Дети Зимы

Дети холодной зимы

***

Они перебрались в охотничий домик в ноябре, когда грязь и облетевшую листву засыпал снег. Они – мама, садовник дядька Григорий, кухарка Глаша, пёс-спаниель Маркиз и Николя.

Николя любил бывать в охотничьем домике. Они жили в нём летом, месяц или два. Но зимой? Нет, зимой он никогда здесь не бывал.

Полянку с деревянными зверями и качелями быстро занесло снегом по самое не раскопать. А ещё было очень скучно. Летом в охотничий домик вместе с Николя приезжали два кузена. Они играли, дурачились, было весело. Кругом зеленел лес и щебетали птицы. А сейчас? Куда ни глянь – снег и лес, лес и снег… И никого… Только они – мама, дядька Григорий, Глаша, Маркиз и Николя…

Прошло уже два месяца. Минули новогодние праздники. И хоть дядька Григорий поставил в гостиной ёлку, а мама и Глаша украсили её, ощущения праздника всё равно не возникло. Николя, конечно же, загадал желание, но оно не спешило исполняться. Глаша сказала, что нужно запастись терпением. Николя считал иначе – нужно просто очень-очень верить и желание непременно исполнится.

Днём он гулял возле дома с Маркизом, после обеда читал книги, учил уроки и французский язык, играл на фортепиано (о, как он ненавидел клавиши, но мама была непреклонна, и даже в охотничьем домике нашлось место для этого музыкального инструмента). Вечером он ещё больше скучал и смотрел в окно. Это стало его ежевечерним ритуалом – смотреть в окно и скучать, скучать и мечтать…

Так было и сегодня. Николя стоял у окна и глядел в окно. Там за окном скрипел морозец. Деревья стояли заиндевелые, хмурые. Николя вздыхал – поскорей бы приехал папа. Уж, с кем-с-кем, а с папой ему не будет скучно. Но папа приедет не скоро – Николя это знал. Папа ушёл на войну… Кровавую, чёрную войну – так говорил дядька Григорий, качая седой головой. Войну, где ожили мертвяки.

Тикали часы в комнате, тихо похрапывала за стеной Глаша. Пора было и Николя ложится спать. Наверно, он так и сделал бы, но его внимание привлекло нечто или некто за окном. Сначала, Николя подумал, что показалось, что это просто тень от дерева, причуды ночи. Он даже протёр глаза и ещё раз посмотрел. Но она, действительно, стояла у самой кромки леса. Она – девочка лет десяти, примерно его ровесница. Он хлопнул ладошками по стеклу. Девочка глянула на него и широко улыбнулась. В темноте её зубки ярко сверкнули. Девочка поманила рукой, а потом развернулась и убежала в лес.

У Николя зашлось сердце в груди то ли от радости, то от неожиданности, он выскочил в коридор и настойчиво забарабанил в дверь комнаты мамы.

— Мама, мама!!!

Дверь скрипнула и приоткрылась, и на пороге возникла сонная и испуганная мама.

— Что случилось, Николя?

— Там-там, — Николя потянул её за руку, в свою комнату, к своему окну, — Смотри! Она там!

Николя сбивчиво рассказал, что видел около леса девочку. Мама долго глядела в окно. Минуту или, быть может, даже две. А потом нахмурилась:

— Сейчас не время для шуток, Николя. Ты же знаешь, там никого нет и не может быть…

— Но, мама!

— Я оценила твой юмор, Николя. Но давно пора спать. Там никого нет… — в голосе мамы послышались звенящие, недовольные нотки.

Николя насупился. Ведь он же видел, ему не могло показаться – ведь он не какой-нибудь малыш-фантазёр, а взрослый мальчик. Там у леса стояла самая настоящая девочка. Он попытался ещё раз убедить в своей правоте маму. Но она ему опять не поверила. В последнее время она вообще была сама не своя, почти не улыбалась, часто грустила.

— Спокойной ночи, Николя… — голос мамы смягчился, она поцеловала его в макушку, взъерошила и так непослушные курчавые вихры, — завтра мы придумаем какую-нибудь новую игру, чтобы тебе не было так скучно. Ложись спать.

Николя подумал, что на утро мама вряд ли вспомнит о своём обещании придумать новую игру, будет слишком занята или же у неё вовсе будет плохое настроение, что бывало очень часто.

