Дева ножа

— Любит ли Семья исландерсов?

— Я этого не знаю; мне известно только, что они будут изгнаны с наших земель, кроме тех, которые погибнут здесь.

из протоколов допроса Темной Анны, Девы Ножа.

Я не знаю,

о чем вы хотите меня спрашивать.

Возможно, вы будете у меня

спрашивать то, о чем я вам не скажу

Я остановился и посмотрел на стража, что вытянулся по струнке при моем появлении. Видимо мой взгляд был очень красноречив. Он торопливо отставил в сторону копьё, отодвинул массивный засов и открыл обитые железом тяжёлые двери, которые вели к лестнице. Там внизу располагалась темница. Князь Ковардли обычно держал там много народу, но сегодня она была пуста. Почти пуста.

Там был один-единственный узник.

Точнее узница. И мне очень хотелось с ней поговорить до того, как она предстанет предо мной во время суда. Там уже не будет разговоров. Суд моего короля строг, честен и абсолютно справедлив. Я это знаю — ведь меня попросили возглавить этот суд.

— Прошу вас, Голос.

Я ступил на ступени. Коптящие факелы откидывали причудливые тени от них было больше тьмы чем света. Я неуверенно сделал очередной шаг — нащупывая следующую ступеньку. Если я тут навернусь, то это будет эпичное зрелище для обычных людей.

Голос Деда, который кувыркается словно простолюдин, а его плащ задран на уровень головы.

— Позвольте мне помочь вам.

Другой стражник схватил факел и торопливо обогнул меня. Теперь он шел впереди и мне было проще ориентироваться.

Мы спустились вниз, стражник вел меня вдоль пустых камер. Все они были маленькие и узкие и мне невольно становилось жалко людей, которые бывали здесь заперты по прихоти их хозяина. Ведь перед Дедом мы все равны. Хотя, но это только по слухам, для более благородных пленников князь держал более обширные и удобные покои с личными слугами.

Но вряд ли в его нынешней пленной есть хоть капля благородной крови.

— Вам сюда, Голос.

Это была последняя дверь в длинном коридоре. Стражник подёргал засов и испуганно на меня посмотрел:

— Будьте осторожны, Голос. Эта женщина... она... она сумасшедшая. Наш князь поместил её в удобные покои, но она пыталась выпрыгнуть из окна. Потом её заперли тут, но вчера она чуть не воткнула ложку в горло одного из стражей. Она расцарапала себе все лицо и пыталась кровью что-то писать на стене. Она больная — не знаю зачем она вам нужна.

— Это не важно, дитя моё. Дед и его Сын со мной.

Стражник сглотнул и толкнул дверь. Факел он держал так, словно собирался отбиваться от всех сил Тмави, что прятались там. В нос мне ударила целая волна запахов — гнили, застоялого воздуха, дерьма и мочи. И тухлый запах свернувшейся крови.

Я невольно поморщился, не самые приятные запахи на этом свете, и, сделал шаг заходя в камеру.

— Анна Темная, она же Дева ножа, жрица Тмави и Ведьма камня, — мой голос был тверд. — С вами пришел говорить Пьер Турновер. Я Голос Деда и его Сына на этих землях.

Ответом мне был смех, который резко перешёл в захлебывающийся кашель.

В углу зашевелилось то, что я в самом начале принял за груду старого тряпья. И только затем я увидел, как с каменного пола пытается подняться женщина. Она, закусив губу от боли, пыталась опереться на руки, которые все были исполосованы ударами кнута. Несколько пальцев на руке были сломаны и вывернуты в сторону. На мгновение я пришел в ужас, но затем вспомнил, что натворила эта женщина и жалость исчезла из моего сердца.

— Поднимись, когда с тобой говорят, дрянь, — стражник, недолго думая, ударил женщину ногой в живот, и та согнулась от дикой боли. Из рта вырвался сдавленный стон вперемешку со рвотой.

— Выйди, дитя моё.

— Но, Голос...

— Я сказал — выйди, — в моем голосе прозвучали металлические нотки и стражник, понурив голову, вышел из камеры.

— Исландерсы всегда умели обращаться с женщинами.

Голос Анны был глухим, словно она выталкивала слова из себя с большой силой.

— Это слуга князя Ковардли. Он ваш земляк — не мой... Люди моего короля не обращаются так с пленными. Тем более с женщинами.

— О правде говорившего можно судить по тому, с кем он заключил союз.

Я рассмеялся:

— Это только союз.

— Но заключая его — ты уравниваешь себя с союзниками.

Эти слова прозвучали как пощёчина. Я дёрнулся. Эта женщина порочила моего короля. Безумица.

С протяжным вздохом Анна поднялась и прислонилась к стене. Её тело сотрясала огромная дрожь, словно на плечи обрушилась вся тяжесть мира. Длинные светлые волосы, спутанные безобразными колтунами, лежали вдоль плеч. Она так и не обернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Мы и сами не лучше вас... Когда-то мы поверили вам, а вам были нужны только наши земли.

