Хуан Альварадо де Ла Серна проснулся, рывком сел на постели, встал с кровати и подошел к окну, распахнул створки. Полная луна висела над озером, отражаясь в зеркально-гладкой воде. В полнолуние он всегда спал один. И всегда спал плохо – ему снились волки, дети и женщина с зелеными глазами.
Заканчивалось это всегда одинаково – он просыпался с жуткой головной болью и ощущением потери. Длилось это уже много лет, с тех пор, как он погнался за Роберто Лама.
Это случилось, когда он ехал в Гвенар. Поговаривали, что хорошим стрелкам там всегда найдется работа. Работа нашлась и по дороге – в дневном переходе от Лана он остановился в таверне небольшого городка, который городком можно было назвать лишь из-за убогонькой ратуши и маленькой церквушки.
Хуан едва успел доесть похлебку и взялся за хлеб, сыр и холодное мясо, когда в таверну вошли двое мужчин и женщина. Женщина рыдала взахлеб, мужчины, старик и похожий на него юнец пытались ее хоть как-то успокоить. Оба мужчины были вооружены, но это было оружие горожан – видавшие виды мечи, какие не куют уже лет сто. Де Ла Серна заметил кровь на платье женщины, поудобнее передвинул кинжал на поясе. Происходящее ему не особо нравилось. Мужчины усадили женщину на скамью, пытаясь добиться от нее внятного ответа. Горожане окружили их и наемник расслабился – это, похоже, проблемы горожан, которые они решат сами. Он долил себе вина из кувшина и отхлебнул. Вино, молодое, дешевое до неприличия, оказалось неплохим. Он задумался и не сразу понял, что «добрый господин», к которому кто-то обращается – это он сам.
- Добрый господин… - перед ним стоял старик, один из тех, кто привел женщину. – Соседей этой женщины убили разбойники. Мы собираемся поймать их и зовем всех, кто может помочь. Вы пойдете с нами?
Он хотел было послать старика в пекло. А потом вдруг кивнул и поднялся из-за стола.
- Красавица – обратился он к подавальщице, невзрачной, печальной девице. – Пригляди за моим вином, я б хотел его допить, когда вернусь.
Девушка закивала – за вино и еду он уже заплатил, отмахнувшись от принесенных медяков. Хотя, быть может, ей просто польстило, что ее назвали красавицей.
- Меня зовут Луиджи Агра. Это мой внук, Сержио. – старик явно обрадовался, что теперь их хотя бы трое. Впрочем, к ним примкнули и пятеро горожан, вооружившихся чем попало. Самым грозным выглядел вертлявый крестьянин с вилами. Старик оглядел свое воинство и, заметно припадая на ногу, повел их по улицам городка. Идти было недалеко и вскоре они пришли к стоявшему на отшибе домику на берегу реки. Сушившиеся сети и убогая лодочка, десяток сновавших возле дома кур – вот и все хозяйство.
- Матушка Эджи говорит, будто видела тут молодца, похожего на Роберто Лама. – сказал старик, вынимая из ножен меч. – Но сперва его не признала, пока уж поздно не стало.
Хуан на всякий случай тоже вытащил оружие – северный тесак, трофей, доставшийся ему на одной из войн, к которому он привык. Достаточно короткий для драки в тесноте и достаточно маневренный, чтобы был, хоть какой-то шанс против шпаги. Впрочем, оружие было уже не нужно – живых в доме не оказалось.
- Теперь-то старейшины назначат за его голову награду. – сказал Луиджи, когда они вышли из домика. Старик и Хуан, привычные к крови и виду резни с некоторым сочувствием смотрели на Сержио, согнувшегося в приступе рвоты. – Я давно говорил, что с Лама надо что-то делать, но они все боялись… Вот только кто за ним пойдет? Да он еще и не один, его не раз видали с братьями Кватрокки. А ополченцы разбегутся едва дойдет до драки.
- И много заплатят? – поинтересовался Хуан.
- Вряд ли. Городок не богат, да и много ли стоят жизни бедняков? – Луиджи покачал головой.
- Бедняков немного. – Хуан убрал тесак в ножны. – Подожди немного, он возьмется за кого побогаче. Впрочем, после этого, я б за него много денег не взял.
Он махнул рукой в сторону дома.
- А за так? – поинтересовался Луиджи. – Просто из человеческого отношения к добрым альбам?
- Я наемник, а не человек. – Хуан ухмыльнулся. – Но если уговоришь старейшин на три золотых, я принесу вам его голову. Просто из хорошего отношения к добрым альбам и плохого к плохим. Меньше – просто неприлично. Охотники за головами снимут мне башку, если узнают.
Луиджи задумался ненадолго, посмотрел на домик, на блюющего Серджио и кивнул.
- Даже если соберут меньше, я покрою разницу из своих.