— Хорошо, — он вздохнул и послушно лёг в постель, про себя решив, что завтра утром непременно проверит была ли на самом деле девочка. Ведь должны остаться следы, если, конечно же, не пойдёт снег и всё не заметёт. Не могло же ему привидеться? Или могло…

Николя долго ещё не мог уснуть. Всё лежал и думал. Кто эта девочка и откуда она взялась в этих отдалённых местах. Ведь как сказал Григорий — в охотничьем домике они будут в безопасности, ни один мертвяк не подступится. А дороги сюда никто не знает. Или знает? Может, всё же кто-то приехал ночью? Завтра Николя непременно это проверит.

Утром он проснулся поздно. Около десяти. За окном уже расползся серый рассвет. Николя быстро позавтракал и помчался гулять.

За ночь сильно подморозило. Изо рта вырывались клубы пара. Нос покалывало так, что пришлось его спрятать, натянув повыше шарф.

— Хорош морозец! Да, Николя? — окрикнул дядька Григорий, колющий дрова.

Приятно пахло смолой и древесиной.

— Ага.

— Лютая зима в этом году, — в который раз сказал дядька Григорий, переводя дух и утирая пот со лба.

Николя согласился. Зима, и правда, выдалась морозная.

— Не уходи далеко, Николя.

— Я тут у леска поиграю… с горки покатаюсь.

— Хорошо. Я в дом. Передохну немного.

— Я с горки покатаюсь, — повторил Николя.

Горку они сделали с Григорием ещё в начале зимы. Николя почти каждый день катался с неё. Но на сегодня у него были другие планы. Озираясь назад, он побрёл в лесок.

***

Николя шёл по широкой тропке, по которой возил дрова дядька Григорий. Шумели над головой высокие сосны и ели. Каркали вороны. Николя осторожно ступал по хрустящему снегу, готовый в любой момент, в случае опасности, дать дёру. Мало ли что – зверья в лесу полно, да и вдруг (тьфу-тьфу) мертвяк встретится.

Но Николя встретил только белку. Она уставилась на него блестящими маленькими глазками и замерла на ветке. Николя состроил ей рожицу. Белка зацокала зубками, нисколько его не испугавшись. И тут ему в спину что-то прилетело.

Николя едва не подпрыгнул от неожиданности. Обернулся. На снегу лежала крупная еловая шишка. Николя огляделся. Никого. Только белка. Он погрозил ей кулаком – наверняка, есть ещё одна, та, что запустила в него шишку.

Послышался приглушённый смешок – будто кто-то прикрыл рот варежкой, чтобы не расхохотаться в голос. Белки так смеяться не могли.

— Кто здесь? — прошептал Николя.

Ещё раз осмотрелся. Деревья и снег. Снег и деревья. Неужто, показалось?

Он хотел уже возвращаться домой – ни к чему лишний раз испытывать судьбу. Но, приглядевшись, заметил среди деревьев фигурку и ахнул – девчонка!

Николя медленно подошёл ближе. Неудивительно, что он сразу её не разглядел. На девочке была белая шубка до колен и белые валеночки. Белоснежные кудрявые волосы до плеч, белое-белое личико, синеватые губки и бледно-голубые большие глаза. Девочка почти сливалась со снегом столь белая она была.

Снегурка что ли? Только припозднившаяся. Наверно, вчера он видел именно её. И как забрела в эти края? Снегурка…

Девочка словно прочитав его мысли, мотнула головой. Не Снегурка значит. Тогда кто же?

— Кто ты? — нарочито громко спросил Николя, дабы показать, что нисколько не боится.

Девочка улыбнулась, но ничего не ответила. Только бледно-голубые глаза на миг сверкнули. Уж, не мертвяк ли девчонка? Мысль больно ужалила. Стало не по себе. Тревога заскреблась кошкой на душе. Заныло всё внутри от предчувствия грядущего страшного.

— Кто ты? — ещё раз спросил Николя. Только на этот раз голос дрогнул и прозвучал очень уж пискляво, совсем как у тщедушной малявки. Николя почувствовал, как внутри всё холодеет, покрывается коркой льда. Кишки стянулись в тугой узел, вдоль позвоночника пробежалась колючая дрожь (не та, что от холода, а та, что от ужаса). Наверно, и он сам побледнел, стал белее снега.