— Они принадлежат моему королю по праву. И это право даровано ему Дедом. Право сильного.

— Ложь.

Анна развернулась ко мне. Этот выплеск ярости словно предал ей сил.

— Это наши земли. И они принадлежат нам. Мать сошла ко мне, окутала своей любовью и сказала, что исландерсы не должны распоряжаться у нас как у себя дома. Что наш князь Асмандир должен вернуться из изгнания и взойти на трон.

— То, что вы говорите это ересь и безумие, — прошипел я. — Ваш князь изгнан, а Мать не может пойти супротив Деда. Ибо она ниже его.

— Мать стоит вровень с Дедом!

Меня продрал мороз от этого выкрика. Я взглянул в глаза Анны и содрогнулся. Столько в них было ярости.

Ярости, гнева и злости.

Но в них не было безумия.

***

На столе стояло блюдо с нарезанными фруктами. Я протянул руку и взял яблоко. Откусил от него кусок и перевел взгляд на князя. Тот вальяжно расположился на кресле, отхлебывал из кубка вино и насмешливо посматривал на меня.

— Стража доложила мне, что вы спускались к моему товару. Оценили?

— Да. И должен вам сказать, что она выглядит слегка потрёпанной.

Ковардли рассмеялся:

— С моими земляками иначе нельзя, Голос. Они слишком тупы, невежественны и очень однобоко мыслят. С ним надо быть очень суровыми. Только когда начинаешь выбивать из них дурь — в их пустых головах начинает дребезжать хоть какая-то мысль. А эта Анна вобрала в себя весь гонор и самомнение этого народа.

Я приподнял бровь.

— Этого народа? Вы же называете их своими земляками?

Князь отставил кубок в сторону:

— Мы земляки волей случая. Мне не повезло родиться здесь, но хоть повезло, что я не простолюдин. Иначе было бы совсем тоскливо.

Я откусил от яблока другой кусок.

— Вынужден сказать, что мы были удивлены. Ваше письмо вызвало много споров при дворе моего короля. Мы очень долго были уверены, что это шутка.

— И что же вас убедило?

— Десять тысяч золотых монет. Это очень внушительная сумма. С такими деньгами способен шутить только идиот. А вы на него не похожи.

Князь Ковардли громко расхохотался. Он откинул голову, а его тело сотрясало судороги смеха.

— Вы правы, Голос, — наконец сказал князь успокоившись. — Только идиот способен шутить с такими деньгами. А я очень предприимчивый человек. И шутить, слава Деду, не умею. Хотя товар и достался мне просто — я прекрасно знал тех, кто даст мне хорошую цену. Князь Асмандир? Несмотря на княжий титул — он голодранец. У него за душой нет ни гроша. Только венец, что украшает пустую голову. А вот король исландерсов сможет заплатить достойную цену. И как видите — я не ошибся.

Он встал и подошёл к стене, которую украшали его охотничьи трофеи. Несколько кабаньих голов, массивная голова медведя, разинутые пасти трёх тигров бело-черного окраса.

— Эта война идёт слишком долго и конца ей не видно... Сто тринадцать лет кровавых боев, опустошённых земель и смерти множества благородных мужей. Целые семьи погибли и сколько их ещё погибнет, если не прекратить все это. А я, как и говорил, человек предприимчивый и эта война не идёт на пользу моей казне. А значит эта война должна прекратиться...

— Я с вами согласен, — вставил я, догрызая яблоко.

Ковардли провел рукой по тигриной голове:

— Вспомните только этот фарс, что ваши летописцы окрестили «Битвой за рыбный обоз». Благородная кровь славно удобрила земли за селедочную чешую и рыбьи кости. Сколько там сложило голову? Сто? Двести человек? И что это дало для нашей земли? Что принесло?

Князь повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза:

— Я слышал, и вы понесли потери? Армия этой бунтовщицы захватила земли, что так любезно подарил вам ваш король.

— Это несущественно, — с трудом сказал я. — Моё призвание служить Деду. Быть его Голосом на земле. Это такая честь, что с ней не сравнятся все блага смертных.

Ковардли усмехнулся, словно давая понять, что он оценил мою неуклюжую ложь.

Ах, какие виноградники я разбил на этих землях. И какое вино собирался поставлять на остров.

И все мои честолюбивые планы пошли прахом.

***

Я встал посредине камеры.

— Я пришел говорить с вами, а не ругаться.

Анна тихо сползла вдоль стены. Видно, что силы оставили её и ноги больше не держали.

— Зачем? — только и сказала она. — Вы уже вынесли свой приговор до суда, а о большем мне с вами говорить незачем. Я не знаю, о чем вы хотите меня спрашивать. Возможно, вы будете у меня спрашивать то, о чем я вам не скажу.

— Я хотел только спросить — зачем вы выступили против моего короля? Он принес мир на ваши земли. Война должна прекратиться.