- Хорошо. Спешить мне особо некуда, так что я задержусь. Расскажешь, где мне стоит искать этого Роберто Лама и как мне его узнать?
Роберто, насильник, убийца и вор, действительно был не один, с ним было двое подельников, но хороший лук и правильное место для засады позволяют решать и не такие проблемы. В ближний бой против троих Хуан вряд ли полез бы, но такого шанса он Роберто давать не собирался.
Лама, похоже, совершенно потерявший страх, по словам местных наведывался к мельничихе, которую слухи представляли то ведьмой, то шлюхой, то все вместе. На тропинке, ведущей к ее мельнице, Хуан и решил подождать разбойника в старых хельвских руинах. Слухи не обманули – почти сразу же, как стемнело, он услышал стук копыт и, глянув из-за обломка стены, увидел троих всадников. Слухи не обманули и в том, что Лама носил идиотскую шляпу, утыканную перьями словно хвост петуха. Сопровождавшие его бандиты, которых старый Луиджи назвал братьями Кваттроки, обошлись широкими беретами.
Подельников Хуан решил застрелить первыми. Лама по его мнению не заслуживал легкой смерти, по крайней мере после того, что сотворил с приютившими его рыбаком и его семьей.
Это было ошибкой – едва первый из бандитов получил стрелу в шею, как Роберто дал шпоры коню и погнал его, заставив развернуться чуть ли не на месте. Второй ошибкой было стрелять в разбойника, а не в коня. Лама получил стрелу в плечо, она, судя по тому, как воткнулась, пробила и кольчугу и дублет, но вошла недостаточно глубоко, да и не туда попала, чтобы убить.
Второй подельник Ламы оказался отчаянным парнем, он повернул коня в сторону стоявшего на обломках древней стены Хуана и схватился за шпагу. Первую стрелу он получил в грудь, вторую в лицо. Но потраченного на это Хуаном времени Роберто хватило, чтобы скрыться в зарослях кустарника.
Хуан не унывал – его конь, вороной мерейской породы, быстрый как ветер и злобный как тысяча хельвов, легко догонит беглеца. По крайней мере так ему казалось. Конь Лама оказался немногим хуже. Они неслись по ночной дороге, на которую Лама вывернул почти сразу. Луна давала достаточно света, чтобы надеяться, что лошадь не свернет себе шею прямо сейчас, азарт погони не давал ему остановиться. Пару раз он стрелял в Роберто, один раз вроде даже попал, но, похоже, без толку. Можно было подстрелить коня, но ему было жаль калечить такое животное.
- Страшно, ублюдок? – заорал он, стреляя еще раз. Не столько, чтобы убить, сколько чтобы напугать Роберто еще больше. Азарт всадника передавался коню, вороной пластался в беге, мало-помалу сокращая дистанцию.
Они влетели в лес, здесь дорога была хуже и Хуан придержал коня, ругаясь почем зря. Лучше потерять Роберто и заработок, чем лишиться вороного и свернуть себе шею.
Справа от дороги что-то звякнуло, Хуан перебросил лук в правую руку и выстрелил на звук совершенно не задумываясь. Судя по звону – во что-то попал, темнота отозвалась перзвоном. Он едва не выстрелил снова, но сдержался, съехал с дороги. В неверном лунном свете, приглушенном листвой, разглядел на ветвях огромного дерева множество колокольцев и лент, выругался. Из-за дерева с колокольчиками он потерял и стрелу и время.
У подножия дерева что-то лежало, но разбираться времени не было, он повернул коня и вернулся на дорогу. Некоторое время он ехал с закрытыми глазами, больше полагаясь на слух и чутье, чем на зрение, чтобы глаза стали чувствительнее и можно было хоть что-то разглядеть в темноте. В то, что раненный Роберто устроит ему засаду он верил слабо, Хуан был уверен, что Роберто смелый только против безоружных. Собственно, учитывая, что рыбака он прирезал во сне, побоявшись схлестнуться с крепким мужиком, было достаточным на его взгляд доказательством.
Он недобро ухмыльнулся. Какое, хельвам в жопу, удовольствие убивать спящего? Ладно на войне – если удалось подкрасться к часовому и бесшумно убить его, самое разумное тихо вырезать спящих. Но если убиваешь удовольствия ради? Не ради же денег Роберто убил нищего рыбака? Нет, Лама он не упустит, загонит ублюдка по кровавому следу. И выпотрошит похлеще, чем тот выпотрошил ребенка и жену рыбака.
Где-то впереди закричала лошадь. Не заржала, а именно закричала, такое бывает, когда встречаешь кавалерию пиками и бедная тварюга, получив пару локтей стали и дерева в грудь, понимает, что уже мертва, но умереть еще не успела.
Вороной заплясал, хрипя, роняя с губ клочья пены и внезапно ударил крупом так, что Хуан позорно свалился с седла, чуть не сломав руку. Вороной рванул прочь по своим собственным следам так, словно за ним волки гнались.