Но девочка бросила в него шишкой и неожиданно залилась звонким, как колокольчик смехом. Настолько заливистым, что в голове зазвенело.

— Поиграй со мной!

— Поиграть? — опешил Николя.

— Поиграй! Тебе же скучно… и мне скучно…

И девочка бросила в него ещё одну шишку, показала алый язычок и побежала прочь. Николя потоптался секунду-другую и бросился догонять девочку. Догнал быстро, по крайней мере, ему так показалось. Схватил за рукав шубки. Сквозь рукавицу обожгло ледяными иголками руку. Николя аж в сугроб упал.

Девочка нависла над ним – белая, пугающая своей странностью, не такая, как другие дети. Николя казалось, что от неё тянет холодом. Потихоньку у него начали неметь кончики пальцев на руках и ногах.

— Вставай, чего разлёгся, околеешь ещё… — девочка протянула ему руку и одним рывком помогла встать на ноги.

Сильная девочка всё-таки. И не обжигающе-холодная, как ему вначале почудилось. Николя внимательнее посмотрел на неё. Какой же она мертвяк? Отнюдь. Да, белокожая и беловолосая. Но девочка, живая девочка. Николя пожал плечами и широко улыбнулся ей.

— Николай. Но все зовут меня – Николя, — он протянул руку, — и ты можешь звать меня так…

Девочка не успела пожать руку. Раздались голоса мамы и дядьки Григория, да лай спаниеля Маркиза. Девочка отпрянула.

— Николя!

— Где ты, Николя!

Громко кричали. Где-то совсем рядом уже.

— Не бойся. Это меня ищут, сейчас я тебя с ними познакомлю… — сказал Николя девочке. Хотел взять её за руку, чтобы ей не было так страшно. Вот только девочка исчезла. И как могла так быстро убежать?

Николя испуганно озирался. Снег. Деревья. И никого. Только дятел стучит. Тук-тук-тук.

— Николя!!!

Мама налетела на него, схватила в охапку, расцеловала в раскрасневшиеся от мороза щёки.

— Мама, ты чего… — попробовал вырваться из объятий Николя.

— Как же ты напугал нас, Николя… — ворчал дядька Григорий, — полдня ходим-бродим вокруг. И как забрёл-то сюда… Следы были-были и раз… оборвались… чертовщина… Мы уж думали замёрз, околел, али волки сожрали…

— Обещай, что больше никогда. Никогда не уйдёшь так далеко от дома! — мама наконец-то опустила его на землю.

— Меня же не было всего-ничего…

Мама и дядька Григорий странно посмотрели на него.

И только сейчас Николя заметил, что тропы не видно, что стоит он посреди еловой рощи, в незнакомом месте, куда никогда до этого дня не забредал даже с дядькой Григорием.

Сумерки наползали отовсюду, а Николя казалось, что прошло-то полчаса-час от силы.

— Как это? — изумлённо прошептал он и враз ощутил, что устал и очень голоден.

— Всё, домой пошли скорей, а то вечереет… — засобирался дядька Григорий, вглядываясь в подступающую темноту, и пробормотал себе под ус, — чертовщина какая-то…

***

После этой прогулки Николя приболел. Из носа в тот же вечер потекло, в горле запершило, поднялся жар. Хорошо, что у Глаши были травы, и через пару дней Николя стало полегче. Он встал с постели, смог добраться до окна и долго-долго смотрел, как метёт пурга.

За белой мглой не видно было леса. Николя смотрел и думал. У девочки есть дом в лесу? А если нет, то, как же она одна посреди пурги. Но что-то подсказывало, что всё с девочкой в порядке, что ей нипочём ни пурга, ни мороз. Как жаль, что он так и не успел спросить её имя. Было жутко интересно – как зовут эту странную девочку. Но ничего, когда он поправится, а пурга поутихнет, то непременно узнает и имя, и как она тут оказалась. Хотя, может, она всегда была здесь? Ведь Николя никогда не приезжал в охотничий домик зимой. Папа – да, но не Николя. Однажды он просился, но папа категорично отказался брать его с собой. Николя даже обиделся, но потом быстро забыл.

Пурга продолжалась уже несколько дней. Николя каждый вечер смотрел в окно.