— Война должна прекратиться, — словно эхо откликнулась Темная Анна. — И она прекратится, когда последний исландерс покинет эти земли. И власть нашего князя снова скрепит земли, что сейчас в руках предателей и чужеземцев.

— Кто вам сказал это?

— Мне сказала про это Мать, когда явилась ко мне. Когда я почувствовала её любовь и услышала её голос.

Пусть сражаются мужи,

и Семья подаст им победу!..

— Анна, Анна... Госпожа моя...

Девушка дернулась и проснулась. У входа в шатер замер Петтер — её знаменосец. Молодой парень тринадцати лет. Шапка темных волос, высокие скулы и острый нос. Ясные зелёные глаза. Лоб изуродован страшным шрамом, который он получил во время боя. Упрям до отвращения и по-собачьи предан. Иногда Анне казалось, что она может приказать ему броситься со скалы и он без колебаний выполнит этот приказ.

— Что случилось?

— Княжьи люди прибыли. Говорят, что они не в духе и тебя звать велели. Сердятся очень, туда-сюда ходят и ругаются так, что слушать страшно. Я их услышал и сразу сюда побежал. Предупредить и позвать.

Анна со стоном поднялась с лежанки. Болело все тело — начиная от макушки и заканчивая пальцами на ногах. Нет. Она никогда не привыкнет к полевой жизни. Видимо, Мать ошиблась, когда выбрала её.

Она слишком слаба.

— Где они?

— Туточки — встали посередь лагеря.

Анна накинула плащ и поспешила за Петтером.

Сколько ещё проблем способны доставить эти люди? Она же совсем недавно говорила с ними и согласовала план атаки на силы исландерсов. И вот опять... Как же она устала.

— Вы имеете привычку опаздывать.

— Я спала. И вас сегодня не ждала.

Ананд, княжий побратим, грузно засопел и уставился на Анну единственным глазом. Второй скрывала повязка. Анна твердо посмотрела в этот единственный, налитый кровью, глаз и вскоре Ананд отвернулся.

— Если бы тебя не любили простые воины, Дева ножа, то я...

— То ты — что? — чуть не задохнулась Анна.

Ананд почесал в затылке и не ответил. Вместо него заговорил другой. Олаф — высокий, стройный, светловолосый, одетый в новую кольчугу. Он был правой рукой князя, и обычно его слово имело тот же вес.

— Не обижайся, Анна. Мы были в пути всю ночь и очень устали. И у нас очень тревожные вести.

— Это какие же?

Олаф запустил пальцы в свою шевелюру и взлохматил её ещё больше:

— Князь Ковардли открыто примкнул к королю исландерсов. Он выдвинул свои войска и уже успел сжечь несколько деревень на своем пути. Именно те — в которых мы собирались отдохнуть и пополнить запасы.

— Трусливое отродье.

Анна тяжело вздохнула. Гнев буквально душил её. Ещё совсем недавно Ковардли был при дворе князя Асмандира, где она его и увидела. Весь такой важный, гладкий, как речной камень и словно бы скользкий. Анне он сразу не понравился и, как она теперь понимала, это было верное впечатление.

— В старину таких предателей казнили самым простым способом. Навязывали к шее камень побольше и отправляли поплавать. Грехи сразу тянули ко дну мерзавцев.

— Да просто отрубить ему голову и дело с концом. Камень ему ещё искать.

— Тихо, — Анна взмахнула рукой и разговоры сразу стихли. — Где он сейчас?

Олаф задумался, закусив губу.

— По последним известиям он остановился возле старого Дома Семьи. Расставил дозоры и словно ждёт кого-то.

— Тот самый Дом, — негромко уточнил Ананд.

— Нас он ждёт, — тихо сказала Анна. — куда бы мы сейчас не пошли — этот Дом нам не миновать. Его возвели ещё при Келде и там её сын надел княжий венец на голову. И там все наши князья приносили клятву перед ликами Деда, Матери, Сына и Дочери. И нам нужно провести князя Асмандира туда. Тогда вся наша земля признает — пришел истинный князь. Впервые за сто лет. И Семья нам поможет.

Слушавшие её воины взревели, подняв к небу мечи.

***

Нож в руке лежал твердо.

Анна стояла на коленях перед Камнем Матери и смотрела прямо в глаза вырубленному лику. Неизвестный творец всего несколькими ударами сумел предать лицу твердость, которая плавно перетекала в мягкость. Суровость, в которой проблескивала любовь. Нежность, что становилась силой.

— Прошу тебя, дай мне ответ. Здесь, перед местом твоей силы, твой власти — я жду его.

Нож поднялся выше и через мгновение обрушился на второю руку. Кожа расступилась под напором крови, и ещё через два удара сердца трава возле Камня имела неприятный багровый оттенок вместо привычного зелёного.

— Я глина в твоих руках. Я сосуд под твои мысли. Я готова выполнить все, что ты мне скажешь.

Нож упал на землю, Анна вцепилась в левую руку, старясь остановить кровь. Стараясь не дать себе вытечь целиком на святую для неё землю.

