Есть особая философия в том, чтобы рыться в помойке. Не в помойке как метафоре жизненного краха, а в самой что ни на есть настоящей, пахнущей прокисшим борщом и тлением. Здесь всё честно. Здесь не врут. Пакет с испорченными огурцами — он и есть пакет с испорченными огурцами. Не предатель, не лицемер, не бывшая жена. Просто огурцы, которым пора на свалку. В этом есть своя, я вам скажу, первозданная чистота.
Меня зовут Саня. И я, если хотите, философ из помойки. Моя кафедра — этот чёрный, липкий бак у старого кирпичного дома. Моя аудитория — вечно голодные коты с горящими в темноте глазами. А диссертацию я защитил три года назад, когда моя собственная жизнь аккуратно разложила меня по пакетам и выбросила на мороз.
До этого был завод. Станок. Травма — глупый, случайный щелчок механизма, который отнял два года в больницах и оставил мою спину скрипучей, негнущейся конструкцией. А потом — возвращение. Дверь моей же квартиры открыл незнакомый мужик. В моём же халате. За его спиной стояла Люда. Моя Люда. Её глаза были пусты, а губы сложились в тонкую, брезгливую ниточку.
«Уходи, калека, — сказала она. — Ты нам не нужен».
За её спиной мелькнуло маленькое пятнышко в розовой пижамке — Аришка. Моя Аришка. Она смотрела на меня большими, испуганными глазами. Это был последний щелчок. Последний механизм, который добил меня.
Так что не надо мне рассказывать про несправедливость. Я с ней на «ты». Мы старые друзья.
В тот вечер я особенно усердствовал, роясь в поисках чего-то съедобного. Ветер срывал с крыш мокрый снег и швырял его мне за воротник. Я уже почти откопал приличную, лишь слегка заплесневелую булку, как вдруг свет фар разрезал сумерки.
Чёрный Бентли. Длинный, как корабль, блестящий, как слеза наркобарона. Он подъехал так тихо, что даже коты насторожились. Машина такого калибра в нашем районе — это как инопланетянин на сельской дискотеке. Явление из другого измерения.
Дверь открылась. Из неё выплыл мужчина в костюме, который стоил, наверное, больше, чем все содержимое всех помойок в округе. Обувь — зеркало. Галстук — идеальный узел. В руках — кожаная папка, тонкая и изящная, как намёк.
Он подошёл ко мне, не морщась. Не это меня удивило. Меня удивило то, что в его глазах не было ни брезгливости, ни высокомерия. Был холодный, деловой интерес. Как энтомолог, нашедший редкий вид жука.
— Александр? — голос у него был бархатный, глубокий. Таким говорят дикторы в рекламе.
— Саня, — поправил я, сжимая в кармане кулак. — Здесь все зовут меня Саня. А ты кто?
— Давайте просто скажем, что я представляю некие интересы, — он едва улыбнулся. — У меня к вам деловое предложение.
Я фыркнул. От этого в воздухе повисло облачко пара.
—Что, на органы? Сорри, братан, тут всё просрочено. Печень просит не беспокоить, почки на пенсии.
— Нет, — он не смутился. — Не на органы. На жизнь. Другую жизнь.
Он щёлкнул застёжкой папки и достал несколько фотографий. Поднес их мне. Я увидел виллу. Не дом — дворец, белоснежный, с колоннами. Бассейн, в котором вода сливалась с бирюзой океана. А в бассейне — девушка. Очень молодая, очень гибкая, очень… голая. У неё были длинные каштановые волосы и смеющиеся глаза.
— Это будет ваша вилла. Ваш бассейн. Ваша… спутница, — он произнёс это слово так, будто предлагал выбрать модель автомобиля. — Богатство. Власть. Всё, о чём вы только можете мечтать. Всё, чего вас лишили.
Во рту у меня стало горько. Не от зависти. От нахлынувших воспоминаний. Люда. Ариша. Заводская проходная. Больничная палата.
— Пошёл ты, — выдохнул я, отвернувшись к мусорному баку. — Игрушки для мажоров. Мне моя философия дороже.