Охотничий домик трещал под натиском стихии. Николя боялся, что порыв ветра снесёт крышу, а они все останутся посреди зимы и холода, и замёрзнут насмерть. Но дядька Григорий, что зашёл проверить его на ночь, уверил его, что домик – крепкий и простоит ещё ни одно столетие.

— Правда? — переспросил недоверчиво Николя.

— А то… Его построил твой прадед и сказал – дом укроет от невзгод в самые трудные, лютые времена, сохранит род. Этот дом – крепость. Не просто же так мы сюда переехали? То-то же… Ложись спать, Николя… — дядька Григорий потрепал его по голове.

Николя лёг в постель.

— А знаешь?

— Что, Николя?

Добрые глаза дядьки Григория пристально смотрели на него. Николя хотел ему рассказать про девочку, выспросить – а вдруг, он знает что-нибудь. Ведь дядьке уже много лет, он видел ребёнком ещё прадеда Николя. Вдруг есть какой-то народ, проживающий в лесах. Или хоть легенда какая.

— Что ты хотел сказать, Николя?

Но Николя осёкся, вспомнив, как отреагировала мама. Она не поверила ему. И дядька Григорий тоже не поверит. Поэтому лучше держать язык за зубами. Во всяком случае, пока…

— Ничего такого… Просто хотел спросить, когда мне будет можно погулять… — пробормотал Николя.

Дядька Григорий пожал плечами. Он не знал, когда закончится пурга. И Николя казалось, что никогда.

— Длинная зима в этом году, лютая… — сказал задумчиво дядька Григорий.

Николя вздохнул и отвернулся к стене. Всю ночь ему снились он сам и девочка. Они бегали вокруг деревьев. Смеялись, дурачились. Вокруг искрился и переливался снег. Повсюду валялись еловые и сосновые шишки. Громко цокала белка. Стучал непрерывно дятел. Водили вокруг деревьев хоровод белые зайцы.

С НАМИ ВЕСЕЛО, НИКОЛЯ!

И Николя заливался смехом, запрокинув голову. Сыпался с неба мелкий снежок. Мягкий, совсем не холодный, будто и снег вовсе, а так – пушок. Бухало сердце в груди, стучала в голове мысль – так не должно быть, не должно. Но Николя гнал её прочь, но мысль настырно возвращалась. Снег – холодный, зайцы – не водят хоровод, что-то здесь – не так.

Огляделся Николя. Не зайцы вовсе водили хоровод, а дети, белые дети в меховых шапочках с торчащими ушками. На белом-белом снегу алела кляксами кровь. Свисали с деревьев обезглавленные человеческие тела. Много тел. Много кровавых клякс.

ЛЮТАЯ ЗИМА, ЛЮТАЯ…

Николя проснулся. Не видно за окном рассвета, скрыла всё пурга. Утробно завывал ветер. Стенал дом.

Помотал головой Николя, гоня остатки дурного сна. Оделся и прошмыгнул на кухню. Там Глаша готовила завтрак. Мурлыкала незамысловатую песенку.

— Что-то ты рано проснулся, Николя.

— Не спится.

Он уселся за стол, подпёр кулаком щёку.

— Почему хмурый такой? — спросила Глаша, наливая ему чай. Потом уселась напротив.

Николя вздохнул. Взял в руки чашку, отхлебнул пару больших глотков.

— Скучно тебе? — допытывалась Глаша. Ей было всего-ничего – восемнадцать лет. Но она всегда обращалась к Николя на ты, иногда даже играла с ним, когда не была сильно занята домашней работой.

Николя опять вздохнул. Скучно. Ещё как скучно.

— Не грусти, Николя. К вечеру пурга уйдёт, и ты сможешь прогуляться. Ведь ты же уже здоров… — попыталась подбодрить его Глаша.

Он даже улыбнулся.

— Слушай, Глаша, — решился Николя, — твою бабку ведьмой считали…

— И что? Мало ли что люди говорят…

— А ты не знаешь? Есть ли какой-нибудь народ холода, что живёт в лесу? Может, что слышала от бабки?

Глаша странно на него посмотрела.

— Я тебя не узнаю, Николя, ты говоришь не как десятилетний мальчик. К чему ты это спрашиваешь?

— Так просто…

Глаша задумалась, уставившись на стену. В её глазах мелькнула нерешительность. Наверно, она думала – рассказать Николя или нет.