— То, что ты просила — я выполнила. Армия, верная твоему сыну — собрана. Исландерсы бегут с тех земель, что уже считали своим. Твои дети идут от победы к победе. Скоро единственный князь войдёт в Дом и на его чело возложат венец.

Анна почувствовала слабость, что подступила к ней. В глазах двоилось, а в ушах раздавался странный шум. Словно море в гневе билось об прибрежные скалы.

— Ты пришла ко мне. Я этого не просила, Мать. Но ты пришла, и я пошла за твоим зовом. Как теперь идут многие. А я только хочу опять услышать твой голос. Узнать, что я все делаю правильно. Я хочу услышать твою похвалу, Мать. Ответь же мне. Зачем ты оставила меня?

Анна упала на землю, которую так щедро напоила своей кровью.

Голос Матери оставил её. Она теперь словно сирота, одна на этой земле.

анна... анна...

Анна поднялась. Слезы высохли на её глазах.

анна... дочь моя... я всегда рядом с тобой...

— Мать? — словно, не веря себе прошептала Анна. — Мать... Мама.

***

Кони горячились, но продолжали слушаться рук своих хозяев. Анна огляделась и увидела лагерь предателя. Он расположился довольно удачно — успев насыпать высокие холмы и выкопав глубокие рвы, дно которых украшали тонкие колья, что готовы вонзиться в тело врага. Возле выставленных ворот бродили стражи и оставалось надеяться, что они не заметят всадников.

— Сам Ковардли расположился там, — Олаф ткнул пальцем куда-то в сторону холма. — Если мы нападем сейчас, то у нас есть все шансы на победу. Он нас не ждёт. А через седмицу сюда прибудет князь Асмандир. К этому моменту Дом Семьи будет наш.

Анна, закусив губу, рассматривала поле, что сейчас было перед ней. Рука, порезанная перед Камнем, ещё болела, но стянутая чистой тканью и смазанная целебным зельем — не так сильно. Она ещё могла держать меч в этой руке.

— А если это ловушка? — Ананд грузно сидел на коне и мрачно на всех поглядывал.

— Семья с нами.

— Семья Семьей, но у Ковардли больше воинов чем у нас. Если он нас ждёт, то это будет бойня. Мы проиграем даже не начав. И вместе с нами — проиграет наш князь.

— Пусть сражаются мужи, и Семья подаст им победу!..

Голос Анны был звонок. Она выехала вперед. Рядом с ней был только Петтер, что держал в руках развивающееся знамя с ликом Матери на нем.

Замолчали все.

— Мы можем долго стоять здесь и пререкаться, а Ковардли в это время будет смеяться над нами в своем шатре. Мы можем спорить до хрипоты, а в это время исландерсы соберутся с силами и пойдут по нашим землям огнем и мечом, — Анна перевела дух и посмотрела на подошедших ближе воинов. — А ещё мы можем пойти туда и взять нашу победу.

Она развернула коня и тот взвился на дыбы. В руках у Девы был меч.

— Все, кто любит меня — за мной!

Если нет, да будет угодно Семье укрепить во мне эту веру,

если же да, пусть Мать ее поддержит во мне.

Я наклонился и с интересом уставился на Темную Анну, что сейчас стояла посреди зала с гордо поднятой головой. Её успели подлечить перед тем, как доставить на глаза суду и всем собравшимся, наблюдать за действием этого суда.

Сейчас она совсем не напоминала ту избитую женщину из темницы. Хотя её гордость, стать и наглость остались при ней.

На мгновение я почувствовал уважение к этой женщине. Она знала, что с ней будет и в то же время не собиралась молить о прощении. Хотя мой король твердо заявил, что помилует Ведьму Камня — если она на коленях раскается в своих грехах и признает его единственным владыкой земель.

Когда я озвучил эти разумные требования, то Анна рассмеялась мне прямо в лицо. Она хохотала так долго, что собравшиеся люди начали перешептываться между собой.

— Простите, но это была самая лучшая шутка, что я слышала в жизни.

И она снова захохотала.

— Ведьма.

— Отродье Тмави.

Я посмотрел на своих помощников и увидел испуг на их лицах. Они были готовы покинуть зал, чтобы безумие этой женщины не коснулось их.

— Спокойствие, спокойствие... Тишина в зале суда!

Под суд мой король выделил просторные зал в своей летней резиденции. Чтобы каждый мог войти и послушать, но сейчас мне казалось, что он совершил гигантскую ошибку. Слишком много народа набилось в этот зал и атмосфера тут была мрачна. Словно летом, когда ты чувствуешь, что через несколько ударов сердца грянет гром и сильнейший шторм обрушится на берег.

Смывая причалы, дома, людей.

Анна прекратила смеяться и теперь смотрела мне в глаза. В её взгляде не было весёлости. Я читал в нем ненависть и глубокое отвращение ко всем, кто сейчас глазел на неё.

— Начнем. Представьтесь суду.

