реже они проявляли интерес к истории эльфийских героев.

— Вижу, тебе нравится отдыхать под Древом Лоры, — заговорил эльф, объявившись на пути паренька летним вечером, на закате, когда тот уже собирался спуститься с холма. — Приятно знать, что остались еще люди, почитающие великую эльфийскую воительницу.

Паренек удивленно уставился на эльфа. Видимо, он нечасто общался с представителями остроухой расы, хотя и жил с ними по соседству.

— Великая воительница? — произнес парнишка с недоумением. — Прости, лесной брат, я не знаю ни про какую Лору.

— Это дерево посажено в ее честь, — эльф обернулся на вишню, — разве не потому ты приходишь сюда, что по-своему чтишь память моей покойной сестры?

— Сестры? — с еще большим удивлением переспросил паренек. Странный вопрос лесного жителя окончательно выбил юношу из колеи.

— Моя покойная сестра Лора — она же Лоуридриэль, — лучница и мечница, что сражалась под этим холмом с полчищами орков двести лет назад, — невозмутимо пояснил эльф. — В одиночку она перебила больше сотни воинов Черного Знамени и отвлекла основное войско во время Войны Крови. Благодаря ее подвигу, ваше селение пахарей и наша деревня Лоюн до сих пор существуют.

— О, какая замечательная была у тебя сестра! — тут же восхитился паренек и смущенно улыбнулся. — Прости, лесной брат, но я никогда не слышал о ней. Я сын пастуха и мало понимаю в истории и в великих подвигах, — и видя, что эльф хмурится, поспешно добавил: — А давай ты навестишь наше селение, уверен, мой отец и все соседи очень обрадуются брату великой воительницы. Устроим в ее и твою честь пир горой!

Но эльфа мало интересовали визиты в человеческие поселения и еще меньше людские пиршества.

— Благодарю, но я откажусь, — сухо ответил он. А затем так же сухо поинтересовался: — Зачем же ты приходишь к этому дереву, если не для того, чтобы вспомнить о великой воительнице?

Парень пожал плечами.

— Просто мне нравится тут. Нравится этот холм и эта вишня…

— Но если тебе нравится вишня, то ты должен знать про Лору, — не унимался эльф. — Это дерево было посажено в ее честь.

— Прости, пожалуйста, но я правда про нее не знал, — продолжил извиняться паренек и снова принялся лепетать что-то про визит в деревню.

— Выходит, ты не умеешь читать? — полюбопытствовал эльф, пропуская мимо острых ушей очередное приглашение.

— Почему это? — обиженно переспросил парнишка. — Я умею. В нашем селении все умеют.

— Тогда, как же ты мог не знать, что дерево на холме посажено в честь Лоры-воительницы? Тут же написано.

Паренек снова не понял, о чем толкует эльф. Тогда тот взял его за руку и отвел назад на холм, и там на его глазах нашел среди высокой травы памятный камень — кусок светлого гранита, усеянный орнаментами и надписями на трех языках, включая человеческий. Камень стоял в нескольких метрах от ствола вишни и на нем в самом деле было сказано что-то про великую Лоуридриэль.

— Спасибо, лесной брат, — паренек прочел вслух надпись. — Никогда не замечал этот булыжник.

— Как его можно было не заметить? На самом видном месте стоит, — недовольно проворчал эльф, и еще более недовольно добавил: — И это не булыжник. Это — памятник.

— Ну вот я не заметил его, — парень смущенно улыбнулся во все веснушчатое лицо, — теперь буду знать про памятник…

— Ты же несколько месяцев уже приходишь на этот холм, — не унимался эльф, поражаясь человеческой недалекости. — Зачем тогда торчишь здесь и глазеешь на дерево? Возле долины пахарей полно холмов и полно деревьев, что гораздо ближе к твоему дому. Почему приходишь именно сюда?

Паренек развел руками.

— Да просто мне нравится именно это дерево.

— Чем же?

— Ну, у него широкий ствол, могучие ветви, — задумчиво воззрившись на вишню, принялся перечислять парень, — малютки сойки себе гнездо свили вон там. За ними здорово наблюдать…

— Это же все ерунда, — покачал головой эльф, — все, что ты перечисляешь есть почти на каждом другом дереве.

— А еще это дерево раз в двадцать зим цветет большущими алыми цветами, — подытожил паренек, — потрясающее зрелище!

Эльф скользнул по нему оценивающим взглядом.

— А тебе самому сколько?

— Пятнадцать.

— Значит, ты не мог видеть его цветения.

— А я и не видел, — удрученно признался сын пастуха, — но надеюсь увидеть когда-нибудь. А пока я верю рассказам старших из нашей деревни.

— Я старше всех в твоей деревне, — важно произнес эльф, — и могу тебя заверить — цветет эта вишня так себе. Ничего необычного. Дворовые яблони и те симпатичнее. Так что, молодой человек, ты только время здесь зря тратишь — витаешь в собственных иллюзиях и фантазиях. Кроме того, что эта вишня посажена в честь моей сестры Лоры она ничем больше не примечательна. Так что, раз уж до великой воительницы тебе нет дела, мой тебе совет — найди себе дерево поинтересней, раз уж так любишь глазеть на ветки и поселившихся на них птиц.