— Слышала я однажды сказку от бабки своей. Сказку про детей Зимы. Что выходят они к смертным, когда приходят лютые холода.

— Как сейчас? — перебил Николя.

— Да, как сейчас.

— А для чего они выходят?

— Откуда ж мне знать, Николя? Это же сказка просто. Я и не помню, чем закончилась она. Одно я скажу тебе – никогда, никогда не ходи в лес далеко, иначе быть беде…

Наверно, Глаша передумала рассказывать ему сказку.

— Какой беде?

— Всё, Николя, иди, не мешай мне. Работы много… — отмахнулась от него Глаша.

— И всё же?

— Иди-иди… не мешай…

***

Глаша оказалась права, недаром же она внучка ведьмы, – после полудня пурга стихла. И Николя впервые за несколько дней вышел из дома. Снега намело – не видно даже горку.

Николя топтался на крылечке, не зная, что и делать – дальше идти или в дом возвращаться. Около ног вертелся Маркиз, тявкал, звал погулять, побегать по снежку.

Лёгкий морозец приятно щекотал ноздри. Ветерок взбивал снежную перину. Идти домой Николя не хотелось. Он спустился с крыльца и побрёл по узкой тропке, что прокопал совсем недавно, каких-то полчаса назад, дядька Григорий.

Дойдя до горки, точнее до места, где должна была быть горка, Николя бухнулся в снег. Замахал руками-ногами – сделал снежного ангела. Замер, уставившись в мутно-серое небо. Задумался. И когда весна, наконец-то, наступит? А когда наступит, они вернутся домой или же останутся здесь, в лесной глуши? Разум подсказывал, что останутся.

Вдруг Николя услышал смешок. Знакомый такой смешок, чуть приглушенный. Сердце радостно ёкнуло в груди.

Вскочил Николя на ноги. Огляделся. Так и есть – совсем неподалёку стояла белая девочка.

— Поиграем, Николя? — она широко улыбалась, не спуская с него бледно-голубых глазищ.

И не дожидаясь ответа, девочка упала в снег и сделала снежного ангела. Расхохоталась громко. Николя даже испуганно обернулся – не услышали случаем домашние? Почему-то желание знакомить их с девочкой напрочь отпало. Но мама, дядька Григорий и Глаша были дома и вряд ли слышали дикий хохот белой девочки. Точно, он так до сих пор и не узнал её имя.

Залаял ни с того ни с сего истошно Маркиз и рванул к дому, у крыльца тоскливо посмотрел на Николя – мол, давай со мной в дом, ну её, эту странную белую девочку. Но Николя думал иначе.

— Как тебя зовут? — спросил он, протягивая девочке руку.

Она крепко ухватилась за его руку, потянула на себя. Николя не удержался и упал в снег рядом с девочкой. Она же резво вскочила на ноги и прокричала звонко:

— А вот догонишь меня, скажу.

И рванула с места. Не мог догнать её Николя. Ноги увязали в снегу по самые колени, а то и глубже. А девочке всё не по чём – бежит и ни разу не провалилась в снег. Вот чертовщина-то.

Долго пытался Николя догнать её, но без толку. Взмок весь, устал, как собака. Сам не заметил, как у леса очутился. Замер в нерешительности. Девочка тоже остановилась.

— Не пойду дальше… — прохрипел Николя.

— Что ж так? Боишься?

Ничего не ответил Николя. Развернулся и домой поплёлся.

— Меня Айса зовут! Приходи ко мне играть, Николя! — услышал он, когда был уже у самого дома. Оглянулся – белая девочка махала ему рукой. Айса, значит. Необычное имя. Николя улыбнулся. Завтра он обязательно с ней поиграет и попробует разузнать побольше. Где живёт Айса, есть ли у неё друзья, родные.

Николя вытряхнул снег из валенок, обмёл их веником и тихонько зашёл в дом. Первое, что он услышал – это плач. Плакала мама. Тихонько, но горько-горько плакала. Её утешала Глаша. Краем уха Николя услышал:

— Рано или поздно вам придётся рассказать ему…

Что рассказать? Кому? Уж, не ему ли?

Мама, едва увидев его, спешно вытерла слёзы и натянула счастливую улыбку, от которой Николя передёрнуло. Он решил, что именно он чего-то не знает, чего-то важного. Но расспрашивать не стал. Почувствовал, что это бесполезно.