— Моё имя Анна.

— Вы та самая Анна, которую ещё называют Темная Анна, Дева ножа, ведьма Камня, жрица Тмави?

Анна улыбнулась.

— Да. Меня называют Девой ножа... мои друзья и союзники. Мои верные сторонники, которые, как и я, вас ненавидят всем сердцем. А вот ведьмой или жрицей Тмави я являюсь не больше, чем бледная женщина, что сидит рядом с вашим королем, — она подняла руки и ткнула пальцем в картину, что украшала стены суда.

— Ведьма.

— Как она смеет!

— Вырвать ей язык!!

— Тихо!!! — закричал я, ударив кулаком по столу. — Соблюдать тишину. А вам, Темная Анна, я выношу предупреждение. Запрещено и наказуемо оскорблять королевскую семью. Тем более выдвигать обвинения в том, что королева связана с колдовством.

Как сейчас был бы полезен кухонный молоток, которым мясник придает нежности своему товару. Если тут будет постоянный крик, то под конец суда у меня на кулаке синяк останется. Да и сейчас рука ныла от сильного удара.

— Это ваши короли — не мои, — Анна пожала чуть перекошенными плечами и оскалилась в улыбке. Сразу было видно, что ей в темнице успели выбить не один зуб. — Я им ничего не должна.

— И все же — ваша судьба в их руках.

— Моя судьба в руках Семьи, и если Мать решила, что я все выполнила под этим небом, то я готова.

Я рассмеялся:

— Готовы умереть?

Анна наклонила голову и из-под своих волос метнула на меня гневный взгляд.

— А вы, Голос, разве не готовы? Не готовы умереть ради своего острова, своего короля или ради Семьи от чего имени вы вещаете?

Я смешался. Послышались короткие смешки, и я зло посмотрел в зал, стремясь понять — кто сейчас смеялся надо мной.

— Речь идёт не обо мне — речь о вас и ваших преступлениях. О преступлениях перед народом, Семьей и вашим королем.

Анна огляделась. На её лице застыла маска полного недоумения:

— Здесь моего народа нет. Он остался там, и он верит мне, а не вам. Семью я не предавала и Мать, которая говорила со мной — это подтвердила. А слово верности я дала князю Асмандиру, а не вашему королю. И от этого слова я не отрекаюсь перед вашим судом.

Зал взорвался. Множество людей говорили, кричали, вопили, тыкали пальцем в пленницу и совсем не собирались слушать призыва к порядку. Мне пришлось повысить голос, чтобы меня услышала стража и вывела пленницу из зала.

— Это будет трудная и долгая неделя, — раздался голос моего помощника за спиной.

Я вытер пот и почувствовал необъяснимую слабость во всем теле. Я был с ним согласен.

***

Новая камера Темной Анны едва ли отличалось от той, что предоставил ей князь Ковардли. Единственным отличием было то, что мой король поместил пленницу на вершину башни. Окна украшали толстые решетки — так что вряд ли ей удастся покончить с собой.

— Вы ещё не наговорились в зале суда? — голос был холоден и полон презрения.

Я замер в дверях. Потом медленно прошел по камере и уселся на кровать. Сама Анна предпочитала сидеть возле стены, где уже успела выцарапать четыре лика Семьи. Я невольно поморщился и решил поговорить об этом со стражей попозже. Ведьма не имела права порочить Светлые Лики. Она лишена их покровительства.

— Вы ведёте себя непозволительно нагло для своего положения.

Несколько часов назад я говорил со своим королем. Он был зол. Он был в гневе. Он упрекал меня в том, что эта ведьма играет со мной и смеется надо мной. А значит смеется и над ним. А он не любит, когда над ним смеется наглая простолюдинка. Это значит, что он недостаточно силен и многие почуют эту его слабость. А значит будет удар в спину.

Так что я должен как можно быстрее разобраться с этой проблемой, а он соберет новые войска и разобьёт сброд князя Асмандира, который покусился на его власть.

Власть, что даровала Небесная Семья.

— Ничего не могу с собой поделать, — Анна дерзко сверкнула на меня глазами. — Ещё наш сельский Голос уверял, что меня до беды доведет мой длинный язык. Видимо он прав, но уже поздно себя переделывать — правда?

— Вас ждёт костер.

Анна содрогнулась, а потом твердо подняла голову:

— Пусть я сгорю на земле — вы же вечно будете гореть на том свете.

***

Стук снова призвал зал к спокойствию.

— Значит вы утверждаете, что небесная Мать снизошла с небес и призвала вас явиться ко двору изгнанного князя Асмандира. Там вы должны были убедить его, что в его праве требовать земли, что по закону принадлежат короне исландерсов.

Анна твердо стояла на ногах и с лёгким презрением оглядывала зал. Её рот кривился в усмешке, когда она рассматривала драгоценности, которыми был украшен зал. Я же откинулся на кресле и теперь с нетерпением ожидал ответа на свой вопрос.

— Утверждаю.