Хуан поднялся, охнул от прострелившей руку боли и пожелал вороному оторвать себе яйца об какой-нибудь куст. И тут же решил, что сперва догонит Лама, расправится с ним, а затем вернется и найдет коня. Никуда вороной не денется, да и в руки кому-нибудь другому он вряд ли дастся. Ну, а если его кто и поймает… Не жалко. В смысле того, кто поймает вороного.
При нем остался лук, колчан, в котором уцелели четыре стрелы, тесак и кинжал. Седельный меч конь уволок, но вряд ли он бы ему пригодился. Хуан размял ушибленное плечо и пошел вглубь леса. На коня Ламы он наткнулся шагов через четыреста.
На то, что от коня осталось – над трупом пировали четверо волков, на редкость здоровенных. Хуан вскинул лук, но, немного подумав, решил не связываться – звери нажрутся кониной и на него им будет наплевать, а вот вступать в схватку со стаей, пусть даже небольшой, глупость.
Он обошел волков по широкой дуге. Вожак оторвался от пиршества, посмотрел на него и растянул пасть в улыбке, глаза волка светились зеленым. В лунном свете это выглядело зловеще. Хуан усмехнулся в ответ и отсалютовал зверю луком. К его удивлению волк вернулся к трапезе.
Вскоре он наткнулся на следы. Глубоко вдавленные в мягкую, размокшую почву, они были весьма отчетливыми. Судя по следам Роберто теперь еще и хромал. Следы привели его к руинам. Сначала он вышел на мощеную камнем тропинку, на камнях которой то тут то там темнели капельки крови. Затем миновал остатки стены увидел окруженную изломанными колоннами башню. След из капель крови вел к ней.
Это его и обмануло – он шел к входу в башню, когда Роберто накинулся на него из-за колонны, рубанул, целясь в голову. Хуан успел прикрыться луком, правой рукой хватая рукоять тесака. Тяжелая шпага перебила плечо лука, несильно задела его по лицу. Роберто зарычал, словно зверь, рубанул снова. Но теперь против шпаги был тесак и кинжал. Хуан защитился, сам перешел в атаку, стремясь сорвать дистанцию. Левая рука Роберто висела плетью, но держался он неплохо. По крайней мере пока Хуан не достал его концом тесака в бедро, чуть ниже кольчуги и сразу же добавил кинжалом в запястье вооруженной руки. Лама выронил шпагу и упал на колено, вскрикнул. Хуан пнул его в грудь, опрокидывая на спину. А потом увидел выходящую из башни женщину…
Что было дальше он так и не смог вспомнить – попытки заканчивались жуткой головной болью и накатывающим страхом, до липкого, холодного пота.
Крестьяне нашли его на следующий день под деревом с колокольчиками, бесчувственного, в изодранной одежде, окровавленного. При нем нашлась голова Роберто Лама. Лицо Роберто выражало такой ужас, что крестьяне не осмелились к ней прикоснуться. Шея была измочалена, словно ее долго и неумело рубили, потратив на это с десяток ударов, а может и больше.
Кроме головы рядом с ним лежало копье с длинным широким наконечником, больше похожим на клинок старинного меча, выкованным из хельвской узорчатой стали, украшенной золотой насечкой.
Один из крестьян, видать самый отчаянный или глупый, решился плеснуть Хуану в лицо водой. В ответ наемник заорал так, что крестьяне едва не бросились наутек…
Из того, что ему говорили крестьяне, он понял только, что в лесу живет какой-то дух, могущественный, злой, но временами справедливый. И если уж дух отпустил его не только живым, но и с даром, то местные крестьяне его теперь чуть ли не святым почитают. Это, возможно, развеселило бы его, но он чувствовал себя так погано, словно неделю беспробудно пил, дрался и болел лихорадкой. Если бы не копье, на которое он мог опираться, он бы грохнулся не дойдя даже до границы леса.
Там, на границе леса, он увидел своего вороного, мирно щипавшего траву.
- Ваш конь, ваша милость? – поинтересовался отчаянный крестьянин, тот, что плеснул на него водой. – Ох и злющая скотина!
Он продемонстрировал укушенное предплечье, на котором расплывался здоровенный синяк.
Хуан подозвал коня, проверил подпругу. Вроде бы за ночь ничего плохого с животным не случилось.
- Помоги мне на него залезть. – Попросил он крестьянина. Крестьянин подсадил его, подал ему копье и улыбнулся. А потом вдруг охнул, уставившись в сторону леса.
Хуан посмотрел и увидел четырех здоровенных волков, смотревших прямо на него. Вожак, самый крупный, с коричневыми подпалинами на боках, снова растянул пасть в подобии улыбки, словно прощался. В этот момент де Ла Серна отчетливо понял, что больше ему в этот лес соваться не стоит.