Остаток дня погряз в рутине. Николя читал, играл на старом фортепиано, ужинал, опять читал, играл с Маркизом, который странно заглядывал ему в глаза, словно укорял в общении с Айсой. И когда часы пробили десять, Николя даже облегчённо выдохнул и поспешил в свою комнату укладываться спать.

Он лежал в кромешной темноте и думал. Думал о загадочной Айсе, о том, что же скрывает от него мама. Думал о том, когда же, наконец-то, наступит весна, не календарная, а настоящая, когда тают снега, пробивается сквозь почву зелень. Интересно, весной они уедут из охотничьего дома или всё же останутся? Теперь хотелось остаться…

Николя уснул. А наутро так и не вспомнил, что ему снилось.

***

Полетели дни. Вот ведь как бывает – то тянется время бесконечно долго, то вмиг пролетает. Николя каждый день выходил гулять, благо погода позволяла. Морозило, но умеренно. Снег валил, но не превращался в колючую пургу.

Иногда Айса уже поджидала его у горки, а иногда её не было. И как бы не желал Николя, она не выходила из леса.

Чаще всего он и Айса просто играли в догонялки или бросались друг в друга снежками. Иногда лепили снеговиков (хорошо, что снег в последние дни был липкий). У Айсы получалось гораздо лучше, чем у него. Потом они, конечно же, разбивали снежные фигуры. Смеялись. Иногда они усаживались прямо на снег, друг напротив друга. Николя рассказывал Айсе о том, как жил в городе, о своих старых друзьях, о том, что давно нет вестей от папы, о том, что бушует в мире кровавая, чёрная война, о том, что поднялись из земли голодные мертвяки. Айса слушала, не перебивала. Потом задавала вопросы. Но никогда она не рассказывала о себе. Николя пробовал расспросить, но Айса либо молчала, либо спешила сменить тему.

Только один раз она случайно (а может, и вовсе не случайно) обмолвилась, что у неё есть братья.

Николя удивлённо приподнял брови – он никак не думал, что у белой девочки есть семья. Он хотел уже спросить, где они, но Айса словно прочитала его мысли:

— Они живут там, в лесу, — она неопределённо махнула рукой и добавила, — очень далеко. Они боятся отходить далеко от дома.

— А ты?

— Я – нет.

— Ты скучаешь по ним? — спросил Николя. Он сам очень скучал по кузенам.

Айса расхохоталась. Николя опешил – он не ожидал от неё такой реакции.

— Нет, я по ним не скучаю! Я часто с ними вижусь, даже слишком.

— Как это? Ты же сказала, что они очень далеко.

— А я быстро бегаю.

— А они, они быстро бегают? — спросил Николя. Он представил много-много белых детишек, водящих хоровод, и ему стало не по себе. Вспомнился жуткий сон, где на деревьях висели обезглавленные тела.

— Быстро… но не так быстро, как я.

— А у вас большой дом?

— Большой.

— Как у меня?

— Нет. Он больше… Это пещера…

— Пещера?

— Да, пещера… Огромная ледяная пещера и мы все там живём.

— А вам не холодно там жить?

— Нам!? Нет, не холодно…

У Николя перехватило дух. Но он всё же спросил:

— А вас много?

— Много.

Начало темнеть. Николя боязливо оглянулся на дом. В окне горел свет от керосиновой лампы.

— Мне домой пора… — сказал он, поднимаясь со снега.

— Поиграй со мной ещё немного.

— Я замёрз. Да и мама скоро искать меня выйдет. Они и так спрашивают, как я так долго могу один играть.

— Завтра придёшь? — глаза Айсы блеснули в подступающей темноте.

— Приду, — пообещал Николя, и, как обещал, пришёл на следующий день. Но Айсы не было.

Прошла неделя. Айса так и не появилась. Николя смотрел на лес и боролся с желанием, пойти поискать её там, среди хвойных великанов. Но каждый раз его что-то останавливало, то ли страх, то ли разум.

Вновь крепчали морозы. Николя редко выходил из дома, часто смотрел в окно, пытаясь разглядеть в сверкающем снегу Айсу.

