Дети Росы

Адам редко ходил в церковь. Только ради матери: посмотреть, как она прячет глаза, когда его ведут к пастору за наказанием. Её вера всегда была сильнее его упрямства, но с годами даже её надежда на спасение сына таяла.

— Твой брат хотя бы не крал, — с отвращением прошептала она, не отрывая взгляда от голограммы Земли Обетованной, развернувшейся над кафедрой. — Ты – ничтожество.

Он отвернулся и уткнулся носом в ворот серого комбинезона с логотипом звездолета “Надежда", стараясь не вдыхать запах ладана вперемешку с едкой гарью машинного масла.

― ... Пойди из земли твоей… в землю, которую Я укажу тебе. Аминь. — закончил проповедь отец Патрик, андроид в длинной рясе с эмблемой креста в окружении звезд.

— Аминь, — повторил хор голосов.

— А теперь к новостям... — пастор выдержал паузу и тяжело вздохнул. — Вчера Адам Гейт украл фрукты из оранжереи.

Сотни ртов загудели, головы обернулись, осуждающие глаза уставились на Адама.

— Адам, не мне тебе говорить, как тяжело выращивать свежие плоды. Но ты и сам знал, верно?

Адам украдкой бросил взгляд на мать. Она стояла, ссутулившись, губы едва двигались. «Опять молится», — раздраженно подумал Адам.

— Я вынужден назначить тебе наказание, — металлический голос отца Патрика звучал притворно-успокаивающе. Так уговаривают расшалившегося ребенка. — Учитывая, что это далеко не первый случай... Я подниму дозу Росы до трех кубиков.

Народ заахал; кто-то за спиной Адама положил ладонь ему на плечо. Он резко сбросил её, не оборачиваясь. Выступил вперед. Толпа расступилась – прямо как река Иордан в иллюстрациях к сорокалетним мытарствам евреев. Некоторые уходили, уводя детей, другие ждали зрелища. Пусть подавятся.

Адам сам подошел к кафедре, вздернул подбородок, глядя на Землю Обетованную. Идеальная пастораль, как в его детских снах: трава переливается изумрудом, в листьях деревьев прячутся огоньки апельсинов, в лазурном небе кружат небольшие зверьки с крыльями. Он попытался вспомнить слово. Кажется, «птицы».

— Мальчик мой, — механически улыбнулся отец Патрик. — Исповедуйся.

Адам подавил желание столкнуть это чучело с трибуны и смыться. В конце концов, его мать все еще стояла в зале, и он закончит это шоу ради нее.

— Иди к черту, — процедил Адам пастору. — Делай гребаный укол и проваливай.

Священник медленно покачал головой, не сводя окуляров с Адама.

— Прошло девять лет, восемь месяцев и тринадцать дней с твоей первой инъекции, — тихо сказал он. — Твоё поведение неразумно. В конце концов, Роса тебя доконает. А я останусь здесь, проповедовать грядущим поколениям, пока мы не найдем Землю Обетованную.

Изо рта Адама вырвался саркастический смешок. Триста лет хаотичных скачков по гиперпространству. Ни следа Земли.

К ним подошел алтарник — дед Василий, прислуживающий в церкви. Он повязал на руку пастора алую ленту: символ карающей руки.

— Я не могу заставить тебя верить, — продолжал Патрик. — Ты должен прийти к этому сам. Но независимо от веры… Красть пищу – это грех и преступление.

Металлическая рука дернулась так быстро, что Адам даже не уловил движения, и сжала его запястье мертвой хваткой.

— Возрадуюсь боли, ибо через нее познаю искупление, — громко продекларировал отец Патрик, медленно поднимая руку Адама над головой.

Толпа замерла. Две руки — андроида и человека — коснулись нижней части голограммы и окрасились зелеными всполохами. В полной тишине рука священника щелкнула, словно выстрел, выпуская несколько игл в запястье Адама. Несмотря на то что тот был готов, он вскрикнул и обвис. Вены вспыхнули огнём, словно его кровь превратилась в жидкий кварц. На секунду в памяти вспыхнул образ брата, стоявшего на этом же месте десять лет назад, с улыбкой и пляшущими в глазах бесами.

Патрик разжал пальцы. Адам нашел глазами мать: она смотрела на него с привычной смесью жалости и осуждения. Затем развернулась и быстро вышла из зала. Ему тоже нужно было спешить: оставалось несколько минут, пока Роса не подействует, активируя болевые рецепторы. Три кубика… Каких-то шесть часов чистой боли.