— И князь Асмандир поверил вам?

— Я передала ему слова Матери. То, что она сказала мне для него. Для него это было достаточно — он поверил мне и принял меня.

— Вы можете сказать нам эти слова?

Анна повернулась к моему столу. На её лице пылала ярость.

— Разумеется не смогу. Эти слова предназначались не вам.

— Но вы можете мне их сказать. Я Голос Деда на этой земле.

Анна рассмеялась:

— Вас назначили люди и говорите вы словами людей, что дали вам эту должность, а со мной говорила сама Мать. И вы думаете, что я доверю вам её слова?

В зале раздался одинокий смешок — я почувствовал себя уязвленным опять.

Шел четвертый день суда, и с каждым днём Темная Анна все больше и больше насмехалась надо мной. С каждым ударом сердце мне хотелось выгнать всех людей, что столпились в зале и ловили каждое слово этой ведьмы. Она словно околдовывала их.

Ко мне подошёл один из помощников и протянул плотный лист бумаги, покрытый тонкими строчками букв. Несколько минут я вглядывался в это послание, а потом расплылся в улыбке.

— У меня перед глазами выписка из родовой книги вашей деревни.

Анна пожала плечами и отвернулась.

— Здесь сказано, что вы дочь безродного крестьянина и дворовой кухарки, — я приподнялся с кресла и почти тыкал пальцем в эту ведьму. — Вы низших кровей, кто дал вам право брать в руки оружие и вести за собой людей? Вы поставили себя на одну ступень с людьми благородной крови? Это ли не дерзость — ибо Дед говорил, что каждому уготована своя участь и нельзя её переступить, не пошатнув устои Семьи.

— Да — я родилась в семье крестьянина, — спокойно сказала Анна. — В семье не благородных кровей, но чтящих Семью и любящих свою землю. И именно из-за любви к своей земле я и взяла в руки меч. Небесная Мать дала мне на то свое разрешение. А вы сами, Голос? Вы родились в семье с благородными корнями и родовитыми предками?

— К чему вы это ведёте? — слегка растерялся я.

— Ну, наверно, вы родились во дворце, с серебряной ложкой во рту — раз вы сейчас носите столь дорогие одежды и ваши руки украшены перстнями с большими камнями.

Я вспыхнул.

Негодная девчонка била точно в цель. Откуда она могла знать, что я родился в семье разорившегося торговца? Что только моя страсть к учебе позволила мне пойти по духовной линии? Что я всеми силами старался забыть про голодное детство и своих родственников?

— Вы утверждаете, — тихо сказал я, — что именно Семья призвала вас бороться против нас? Значит ты веришь в свое признание по милости Семьи?

На мгновение Анна смутилась. Я же улыбнулся — понимая, что загнал её в ловушку.

— Если нет, — тихо сказал она, — да будет угодно Семье укрепить во мне эту веру, если же да, пусть Мать ее поддержит во мне.

Оно побывало в самом пылу битв,

и я нашла справедливым дать ему почетное место

Дом Семьи им удалось отбить только после второй атаки. Олаф провел удачную вылазку и обрушил свои силы на ряды князя Ковардли. Те продержались ровно три удара сердца, а затем побежали. Следом неслась конница, которую возглавлял Ананд. Они подгоняли беглецов ударами мечей и копий.

Анна же в этот момент прислонилась к брошенной телеге и с надрывом дышала. Тяжёлая стрела с гусиным оперением нашла крохотную дырочку в её кольчуге и впилась трёхгранным наконечником в плоть девушки. Хорошо, что это было только плечо, плохо что это было плечо той самой руки, что дала кровь для Камня Матери. Теперь боль волнами захлестывала девушку, и она с трудом сдерживала стон, который прорывался сквозь сильно сжатые зубы.

Она сломала стрелу и заорала — выпуская из себя скопившуюся боль.

— Лекаря, лекаря сюда, — надрывался Петтер. — Лекаря!

Её верный знаменосец стоял рядом, все ещё крепко сжимая стяг с ликом Матери. И ему самому не помешал бы лекарь. Парень прижимал руку боку и было видно, как сквозь пальцы сочится кровь.

— Да не ори ты так, — поморщилась Анна. — Голос сорвешь.

— Лекаря!

Послышались приближающиеся голоса.

— Вон она... я её вижу.

— Найди лекаря — хоть из-под земли его достань, но он нужен здесь срочно.

К Анне подбежали люди и бережно уложили её на землю. Петтер перестал орать и, скосив глаза, она увидела, как его перевязывают. Кровь пятнами проявлялась на ткани, но уже не текла так сильно.

С ней дела обстояли гораздо хуже.

Предстояло сначала снять кольчугу, а уже потом заняться обломком стрелы, что торчал из её тела.

— Да как же так? — Олаф держал её голову на коленях и с нежностью вытирал кровь с лица чистой тряпицей. — Я же следил... Я же беречь тебя должен.

— Боишься, что помру?