А потом пропал Маркиз. Выскочил из дома и исчез. Почти до самого вечера его звали Николя и дядька Григорий, но пёс не откликался. Они обыскали весь двор, лесок, но Маркиз словно канул в снегу. Ни следов, ни крови, ничего. Наверно, всё запорошило снегом.

— Может, ещё сам вернётся… — неуверенно предположила Глаша, когда Николя и дядька Григорий, заснеженные и замёрзшие, зашли в дом.

Дядька Григорий покачал головой – не вернётся. Николя тоже так думал. Вздыхал – он был привязан к Маркизу, хоть тот в последнее время и вёл себя странно, почти не совал носа на улицу, а если и ходил, то подвывал в сторону леса, тоскливо так подвывал.

Николя грел руки у камина и смотрел, как пляшут языки пламени. Уже март близился к концу, а холода так и не отступали. Почему? И тут в голове всплыл образ Маркиза, когда его ещё щенком принёс откуда-то отец. Из глаз Николя хлынули слёзы. А ведь он так давно не позволял себе плакать.

***

На следующий день Николя из окна своей комнаты увидел Айсу. Она стояла у кромки леса. Манила рукой, как в тот самый первый раз, а потом ушла в лес. Мгновение-другое он колебался – идти или нет. Но всё же решился.

Он уже наматывал шарф, когда услышал голос мамы:

— Николя, скоро обед.

Она сидела в кресле с книгой в руке. Глаза у мамы были красные и чуть припухшие.

— Я ненадолго.

Мама кивнула и вновь погрузилась в чтение. Зачем она столько читает? Ведь, наверняка, все книги знает наизусть.

Николя выскочил из дома. Растерянно огляделся – лес и снег, снег и лес.

Маленькая, еле заметная фигурка белой девочки, удалялась всё дальше.

— Айса! — крикнул он.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы добежать до леса. И ещё меньше, чтобы догнать Айсу. Она брела не спеша.

— Где ты была всё это время? — спросил Николя. Ему было немного обидно, что она взяла так просто и пропала.

Айса остановилась и пожала плечами.

— Маркиз исчез… — зачем-то сказал Николя, — ты не видела его?

Айса замотала головой. Пожалуй, слишком поспешно и яростно.

— Жаль… Я думал, вдруг тебе он встретился.

— Я не видела его, Николя.

— Я просто спросил…

Дальше шли молча. Айса не пыталась увлечь его играми, а не Николя больше не пытался завести разговор. Но, наконец, всё же не выдержал и спросил:

— Зачем же ты меня позвала, Аиса?

— Я не знаю.

Николя хотел уже повернуть в сторону дома, но его внимание привлекло что-то, висящее на ветке ёлки. Он резко остановился, не веря увиденному.

В глазах защипало от поступающих слёз. Он медленно подошёл к ёлке, встал на цыпочки и снял с ветки кожаный маленький ремешок, служивший Маркизу ошейником. К краям с внутренней стороны ошейника примёрзли клочки чёрной шерсти и корки крови.

Только сейчас Николя заметил, что снег около ёлки в бледно-розовых кляксах. Тревожно заколотилось сердце. Позвоночник лизнул шершавым языком страх. Николя осмотрелся. Снег и лес. Лес и снег. Вроде бы ничего и никого больше. Но это только на первый взгляд. На самом деле – сидели на деревьях белки и вращали чёрными бусинками глаз; дятел стучал по коре «тук-тук-тук»; и окружили со всех сторон зайчики. Только вот это были вовсе не зайчики, а белые дети. В точности такие же, что приснились ему однажды.

У Николя перехватило дыхание. Ноги словно вмёрзли в снег. В мозгу настойчиво билась мысль – проснись, проснись. Николя и рад бы проснуться, вот только – не сон это, не сон. Догадка сверкнула молнией в голове.

— Это мои братья, — подтвердила его догадку Айса. Он и не заметил, как она оказалась совсем рядом.

Морозило всё сильнее. Клубы пара вырывались у Николя изо рта. А вот у Айсы – нет. И как он раньше этого не замечал. Неживая она. Точнее живая, вот только не так, как люди обычные. Не человек она.

А белые дети осмелели и всё ближе к нему подходили. Разевали синюшные рты, так что видны стали длинные тонкие зубы-иглы. Наверняка, острые-острые. Такие вмиг горло перегрызут, а то и вовсе голову откусят.