***

Пашка был на два года старше его, и ему уже полагалась отдельная каюта. Она сияла стерильной чистотой, на столе аккуратными стопками были сложены микросхемы, в стаканчиках торчали отвертки. На кровати лежала настоящая напечатанная книга — руководство по конфигурации навигационных систем.

Когда к нему завалился Адам, Пашка копался в кишках дрона. Вскинул голову, откинул с лица рыжую челку и скривился:

— Адам! Ты чего такой потный? Ради Бога, только не говори, что опять Росой ширнулся!

— Дай у тебя отлежаться, — прохрипел Адам. — Не хочу домой.

Пашка закатил глаза и кивнул на кровать.

— Что на этот раз?

— Апельсины стырил, — ответил Адам, трясущейся рукой убирая книгу на пол и тяжело заваливаясь на матрас.

— Ты же их терпеть не можешь, — хмыкнул Пашка. — Зачем?

— Степка их любил. Вчера ему исполнилось бы двадцать семь.

Пашка откинулся на стуле, задумчиво прикусил кончик отвертки.

— Адам, уже почти десять лет прошло, — тихо напомнил Пашка. — Пора бы уже отпустить. Держаться за живых.

— К черту живых, — огрызнулся Адам. — Послушно делают все, что им говорит дроид. Религиозные фанатики. Послушные бараны.

— Я тоже из них, — сухо сказал Пашка. — Я верю, что когда-нибудь мы вернёмся на Землю.

Адам натужно рассмеялся.

— Ты же умный, Пашка. Перечитал кучу книг по навигации. Но до сих пор… веришь… в сказки, — последние слова дались с трудом. Глаза обильно слезились. Говорят, потому эту дрянь и прозвали Росой. Он выгнулся, как под током.

— Ничего не сказки, — насупился Пашка. — Наши предки не смогли восстановить данные после взрыва сверхновой, но мы составляем новые карты. Нам просто вообще не суждено было достичь колонии. Таков замысел Божий: он дает нам понять, что наш рай — на Земле, а не в космосе, и ведет нас обратно.

Адам не слушал — этот религиозный бред цитировала ему мать с момента его рождения. Он закрыл глаза. Вдруг ему показалось, что его тело стало легким, и он парит в грозовом небе над выжженной пустыней. Штормовой ветер приносит запах гнили и серы. На песке, до самого горизонта, навалены трупы. Они смотрят застывшими глазами в небо, как будто на него.

Его выдернуло обратно в тело. Боль прошла по мышцам ледяными иглами, он застонал. Последнее, что он запомнил — сочувственное лицо Пашки и его руки, сложенные в молитве.

***

Туман рассеивался, сменяясь мигренью. Адам медленно сел на кровати, едва не задев Пашку, свернувшегося на полу под курткой.

— Паш… — тихо позвал Адам.

— Очухался? — пробормотал тот, не открывая глаз. — Давай теперь, выметайся. Я спать хочу. Ты вопил, как резаный.

Адам пригладил влажные волосы, вставшие торчком, словно чёрные шипы.

— Посмотрел бы, как ты не вопишь, — хмыкнул он. — Говорят, на Земле преступников просто где-то запирают.

— Мы и так заперты в звездолете, — резонно заметил Пашка. — А плотская боль дарует искупление. Говорят, через Росу ты можешь услышать Бога.

— Угу. То-то вокруг — прямо толпы желающих с ним так говорить, — пробормотал Адам. — Ты это… прости за то, что я нес под Росой.

Пашка повернулся и посмотрел ему в глаза.

— Забудь. Я тоже лишнего сказал. Про твоего брата.

Адам покачал головой.

— Я вел себя, как мудак. Я вообще не парюсь, что ты верующий. Просто… Брат из-за церкви и...

— Да помню я, — не дал ему закончить Пашка. — Он одержим был этой своей идеей. Что церковь знает, где Земля, но скрывает.

Адам передернул плечами, стряхивая напряжение с мышц.

— Я иногда думаю, может это они его убрали. Что он все-таки раскопал что-то.

— Чушь, — фыркнул Пашка. — Люди часто строят всякие теории заговора. Церковь — не убийцы, они наша опора. Мы бы все друг друга перегрызли, если бы не пастор. Даже твой брат это не отрицал.

— А зачем он тогда выпилился? Вообще на него не похоже! Он был упертый. Биологом стать хотел...

— Бог его знает, Адам. Столько лет прошло. Ты был ребёнком, не все замечал. Может, он просто сломался. Он же, вроде, записал предсмертное видео?

— Фигня это! — вспыхнул Адам. — Церковь наверняка подчистила ролик. Даже я мог бы смонтировать.

Пашка недоверчиво поджал губы и поднялся.

