Вечер выдался настолько чудесным, что млел и томился в самом себе, а на скамье вместе с ним млел и томился семилетний мальчишка с выгоревшими в цвет соломы волосами и пронзительно голубыми глазами.
Скамейку у речки Дарг мастерил с Илем. По очереди пилили туповатой ножовкой стволик, копали ямки, трамбовали землю. Перекинули через стойки плоскую жёрдочку. Длинные гвозди забивали камнем. Один, как назло, загнулся, но Иль уверенными ударами, чтобы шляпка штаны не рвала, притопил её в древесине.
Они и радиоуправляемую подводную лодку вместе собирали. Когда на соревнованиях она играючи обошла модели столичных фаворитов, их чуть не дисквалифицировали, – Дарг не раз повторял это слово, чтобы произнести правильно, – потому что судьям показалось, словно невозможно передвигаться в воде со скоростью звука. А если лодка передвигается, значит, жулики. Мол, при сборке вышли за пределы списка разрешённых деталей. Но после бурного разбирательства судьи хлопали громче всех, когда они с Илем плечом к плечу стояли на высокой тумбе, победно краснеющей цифрой «один».
Речка заходилась ласковыми бликами. То тут, то там по её поверхности расходились круги. По берегу у самых рогулек для удочек деловито расхаживала трясогузка, безбоязненно поглядывала на Дарга и пакет у его ног. В нём лежало несколько отборных картофелин среднего размера. Там же пара спичечных коробков, но в одном из них крупная серая соль. Можно было б и самому уже развести костёр, заготовить жарких углей, только не было в этом удовольствия. Совсем иной коленкор, когда с другом. И вкусней, и веселей, и даже благодатней как-то. А Иль такой друг, с которым и молчание радостно.
Иль появился, браво насвистывая, со стороны огородов не один. Целая компания, босая, штанины закатаны до колен, чумазые, голосистые.
- Дарг! – ещё издали вскинул приветственно руку друг. И побежал, прижимая к груди бумажный кулёк в густых фиолетовых пятнах. Ясное дело – ежевики с изгороди Степан Степаныча надрал. – Держи. Прикинь, еле ноги сделали. Как высунулся из окна, как заорал, жмот лысый. Мы ж снаружи брали.
- А давай, мы из неё компот сделаем? С дымком, – предложил Дарг. – У меня и кружка железная есть.
- Давай.
За хлопотами и не заметили, как подошли старшие ребята с носатым заводилой Птахом. Он сплюнул прямо в занявшийся костерок. Полюбовался на то, как слюна на серой веточке запузырилась, зашипела. Не вынимая рук из карманов просторных штанов, прошёлся к берегу через притихшую ребятню. Со скучающим видом снова сплюнул уже в воду. Повернулся.
- Да вы чего, пацаны? Я ж не кусаюсь. Давайте ещё веток соберём!
И мальчишки расслабились, снова загалдели: делились планами мести вредному Степанычу, который ходил по домам, жаловался на них инспектору, придумывая небылицы; хвастали и спорили, кто бежал быстрей от живой, ежевичной изгороди. И костер получился хороший, высокий. Но Птах сидел на скамье с выражением смертной скуки, пока его губы не дрогнули в улыбке.
- Значит так, пацаны. Устроим махач. Но по всем правилам: родакам ни слова, за камни-палки не хвататься. Уяснили? – Он довольно оглядел вновь притихшую ребятню, выбирая жертв. Ткнул пальцем в Дарга с Илем. – Ты и ты. До первой крови.
Иль растерянно посмотрел на ставшего угрюмым Дарга, что встал, чуть склонив голову.
- Я не буду.
- Тебя не спрашивают, - отрезал Птах, не сводя угрожающего взгляда с Иля, который медленно поднялся с корточек. – Если мужик, бей. А если не мужик…
Многозначительная пауза, подвешенная Птахом, означала многое. И от того, что оно не прозвучало, это многое казалось жутким до рези в животе.
Кулак Иля пришёлся в щеку, но Дарг вздрогнул не от боли, которой даже не почувствовал. Он какое-то время смотрел перед собой, словно не замечая друга, не слыша заливистого смеха Птаха. А рука с кружкой медленно опускалась, и под ноги сыпались нежные ягоды.
Дарг пошёл, глядя сразу на всё и ни на что вокруг одновременно. До него доносилось глумливое улюлюканье и протяжно покаянный крик Иля, что звал его, но всё это было как бы понарошку, ненастоящим. Он шёл, а с неба сыпались чёрные хлопья, покрывая верхушки деревьев, крыши домов, землю. Дарг шёл, пока чёрный снег не покрыл весь мир. Остановившись в кромешной мгле, он испуганно и тихо прошептал:
- Мама.