Оцепенение спало. Николя рванул с места, сжимая в руке ошейник Маркиза. Заходилось сердце в груди, тело колотил озноб.

Айса нагнала его в два прыжка, схватила за рукав пальто.

— Отпусти меня! Отпусти меня! — крикнул он ей в лицо, — почему ты мне всё не рассказала?

— Не рассказала что? Что братья могут до сюда добраться?

— Да… — сглотнул ком в горле Николя.

— А зачем, Николя? Чтобы ты перестал приходить играть? Знаешь, твоя мать тоже многое не говорит тебе!

— Не говорит что?

— Что твой отец умер!

— Он не умер! Прекрати!

— Умер.

— Откуда знать тебе!

— Я многое знаю… Ты спроси у матери, раз не веришь…

Николя оттолкнул Айсу от себя и бросился бежать. Позади заливались смехом маленькие белые мальчишки.

***

Николя ввалился в дом, сжимая в руке ошейник Маркиза. Весь в снегу он встал напротив мамы, которая всё так же сидела в кресле с книгой на коленях. Он хотел кричать, но язык одеревенел и не слушался его. Вместо этого Николя хлюпал носом то ли от того, что пришёл с холода, то ли от слёз, что катились по щекам.

— Что случилось, Николя? — спросила мама. Её губы сжались в тонкие ниточки. Лицо побледнело и стало похоже на маску.

Ошейник выпал из рук Николя. Шмякнулся на мягкий ковёр, кровь от жара камина тут же растаяла и заблестела.

— Почему ты мне не сказала? — еле слышно прошептал Николя.

— Не сказала что?

В ушах звучал смех белых мальчишек. Теперь к нему прибавился тихий смех мамы.

— Что папа умер…

Книга упала с колен мамы, когда она резко встала с кресла. Глаза мамы увлажнились, губы затряслись, она взяла руки Николя в свои.

— Откуда… откуда ты узнал…

— Это правда, мама?

Маска с лица мамы пала. Мама опустилась на колени, прижалась к Николя и зарыдала.

— Прости меня, — шептала она, — я должна была сразу тебе рассказать…

В гостиную прибежали Глаша и дядька Григорий. Они встали около Николя и мамы.

Николя стало жарко, он отпрянул о матери, скинул пальто. Запоздало вспомнил об ошейнике. Поднял его с ковра и протянул дядьке Григорию.

— Где ты его нашёл, Николя? — глухо спросил дядька Григорий, растирая пальцами кровь.

— В лесу… чуть подальше от тропы.

— Я же просила тебя не ходить далеко в лес! — прикрикнула на Николя мама.

И хоть Николя было очень больно и обидно, что ему сразу не сказали про отца, он устал держать в себе тайну. Николя всё рассказал. Рассказал про Айсу, про белых мальчишек.

Дядька Григорий всё больше мрачнел, а когда Николя замолчал, спросил:

— Они уже здесь?

Николя кивнул.

Дядька Григорий схватил ружьё, висящее на стене и порох. Мама достала свой револьвер. Глаша схватила за руку Николя.

— Я сначала думал, что мужики брешут, что никаких ледяных детей нет, — говорил дядька Григорий, вглядываясь в окно.

Уже подступали сумерки.

— Рассказывали, что ледяные разрывали мертвяков. Уж, не союзники ли они нам? — продолжал дядька Григорий, — девочки даже пытались говорить… А потом мальчишки стали нападать на солдат, на жителей, пили кровь, жрали плоть…

— Что ты такое говоришь, дядька, — перебила Глаша, — это же детская сказка!

Дядька Григорий нервно гоготнул.

— Не сказка, Глаша, — сказала мама.

— Я не думал, что они доберутся и до этого домика. Да что уж говорить, я вообще не верил… — дядька Григорий побледнел, — идут…

Николя краем глаза глянул в окно. И даже сквозь подступающую темноту он смог разглядеть белых мальчишек. Целую орду белых мальчишек, оскалившихся в жутких гримасах.

— Надеюсь, что твой прадед был прав, Николя, и дом выдержит, род сохранится… — дядька Григорий приоткрыл окно. Мама заняла позицию у другого окна.

Николя не мог отвести взгляда от орды белых детей. Кажется, среди них мелькнула фигурка Айсы. Они подходили всё ближе и ближе к дому.

И в следующее мгновение грянули выстрелы…

Конец.