— Короче, нам на учебу через несколько часов. Завари себе кашу, я попробую отоспаться.

***

Учебные комнаты для выпускников технических специальностей находились на третьем уровне. За длинными столами сидели будущие электрики, программисты, механики. Между рядами бесшумно прохаживались дроиды-учительницы, облаченные в церковные туники.

Адам по привычке плюхнулся на заднюю парту, вытащил нео-бук с разбитым экраном.

Одна из учительниц остановилась рядом.

— Доброе утро, Адам. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — буркнул он.

На экране нео-бука всплыло окно задания, все в красных пометках и цифрой «1» внизу. Учительница наклонилась ближе.

— Я хотела обсудить результаты последнего теста, — мягко сказала она. — Адам… Я тебе не верю.

— Че? — не понял Адам.

— Видишь ли, ошибки в задании не от неправильных расчетов. Точнее, каждый ответ с удивительной точностью отличается от правильного на 666.

— И кому бы понадобилось тратить время на такую ерунду? — ухмыльнулся Адам.

— Я тебя понимаю, — она сомкнула ладони в молитвенном жесте. — Трудные отношения с матерью, потеря брата…

Адам скривился, словно набрал полный рот лимонного сока, но учительница спокойно продолжала:

— Мы с отцом Патриком обсуждали твой случай. У нас есть предложение. Если выполнишь финальные тесты на «отлично», он проведет тебя в рубку.

Адам вскинул голову, недоверчиво взглянул в безжизненные окуляры.

— Зачем?

— Ты слишком увлекаешься домыслами. Лучше один раз увидеть, чем всю жизнь тратить на иллюзии.

Адам помедлил, затем молча кивнул.

«Ну вот и все, — брезгливо подумал он. — Показали конфетку, и ты послушно присоединишься к остальному стаду.»

***

С того дня оценки Адама стали лучшими в классе. Зато во всём остальном его словно прорвало. Он влазил в каждую драку, ломал инвентарь, крал. Однажды он перепрошил учебного дрона, и тот весь урок твердил псалмы задом наперёд. Когда созревал новый урожай апельсинов, он пробирался в оранжерею и срывал плоды, только чтобы размазать их по стене. В этих “протестах” было что-то детское и бессмысленное, но от этого становилось легче.

А потом неизменно приходила Роса. Полуживой, он корчился у Пашки на койке. Тот сидел рядом, а по утрам отпаивал его горьким синтетическим кофе. За семь месяцев они сроднились, как братья.

На выпускной Адам не пошел. Мать получила за него сертификат и вручила дома, сопроводив это пафосной хвалой Богу.

— Может быть, именно ты найдешь Землю Обетованную, — прошептала она, сжимая его руку. — Это и будет твое искупление.

Через несколько дней после выпуска к нему, как и обещал, пришел отец Патрик. У Адама перехватило дыхание, но он спокойно выпрямился и спросил:

— Можно Пашка со мной?

Пастор кивнул.

Мысли путались и спорили друг с другом, пока он мчался к Пашкиной каюте. Он был уверен, что именно там, в рубке, откроются все секреты. А может, Пашка даже сумеет разобраться, как перенастроить навигацию! Он ворвался к Пашке, едва переводя дыхание, и выдохнул с порога:

— Идёшь со мной.

Пашка поднял голову от стола. Секунду он молчал, будто боялся поверить. В его глазах мелькнуло что-то больше похожее на голод, чем на радость. Он медленно встал, отодвигая стул, перекрестился, и нерешительно двинулся следом.

Отец Патрик шел впереди. На верхних уровнях всё было иначе: гул двигателей и шум жилых отсеков сменился тяжелой тишиной. Им не встретился ни один человек, только редкие дроны-стражи с символикой церкви. Они поворачивали головы следом за ними, и от этого по спине пробегал липкий холод.

Наконец впереди показалась гермодверь. Патрик приложил ладонь к сенсору, и створка мягко ушла в стену. За ней открылась рубка — компактное помещение полукруглой формы, стены которого были утыканы панелями и дисплеями. В центре располагались пустые кресла с фиксирующими ремнями.

— Где экипаж? — растерянно спросил Адам.

Пашка шумно выдохнул.

— Не тот вопрос… — прошептал он. — Это что, Луна?

Дрожащей рукой он указал на панорамный иллюминатор. Прямо перед ними раскинулось небесное тело, покрытое огромными кратерами и темными пятнами.

— Совершенно верно, — спокойно сказал Патрик.

Адам дернулся, как от удара.

— Я так и знал! — зло выкрикнул он. — Зачем вы держите нас взаперти? Почему мы не садимся на Землю, если мы ее нашли?