Паренек непонимающе уставился на эльфа и поначалу не знал даже, что ответить. Оскорблять представителей лесного народа словом или делом было строжайше запрещено, да и его отец с матерью выучили сына быть вежливым. Однако ничего не сказать в ответ сын пастуха просто не мог. Поэтому попросту спросил:

— Лесной брат, ты хочешь, чтобы я покинул этот холм? Может быть, я тебя чем-то обидел?

— Нет, совершенно ничем ты меня не обидел, — качнул головой эльф. — И я не вправе просить тебя покинуть этот холм. Здесь нейтральная территория. Гуляй себе на здоровье, раз так нравится.

— Тогда почему тебя так задевает, что мне приглянулось это дерево?

— Потому что тот, кто привез сюда росток этой вишни — избранник сердца великой Лоры-воительницы, ныне почивший — взрастил его с душой. Он вкладывал эмоции и мысли в это дерево. И он хотел, чтобы дерево вечно несло память о его любимой. Смотреть на него с другими мыслями просто неправильно. Да, собственно, в этой вишне и нет ничего такого, что заслуживает внимания. Ничего, кроме памяти о моей сестре.

Голос эльфа умолк, и холм на некоторое время погрузился в привычное для себя спокойствие: только щебет птиц, дыхание ветра в древесных листьях, да стрекотание цикад. Но вскоре тишину развеял вздох человеческого паренька, в голове которого встрепенулись мысли.

Юноша подумал, что живая сойка в гнезде гораздо интереснее дохлой эльфийки, будь та хоть триста раз какой-то там воительницей. И что сажать деревья в глуши в память о погибших возлюбленных или сестрах — это вообще глупость полнейшая, потому что всем вообще-то наплевать. А этот эльфийский старпер, который прекрасно понимает, что спустя двести лет всем точно плевать, небось, пристал к нему просто из вредности. И раз уж он, несмотря на родство с этой Лорой-как-ее-там, не вправе запретить ему, простому сыну пастуха, приходить на холм и любоваться деревом, то лучше бы он не выделывался тут, а сидел бы в своем лесу и грибы собирал на какой-нибудь лысой опушке…

Но сын пастуха был очень воспитанным юношей. Поэтому, взвесив все как следует, натянул на веснушчатую физиономию улыбку и очень учтиво произнес:

— Прости мою недалекость, лесной брат. В следующий раз, когда я приду на этот холм и стану любоваться деревом, я непременно буду думать только про твою уважаемую сестру.

Конечно, паренек не знал, что эльфы, прожившие более двух сотен лет, умеют читать мысли...

— Да уж, не сомневаюсь, — раздраженно проворчал эльф, прекрасно уловивший истинные мысли юноши.

Сам же он подумал, что иного отношения и ожидать не следовало от глупого человеческого юнца. И что он сам дурак раз, увидев этого парнишку, посмел предположить, что тот смотрит на дерево с правильными мыслями и понимает суть — зачем это дерево растет здесь.

На этом лесной лучник и сын пастуха друг с другом распрощались и разошлись, оставив холм и дерево позади в лучах заходящего солнца.

Когда последний солнечный лучик исчез, и на долину опустились сумерки, в небе над холмом показались два призрака-эльфа, уже какое-то время наблюдавшие за беседой на холме. Настроение у обоих было приподнятое.

— Твой брат не меняется, дорогая моя Лора, — широко улыбнувшись, молвил призрак-мужчина. — Это в его стиле — пытаться показать всем, что он умнее других.

— О, да, — согласилась давно почившая воительница Лоуридриэль. — И самое страшное — бедный мой братишка Эльс такой с самого детства. Вечно со всеми спорит и вечно учит других, как жить и как им думать. А меж тем, сам несмышленый глупыш. Вообразил нелепицу и верит в нее.

Призрак-муж прекрасной Лоры кивнул, соглашаясь с супругой. Ведь ему уж точно было лучше других ведомо, с какой целью он посадил вишню на холме.

— И дураку ведь понятно, — продолжила воительница, — что дерево — символ жизни. Это куда важнее моей скромной персоны. И, конечно же, избранник мой, ты понимал это и посадил вишню здесь, на холме, у подножья которого разворачивалась страшная битва, в знак торжества жизни над смертью. И потому выбрал именно такой сорт, цветущий алыми цветами, чтобы люди и лесной народ видели, как дерево раз в двадцать лет «плачет кровью» по почившим много лет назад воинам. Как жаль, что ни наш народ, ни человеческий, не понимает твоего поступка.

Лора скорбно вздохнула, взирая сверху вниз на вишню и на холм. А ее призрачный муж, помолчав с полминутки, виновато произнес:

— Вообще-то, дорогая, я посадил эту вишню, просто потому что думал, тебя на небе будут радовать ее алые цветы…

— Ты шутишь? Мне никогда не нравился красный цвет.

Под недоуменным взглядом жены призрак-муж постепенно начал растворятся в небе. Тоже стало и с самой Лорой, ведь сумерки быстро прошли, и тонкая завеса, делящая мир живых и мертвых, снова стала плотной, прячущей незримое. Холм погрузился в тишину.

А что до дерева…

Дерево выслушало уже второй за сегодня странный диалог, главным объектом обсуждения которого оно невольно оказалось, улыбнулось незаметно, еле слышно покачало пушистой кроной и продолжило себе расти. Ни в память о ком-то, ни ради символа чего-то. Ни для отдыха кого-то или чьей-то скорби. На все эти людские и эльфийские мелочи ему было откровенно наплевать.