— Не говори так, — рассердился Олаф. — Ты будешь жить. Слишком много на нашей земле исландерсов. У тебя ещё очень много работы впереди.

Острая боль пронизывала плечо, и на мгновение Анна провалилась в темноту. Словно она только закрыла глаза, а её уже успели отнести в шатер, который Ковардли поспешно оставил, спасая свою жалкую шкуру от неминуемой кары. Отнесли, успели снять кольчугу и вытащить обломок стрелы. Теперь лекарь промывал рану, а Анна тихонько шипела, стараясь этим унять жгучую боль.

— Жить будете.

Голос лекаря доносился словно из какой-то неведомой дали. Анна благодарно ему улыбнулась и уснула.

анна... анна... дочь моя... проснись...

Утро наступило сразу. Анна открыла глаза и безмолвно рассматривала полог шатра. Потом поднялась, перешагнула через спавшего рядом Петтера и вышла на воздух, когда в небе появились первые лучи восходившего солнца. Они ненадолго прогнали темноту и на мгновение стало теплее. Рука была тщательно перевязана и привязана к телу. Свободной оставалась только ладонь.

Анна шла по вчерашнему месту битвы. Видимо, вчера все дико устали, и никто так и не озаботился уборкой трупов. Они так и лежали там, где их настигла смерть. Анна прошла мимо двух тел. Погибшие вцепились друг в друга так, что даже смерть настигла их одновременно. Они продолжали держать горло врага уже холодными пальцами.

— Анна, — к ней подбежал заспанный Олаф. Он отчаянно зевал и было видно, что он только-только открыл глаза. — Ты должна лежать. Если рана снова откроется — тебе будет плохо.

— Мы победили, — тихо сказала девушка.

— Да, — хвастливо заявил Олаф. — Я сам, лично, срубил троих. Пытался догнать Ковардли, но он скрылся в лесу. Трусливая собака. Но ничего... я ещё до него доберусь.

— А наши потери?

Олаф пристыжено опустил голову.

— Мы... мы не считали ещё. Но я знаю только одно — вчера погиб Ананд. Ему не повезло. Стрела в горло, и он захлебнулся кровью раньше, чем лекарь добрался до него.

Анна вытащил нож и со всей силы разрезала себе ладонь. Кровь хлынула на землю.

анна... дочь моя... ты все делаешь верно...

— Это нож Матери. А я её Голос. И этим ножом, и своей кровь я заклинаю эту землю.

Слова сами находили себе дорогу. Анна подняла глаза к восходящему солнцу и сжала кулак.

— Да не ступит тут больше нога врага. Да останется она навсегда под началом тех людей, что жили здесь всегда, возделывали эту землю и ухаживали за ней. Да правит здесь вечно род князя Асмандира.

***

Князь Асмандир повернулся и посмотрел Анне в глаза.

— Два Голоса? — тихо сказал он. — Ты говоришь, что два Голоса должны возложить мне венец на голову?

— Да, мой князь, — девушка поклонилась и на мгновение её повело. Она почувствовала, как дурнота подкатывает к её горлу.

— Тихо, тихо, — князь успел её подхватить и теперь тревожно заглядывал ей в лицо. — Ты после такой раны... нельзя же так. Дай себе хотя бы день покоя.

Анна сухо сглотнула.

— Покой, мой князь, наступит только тогда, когда последний исландерс перестанет топтать нашу землю.

— Верно, верно, — пробурчал князь и тут же вернулся к прошлому вопросу. — Но два Голоса?.. Всегда же один был?

— Здесь когда-то стояли вторые Фискуры. И княгиня Келда построила тут Дом Семьи. Это самый старый Дом на наших землях. И пусть Фискуры давно сгорели — именно сюда приходят все, кто готов возложить венец Лейва на свою голову.

— Я это знаю, — грубо поторопил её князь.

Анна задумалась на целый удар сердца.

— Мать снизошла ко мне, — тихо сказала она. — Мать, а не Дед. Мать даровала нам победы, и её волей мы освободили почти все наши земли. И будет справедливо, если и Голос Матери на нашей земле возложит венец на голову первого князя.

— Но что скажут люди? Ты собралась нарушить традиции, которым не один десяток лет?

— Люди так долго ждали своего князя, что они это примут.

***

Олаф оглядел Дом. Потом обернулся и с подозрением уставился на Анну. Девушка невольно хмыкнула — уже заранее зная его вопрос.

— Скажи, а зачем ты внесла сюда свое знамя?

Анна тихонько рассмеялась:

— Оно побывало в самом пылу битв, и я нашла справедливым дать ему почетное место. В конце концов — люди видели его, когда шли в бой — так почему им не видеть его сейчас, когда мы победили?

Олаф подхватил смех.

— Знаешь. А мне нравится твоя идея. Надо будет обсудить с князем — что знамена должны входить в Дом Семьи наравне с теми, кто одержал победу.

Я уже достаточно вам говорила,

что ничего не делала, кроме как по указанию Матери

— Анна Темная. Она же Дева Ножа и Ведьма Камня.