Окуляры Патрика неподвижно смотрели через стекло.

— Мы ее и не теряли. Не в прямом смысле.

Он махнул рукой, и стекло потемнело. В центре зала вспыхнула голограмма: знакомый райский сад, цветы, солнце. Вдруг небо окрасилось огненными всполохами. Земля разлеталась комьями, деревья горели. Люди в форме бежали по выжженной земле, рядом разрывались снаряды. Впереди расцвел огненный гриб. Голограмма вспыхнула ослепляющим белым светом и исчезла. В окне снова проступил лунный ландшафт.

Пашка затряс головой, будто пытаясь разогнать наваждение.

— Это неправда…

— К сожалению, сейчас дела обстоят даже хуже, — сказал Патрик. — Поверхность малопригодна для жизни. Колонизация Марса провалилась. Мы вынуждены были вернуться и обосноваться на орбите Земли. Мои системы просчитали этот вариант как наиболее оптимальный. Я просто защищаю нашу общину.

— Должен же был кто-то выжить, — прошептал Адам. — Мы должны попробовать выйти на связь, отправить поисковую группу…

Патрик тихо рассмеялся.

— Ну конечно, есть анклавы. Мы держим с ними связь. Даже торгуем.

— Что? — Пашка покачнулся и осел на пол. — Я не понимаю…

Патрик положил руку ему на плечо.

— Скоро всё поймёшь. Я вас оставлю.

Пастор развернулся и вышел. Обзорное стекло снова потемнело, и на нем возник прямоугольник видеосвязи. С него смотрел болезненно худой черноволосый мужчина с неровной щетиной, в поношенном комбинезоне. За его спиной стоял ряд прозрачных запотевших контейнеров, в которых угадывались распухшие зелёные пласты.

— Адам… — произнес он. Его голос сорвался. — Привет, брат.

Адам оцепенел.

— Не может быть… — Его охватила крупная дрожь. — Степа?

— Не узнал? — вымученно улыбнулся тот. — Ты тоже здорово изменился.

Адам медленно подошел к экрану.

— Какого черта! Где ты?

— Адам, я… Я думал, что тут лучше. Что на Земле — настоящая свобода, — по лицу Степана пробежала тень. — Тут ад, брат. Мы живем в бетонных норах. Еды почти нет, воды тоже. Люди не дотягивают до тридцати.

— Что ты несешь, придурок! — Адам сжал кулаки, сдерживая слезы. — Мы с мамой плакали над твоей урной!

— Я был идиотом, — покачал головой Степан. — Если бы я мог вернуться…

— Ну так возвращайся!

Повисло молчание.

— Я не могу, — наконец произнёс Степан. — На корабле строгая квота. Беженцев принимают, только когда освобождается место. Даже если корабль опустеет, передо мной в очереди тысячи.

Сзади послышались шаги — Пашка подошел ближе.

— Адам, нужно всем рассказать, — выдохнул он. — Они должны узнать правду.

— Не вздумайте, — отрезал Степан. — Представляете, сколько идиотов захотят на Землю? У нас и так ресурсов нет! А они больше не смогут вернуться. Пострадают все, и ваши, и наши.

Ноги Адама стали ватными.

— Я иногда вижу настоящую Землю, — тихо сказал он. — Не ту, идеальную, а после взрывов.

Степан натянуто усмехнулся.

— Роса, да? Она может стимулировать воспоминания. Ты был со мной в этой рубке, совсем маленьким. Патрик показывал мне ту же голограмму, как тебе сейчас. — он замялся, отвел взгляд. — Брат, не нарывайся там, ладно? Не хочу, чтобы тебе ее кололи.

— Тебе-то какое дело? — огрызнулся Адам.

Лицо Степана окаменело.

— Мы делаем ее тут, в моем анклаве… — он кивнул назад, за плечо. — Из водорослевых ферм и переработанного биомусора.

Адам судорожно вздохнул, и слезы хлынули ручьем.

— Какие фермы… Какой, нахрен, биомусор… — Адам не узнал свой голос. — Они ее тут даже детям вкалывают! Ты знаешь, что она делает? Видел, как ребёнок орёт, пока его корежит?

Степан прикрыл глаза.

— Видел, — спокойно сказал он. — И видел, как ребёнок умирает от инфекции потому, что фильтр забит. У нас либо ваша боль, либо наша смерть. Мы выбираем торговать болью. Потому что так можно выжить ещё неделю. Ещё месяц.

Он помолчал.

— Слушай… Мне пора. Я тогда принял неправильное решение. Надеюсь, твое будет лучше.