Но он не ушёл. Он стал говорить. Говорить тем самым сладким, медовым голосом, описывая детали. Не просто машины, а целый гараж раритетов. Не просто деньги, а возможность купить всё что угодно. Даже уважение. Даже страх. Он говорил о том, как я буду просыпаться на шёлковых простынях, как буду смотреть на мир с высоты своего пентхауса, как люди будут заглядывать мне в глаза в поисках одобрения.
И в этом потоке сказочной жизни, почти вскользь, он произнёс ключевую фразу:
— …и чтобы вы легче вжились в новую роль, вам предстоит выполнить десять заданий. Нечто вроде… вводного курса.
Что-то во мне дрогнуло. Не жадность.
Что-то более тёмное и давно похороненное. Обида. Яростная, пожирающая обида на весь этот несправедливый мир. На Люду. На того мужика в моём халате. На директора завода. На врачей. На всех, кто от меня отвернулся.
А что, собственно, терять? Совесть? Её тут, на помойке, быстро приватизируют крысы. Жизнь? Та, что есть, и жизнью-то назвать сложно.
Я повернулся к нему. В его глазах читалась уверенность победителя. Он знал, что крючок зашел.
— Ладно, — сипло сказал я. — Где тут расписаться, Крез проклятый?
Он протянул мне папку и дорогую перьевую ручку. В документе был один лист с каким-то лаконичным текстом мелким шрифтом. Я даже не стал вчитываться. Ткнул ручкой в строку для подписи, оставив жирную закорючку. Философский автограф.
— Поздравляю с началом нового пути, Александр, — он убрал папку, кивнул и развернулся к своей сияющей ладье.
Я снова отвернулся к баку, сгорбившись. Авантюра. Бред. Сейчас он сядет и уедет, а я так и останусь здесь, с моей булкой и философией. В душе бушевало странное чувство — смесь стыда, дикого ожидания и полной опустошённости.
И тут раздался щелчок.
Не дверцы машины. Тот самый, фотоаппаратный, металлический щелчок затвора. Прямо у меня за спиной.
Я обернулся.
И увидел ствол пистолета с длинным, уродливым глушителем. Он был направлен мне прямо в лоб. В глазах человека в костюме по-прежнему не было ни злобы, ни эмоций. Только та самая деловая целесообразность.
Я не успел ничего подумать. Не успел даже испугаться.
Вспышка. Удар.
Не боль. Просто абсолютная, всепоглощающая тьма.
---
А потом было солнце. Тёплое, ласковое, щекочущее веко. Я лежал на чём-то мягком и невероятно удобном. Слышал плеск воды. Пахло… дорогим кремом для загара и морем.
Я открыл глаза.
Над головой простирался огромный стеклянный купол. Сквозь него лился солнечный свет. Я лежал на шезлонге у бассейна, застеленного бирюзовой мозаикой. Вода в нём искрилась, как шампанское.
А в воде, спиной ко мне, плавала та самая девушка с фотографии. Длинные каштановые волосы раскинулись по воде, обнажая стройную спину и… да, она была совершенно голой. Солнце играло на её влажной коже.
Я сел. На мне были только дорогие плавки. Я потрогал свою грудь. Молодую, подтянутую, без следов былой худобы и боли. Я провёл рукой по лицу. Черты те же, мои, но кожа гладкая, без морщин и щетины. Будто мне снова двадцать пять.
В кармане просторных шорт что-то завибрировало.
Я медленно, как во сне, достал тонкий, холодный смартфон. На экране горело уведомление.
«Задание 1: Наслаждайтесь жизнью. Потратьте сегодня не менее 5 миллионов рублей , можно больше,исключительно на свои удовольствия. Еда, выпивка, женщины — что угодно. Но только на себя. Никакой благотворительности. Следующее задание получите через 24 часа. В случае невыполнения будут серьёзные последствия».
Я поднял глаза. Девушка в бассейне перевернулась на спину, улыбнулась мне ослепительной, ничего не знающей улыбкой и поманила пальцем.
А я сидел и смотрел на свои молодые, сильные руки, которые всего пять минут назад копались в мусоре. И тихо, про себя, прошептал:
— Вот же чёрт.