Мой голос на мгновение сорвался, но я сделал вид, что закашлял и через несколько ударов сердца продолжил:

— Судом было рассмотрено ваше дело, и вы были признаны виновной по всем пунктам обвинения. Вы предали своего короля, что правит своими землями мудро и справедливо. Вы обвиняетесь в том, что силой оружия привели на трон самозванца. В том, что нападали и убивали слуг своего короля.

Я прервался и посмотрел на Анну. Она стояла твердо и в её взгляде плавало уже привычное для меня презрение.

— В том, что клевещете и себе приписываете слова Небесной Семьи, что заставляете почитать Мать паче Деда.

Анна рассмеялась.

— В том, что обратились к колдовству и темной магии и тем самым нанесли страшное горе всем людям, что живут на этих землях. Что вы брали в руки нож и резали себе руку — а кровью скрепляли страшное зло, которое вы напускали на людей. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Я уже достаточно вам говорила, что ничего не делала, кроме как по указанию Матери. И это будут мои последние слова.

В зале поднялся ропот. Я поднял руку и шум стих.

— В нашем безграничном сострадании и любви — мы даём тебе последний шанс одуматься. Принести слова прощения перед судом и своим королем. Признать себя неправой в том, что заблудшие люди думают, что вы посланы Семьей.

Анна подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза:

— Я не знаю, верят ли они в это, и я оставлю это на их совесть; но, если они этому и не верят, я все же послана Семьей.

Голос прозвучал звонко и казалось, что он полностью окутал собой зал. Я встряхнул головой, стремясь сбросить с себя это наваждение.

— Тогда нам остаётся только одно — мы приговариваем вас к сожжению на костре.

Ибо служение Небесной Семье я ставлю впереди всего

Её встречала ликующая толпа. Она въехала в Аксельград словно княжна.

И люди, что вышли ей на встречу любили её.

— Дева... Дева ножа.

— Посланница Семьи!!!

— Изгнанница исландерсов!

— Победительница!!

— Дева... Дева ножа.

Люди бросали ей цветы, матери стремились подсадить детей к ней на коня, чтобы её удача коснулась их.

Олаф ехал рядом и улыбался словно кот, который объелся ворованной сметаной.

— Ты уже стала легендой, — только и сказал он.

Анна только растерянно улыбалась и старалась улыбнуться, помахать рукой или просто кивнуть каждому лицу в этой толпе. Но людей было слишком много, и она испугалась. Девушке казалась, что это толпа в порыве своей любви опрокинет и просто затопчет её.

— Мне это не нужно, — беспомощно сказал она. — Я просто хочу уйти в маленький Дом и там дальше служить Матери. Ибо служение Небесной Семье я ставлю впереди всего.

— Это нужно им. Слишком много они потеряли в этой войне и вот ты вернула им... Нет ни князя, — Олаф на мгновение замолчал. — Ты вернула им надежду. Надежду, что они могут победить. И теперь они готовы к победе.

Олаф оглядел ликующее море.

— Если ты уйдешь — я пойму. Но не поймут они. Ты нужна им — Дева ножа.

Эпилог

Костер сложили в центре площади. Несколько десятков стражей стояло наготове, чтобы не дать зрителям, зевакам и просто прохожим подойти ближе к месту казни. А люди все прибывали и прибывали, и вскоре целое море бушевало возле дров и помоста, на который должны были ввести преступницу.

Анну привезли ближе к полудню. Она лежала в телеге не в силах собраться и встать. На голову её натянули колпак и оставалась только слушать гневные и оскорбительные выкрики собравшейся толпы. Они оглушали её, не давали собраться с духом перед последним шагом.

Через несколько ударов сердца к ней подошёл палач и сдернул с головы колпак. Анна беспомощно начала щуриться, пытаясь оглядеться. Но ей не дали на это времени. Тычками её погнали к костру.

— Ведьма, — визгливо прокричал какой-то голос.

Эти слова словно были командой, которую толпа ждала. В девушку полетели мятые помидоры, тухлые яйца, с гнильцой яблоки. Какая-то женщина выскочила перед ней и плюнула Анне в лицо. Слюна стекала по щеке, но Дева ножа не стирала этот след. Она вообще не уворачивалась, не плакала, не проклинала окружающих. Словом, не делала того, что толпа от неё ожидала.

Она просто шла. Не глядя по сторонам и с гордо поднятой головой.

— Ведьма... Тварь... Отродье Тмави...

Анну затолкали на костер и, заведя руки за столб, крепко привязали. Она засмеялась. Куда ей бежать? Вокруг только враги — те, кого она ненавидела всем сердцем.

— Лики, — вдруг крикнула она в толпу. — Покажите мне Лики Семьи.

— Ведьма... Отродье...

— Покажите хоть Лик Матери.

Но её никто не слушал, а через несколько ударов сердца палач поднес к сухому хворосту факел.

И тогда Анна закричала...

июль-август 2021 г

г. Томск