Экран моргнул и погас. Адам и Пашка остались стоять перед огромной панорамой луны. Валуны в белом свете отбрасывали длинные контрастные тени, будто прорезанные ножом.

Дверь распахнулась, и в рубку вернулся Патрик.

— Я все расскажу остальным! — закричал Пашка. — Пусть люди сами решают, остаться или уйти!

— Думаете, никто не догадывается? — усмехнулся Патрик. — Не замечают беженцев, не спрашивают, как производят Росу? Мы никого не держим. Если кто-то хочет уйти — мы даже предоставим шаттл. Но большинство не задают вопросов. А те, кто знает правду, редко предпочитают выживание в радиоактивной пустыне безопасности и комфорту на корабле.

— Зачем тогда этот цирк с Землёй Обетованной? — едва слышно спросил Адам.

— Людям нужна цель, — пожал плечами Патрик. — Общая идея. С момента введения доктрины индекс счастья вырос почти в три раза. Подумайте, будет ли кому-то лучше от того знания, которое вы только что получили.

Он вышел из рубки, и Адам на чужих ногах поплелся за ним. Следом тащился Пашка, бормоча что-то себе под нос.

Эпилог

— Сегодня год с того дня, как ты видел брата, — голос отца Патрика звучал заботливо и тепло. — Точно не хочешь пропустить проповедь?

— Нет, — покачал головой Адам. — Придет Павел, я хочу попробовать с ним поговорить.

Патрик ободряюще сжал его плечо и вышел. Адам причесал волосы и натянул тунику алтарника.

В церковном зале стоял гам. Он прошел мимо матери, та улыбнулась и помахала ему. Он ответил тем же.

Отец Патрик уже начал проповедь, и нежные зеленые переливы голограммы отражались на его корпусе. Адам встал по правую руку, втянул полной грудью запах ладана.

— А теперь неприятные новости, — произнес Патрик, закончив проповедь. — Павел Лыков уничтожил весь урожай апельсинов. Павел, прошу, подойди.

Павла вел один из андроидов. Он упирался, но смотрел прямо на Адама, дерзко и гордо.

— Павел, я хотел сказать… — с неожиданным хрипом сказал Адам.

— Нашёл своё место у алтаря? — перебил Павел. — Щенок на поводке.

Он обернулся к толпе и закричал:

— Они вам врут! Земля рядом, мы можем сесть!

Отец Патрик вздохнул.

— Все, кто желает обсудить эти фантазии, могут подойти ко мне или Адаму. Но это не повод лишать общину пищи.

Адам, не поднимая глаз, обвязал руку Патрика красной лентой. Пальцы не слушались.

— Даже в глаза не посмотришь? — прошипел Павел.

Адам бросил на него быстрый взгляд. Колючая, хищная улыбка осталась перед глазами.

— Мы не вправе взвалить это на людей, — пробормотал Адам. — Ты знаешь последствия. Половина решит идти прямо сейчас. Они погибнут. Или застрянут там, как Степан.

— Это не тебе решать. Люди должны знать правду, — прорычал Пашка.

— Правда не всегда благодетель…

Раздался сухой щелчок, и Адам вздрогнул всем телом. Запястье в местах уколов заныло, словно это его, а не Павла, держала холодная рука дроида. Он так и не поднял глаз, слушая удаляющиеся шаги Павла.

Когда зал опустел, к нему подошла мать.

— Ты хорошо справился, — сказала она и, словно награду, протянула ему апельсин. — Возьми, сын. Так приятно видеть тебя рядом с отцом Патриком.

Он взял фрукт. Шершавый, с мягкой кожурой.

— Мам, — выдохнул он. — Если бы ты могла уйти отсюда… куда угодно… ты бы ушла?

Она рассмеялась — звонко, почти по-детски. Такой счастливой он не видел ее много лет.

— Зачем? Если уходить, то только туда, где лучше. В рай.

Она ушла, а он остался стоять, сжимая апельсин. Кожура треснула, сок потёк по пальцам — липкий, сладкий, как в детстве. Запах был приторно-сладким, дразнящим.

Раздавленный плод шлёпнулся к ногам. Адам опустил липкую руку в карман и нащупал ампулы.

“Интересно, сколько боли нужно, чтобы стереть вину?” — отстраненно подумал он. Это было не важно. Он уже не помнил ночей без Росы. Может, если не придет искупление, то он хотя бы подарит брату еще немного времени — за лишние закупки. Стеклянные ампулы холодили ладонь, и он перебирал их, как четки.

Запах апельсинов стал удушающим. Пожалуй, сегодня он вколет себе пять кубиков.